Кривой серп

Всякое место на Земле обладает своей энергией. Это нечто невидимое, но весьма ощутимое. И в каждом месте эта энергия своя. В силу своей работы я много путешествовал и видел много разных мест, и каждое из них по-разному сказывалось на мне. Бывали такие места, где ты чувствуешь себя счастливым, словно это место ждало тебя всю твою жизнь. Из таких мест не хочется уезжать.

В одном из таких мест я побывал в Швейцарии, когда учился там в университете. Это горный массив Пилатус. Его острые пики пронзают небеса, а утренний туман покрывает склоны, словно укутывает их мягким одеялом. У подножия Пилатуса раскинулось озеро Люцерн. Его воды столь чисты, что смотря в тихую гладь воды, возникает ощущение, будто смотришь в другой мир, где нет горя, печали и боли, только радость и счастье.

В этом месте всё дышит жизнью: деревья нашептывают друг другу беззаботные истории из прошлого, горные ручьи задорно журчат, зазывая испить воды из них, ветер гуляет в волосах, а колокольчики на шеях альпийских коров весело звенят, приглашая тебя присесть рядом с ними и просто любоваться этой красотой.

Бывали края, где возникает ощущение, что ты родом отсюда и вернулся после долгого отъезда. И когда приходит пора их покидать, то накатывает такая печаль, что после неё тебе необходимо время, чтобы вернутся к нормальной жизни.

Как это было в городе Хьюстон – жарком, бурном центре Техаса. Как только я прошёл паспортный контроль и вышел из аэропорта, меня осенило – я был здесь. Когда-то давно, возможно во сне или, быть может, в другой жизни, часть которой осталась со мной.

Хьюстон – великолепен. В этом городе причудливым образом переплелись промышленные конгломераты с пышностью природы, жар улиц с прохладой кондиционеров, здесь небоскребы царапают облака, а вечерний ветер слегка обжигает лицо. Я ехал по его широким улицам и чувствовал: каждая развязка знакома, каждое деревце, рекламный щит и здание подмигивают мне, словно давние знакомые.

А потом я оказался в Галвестоне, городе расположенном в восьмидесяти километрах к юго-востоку от Хьюстона на побережье Мексиканского залива. Стоило мне ступить на раскаленный тротуар и вдохнуть солёный воздух Атлантики – ощущение, что это моя Родина, усилилось.

Старые викторианские здания в центре города, цветастые деревянные дома, стоящие на сваях на побережье, пирс с парком развлечений и криком чаек – всё было до боли знакомо.

Вернуться туда, где возможно никогда не был – это странное чувство. Будто эти города вписаны в моё географическое ДНК.

Я посещал места, которые поражают не только своим величием, но и просто фактом своего существования. Такое чувство меня посетило в Библиотеке Конгресса США в городе Вашингтон, в которой проходила моя университетская практика.

Когда входишь внутрь этого величественного здания, дыхание перехватывает от мысли, что ты находишься в центре всемирных знаний, в храме человеческой мысли. Смотря на расписные потолки, резные фасады, колонны и мраморные полы, забываешь, что находишься в библиотеке. Кажется будто, ты попал в настоящий дворец знаний.

Её стены хранят крупнейшую в мире коллекцию книг, рукописей, карт, фотографий и цифровых архивов. Это по истине Александрийская библиотека наших дней. Я часами бродил по бесконечным рядам книжных полок, на которых стояли тома, некоторые из которых был старше многих государств. Я держал в руках и читал манускрипты и книги различных эпох, начиная с древности и заканчивая современными изданиями.

Но увы, не каждое место впитало великолепие и свет. В некоторых уголках мира живет не только счастье и радость, но и печаль, горе, меланхолия.

Вот скажем, Черногория ощущалась как человек, долго страдавший от множества болезней – тихий, уставший, перенесший болезнь потерянного времени и неправильных решений. Потрепанные фасады, ветхие дома, изрисованные стены, степные полупустынные пейзажи – всё это давило необъяснимой тяжестью.

Но всё же в Черногории есть что-то необъяснимо живое. Как будто под этим слоем истощения бьется упрямое сердце, словно этот дряхлый больной человек вот-вот скинет с себя залежавшийся плед, встанет, вдохнет полной грудью воздух Адриатики и пойдет вершить великие дела.

