Кровь и металл

Грюнд неторопливо обернулся на крик товарища по несчастью. Неторопливо не потому, что его мало беспокоила судьба остальных, с кем он решился на побег, а из-за того, что каждое лишнее движение отнимало и без того ничтожные остатки сил. Прошла целая неделя с тех пор, как они съели последние запасы, и никто не знал, когда это закончится.

- Я не могу, - простонал лысеющий Верб, тяжело дыша, - я хочу есть.

- Мы все не можем, - хрипло ответил Грюнд, вытирая пот со лба, - и все хотим есть. Если решил сдаться - дело твое, но нагнать нас ты уже не сможешь.

Верб тяжело засопел, остановившись лишь на мгновение, после чего послушно побрëл за остальными. Разумеется, он ещë успеет сдаться и умереть в муках, но не сейчас. Никто не хочет умирать в одиночестве.

Оказалось, земля за Городом может тянуться на многие мили, прежде чем им повстречаются первые деревья. Как только одно из таких появилось на их пути, беглецы замерли в отдалении, благоговейно ожидая.

- Оно живое? - рабочие тихо шептались между собой, пока один из самых старых не выступил вперëд. Поправив поцарапанные очки на тонком носу, иссохший старик пригляделся к обвисшим ветвям, покрытым пожелтевшими листьями.

- Дерево, - старик судорожно шамкал беззубыми челюстями, - пьëт воду из под земли, растëт всю жизнь. Живëт сотни лет.

- Съедобное? - Грюнд устремил взгляд на старика, скрестив жилистые руки на груди.

- Листья съедобные, остальное мы даже не разжуëм, - просипел старик.

Этого было достаточно. Люди судорожно ускорились и облепили хилое растение со всех сторон, объедая пожелтевшие листья потрескавшимися зубами.

Невообразимо горькая, но такая живительная влага медленно приводила в чувство бывших рабочих. Одежда свисала с их плеч словно с беспризорных детей, укравших наряды взрослых.

Они уже давно не общались между собой. Даже Ултар, которого неделю назад нельзя было заткнуть. Сходящие с ума от голода и жажды, они стали похожи друг на друга, словно псы из одной облезлой стаи.

Солнце ползëт по небу, прижигая шеи и руки. Люди злятся, но в ответ лишь прячутся под общипанным деревом, раскрыв рты и вдыхая сухой горячий воздух. Некоторые стоят, но большинство сразу валятся на потрескавшуюся землю, оборачиваясь пыльной одеждой на манер савана. Для кого-то это глупая шутка, для самых ослабевших - предосторожность. Богобоязненные люди пытаются похоронить себя до того, как умрут.

Верующие люди носят на шее шестерëнки и болтики - символы Бога Машины, единственного бога, который правит в Городе. Грюнд и сам носил железку на шее, поддерживая смутную надежду на помощь всемогущего, но цепочка всего лишь натирала шею.

- Здесь его нет, - тихо сказал Грюнд одному из неистово молящихся, которые встали на колени и устремили несчастные взгляды в ту сторону, где остался покинутый ими Город.

- Тебе какое дело? - огрызнулся ослабевший Ив, праведный гнев которого не напугал бы и воробья.

- Никакого, - отмахнулся Грюнд, - но если ты хочешь помощи от кого-то, кроме нас самих, то не трать силы понапрасну.

- На что это ты намекаешь? - беглец подозрительно прищурился, пытаясь высмотреть в глазах Грюнда скрытый умысел.

- Молись тому, кто услышит.

Шок и смятение сменяли друг друга на лице Ива.

- Как?! Предать веру и Единственного?

- Я этого не говорил, - спокойно ответил Грюнд, расстилая куртку на жесткой земле, прямо у извилистых корней, - но если ты веришь, что своими молитвами можешь сделать нашу ситуацию полегче, то потрать слова на того, кто вырастил это дерево. Листья были вполне съедобны, разве нет?

- Еретик, - прошипел Ив, судорожно сжимая шестерëнку на обветренной шее, - твоим словам не пошатнуть моей веры.

