Кривые пути устремления

«Они не станут сражаться с вами вместе, разве что в укрепленных селениях или из-за стен. Меж собой у них жестокая вражда. Ты полагаешь, что они едины, но сердца их разобщены. Это потому, что они — люди неразумные».

Эта война орала на тысячу голосов, но были среди них и приятные. Тихий шелест — вот как сейчас. Не однотонный, резкий и все усиливающийся вой, с которым падают с небес «божьи слезы» и «искры» имперцев. Не мерный, с пробирающей до костей однотонностью скрежет «ока» и не противный свист, с которым уходят в небеса храмовые, зачарованные знаком восьмерых демоны. И уж тем более не хохот, с которым они падают вниз — сухой и отрывистый звук, резкий, похожий на кашель. Просто шелест и тихий звон падающей воды. Дождь. Капли падали вниз, шипели, скользя по доспеху, испаряясь на прокаленных за день вороненых пластинах шлема.

Вальтер Райф любил этот звук. Черный рыцарь, воин, защитник герцогства, мира и восьмеричного пути. А также людей, как говорили храмовники на площадях. Его оруженосец Вольфхарт «а-на-фамилию-всем-наплевать» над этим ржал. Всегда, как слышал, так, чтобы не придрались, тихо, в кулак, но отчетливо — со всем умением своего южного, теплого и виноградного края.

— Поехали, что ль... мокнуть. А город ждет.

Вот он, подал голос как раз. Верный оруженосец и впрямь под дождем был похож на мокрую курицу. Плащ с капюшоном он снял, закутав — от влаги подальше — замки шести рыцарских, притороченных к седлу, пистолетов. А сам остался в рубашке, когда-то белой, а теперь серой, пропитанной водой насквозь. Длинные волосы его разметались, легли на лицо прядями, подобно змеям. На мгновение Вальтеру даже стало жалко его. Но, все равно...

— Подожди, — бросил рыцарь, слушая, как шипит вода, стекая по зеркалу черной, прокаленной солнцем кирасы.

Потом они поехали. В ворота, мимо бастионов, преграждающих имперцам путь в город. Они стояли в два ряда, вначале новые, украшенные ликами демонов восьмеричного пути — при виде их рыцарь с оруженосцем кривились на пару. Один морщился, глядя на страшные рожи, улыбался и по южной привычке шутил, гадая, кого из высших, предписанных народу для поклонения богов зодчие ваяли, вдохновляясь лицом госпожи губернаторской тещи. По настроению пресловутая теща у Вольфхарда походила то на Царицу Постелей, то на Владыку сада чудес. Другой хмурился лишь и молчал, отмечая про себя дешевый вид поставленных храмами кирпичей и новой, наспех положенной кладки. Вторым рядом шли старые, еще времен единения — эти были серого камня, мощные, и стрела Единого проступала над бойницами еще кое-где. Забитая щитами или закрашенная кое-как - дешёвой, облезающей кривыми лохмами по углам краской.

Потом были ворота, город и улицы — узкие, белая черемуха цвела на них и акации тянули над крышами старых, прохудившейся домов свои ветви. Крыши из соломы, но крашеной, а стены — белый, кое-где тоже расцвеченный в веселые цвета фахверк.

Дождь кончился, оруженосец подобрался в седле. Подбоченился, поправил волосы — лихо, уже глядя орлом. Девушки в серых юбках махали то ли Вальтеру, то ли оруженосцу и улыбались, посылая воздушные поцелуи с балконов. Одна извернулась, накинув на шлем Вальтера венок из белых цветов, пахнувших остро и тонко. Он тут же скользнул на глаза — и вид у рыцаря с этим венком, должно быть, был смешной и потешный. Вальтер поправил его. Оруженосец весело улыбнулся.

— Нас здесь любят.

— Не все, — ответил Вальтер, показывая за спину бронированным пальцем.

На подворотню, с буквами, выведенными на белой стене. Наспех, таясь, алой дешевой краской. Смер... де... но... м... Стрелу единого уже закрасили, а буквы — пока не все.

