Крохи прóлитой воды

Из автоцикла Прогулки с Пеликанами

Просыпается Александр Блок на Том Свете, глядит: Иммануил Кант по новому морю в снарядном ящике плывёт, гусиным пером изумруд волны по крохе загребает.

- Куда? – спрашивает Блок спросонок.

- В Кёнигсберг, – отвечает недремлющий Кант.

- Разве и здесь есть Кёнигсберг? – изумляется Блок.

- Здесь нет, – отвечает Кант, а там – есть.

И ручкой куда-то в бирюзовую даль машет.

- Отчего же там есть, а здесь нет? – в другой раз любопытничает Блок.

- Оттого, голубчик, что там ставят вопросы, на которые нет ни положительных, ни отрицательных ответов, а здесь один сплошной ответ и вечная матросня, у которой вопросов не случается. Тужатся, тужатся, а в императиве одни только пукалки: пух-бух! Пфуй! Скучно, батенька…

Улыбнулся Блок улыбкой Царь-Тамары, протёр место бывших очей (привычка!), смотрел, смотрел, смотрел, смотрел – ничего не различить! Вздохнул и принялся стихи декламировать – чужие:

Моё приемлющее сердце

В тиши подсказывает мне,

Что вижу в вас единоверца,

Но всё же я смотрю извне.*

Сморщинился Кант в скопческую улыбку, задышал, замахал Блоку крохотными ручками, задрыгал на воздухе крохотными ножками и задёрнул занавески в окошке своего крохотного бессмертия. Глядит Блок, а на занавесках – надписи: «Дер Пространство» и «Дас Время».

- Обышка! – кричит Блок, – у вас, милейший, обышка!

А Кант не слышит за занавеской, гусиным пером волну ковыряет. Угрёб, а куда – из-за занавески не видно; одна одышка осталась.

Вздохнул Блок, нарвал из эфира белых роз, сплёл венок, надел поверх снежной маски набекрень и – шлёп-шлёп торопливыми шагами по новому морю, Канта с Кёнигсбергом через занавеску искать. А по волне за ним стелется – Ахматовским скромным платочком:

И его поведано словом,

Как вы были в пространстве новом,

Как вне времени были вы...

Быливы, былильвы, болелильвы …

И я там был, ту воду пил, везде текло, едва до смерти болезный не захлебнулся. А – не положено.

Пока.

* А.Скалдин. Стихотворения. Санкт-Петербург. 1912. С. 43.