А в крохотном селе Вщиж, затерянном в Брянских лесах, история становится с тобой одним целым. Всё что из себя представляет село – это пару десятков частных домов и небольшая возвышенность прямоугольной формы на крутом берегу реки. Это всё, что осталось от некогда могучей славянской крепости. И когда стоишь там, на этой возвышенности, смотришь вдаль на небольшую реку Десна, которая некогда была полноводной могучей водной артерией Древнерусского государства, где ходили княжеские ладьи с их дружинами, слышишь голос предков.

Они вопрошают, храним мы ли их наследие, и в этот момент наваждение проходит, и ты видишь, как всё новые и новые коттеджи застраивают территорию бывшей крепости. Как они метр за метром стирают наше прошлое. Пройдут десятки лет и вся эта территория, где каждый миллиметр земли пропитан историей, превратится в очередной коттеджный поселок. И лишь единицы будут помнить, что здесь, давным-давно стояла великая крепость.

Невозможно всё описать, каждая местность неповторима – даже в пределах одного города чувствуешь, как меняются эти едва уловимые частицы в воздухе. Но есть нечто большее, чем просто чувства, к которым мы привыкли. Это сила, что проникает глубже, чем радость или ностальгия – она словно оставляет в тебе след, отпечатывается в сознании, как знак, который уже не стереть.

Эта сила ощущается так, словно место утонуло в пелене забытого времени. И всё здесь будто живое. Камни лежат, как мёртвые глаза – без век, без жалости, вечно глядящие сквозь века. Корни деревьев тянутся на поверхность, как пальцы мертвецов, торчащие из могил. Скалы изъедены ветром и напоминают рты, застывшие в немом крике.

Но все они молчат и в их молчании таится чуждая, мрачная воля, неведомая нам, но ощутимая до озноба. Эти места помнят, но не так, как мы, с теплом или тоской, а слепо, бездушно. Их память – это не воспоминание, а древний могильник, в котором похоронено всё самое ужасное, что с ними произошло.

Возможно, эти места когда-то были священными – древними храмами, возведёнными теми, кто правил планетой задолго до нас. Здесь, под холодным дыханием гор, предшественники приносили жертвы своим Богам, склоняли головы в мрачных ритуалах, шептали слова, которые мало кто из ныне живущих осмелился бы произносить. Их обряды наполняли воздух силой, которую теперь можно лишь ощутить кожей – как невидимую дрожь в пространстве.

Сами храмы исчезли. Они стёрты веками, рассыпались в пыль, но их присутствие не ушло. Оно живёт в каждом камне, в каждой травинке, в изломе скалы и изгибе тропы. Местность помнит – не образами, а вибрацией, древним эхо, которое до сих пор откликается в тех, кто осмелится остановиться и вслушаться.

Всего раз я ощутил нечто подобное. В стране фьордов есть великолепный город Берген, расположенный на берегу Северного моря. Город невероятной красоты. В его архитектуре сплелись камень, дерево и время. Деревянные постройки эпохи викингов соседствуют с каменными зданиями средневековья, а они в свою очередь перемежаются с современными бетонно-стеклянными конструкциями.

Ты заходишь в район Нёстет и идёшь по его старым, извивающимся улочкам, вымощенным брусчаткой. Они ведут тебя вдоль резных фасадов, окрашенных в легкие, успокаивающие тона. Вдруг на одном из окон замечаешь милого кота, который сидит и внимательно смотрит на тебя. Из того же окна доносится запах свежей выпечки и кофе. И в этот момент понимаешь, насколько счастливо и беззаботно здесь живут люди.

Потом ты проходишь вдоль рыбного рынка и видишь столько морских существ, сколько не видел за всю свою жизнь. Смотришь на оголтелую толпу желающих купить эту живность, чувствуешь запах жаренной рыбы, который перебивает все остальные запахи, и думаешь: «Как этот балаган может соседствовать с таким тихим и уютным районом?»