— Смерть демонопоклонникам, — прочитал оруженосец. — То есть нам... Кто-то храбрый.

— Кто-то глупый, — ответил Вальтер, глядя, как патруль храмовников пробирается сквозь толпу с трех сторон.

Щегольские белые плащи висели на их плечах, светя на восемь сторон иглами золотом расшитого знака.

Толпа шарахнулась, на балконах ставни захлопнулись, улыбчивые девушки в серых юбках растворились, словно по волшебству. Приветствовать рыцаря было весело, но не настолько, чтобы рискнуть оказаться подозрительным в глазах арколитов и стражников из патруля. Подозрительно похожим на ортодокса, сторонника единого бога и старого, прямого пути. И империи, что уже битый год ведет армии во славу Его по земле — выкорчёвывать и искоренять новую, восьмеричную ересь. Пока только ересь, а не людей. Вальтер был уверен, что терпение у имперцев кончится еще год назад.

Улица расширилась, ветер плеснул в лицо дымом. Сизым, с запахом благовоний, копоти и лукового прогорклого супа.

— Похоже, тут что-то взорвали без нас...

— Кого-то, — ответил Вальтер, косясь на небо — на радугу, плескавшуюся пониже туч.

Она была бледна и тонка, с изломами — вся в лохмах, как размотанный котенком клубок. Впрочем, и впрямь клубок нитей защитной сети, свитой надо городом великими демонами восьмерки. Радуга под облаками и шпили храмов — красиво... Было, пока имперская «Слеза бога» не пробила ее насквозь. Радуга скрутилась, храмовых шпилей над городом осталось всего только шесть. По два на каждый — Вальтер невольно обернулся, пересчитывая их. Два пика — владыке сада, еще двойка острых, похожих на клинки шпаг — мастеру лезвий. Потом суровая зубчатая башня кастеллума, а рядом —округлые, томные, похожие на женскую грудь купола над храмом царицы постелей. Левее должны были торчать витые башни короля перекрестков, но там вместо храма имперцы оставили дырку в земле. В ряду зданий — черный, глухой проем...

Капля звездного света, скрученная имперской магией в стрелу огня — сошла с небес, упала, насквозь пробив дырявую городскую, а потом и храмовую защиту. Прошла свинцовую, украшенную ликами демонов крышу насквозь и вспыхнула в мгновение ока, испарив стены и балки, нефы, колонны и заклинательный зал. Арколиты и рабочие, все в белых когда-то, а теперь прочно испачканных копотью плащах окружили пожарище. Они суетились, раскапывая священный алтарь. И — эхом, Вальтер принял его сперва за тихий, наведенный магией звук — по площади перекрестков плыл плач. Многоголосый человеческий плач. Раздачу продовольствия в храмах восьмерки устроили сразу после начала войны. И не прекратили даже сейчас. «Слеза бога» накрыла храм точно в момент обеда.

— Бесплатный луковый суп... Сиськами царицы клянусь — ну что за дурацкий запах, — говорил Вольфхарт, оруженосец.

Маленький южанин бодрился, хотя видно — картина пробрала даже его. Толпа рыдала, но тихо, вполголоса — таились, чтобы не привлечь внимания белых плащей. Вальтер молча послал коня вперед, сквозь толпу. Оруженосец ехал за ним. Люди расступались и смыкались снова за их спиной. От развалин долетел нестройный, но торжественный крик. Нашли, мол... Вальтер так и не сумел заметить, что конкретно арколиты нашли. Что-то мелкое, наверно, одну из своих священных реликвий — ритуальный нож или что-то вроде.

— Эй, мы закончили здесь! — крикнул старший из них, заметив, как черный рыцарский конь преградил ему путь из развалин.

Оглянулся по-змеиному ловко, ухитрившись посмотреть разом на три стороны.

На небо — не летит ли снова огненная капля. С имперцев сталось бы запустить еще одну «слезу» вдогон, чтобы точно спалить все ритуальные ножи, алтари и прочие ненавистные ортодоксам вещи.