- Мне и не придется, - Грюнд лëг на собственную куртку, которая уже почти не пахла маслом, и попытался представить, что он спит на своей старой доброй койке. Сейчас он закроет глаза и услышит такой дорогой сердцу грохот парового генератора, одного из многих, что помогают Городу освещать улицы и дома, пока Солнце бродит по чужим небесам.

Шелест одинокого дерева отвлëк его блаженные мысли. Нет, конечно же нет. Он не в ночлежке, и завтра нужда не погонит его на работу. Работу, которая высасывала все его силы и мысли с тех самых пор, как он научился ходить.

Рядом с ним, под этим загадочным деревом, лежат такие же беглецы, и каждый носит след прошлой жизни. Некоторые почти ничего не слышат, другие подслеповато щурятся. Грохот станков и химические вспышки отняли их здоровье.

Будь работа на заводе хоть чуточку милосерднее, и Грюнд бы остался. Родившись на редкость крепким, он мог бы трудиться до седых волос. Но он вырос не только сильным, но и мудрым, поэтому не мог не замечать, как работа медленно пожирает каждого друга и приятеля, с которым ему удавалось встретиться на перерывах. Выводы напрашивались слишком очевидные.

Кто-то положил руку ему на плечо.

- Не спишь?

- Бессмысленный вопрос, - промычал Грюнд с закрытыми глазами, - чего хочешь?

- Поговорить, - голос был знакомым, а как иначе. Это Сет, один из ремонтников, сбежавших вместе с ними. Не самая плохая работа, особенно в те дни, когда машины работали исправно. Считай, получаешь деньги и пайку за то, что сидишь в каморке и ждëшь следующей поломки. Действительно неплохо. Но и Сет сбежал.

- Говори что хотел и проваливай, - Грюнд тихо зевнул и наконец раскрыл глаза. Сет сидел у морщинистого ствола, обняв колени.

- Что думаешь по поводу всего этого?

- Есть свои минусы, - с лëгким сарказмом ответил Грюнд, - но зато мы свободны.

- Я не это спрашивал, - шепот Сета почти сливался с шелестом листвы, - сколько мы будем идти, и когда остановимся?

- Идти мы будем до тех пор, пока не встретим дикарей, - Грюнд закутался в свою вонючую промасленную куртку.

- А что дикари? - Сет никак не унимался, буравя зоркими глазками собеседника. Собеседник буравил взглядом могучие корни дерева. Вот кто точно умеет справляться с голодом, хоть и за всю жизнь даже шага не делает.

- Дикари как-то живут, а значит, могут научить и нас. Тут нет фабрик, нет домов, нет канализации. Но дикари всë равно живут.

- А если они людоеды? - тревожно прошептал Сет, вжавшись лбом в колени.

- Будь тут все людоедами, сожрали бы друг друга ещë давным давно, - Грюнд начинал раздражаться тому, что такие логичные мысли приходится озвучивать.

- А если они рабовладельцы?

Грюнд улыбнулся.

- Тогда мы просто сменили начальство.

Такой ответ лишь ещë больше расстроил Сета. Он сидел и молчал, спрятав голову в колени.

Деревьев на их пути встречалось всë больше. Некоторые были мëртвые, их беглецы без сомнений рубили на костры, потому что ночью становилось настолько холодно, что люди спали в обнимку.

Живых деревьев было больше, но рубить их никто не рисковал. Некоторые люди слышали в шелесте листвы собственные имена, что раз и навсегда отбросило мысли брать в руки топоры. Религиозный Ив, который никогда не расставался с шестерëнкой на веревочке, этих голосов не слышал и поэтому высмеивал трусливых товарищей. Но рубить деревья не рисковал.

Мëртвые деревья давали топливо, живые - пищу. На некоторых они находили сморщенные плоды, которые старались делить по справедливости и между всеми. Голод преследовал их всегда, но ещë не победил разум.

Прошло ещë несколько дней, прежде чем они повстречали первое животное. Худощавое, вытянутое тело и острое крысиное лицо. Похоже на городскую крысу, только больше раза в три. Зверь с любопытством глядел в их сторону, шумно обнюхивая новый запах.

- Какая здоровая крыса, - охнул Сет, - и не убегает.

- Тварь не встречала таких, как мы, - тихо сказал Грюнд, нахмурившись. Скверно. Значит, люди поблизости не живут.