После этого выходишь на набережную Брюгген. Здесь ты словно возвращаешься в эпоху Ганзейского союза. Деревянные дома с крутыми покатыми крышами окружены брусчатыми тропинками. Проходы между домами столь узкие, что в них едва могут разойтись два человека. В этом районе ты ещё более поражаешься тому, насколько это уникальный и разнообразный город.

И вот среди домашнего уюта Нёстета, шума и вони рыбного рынка, запаха мха и застарелой плесени Брюггена, современных построек центра ты чувствуешь, что город рад тебе, рад как любому гостю, но стоит поднять голову и повернуть её на восток, как ты увидишь горы. Они обрамляют город как мрачные, безмолвные стражи. Они смотрят на тебя сверху вниз с прохладным недоверием. Ты для них чужой в этом месте, они тебя не принимают. Всё время моего пребывания в городе меня преследовал их тяжелый взгляд.

Поездка в Берген была рабочей. И когда все дела были улажены, я решил задержаться здесь, но уже в качестве туриста. Свободное от работы время было посвящено самому город и его достопримечательностям, поэтому теперь я решил насладиться норвежской природой.

В местном туристическом агентстве мне предложили пойти в пеший поход по горам, вдоль ближайших деревушек и фьордов. Маршрут включал в себя горы Ульрикен, Гуллфьеле, далее тропа вела через деревню Сомнагер к горе Твейтаквитинген, затем маршрут спускался с этого пика в деревушку Страндебарм. Здесь маршрут кончается, все участники похода садятся на паром и отправляются в Берген. Хмурая красота норвежской природы с её горами, реками и фьордами.

Пешая часть маршрута занимает всего восемьдесят километров, но относительно короткая протяженность маршрута компенсируется его сложностью. Путь пролегает через отвесные утесы, уединенные долины, вдали от протоптанных дорог и глаз случайных прохожих.

Этот маршрут тщательно разработан для опытных хайкеров. По плану весь поход должен занять пять дней с ночевками прямо под открытым небом. Естественно, я был не единственным участником. Нас было пятнадцать человек хайкеров и руководитель. В основном все норвежцы, с которыми я общался на английском языке.

Ничего не предвещало беды, в агентстве заверили об абсолютной безопасности маршрута. Единственное, что мне не давало покоя – это странное чувство, что за мной постоянно кто-то наблюдает. Словно кто-то едва заметный был всегда на небольшом расстояние и безмолвно, незаметно наблюдал.

Но это чувство легко заглушалось веселой компанией и красотой окружающей местности. Только по вечерам, когда все разбредались по своим палаткам, а вечерний сумрак превращал все предметы в длинные черные тени, это чувство возвращалось.

Всё случилось на четвертый день. Достигнув горы Твейтаквитинген, наша компания разбила лагерь на её северных склонах. Поскольку мы пришли раньше запланированного срока, у нас появилось немного свободного времени. Когда все бытовые вопросы размещения были улажены, мы развели костер и собрались вокруг него.

Именно на склонах горы Твейтаквитинген я начал ощущать отголоски тех самых ужасных чувств. Даже около костра среди людей, где царила атмосфера радости и дружелюбия, чувство того, что что-то не так, не уходило. Я был словно чужой здесь. Вдруг мне захотелось уйти подальше от этих людей, от костра, от этой тошнотворной веселости и пустых разговоров. Хотелось остаться наедине с собой. И хоть внутренний голос подсказывал, что в моём нынешнем состоянии это неправильно, скорее даже опасно, я всё же извинился, встал и пошёл прочь от нашего лагеря, куда глаза глядят.

Теперь, по прошествии времени, мне кажется, что меня вела какая-то неведомая сила, чья-то чужая воля. Ведь как ещё объяснить, что, находясь в таком подавленном и беспокойном состоянии, я решился отправиться вглубь безмолвных мрачных гор, на закате, когда тревога, страх и смятение обострились до предела?

Когда солнце уже полностью село, а последние лучи соскальзывали с фьордов в темноту норвежских вод, я вышел на каменное плато, где неведомый доселе ужас полностью мной овладел.

