Санкт-Петербург встретил Анну Волкову туманом, который словно окутал город плащом, пряча все его древние секреты. Поезд катил все медленнее, за окном мелькали серые панельки окраин, а потом — золотые шпили Петропавловки и тёмные воды Невы, которая текла как артерии какого-то мистического существа. Анна крепче сжала ручку чемодана и невольно коснулась Кольца Дня — оно висело у неё на серебряной цепочке под свитером. Металл был тёмный, с золотыми прожилками, обычно холодный, но иногда он неожиданно становился теплым, будто откликался на её мысли.

«Носи его всегда, Анна. Ты же Волкова», — голос дедушки Петра до сих пор звучал в её ушах, хотя прошло уже два года с того дня. Эти слова врезались в память как заклинание, которое связывало её с судьбой, смысл которой она пока не до конца понимала.

Родители погибли, когда ей было шестнадцать. Авария случилась внезапно, без всяких причин — просто взяли и разбились на пустой дороге, словно кто-то специально перерезал нить их жизни. Дедушка Пётр, старый охотник, с глазами, в которых читалась усталость многих лет, забрал её к себе. Он учил не просто как выжить, а как сражаться — с тенями, которые, как он говорил, любят прятаться в тёмных переулках старых городов.

«Ты наследница рода Волковых, Анна. Наша кровь — это оружие против Древних», — повторял он, когда передавал ей Кольцо Дня. Кольцо создал их предок Иван Волков ещё в шестнадцатом веке. Год назад дедушка умер, оставив её одну с миссией, о которой она знала до обидного мало.

Сейчас ей восемнадцать, и она приехала в Питер работать в Эрмитаже — формально стажёром-экскурсоводом, а на самом деле, чтобы продолжать дело Волковых: найти и остановить Древних, чья угроза, по словам деда, нависла над городом.

Московский вокзал ударил по носу букетом запахов большого города: выхлопы, свежие пирожки из ларьков, мокрый камень и что-то ещё — что-то древнее, будто сам воздух был пропитан памятью столетий. Анна поправила рюкзак и нырнула в толпу. Сердце колотилось от предчувствия чего-то важного. Петербург был не просто городом — это был настоящий лабиринт, где каждый мост и каждый канал хранили свои тайны. Она это чувствовала, как чувствовала тепло Кольца, когда оно касалось кожи.

Автобус вёз её через центр, и Анна жадно разглядывала пейзаж за окном. Дома словно переговаривались друг с другом о прошлом: барочные фасады, почерневшие от времени, балконы, которые помнили чужие жизни, и каналы, в которых отражался молочный свет белой ночи.

Нева показалась внезапно — чёрная и глубокая, её поверхность дрожала как зеркало, отражая не только дворцы, но и что-то ещё — тени там, где их быть не должно. Анна вздрогнула и сжала Кольцо. «Ты их почувствуешь, когда придёт время», — говорил дедушка Пётр, и она начинала понимать, что он имел в виду.

Общага на Васильевском оказалась серым советским коробком, от стен которого несло сыростью и тоской. Комната на третьем этаже, в которой она должна была жить одна, соседка уехала на каникулы, встретила её скрипучим полом и тусклой лампой под потолком. Анна швырнула чемодан на узкую кровать и подошла к окну. Белая ночь заливала город молочным светом, стирая границу между днём и ночью. Петербург казался живым — его камни дышали, его мосты что-то обсуждали между собой, и Анна чувствовала, что город знает о ней больше, чем она сама о себе.

«Пойду прогуляюсь», — решила она. Сидеть в четырёх стенах было невыносимо. Завтра первый день в Эрмитаже, но сейчас её тянуло на улицу, как магнитом. Она накинула лёгкую куртку, спрятала Кольцо Дня под воротник и вышла в ночь.

Петербург в белую ночь становился совсем другим — туристы исчезали, шум затихал, и город показывал своё настоящее лицо: задумчивое, древнее, полное загадок. Анна шла по Невскому, сворачивая в узкие переулки, где фонари отбрасывали длинные тени, похожие на когти хищных птиц. Она не знала, куда идёт, но ноги сами несли её, словно кто-то управлял ими. В итоге она очутилась у канала Грибоедова.

Вода текла медленно, на её поверхности отражались звёзды, которые словно что-то обсуждали между собой. Анна остановилась у чугунной ограды, и взгляд её упал на особняк медового цвета — трёхэтажное здание с тёмными окнами и изящным кованым балконом. Дом выглядел пустым, но она чувствовала — за этими стёклами кто-то есть. Кольцо Дня согрелось и слегка кольнуло в грудь.

— Красивый дом, правда? — голос прозвучал низко, мелодично, с такой печальной ноткой, что сердце у неё сжалось.

Анна вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял мужчина — высокий, в тёмном пальто, несмотря на тёплую июньскую ночь. Лицо в молочном свете было бледным, почти мраморным, тёмные волосы падали на лоб, а глаза — глубокие, серые с каким-то алым отблеском — смотрели так, будто видели её насквозь. Она инстинктивно сжала Кольцо, почувствовав его тепло.

— Да, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Очень красивый. А вы случайно не знаете, кто там живёт?

Он помолчал, глядя на особняк. В его взгляде была такая тоска, словно он видел не дом, а давно ушедшие воспоминания.