- Не знаю, как вы, - протянул Сет, многозначительно подмигнув, - но я чертовски голоден. Мясо на углях, прямо как в пабе, а?

- Тварь может и тупая, - протянул Верб, присев на потрескавшуюся землю, - но в руки точно не прыгнет.

- И не придëтся, - Сет порылся в наплечном мешке и достал добротного вида пистолет. Среди людей пошëл благоговеный шëпот и вздохи восхищения. Грюнд одобрительно похлопал Сета по плечу.

- Стянул у бригадира, - пояснил Сет, поглаживая сверкающую рукоять смертоносного оружия, - надеюсь, его за такую потерю взгреют по полной программе.

- Умеешь стрелять? - поинтересовался Грюнд, пока Сет неторопливо вставлял небольшие патроны в обойму. Огромная крыса наблюдала издали, с неменьшим интересом.

- Нет, - признался Сет, виновато улыбнувшись, - хочешь попробовать?

- Давайте я, - из группы вышел Гнус, крепкий работяга лет пятидесяти, - я был патрульным в Фабричном районе, пока мой отряд не заменили на Чистильщиков.

- Значит, стрелял из такой штуки?

- Не из этой, - уточнил Гнус, похрустывая пальцами, - но если стрелял из одной, считай - стрелял из всех. А я стрелял много.

- Уж по братьям рабочим стрелял, небось? - усмехнулся Верб, на что Гнус лишь плюнул. Грюнд дал Вербу легкий пинок под зад и взял пистолет из рук Сета.

- Верб просто переживает за ужин, - Грюнд аккуратно вложил пистолет в руку Гнуса и кивнул в сторону зверя, - постарайся не промахнуться.

Выстрел был настолько громким, что люди грохнулись на землю. За последние недели они настолько привыкли к безмолвию пустоши, что некоторые закричали от испуга. В то же мгновение голова гигантской крысы взорвалась изнутри, окропив сухую землю ярко красной кровью.

Деревья, до последнего момента тихие и безмятежные, зашумели тонкими полупрозрачными листьями. Грюнд пытался уловить дуновение ветра, но безуспешно. Деревья тряслись сами по себе.

- Не нравится мне это, - протянул богобоязненный Ив и крепко сжал шестерëнку, свисающую с тонкой шеи. Многие последовали его примеру, лишь Грюнд и Гнус, который так и не выпустил из рук дымящийся пистолет, не двинулись с места.

- Вы что, вчера родились? - Грюнд презрительно поморщился, наблюдая за перепуганными людьми, - Ужин сам себя не приготовит.

Деревья шумели до самой ночи, а вековые стволы трещали так, словно их хотел согнуть невидимый великан. Люди сидели у костра, над которым, шипя и брызгая жиром, готовился обезглавленный зверь, и все улыбались. Пускай деревья шумят, зато сегодня они поедят как следует.

Меткий Гнус так и не выпустил пистолета из мозолистых рук. Каждый, кто проходил мимо него, одобрительно хлопал стрелка по плечу и обещал золотые горы, как только встанет на ноги. Все радуются, а кто-то даже пританцовывает у костра.

Грюнд сидит напротив Гнуса, и видит в его глазах блаженство. Пистолет сверкает на огне, ослепляя Грюнда. Ему это не нравится, и он ложиться спать раньше остальных, впервые за всë время. Деревья шумят, и их звуки гармонично вплетаются в его мысли, а затем и сновидения. Во сне он ест до отвала, пьëт дорогой виски, который никогда не пробовал, и слушает музыку из проигрывателя, которым никогда не владел.

На следующий день Гнус исчез. Пистолет остался лежать там, где спал стрелок, но ни одежды, ни тела никто не нашëл.

Они ждали Гнуса несколько часов в надежде на то, что тот просто решил прогуляться, и все знали, что это не так.

Рабочие испуганно вскрикивают, когда понимают, что за ночь возле их лагеря прибавилось деревьев. Отличить их весьма просто - новые деревья лоснятся от красноватого сока, стекающего из под чешуек коричневой коры.

