Критские каникулы

Небо восхитительно отсвечивает свинцом, и холодная морось приятно освежает. Забавная девушка так смешно и неуклюже отдавила мне в метро ногу, а милая старушка – хи-хи – пихнула локтём, когда продиралась к выходу. Сейчас я мечусь по квартире, а за окном вдохновлённо поют мартовские коты, да и в звонком голосочке соседского ребёнка впервые за год я слышу ангельскую увертюру. Ребят, я не сошла с ума. Я просто вышла в отпуск!

Вот вы когда-нибудь были на Крите? Да ладно? Совсем-совсем? Даже транзитом из Египта? А как же лабиринт минотавра? Дворец Миноса и ласковое Ионическое море? Не может быть!

Вот и я тоже никогда там не была. О, Крит! Жди меня.

Наконец-то вещи упакованы, все вопросы улажены, и счастливая я ложусь спать. Завтра, уже завтра меня согреет волшебное солнце Крита. О дивный, дивный остров, приснись же мне!

* * *

Темно. Сажусь на постели, недоумевая. Я уже открыла глаза, или нет? На всякий случай зажмуриваюсь, а затем открываю веки пальцами. Эй, а где фонари за окном? Где вообще сам оконный просвет? И что это за – бр-р! – кап-кап? Какие ещё "Кап-кап"?! О, нет!

Подрываюсь, бегу в ванную, поскальзываюсь на каменной глади пола. Бум-с. Искры из глаз. Что это? Шарю рукой. Дверь. Удивительно низкая дверь. Да плевать, лишь бы соседей сейчас не затопить. С усилием, но дверь поддаётся.

За ней — тусклый, мерцающий свет. Я выпадаю в длинный коридор с низкими сводами, освещёнными лишь чадящими масляными лампами. Почти напротив моей двери, чуть слева, на ржавых цепях безжизненно свисает измождённый человек. Над ним нечто вроде рукомойника, из которого — капля за каплей – как-кап — капает вода на склонённую мокрую голову.

Уф-ф. Я не затопила соседей!

Стоп, а… Где я? Что это… Бли-и-ин!

Мой вопль, многократно отражаясь, усиливается акустикой стен. Когда же он всё-таки затихает, из глубины бесконечного коридора раздаются шаги...

Две сутулые тени, похожие на крыс, молча и бездушно подходят, берут меня под локти и невозмутимо тащат куда-то. Это же сон, правда? Да, я могла бы сопротивляться, кусаться, или брыкаться хотя бы, но... Не могу. Горло зажимает судорога. И почему так отчаянно кружится коридор? Мамочки...

В круглом каменном зале жарко пылает камин. Он огромен, думаю, если меня насадить на вертел, то в этом камине можно зажарить троих, а то и четверых таких... Что за чушь лезет в мою голову!

Огонь притягивает мой взгляд, но тут я всё же замечаю высокую чёрную фигуру, греющую руки. Мои спутники... мой конвой бросает меня прямо перед этой фигурой и так же молча удаляется во мрак. Колени подгибаются, я шумно падаю на холодный камень и сжимаюсь в комочек. Ох, как же громко стучат мои зубы! Будто взвод барабанщиков грохочет над головой.

Чёрная фигура оборачивается. Так, Настя, не бойся. Это сон, сон, сон! Всего лишь сон. Потому что в реальности у человека не может быть бычьей головы. С рогами, чей изгиб угрожающе направлен в мою сторону. Что за бред! Но если это — сон, то почему сердце испуганным зайцем выпрыгивает из ушей?

Человеко-бык потягивается, хрустя костями, и удовлетворенно рычит... мычит?... словом, произносит:

— Крыса?

— Г-где?

— Ты — крыса.

Не могу оторвать глаз от его покачивающегося пальца с ржавым ногтем. Голос рвётся, как сеть, поймавшая кита.

— Это ошибка! — Да что за писк-то? Откашливаюсь: — Я человек, я не крыса.

— Ты — крыса, и мы будем ставить на тебе опыты. Будет проще, если ты просто смиришься с этим.

Как это страшно, когда не яростно, не злобно, а вот так — флегматично и равнодушно — произносятся такие слова!

— Я человек! — Что-то мокрое катится по лицу. — У крыс — лапки, и шкурка с шерстью и.... и хвост. Да! Точно, у крыс обязательно в наличии длинный, мерзкий, лысый хвост! А у меня — нет. У меня вот, — тяну к нему: — руки. Без коготков, посмотрите. Пожалуйста. И хвоста нет, правда! Совершенно точно это помню.

Он окидывает меня терпеливым взглядом.

— Хвост могли ампутировать. Шерсть эпилировать. Коготки... Ну, знаете, чего только с ними не делают. Маникюр, шеллак... Да мало ли что. Это ровным счётом ничего не доказывает.

— Но... рост! Крысы же очень мелкие.

А вот это уже глупо. Его снисходительно-насмешливый взор, обращённый на меня с высоты нечеловеческого роста, ясно говорит, что это было весьма неудачный аргумент. Он отрицательно качает головой.

О Боже! Ну как же доказать этому барану, что я - человек?!

— А у меня... У меня есть паспорт! А у крыс не бывает паспорта.

Это уже серьёзнее. Быко-человек морщит шершавый, мокрый чёрный нос, задумывается на короткое время.

— А в нём указано, что ты не крыса?

Ох... Если я выберусь отсюда, то подам в суд. Непременно. Ещё не знаю на кого, но подам обязательно. Что за тупость, в конце концов, в главном, самом важном документе — паспорте — не указывать, что ты — человек, а не крыса?!

Опускаю руки. Это глупо, так бесконечно глупо, но я не в силах доказать, что я — не крыса...