— Кто-то очень старый, — сказал он наконец. — Тот, кто помнит этот город ещё молодым, когда мосты были деревянными, а каналы... ну, скажем так, по ним текла не только вода.

Слова прозвучали загадочно, и Анна почувствовала, как Кольцо Дня задрожало, словно предупреждая об опасности. Она уже знала, кто он — или точнее, что он такое. Дедушка Пётр научил её распознавать вампиров: холодная кожа, глаза, которые меняют цвет, движения слишком плавные для обычного человека. Но в этом мужчине была не только угроза — в нём сидела боль, которая притягивала её как магнит.

— А вы не боитесь гулять по ночам? — спросила она, и голос получился твёрже, чем ожидала. — Петербург ведь может быть опасным местом.

Он улыбнулся — легко, печально, и от этой улыбки у неё сердце пропустило удар.

— Я уже давно не боюсь ночи. А вот вы... выглядите так, словно что-то ищете. Или от чего-то убегаете.

Анна хотела ответить, но краем глаза уловила движение в тени за особняком. Тёмная фигура, которая двигалась слишком быстро для человека, скользнула вдоль стены. Она сжала Кольцо, и оно вспыхнуло, пустив волну тепла по всему телу. Фигура замерла, и на Анну уставились глаза — белые, как луна. Потом она услышала шёпот, холодный как лёд: «Волкова». Анна шагнула назад, в ней проснулись охотничьи инстинкты, но фигура уже растворилась в тумане.

— Вам лучше уйти отсюда, — сказал мужчина, и голос его стал жёстче, а глаза сузились, как у хищника. — В этом городе полно теней, которые недолюбливают таких, как вы.

— Таких, как я? — переспросила она, чувствуя, как сердце колотится. — А что именно вы обо мне знаете?

Он посмотрел на неё, и в его взгляде мелькнуло что-то — узнавание, любопытство, а может, страх.

— Я знаю, что ты носишь Кольцо Дня, — сказал он тихо. — И что из-за этого ты стала мишенью.

Анна застыла. Он знал про Кольцо. Знал, кто она такая. Но вместо того чтобы напасть, он шагнул ближе, двигаясь так плавно, что это казалось нереальным.

— Меня зовут Дмитрий, — представился он, слегка поклонившись, как герой из старых романов. — И я тебе не враг, Анна Волкова.

— Откуда вы знаете моё имя? — голос дрожал, но она стояла прямо, готовая либо бежать, либо драться.

— Петербург имеет привычку нашёптывать имена тех, кто для него важен, — ответил он уклончиво. — А твоё имя звучит громче остальных.

Кольцо Дня нагрелось сильнее, и Анна почувствовала, как её кровь откликается — не страхом, а чем-то древним, будто она была связана с этим городом, с этим мужчиной, с тенями, которые за ней следили.

— Кто вы такой? — спросила она, сжимая цепочку Кольца.

— Тот, кто знает о Волковых больше, чем ты думаешь, — ответил он. — И тот, кто советует тебе быть осторожнее. Тени, которые за тобой охотятся, — это не обычные вампиры. Они служат Шуйским. А может, кому-то и похуже.

— Шуйским? — переспросила она, вспоминая дедовы рассказы о клане вампиров, которые мечтали разбудить Древних.

Дмитрий кивнул, и глаза его потемнели.

— Они знают про твою кровь. И про Кольцо. Будь осторожна, Анна. Этот город — лабиринт, где охотники запросто становятся добычей.

Она хотела спросить ещё что-то, но он отступил в тень, и фигура его растворилась в тумане как призрак.

— Ещё увидимся, — сказал он, и голос эхом отразился от стен особняка. — Если выживешь, конечно.

Анна осталась одна у канала. Сердце колотилось, а Кольцо Дня пульсировало как второе сердце. Она посмотрела на воду, где отражения звёзд смешивались с тенями, и почувствовала, как город наблюдает за ней. Дедушка Пётр предупреждал: «Древние спят, но их прислужники — никогда». Она не знала, кто такой Дмитрий — враг, союзник или что-то ещё, — но его слова про Шуйских и та тень в переулке подтверждали: её миссия началась.

Дорогу в общежитие она нашла на автомате, словно город сам её вёл. В комнате упала на кровать, пальцы гладили Кольцо Дня, а мысли крутились вокруг дедушки, его наставлений и слов Дмитрия. Она вспомнила, как дедушка Пётр учил её видеть тени, слышать то, что другие не слышат, чувствовать кровь Волковых, которая делала её особенной. «Ты последняя, Анна. А Кольцо — твоя сила. Но оно слабеет, если ты начинаешь сомневаться». В миссии она не сомневалась, но в сердце зародилось новое чувство — притяжение к загадочному вампиру, в чьих глазах она видела не только угрозу.

За окном белая ночь размывала границы времени. Анна знала: это только начало. Тени, Шуйские, и даже, возможно, Дмитрий — все они были частями того лабиринта, в который она вошла. А где-то в этом лабиринте её ждал канал Грибоедова — место, о котором Пётр говорил с тревогой: «Там кровь Волковых звучит громче всего».

Она закрыла глаза, но сон не приходил. Вместо него пришли видения: чёрная вода, руны на камнях, и глаза — белые как луна и красные как кровь. Кольцо Дня согрелось, и Анна поняла: её битва уже началась.

Загрузка...