За спину, на своих людей, как раз заканчивающих паковать спасенные из развалин находки. Бережно заматывая каждую в белую, украшенную золотыми пиками ткань.

И вперед, на темную фигуру рыцаря, преграждающую путь наверх, подальше от темных развалин.

— Эй, дай дорогу. Мы закончили здесь.

— Еще нет.

Стук из подвала донесся, подтверждая его слова. Слабый, но явственный, кто-то бился там, пытаясь поднять уцелевшую подвальную дверь. Бестолку, если не сдвинуть с этой стороны тяжелые, насквозь прокопченные пламенем балки. За спиной у начальника прочие арколиты сгрудились, тихо гудя. Тот недоуменно встряхнул головой, пробормотав тихое:

— Там нет ничего. Просто...

И осёкся, сообразив... Насущное «просто бродяги, из милости пущенные переночевать» — говорить вслух, при толпе сейчас явно не стоило. Арколит замер в нерешительности, косясь то на небо, то на темную, ожидающую чего-то толпу. Вальтер ткнул в него пальцем. Рявкнул командным голосом:

— Выполнять!

Словно в подтверждение — стукнули сурово курки. Два медных, украшенных молниями курка тяжелых рыцарских пистолетов. Вольфхарт, оруженосец — улыбнулся арколиту из-за спины. Ласково, поверх черных точек прицела.

Вальтер рявкнул опять:

— Выполнять!

Вообще-то он был простой рыцарь и права приказывать арколитам восьми путей не имел. Но вспомнили об этом только тогда, когда балки были отброшены прочь, и первые люди — закопченной, кашляющей и осыпанной пылью толпой — вышли из подвальной глубины к свету.

Вздрогнули, услышав над головой громкий, скрежещущий звук. Замерли, застыли тихо, лишь девочка заплакала. Истошно, вцепившись в рваную материнскую юбку. Вольфхарт засмеялся, по-заговорщицки подмигнув ей с седла:

— Это от нас. Не робей, красивая.

Вальтер поднял голову — летело и впрямь от них. Серия из шести огненных, ярких шаров — каждая на свой цвет, каждая с рычавшим, замурованным внутри демоном — взлетела от храмовых пиков ввысь, уходя по крутой дуге куда-то вдаль, на север, на имперскую территорию. Люди замерли, провожая взглядами их полет. Вальтер поежился вдруг — просто так, солнце выглянуло опять, раскаляя вороненый метал доспехов.

— Поехали, да... Теперь тут и впрямь все закончилось, — буркнул рыцарь, посылая коня вперед. До кастеллума было уже недалеко. Надо доложить, а потом...

А потом только что отмахавший недельный патруль в поле рыцарь хотел снять броню, вымыться и заснуть. И желательно все сразу, а не по отдельности.

До кастеллума было и впрямь недалеко. А там...

— Хоть что-то хорошее есть в этой войне, — ворчал рыцарь, быстро, почти бегом поднимаясь по лестницам старого замка.

И вправду есть — чтобы пройти по лестницам Кастеллума, резиденции городского владыки, в мирное время Вальтеру потребовалось бы часа три, не меньше: вначале доложиться стражнику, потом — господину старшему мажордому. Потом прокрутиться, ожидая, на лестницах — присесть невежливо, ждать надо было непременно стоя, бродя из угла в угол и ведя любезный, но абсолютно пустой разговор с такими же, ожидающими приема бедолагами. Дождаться ладного, несомненно отмеченного милостями царицы постелей адъютанта с тихим: «Вас ждут». Но это раньше. А сейчас... Сейчас охреневшего от ведомостей, справок и счетов на продовольствие, размещения беженцев и обозов мажордома лучше было не трогать. Стражи у ворот, узнав знакомого рыцаря в добром здравии, явно обрадовались и махнули рукой, а отмеченный милостями адъютант уже полгода как вызвался на линию добровольцем. Так что ни в воротах, ни на лестницах Вальтер не задержался и в заваленный по потолок бумагами кабинет вошел сходу и доклад свой начал прямо, по сути, без лишних слов:

— Камни сожгли.