Плато выглядело как давно оставленное капище. Шероховатая поверхность усеянная камнями, разбавленная вкраплениями мха и редкой травы. Кроме гор, фьордов и погружающегося в ночной мрак неба вокруг ничего не было. Каждый камень здесь словно пристально рассматривал меня пустыми невидимыми глазами, а за каждой глыбой будто скрывался кто-то враждебный, выжидающий подходящий момент, чтобы навредить мне. Воздух хоть и был чистый и свежий, но был пропитан злобой и отчаянием.

Моё внимание привлек одинокий пик на противоположной стороне плато. Вся тлетворность исходила от него. Я это чувствовал. Пик выделялся на фоне всех остальных гор, словно был фрагментом другого мира. Казалось будто сама его геометрия была противоестественной. Но больше всего меня потрясло небо над ним.

Точнее не небо, а расщелина в нём. Тонкая, едва заметная трещина в небесном куполе. Уж не помутился ли мой рассудок от всех этих гнетущих мыслей и мрачных образов? Я замер и стал пристально смотреть на неё. Я моргал и прищуривался, силясь понять действительно ли моему взору предстала трещина в небе. С одного взгляда казалось, что там ничего нет и это просто игра уставшего разума, света и воображения. Но уже со следующего взгляда было очевидно, что расщелина на месте.

К тому моменту, когда я уже окончательно уверился в существовании расщелины, я был на грани нервного срыва от гнетущей атмосферы этого места, мрачных образов, тревожных мыслей и противоестественного пика вместе с его расщелиной.

Вдруг у меня в голове промелькнула мысль, что я уже где-то встречал это место. Но не в жизни, а на пожелтевшей странице древней книги, которую мне довелось читать в Библиотеке Конгресса США.

Моя специальность – древние языки, и во время практики мы изучали средневековые и античные манускрипты. В свободное от изучения обязательных книг время я бродил по отделам и нашёл эту старую книгу на уединённой полке. Обложка покрыта слоем пыли, страницы пожелтели, а многие фрагменты текста уже невозможно прочитать. Но это не оригинал, а всего лишь факсимильная копия древнего манускрипта XIII века, восстановленная страница за страницей. Настоящая рукопись хранилась неподалеку, в специальной защитной зоне с контролируемым климатом. Прикасаться к нему было нельзя, только смотреть с почтительного расстояния.

Обложка книги покрыта кожаным переплетом. А на первой странице красовалась надпись, аккуратно выведенная пером:

Liber Mortuorum

Ex lingua Antiquissima

Книга Мертвых

Перевод с Древнейшего Языка

В описании к экспонату говорилось, что этот манускрипт являлся переводом с некоего «древнейшего» языка на латынь. О каком древнейшем языке идет речь, установить не удалось. Автор перевода также был неизвестен. Как и не было понятно, являлся ли этот манускрипт переводом или был просто выдумкой «переводчика».

Возможно я бы даже не заострил своё внимание на этом старинном артефакте, если бы не прочитал предисловие переводчика. Оно было в стихах, я попытаюсь воссоздать его ритм и смысл:

До рождения слов, голос тех звучал

Чей век земной давно отпал.

Язык древнейший складен был,

И Книгу Мертвых породил.

Открыть её не каждому дано.

И постигнуть мудрость ту

Лишь суждено тому, кого Богиня избрала.

Теперь на свет являю я

Не без риска и не без греха,

Книги Мертвых перевод.

Слова, что здесь прочтёшь,

На грани смерти и других миров.

Берегись, сейчас ты странник, а врата есть Книга.

И помни: не всё покоится, что мёртво.

В тот момент книга не вызвала во мне хоть сколько-нибудь значимого интереса. Я просто листал её и читал наугад открытые страницы. В основном это были пространные тексты о каких-то неведомых существах, с их подробным описанием и жуткие рисунки, их изображающие.

У меня возникло ощущение, что эта книга выполнена в стиле Манускрипта Войнича. Дурацкая шутка какого-то средневекового ученого. Просто плод больной фантазии.

Но один фрагмент привлек моё внимание. Знания латыни позволили мне прочитать его полностью. Он невольно врезался мне в память, и вот сейчас на этом богомерзком плато пришло осознание, что именно оно было описано на этой наугад открытой странице богохульной Книги.

Привожу здесь его дословный перевод на русский язык, допуская, что перевод некоторых слов может быть искажен из-за моих несовершенных знаний языка.