Все молчат, но тише всех молчит Грюнд. Он чувствует, как его волосы встают дыбом, стоит ему лишь подумать о том, как такие могучие деревья выросли за ночь, и что послужило им пищей.

Ему хочется сорваться с места как можно скорее, чтобы найти укромную яму и схорониться в ней, пока сердце лихорадочно колотится, словно боевые барабаны. Но он видит лежащий на земле пистолет, который за ночь покрылся лëгким налëтом ржавчины, и сдерживается.

- Собирайте самое ценное, и выдвигаемся, - краткость его слов не оставляет места для споров, да и остальные ещë не оправились от шока. Все тихо собирают свой скарб, боязливо пригибая головы, чтобы ненароком не задеть ветви деревьев.

Сет, который с огромным риском для жизни выкрал пистолет бригадира, даже не смотрит на одиноко лежащее оружие. А Верб, который ещë вчера облизывался на пистолет и пытался выменять его на латунные часы, теперь боязливо пятится за спины товарищей.

Грюнд идëт впереди остальных, осторожно обходя молчаливые деревья. Ему кажется, что каждый ствол читает его мысли и видит его страхи. Не в силах сдерживаться, он срывается с места. Остальные принимают это за команду и бегут следом, тревожно озираясь вокруг.

Грюнд оборачивается лишь раз, чтобы увидеть старика. Тот самый старик, который убедил всех в том, что деревья безобидны. Он не в силах догнать остальных и жалко ковыляет в отдалении, опираясь на сухую ветку. Силуэт старика быстро скрывается за высокими деревьями, и только жалобные крики напоминают беглецам о его существовании.

Через минуту до ушей Грюнда и остальных доходит истошный вопль, который тут же заглушает шелест листвы. Люди испуганно замирают, и вся кровь отливает от их покрасневших лиц.

- Проклятое место! Проклятые деревья! - Ив фанатично вскрикивает, бледный как мел, а его соратники сжимают железки на своих шеях.

Гнев наполняет сердце Грюнда, и он больше не сдерживает эмоций.

- Чего застыли, идиоты? Хотите отправиться вслед за стариком?

Люди приходят в чувство и срываются с места. Вскоре они миновали небольшие холмы и деревья скрылись из виду.

Больше деревья им не попадались, даже мëртвые. Без костров ночи стали холодными и тëмными, но не тихими. Люди сбивались в тесную кучу, содрогаясь от холода и сжимаясь, когда в ночи разносились тоскливые завывания неведомых тварей.

Низкие утробные звуки - звери были гораздо крупнее той крысы, что покойный Гнус подстрелил в проклятой роще. Люди сидели, сжимая перочинные ножики, пока не впадали в сонное забытье, замерзшие, напуганные и бесконечно голодные.

Негласным лидером группы оставался Грюнд, но теперь мало кто решался с ним заговорить, даже вечно дотошный Сет. Многие молятся Богу Машине, но ещë больше безнадëжно ушли в себя. Они молча встают, молча идут вместе со всеми, и ничего их не может расстроить или развеселить.

Серая потрескавшаяся земля, полная острых как бритва камней быстро превратила их обувь в кожанные обрывки, поэтому им пришлось рвать свои рубашки, чтобы обмотать израненные ноги. Первым это сделал Грюнд, потому что пользовался портянками ещë до того, как сбежал. Но ходить было всë равно больно.

Ив продолжает молиться на каждом привале, а его колени почернели и покрылись язвами. Его голос охрип настолько, что не слышно на расстоянии вытянутой руки.

- Заткнись, - сухая команда Грюнда, которого раздражает даже едва слышный шепот фанатика.

Ив игнорирует и продолжает бесшумно молиться, поэтому Грюнд подходит поближе и ленивым толчком ноги повергает и без того ослабшего Ива на землю. Ив не пытается подняться, но и не затыкается.

Грюнд наклоняется к стонущему Иву и срывает с тонкой шеи шестерëнку. Ив отбивается, но Грюнд прижимает его руки к земле, возвышаясь над истощенным товарищем словно гора.

- Помог тебе твой Бог? - он вертит шестерëнку на указательном пальце словно обруч, после чего без промедления бросает еë вдаль, прочь из лагеря.