— Какие?

— Большие. Те, что возле болота, — уточнил Вальтер,

Потом понял, что издевается: деревень под именем Камень — больших и маленьких, старых и новых — под городом было не менее десятка штук. То есть девять уже, от десятой остались обгорелые бревна и черные дыры в земле. Порог без дома, безумная бабка, которую все одно пришлось застрелить, и вороны... Черные, они лениво перебирали лапами, косясь и не уступая дорогу даже рыцарским, боевым коням. Каркали, кружились, косясь на людей насмешливо, пока Вальтер не разрядил пистолеты в них — просто поймав на пустом месте амок, достойный адепта мастера лезвий. Перья — вихрем, черная густая метель...

Рыцарь встряхнулся, прогоняя морок из головы. Подошёл и ткнул пальцем в разложенный на столе лист прежде, чем горбоносый, усталый и потому скорый на гнев кастеллан сам не поймал амок, достойный мастера лезвий.

— Вот здесь, — показал рыцарь пальцем на карте.

— Погоди, это же тыл наш был, и глубокий.

— И пока еще есть. Но не такой глубокий уже. Имперцы у бродов, наших за рекой больше нет. Вот здесь деревня, там гарнизон был. Три рыцаря — орден многолапого зверя, арколиты и стражи храмовой полсотни штук. Его имперцы неделю «искрами» засыпали. А третьего дня на «слезу» расщедрились, алтарь защитный спалили, своему Единому в пасть. И той же ночью в атаку пошли. После заката дозорных демонов срезали, и лавой, под волчий вой... Храмовые как вой тот услышали — сразу на коней и бежать. Представь, эти, — тут Вальтер осекся на миг, переводя вертящееся на языке имперское «петушары немытые» на язык приличный для последователей восьмеричного пути. — Эти благородные и равно отмеченные милостями всех богов господа даже амулеты боевые не запалили...

— Откуда знаешь?

— Так там еще ополчения нашего сотня была. Все местные, деды да молодняк, опытных — раз, два и обчелся, из оружия — пики, половина без жал. Дреколье. Но успели построится, знамя выставили, да так и простояли всю ночь. Волки выли вокруг, постреливали, но в мечи не пошли — боги и то, наверное, не знают, почему. Волчары — они такие. То мечи наголо и десятком рвут рыцарский клин, то как сейчас — пацанов с дрекольем до бродов почтительно провожают. А там уже я подъехал, парней на переправе прикрыл. От них потом и услышал про амулеты.

— Дальше.

— Дальше — по реке вверх и вниз, вывел всех, кто там еще был с того берега. Под мое слово, все одно — после потери бродов сидеть нашим там незачем. Да и было там — два поста, полсотни лесовиков с луками, две — пехоты, пяток самопалов, а из магии — лишь амулеты... Три штуки всего — один греется, другой жужжит и поскуливает, а третий я даже проверять не рискнул — на глаз видно, что печати прокисли. Так что — тот берег теперь весь их. На наш пока не суются.

— А сунутся?

— Обязательно, но не прямо сейчас. Ставят часовни — полевые, здесь и вот здесь. Намолят, мага подтянут, пойдут «искрами» по нашему берегу насыпать... Недельку так отработают — и через броды. Наступление — это перенос действия магии вперед, — добавил Вальтер, заканчивая.

Потом замер, вспоминая, на миг. Последняя фраза была цитатой — древней, услышанной в схолуме, только рыцарь не помнил сейчас, чья она. Нашего мудреца или имперского? Не важно, конечно, его собеседник слишком небрит и измучен, чтобы цепляться и искать крамолу в случайных словах. Ему было проще хмыкнуть тихо, тоже вспомнив цитату.

— Да... Выходит, нас бьют нашей же книгой, — проговорил задумчиво кастеллан.

Чиркнул пальцем по карте, медленно возвращаясь к текущим делам. Обвел черную кляксу города, потом — в двух пядях — синюю полоску реки.

— Вот только Камни — они же на нашем, как ты говоришь, берегу?