Эта история произошла в древние времена, когда поселение Небесных обитателей на вершине безымянной горы оказалось на грани исчезновения. Надвигалась катастрофа, предсказанная жрецами Богини Спектраэль, и требовались серьезные меры, чтобы предотвратить приближающиеся бедствия. Но оставим в стороне события, предшествовавшие катастрофе, и обратимся к ней самой.

Один из жрецов, предсказавших катастрофу, совсем ещё юнец, получил титул «Верховного Священника», что посеяло недовольство в Совете Старцев. Юный Жрец собирался провести обряд «Кривого Серпа» дабы спасти Небесных обитателей.

С тех пор как он стал Верховным Священником, Совет Старцев предпринимал всяческие враждебные действия против него, что стало причинной постоянных ссор и стычек между Советом Старцев и Консилиумом жрецов, что в конце концов привело к расколу общества. Некоторые члены Совета даже подумывали о том, чтобы схватить Жреца, лишить его всех титулов и отправить в темницу.

Все Небесные обитатели словно оказались в ловушке. Они понимали, что их единственное спасение – обряд, который собирался провести Жрец, но Старцы не верили в его способности и желали его провала. Они были готовы сделать всё, лишь бы у него ничего не вышло. Пусть даже от этого зависела их собственная жизнь.

К тому моменту, когда настал день обряда отношения между Консилиумом жрецов и Советом Старцев обострились донельзя.

Жрец вышел на площадь, расположенную на центральном пике безыменной горы, и начал обряд.

Сначала вокруг него собралась лишь горстка Небесных обитателей. Постепенно их становилось всё больше, и вот они уже окружили его, полностью заполнив всю площадь и ближайшие улицы.

Практически все Небесные обитатели находились на площади в этот момент. Несмотря на то, что часть народа симпатизировала Совету Старцев, Жрец чувствовал, что воля Небесных обитателей с ним, и это давало ему силы продолжать. Он вытянул правую руку вперёд, параллельно земле, и зловещим голосом произнёс слова обряда:

«Силой, данной мне титулом Верховного Священника, Богиня Спектраэль, услышь мою волю!»

К моменту окончания речи его рука была уже над головой. Он растопырил пальцы. Вокруг ладони появилось странное зловещее свечение. Жрец опустил руку в первоначальное положение и повторил своё быстрое движение, рассекая воздух вперёд и назад, будто разрывал ткань реальности.

«Богиня Спектраэль! Услышь мою мольбу и даруй выживание моему народу!» – после этих слов начался настоящий хаос. Пространство над площадью раскололось, словно зеркало. Из разлома хлынул мрак и начали сверкать молнии. Тьма окутала всё вокруг, почти ничего нельзя было разглядеть. Молнии, бьющие из разлома, остались единственным источником света.

Толпа испугалась, не такого спасения ожидали Небесные обитатели. Но они всё ещё надеялись на Жреца.

С самого начала обряда в толпе стояли темные фигуры, сохранявшие спокойствие в центре, зарождающегося хаоса. Это были переодетые Старцы, затаившиеся среди обитателей и ждавшие нужного момента. И вот они выступили вперёд из толпы и направились к Жрецу.

«Ваше Святейшество! Позвольте нам говорить от имени нашего народа!» – произнёс один из них.

Жрец повернул голову к говорящему:

– Говори.

– Ваше Святейшество! Молю вас, неужели вы не видите, что ваши действия только делают хуже! Пусть даже вы действуете из лучших побуждений!

Воцарилась тишина. К этому времени Жрец уже мерцал неестественным светом.

– Я – единственная оставшаяся надежда для нашего народа. Всё, что мы пробовали до этого – было лишь пустой тратой времени, ничего не сработало. Но теперь с нами наша Богиня – Спектраэль. Её сила течёт по моим венам.

Он поднялся в воздух. Руки раскинуты в стороны, свет вокруг него был невыносим для глаз.

– И с этой великой силой я спасу нас всех! – нечто отдалённо похожее на смех вырвалось из его уст и эхом разнеслось по площади.

Святейшество указал правой рукой на Старца, который с ним заговорил:

– Готовься заплатить цену за выживание нашего народа! – после этих слов из разлома вырвалась молния, вонзилась Жрецу в плечо, насквозь прошла через его правую руку и, сорвавшись с вытянутой ладони, поразила Старца. Он загорелся и упал замертво.

– Святая наша земля! Это не Богиня Спектраэль! Его Святейшество призвало другого Бога! – воскликнул один из Старцев, прежде чем тоже пасть, сгоревшим заживо от вспышки очередной молнии.

Свет покинул общину и тьма поглотила гору. Ничего не было слышно, кроме криков горящих людей и ужасного смеха Жреца, витавшего над поселением.

Что случилось дальше с Жрецом той ночью и сколько обитателей погибло – никто не знает. Но некоторые выжили, иначе мы бы никогда не узнали историю горы Кривой Серп, что с тех пор носит это имя.

И ты, читающий эти строки, теперь часть истории Кривого Серпа. И не будет у тебя покоя и спокойствия, пока не будут упокоены все жертвы безумца Жреца, пока мы, падшие Небесные обитатели не будем отомщены.

Стоило вспомнить отрывок из Книги Мертвых, глядя на этот пик и расщелину, как реальность пошатнулась. Передо мной развернулась жуткая картина: безумный Жрец убивал жителей поселения, они проносились мимо меня в ужасе и падали замертво, пораженные силой Жреца.

В этом месте словно стерта грань между нашим миром и миром Небесных обитателей. Воздух наполнен их голосами, их мольбами о помощи. Они надеются на меня, они видят во мне спасителя. И здесь, на плато, я поверил: предисловие переводчика Книги Мертвых не просто пафосный текст, а настоящее предупреждение.

Меня начало трясти. Оцепенение прошло, уступив место животному ужасу, и ноги сами понесли прочь от этого проклятого места. Сознание помутилось. Я бежал, не разбирая дороги. Единственная мысль, которая крутилась в голове – это бежать к ближайшему аэропорту, сесть в самолет и улететь как можно дальше от сюда. Сделать всё чтобы забыть это место и пережитый ужас.

Я бежал, спотыкался, падал, вставал и бежал дальше. Несколько раз кубарем катился со склонов. Как оказался в нашем лагере – не помню. Первое, что врезалось в память, – перепуганные лица спутников. Конечно, видок у меня был пугающий. Одежда изорвана, нос разбит, множество порезов, всё в крови. Мне оказали первую помощь. Чудом обошлось без переломов, только вывих левой руки.

Меня принялись наперебой расспрашивать о том, что произошло. Но я не мог рассказать о своих наваждениях с поселением Небесных обитателей, Жрецом и о неописуемом страхе, который гнал меня прочь с того проклятого плато. Поэтому просто сказал, что во время ночной прогулки, не заметил обрыва и упал туда. А бежал я потому что, из-за падения оказался в состоянии аффекта и инстинктивно стремился добраться до безопасного места.

Возможно это прозвучало не слишком убедительно, но тем не менее наш руководитель решил продолжать поход, ничего не меняя, поскольку наше следующая остановка является концом маршрута, а чтобы транспортировать меня в город из нашего лагеря нужен вертолет.

После того как мне оказали первую помощь, я кое-как вытер запекшуюся кровь и сменил изорванную одежду. Сил не оставалось больше ни на что – оставалось только рухнуть на спальник и провалиться в сон.

Сон вернул меня на гору Кривой Серп, но не наблюдателем. Теперь я был одним из Небесных обитателей, спасающихся от сумасшедшего Жреца. Вокруг падали трупы моих соплеменников под его дикий хохот. Бежать было некуда, куда не поверни – сверкает молния и падает ещё одна жертва безумца Жреца. Запах был густым от запаха горелой плоти и дыма горящих зданий.

Я бегу, силы покидают меня, но останавливаться нельзя. Завернув за очередной горящий дом, в меня врезался другой Небесный обитатель. Он схватил меня за воротник и прокричал прямо в лицо: «Это не Спектраэль, Жрец призвал другого Бога! Спасайтесь кто может!». После чего он оттолкнул меня с такой силой, что я рухнул на землю, а он побежал дальше. Сил подняться уже не было, тело отказывалось подчиняться. Но внезапно некая невидимая сила подняла меня в воздух, резко развернула и швырнула прямо к ногам левитирующего Жреца.