— Ага. Вот смотри, эти достославные и отмеченные милостями всех богов господа бежали отсюда, от бродов. А я — пока людей с того берега вывел, пока проверил засеки, пока обоз с магами в ту сторону развернул — вашим, господин кастеллан, именем, подтвердите потом, если что, но перехватил я их только здесь. Проверил, амулеты у господ уже были разряжены... И Камни эти несчастные как раз на пути у них были.

— Полагаешь?..

— Ничего не полагаю, спать хочу. Может, солнце не так светило или бабка сказала чего не то, глядя, как отмеченные милостями господа во весь опор по ее улице драпают. А может проще, в храме тоже не дураки сидят, а отступление с неотработанными амулетами даже в их глазах совсем нехорошо выглядит. Тридцать дворов, людей уж не знаю сколько по нынешним временам, но много — из-под развалин воняло так, что и владыка в своем саду учуял, наверное. А рыцарей тех — вот бы их на недельку, да мне. И пацанов, на броде выживших — сзади да с пиками. Если еще и храмы поддержат, демонов куда надо пошлют — имперцев я тебе под шумок слегка, но подвину.

Кастеллан было загорелся — было видно, как вспыхнули у старого вояки глаза. Потом глянул на карту, потом на храмовые башни за окном, подсчитал — и вздохнул разочарованно, тихо:

— Вот бы... тут... Слушай, имперским я порой просто завидую — там все просто, как ихняя стрела. Или лом. Один бог, один император, то есть, прости боги, Ай-Кайзерин. И так далее... а тут... богов четыре, путей восемь, храмов шестнадцать, орденов рыцарских при них тридцать два — а как до дела, так на линии ты да я. И пацаны с дрекольем... Нет уж, к богам все, лучше я буду в городе сидеть. Тебя на западные, дальние ворота поставлю, чтобы точно никто из храмовых господ не сбежал. Но до этого — две недели минимум. Пока.

Две недели так две недели...

Вальтер, услышав, махнул рукой тяжело, словно прогоняя из головы мысль, мимолетную, хоть и полюбившуюся было. Помотал усталой, почему-то звенящей в тишине головой. Протянул:

— Выспимся...

И повернулся было, чтобы уйти. Внезапно звон в ушах усилился, разбиваясь на четкие такты, мелодичные, ровные. Как по мрамору — сапоги. Не солдатские явно, звук угрозы не нес, наоборот, звенел в ушах тихой, радостной словно музыкой. Кастеллан словно услышал тоже — остановил его коротким взмахом руки. Заговорил — быстро:

— Надеюсь... слушай, Вальтер, что бы тебе ни сказали сейчас — отказывайся. Вежливо. От всего. Не прямо, но... конь там захромал или оруженосец запил — пистолеты зарядить некому — выкручивайся, короче, ври, как король перекрестков. Это приказ.

— Что такое?

— Давно в городе не был. Неприятности тут у нас...

За их спинами хлопнула незапертая по военному случаю дверь. У кастеллановых «неприятностей» была веселая черная челка, короткие волосы и яркие, смотрящие прямо глаза. Простой, но плотный жакет, небрежно наброшенный на точеные плечи, юбка и изящные черные сапоги на каблуках, звенящих по мрамору подобно музыке.

— Добрый вечер, господа. Я не помешала?

— Вы уже неделю только это и делаете, мадмуазель, — пробурчал кастеллан, делая вид, что сильно занят, изучая карту. Выученную и так наизусть.

Вальтер сморгнул снова — дважды, внимательно изучая вошедшую «мадмуазель». Жакет — скорее куртка зеленых с лиловым тонов — похож на форменный, но без так любимых орденами нашивок. Только неясная золотая капля на правом, плохо видном отсюда плече. Вроде бы... Вальтер сморгнул в третий раз, внезапно поняв, как он обидится сейчас на судьбу, если увидит у незнакомки на плече розу царицы постелей. Впрочем, глупости — так же внезапно обругал он сам себя почти вслух. Своим адепткам царица сперва режет юбки — по пояс и выше, а не по колено, вот как сейчас. Потом наращивает до невообразимых размеров губы и прочие, не называемые в приличном разговоре места. И уж подавно, взгляд у них не такой. Серьезный, но полный радости и тихого, по-юношески наивного энтузиазма. Так уж...

— Я слышала, как вы вернулись, сэр рыцарь, и пришла, как только смогла. Кастеллан хотел спрятать вас, как сокровище, но...

— Словно вам кто-то подсказал.

— Конечно.

Она повернулась, и Вальтер сумел разглядеть знак на ее плече. Золотой с синим герб — змея, недреманное око бога наук, магии и измены.

— Господин перекрестков?

— Надеюсь, не лично, но его лапа в нашей встрече все-таки есть. Здесь и сейчас. Я Кайла, схолум адептус майор. По поручению...

Лист бумаги, мятый и затертый на сгибах от долгого предъявления. Стандартная формула «оказывать содействие в деле государственной важности». Потом подпись. Печать. Даже две. Око столичного храма и... Вальтер вновь сморгнул два раза, для верности, проверяя, не врут ли ему глаза. Не врали.

Чуть ниже ока и перекрывая его шел золотой треугольник с короной.

— Их светлость? Лично?

— Да... Изволит поручить вам. И мне. Миссию государственной и божественной важности.

— Чем могу служить?

— Недавно, у нас на... в столичном схолуме совместно с лучшими магами храмов разработали новый тип заклинаний. Принципиально новый, могущественный — результат пока чисто теоретический, но даже по самым пессимистичным прогнозам... враги удивятся. Но для этого нужно провести ритуал.

— И?

— Ритуал демонического призыва, модернизированный, но почти стандартный. Мощь, правда, будет такая, что, возможно даже, это будет не демон, а бог. И в любом случае, мы решим исход войны, представляете?!

Алая вспышка, на лица — накрест, расчерченные черной тенью оконного косяка, легли багровые, жаркие отблески. Пол толкнулся в ноги и задрожал, тихо прошелестели бумаги, сброшенные толчком со стола. И желтые, ломкие листья из кадки в углу. Последние, с давно засохшего фикуса. Как давно бедолагу не поливали? Похоже, с начала войны. Кайла встряхнулась, прогоняя из пальцев короткую, явно неуместную сейчас дрожь. Показала пальцем в окно, сказала - четко, решительно:

— Закончить вот это все. Только...

— Только — что?

— Ритуалы вызова — все они требуют четкой привязки к месту. И та часть, что поручили мне... Магия — это наука, она требует четкости и точных расчетов, господа. Вначале мы... то есть специалисты схолума, связываются и определяют энергетические параметры, потом просчитывают места, где ритуалы дадут нужный выход энергии. Потом привязываем эти места к карте. В это раз нужная точка оказалась здесь...

Кайла сделала два шага вперед, привычно — явно не в первый раз — ткнула пальцем на разложенный на столе лист.

Кастеллан вспыхнул, жила на его лбу налилась алым, забилась.

— А посмотреть на карту прежде, чем считать? — рявкнул он. — И за окно. Хочу вас разочаровать — у нас война и точка, нужная вам — уже полгода как вражеская территория.

Вальтер кашлянул, аккуратно — прервав кастеллана на полуслове. Уж больно яростно, алым налились щеки его. И — в тон — поникли, подернулись пеплом глаза Кайлы.

— Вообще-то не совсем, — сказал он, аккуратно отодвигая своим палец кастеллана на карте. — Серая зона, имперцы подвинули нас, но сами занимать не стали. Там нет ничего, кроме, может быть, патрулей. Может, и удастся проскочить скрытно. Место ритуала как-то обозначено?

Кайла пожала плечами — лишь глаза ее замерцали и вспыхнули вдруг. Ритуал, магия, способная решить исход этой проклятой войны. Звучало глупо, но видно, как от этого глаза Кайлы вспыхивали, загорались огнем. Скрытым под пеплом огнем, пламенем — робким — надежды.