Он опустился на землю, вытянул руку по направлению ко мне и стал медленно приближаться со словами: «Глупец! Ты не сможешь им помочь!». После этого сверкнула молния. Я проснулся весь в поту. На руках и лице всё ещё оставалось ощущение горевшей плоти. Но никаких физических следов пережитого во сне не проглядывалось. Было ещё слишком рано, но сна уже не было ни в одном глазу. Жрец забрал весь мой покой.

Я не стал выходить из палатки, а просто продолжил лежать в надежде заснуть. Но мне этого так и не удалось сделать. Вскоре все проснулись и стали собираться в путь, после чего мы отправились к последней точке нашего маршрута – деревне Страндебарм.

Дорога оказалась нелегкой. Каждое движение отдавалось тупой болью во всём теле, голова раскалывалась, трудно было даже дышать. Всю дорогу до парома я был словно в тумане. Никак не мог выкинуть из головы этот сон, умирающих людей и Жреца.

Наконец мы добрались до деревни, где нас уже ждал паром до Бергена. Моих спутников очень сильно тревожил мой внешний вид, и помня вчерашние события, они предложили мне поехать в город на машине и немедленно отправиться в больницу. Но я отказался от помощи, убедив всех, что в полном порядке и сам доберусь до Бергена на пароме. К тому же, хотелось верить, что прохладный бриз фьордов поможет прийти в себя.

Поднявшись по трапу на борт, я первым делом направился в буфет за чашкой горячего черного кофе. С ней я устроился на корме у окна. Взгляд бесцельно скользил по пейзажу: бурлящая за бортом вода, развевающийся на ветру норвежский флаг, медленно уходящие вдаль фьорды.

Мои наблюдения прервал телевизор, на который я до этого не обращал никакого внимания. На экране показывали сюжет новостей. В кадре мелькала злополучная гора Твейтаквитинген, деревня Страндебарм, где мы сели на паром, раскопки и выкопанные кости.

Норвежским языком я не владею, поэтому на английском попросил сидящего рядом человека объяснить, о чем этот сюжет.

Он рассказал мне, что в окрестностях Страндебарма раскопали древнее массовое захоронение. Сперва его считали частью системы могильников из соседнего региона Эйдфьорд. Но проведенный радиоуглеродный анализ находок показал, что они датируют эпохой Верхнего палеолита, им не менее пятидесяти тысяч лет!

Я опешил. Цифра казалась немыслимой. Я невольно переспросил, не ошибся ли он. Но собеседник лишь отрицательно покачал головой. В этом и заключался главный парадокс этого места. Ведь общеизвестно, что первые люди пришли на земли Норвегии лишь после ледникового периода, около одиннадцати тысяч лет назад.

Мне сделалось дурно. Поблагодарив своего визави, я вышел на открытую палубу, оперся на ограждение и простоял так несколько минут, вдыхая воздух полной грудью.

Могильник возрастом пятьдесят тысяч лет, найденный рядом с этой тлетворной горой. В памяти снова всплыли вчерашний припадок, сон, горящие заживо люди, безумный Жрец. Я все не мог понять, как один фрагмент из древней книги оказал на меня такое влияние? Не могут же эти выдумки про древних богов, Жреца и Небесных обитателей быть правдой? Но если это всего лишь плод фантазии средневекового писателя, почему у меня до сих пор трясутся руки, учащенно сердцебиение и не пропадает чувство, что я постоянно под присмотром неких зловещих сущностей.

Ещё и эта находка норвежских ученных. Тоже просто совпадение? Неужели просто так совпало, что когда я оказался на горе Твейтаквитинген, археологи нашли древний могильник, где захоронены люди, жившие здесь десятки тысяч лет назад, а мое восприятие окружающего мира слишком сильно обострилось и исказилось на столько, что начало превращать случайные формы в несуществующие знаки, тени во враждебных невидимых существ и порождать безумные образы и сны.

Вопросы терзали меня, но я знал, что ответы существуют. Они ждут меня в Библиотеке Конгресса. Я вернусь туда и выведаю правду из пыльных страниц, чего бы мне это ни стоило.