— Не знаю, — медленно проговорила она. — Возможно, там будет могила или куча камней. Боги подскажут — но, к сожалению, только на месте. Но вы не волнуйтесь, у меня есть знак. Волшебный — смотрите, его вручила мне сама герцогиня.

На волшебный этот знак совсем не походил. Простой прямоугольник, палочка трех или четырех дюймов в длину, раскрашенная цветными и белыми полосами. Вроде бы герб наверху, но в целом — ничего особенного. Если не считать огня, вспыхнувшего еще раз в глазах Кайлы.

— Вражеская территория, волшебный столбик, могила или куча камней... Может, я проведу вас. Только, мадмуазель, разрешите мне еще раз взглянуть на вашу бумагу?

**

— Вальтер, ты что, охренел? Забыл, что я тебе приказывал? — заорал кастеллан. Сходу, вставая, лишь проследив, что дверь уже захлопнулась за столичной гостьей.

— Во-первых, не орите, господин кастеллан. Сейчас война и на поединок я вас вызывать не буду, но все же. Во-вторых — вы бумагу ее читали внимательно?

— Ну да... «Для их светлости удовольствия и пользы, из него вытекающей». Какая-нибудь ерунда.

— Настоящую причину писать нельзя, вот и ляпнули стандартную формулировку. Но вот то, что ниже... Нам с тобой она содействие оказывать рекомендует. А вот храмовым — приказывает. То есть пошлем сейчас — пойдет в храм. И даже не в свой — король перекрестков бездомный у нас, имперские «слезы» ему удачно за шиворот капнули. А все прочие...

Сам понимаешь же, храмовые довезут ее до первого болота, а там зарежут, а в столицу напишут, что очень старались. И потом, когда она говорила о ритуале — видел, как у нее горели глаза? Может, и впрямь... три дня туда, три обратно — как раз успею к веселухе на бродах. А там... а там чем только наши боги не шутят, может и впрямь сдвинем куда-нибудь эту войну. Только, не в службу, а в дружбу — придержи этот ходячий энтузиазм в замке еще на денек? Мне бы вымыться.

Кастеллан сумел продержаться два дня. За это время Вальтер успел скинуть кирасу, заснуть и вымыться. Он не помнил, в каком порядке, но это было хорошо. Потом они с Вольфхартом завалились в бани. Там рыцарь дремал в полусне, отмокая в душистой и восхитительно горячей ванне, а оруженосец за бумажной стеной смеялся, скаля белые зубы. Бренчал на струнах, много шутил, играя с адептками царицы постелей в карты на раздевание. Потом они встали — оба — набить морду арколиту владыки, вздумавшему вломиться, минуя баню, в украшенный цветами девичий зал. Пока ходили — девчонки успели подменить карты, напихав себе шестерок, а веселому оруженосцу — тузов. Потом Вальтер заснул. А поутру напялил кирасу опять. Оседлал — лично, не доверяя эту честь даже обиженно сопящему Вольфхарту — обоих своих коней. Черного как ночь боевого и серую ездовую. Проверил шлем и клинки в притороченных к седлу ножнах — черный широкий райтшверт и очень длинный трехгранный эсток, умеющий проламывать броню не хуже рыцарского, освященного в храме мастера клинков пистолета. Вольфхарт нацепил на бок кривую саблю, надел шляпу со щегольским павлиньим пером. Потянулся к перевязи у седла, проверил пороховницу и — еще раз — висящие в ряд пистолеты.

Они проехали через город, пустой поутру и тихий, сжавшийся в ожидании привычно-недобрых вестей. Пустые балконы и улицы, в переулке — куча щебня и дыра на месте стены. Той, с надписью. Вальтер с трудом, но вспомнил позавчерашнее утро. Вольфхарт подъехал, на куче мусора подобрал забытый храмовниками лом. Повертел его в руках и, издеваясь, воткнул вертикально в землю.

Кайла поджидала их у ворот. На серой кобыле, прикрыв голову шляпой — простой, без пера. По военному времени на ней был прочный солдатский колет. Без гербов, лишь на плече золотой нитью вышитый глаз короля перекрестков.