Ив широко раскрывает глаза, провожая тоскливым взглядом свою личную святыню. По его высохшим, впалым щекам пробегает одинокая слеза.

- Ничего, зато идти будешь налегке, - Грюнду трудно скрывать издëвку, но и выглядеть тираном перед остальными нет ни малейшего желания, в такие тяжëлые времена.

Ив ничего не отвечает, молча свернувшись в позу эмбриона. Одеялом в эту ночь для него становится пыль, которой всегда в достатке на пустошах.

Грюнд ложиться спать подальше от остальных. Он в особенно скверном настроении, но ничего поделать с этим не может. У него всë ещë есть силы, но почти не осталось надежды, поэтому надо уснуть как можно скорее.

Во сне он лежит на свой старой кушетке, в окружении знакомых. Они молчат, а их лица скрыты тенями.

- Умер, как пить дать.

- Может, так даже и лучше.

Грюнд вскочил с земли и протëр забитые пылью глаза. Люди обступили то место, где он оставил лежать Ива, и перешептываются между собой, почëсывая затылки.

Расталкивая всех без разбору, Грюнд наклоняется к Иву и берëт того за иссохшую, окоченелую руку. Люди смолкают, но продолжают наблюдать.

- Я выбросил его железку туда, - Грюнд тычет пальцем в сторону, не обращаясь к кому-то конкретному, - будем искать.

- Какой смысл? - Сет скрещивает руки на груди, остальные поддерживают его краткими кивками, - едва ли Ив воскреснет, если ты еë вернешь.

- Плевать, - Грюнд оборачивается, сощурившись. Все избегают его взгляда, кроме Сета. Тот, хоть и щупловат, но сдаваться не планирует.

- Нет, Грюнд, - Сет покачивает головой, нахмурив тонкие брови, - не плевать. Мы не ели уже неделю, многие уже готовы отправиться вслед за Ивом, а ты хочешь потратить драгоценное время на похороны?

- Тогда веди людей сам, - Грюнд без особой злости махнул рукой и двинулся прочь от лагеря, соскрëбывая засохшую грязь со лба.

Ветер разбрасывал пыль и песок каждую секунду, поэтому искать шестерëнку оказалось не такой простой задачей. Но Грюнд никуда не торопится.

Краем глаза он видит, как медленно отдаляются измотанные люди, а впереди всех, опираясь на сухую ветку, ковыляет Сет. Новоиспечëнный лидер мотает головой из стороны в сторону, пытаясь решить, куда следует направить отряд, и встречается взглядом с Грюндом.

Грюнд машет ему рукой на прощание, но Сет быстро отводит взгляд.

Несколько томительных часов под жарким солнцем проходят в пустую, пока глаза Грюнда наконец не ловят латунный блик в растрескавшейся земле.

Ведомый ветром песок почистил шестерëнку от ржавчины. Грюнд с трудом опустился на одно колено, любуясь произведением цивилизации. После стольких дней в диких землях смотреть на такую симметрию - всë равно что видеть квадратное солнце. Машина, собранная с такими деталями прослужит сотню лет. А удел этой блестяшки - хранить покой усопшего Ива.

Грюнд молча сидит у тела, сжимая шестерëнку в руках. Солнце медленно заходит за горизонт, покрываясь кроваво-красным багрянцем.

- Я знаю, ты бы хотел костëр. Но тут только камни, извини.

Грюнд кладëт шестерëнку на впалую грудь мертвеца и начинает обкладывать тело теми камнями, что смог насобирать поблизости.

До самой ночи он идëт по следам бывших товарищей, но нагнать их уже не в силах. То, чем он угрожал Вербу, случилось с ним самим. Грюнд проклинает самого себя за приступ сочувствия и прибавляет шагу, пытаясь убежать от беспощадной тьмы за спиной.

Когда становится совсем темно, глаза Грюнда уже не отличают человеческих следов от обыкновенных трещин. Для уверенности он идëт на четвереньках, внимательно ощупывая каждое углубление в серой земле. В отдалении слышится тоскливый вой, от которого волосы встают дыбом, и страх заставляет Грюнда ползти быстрее.

Наконец, тьма становится абсолютной. Утробный вой слышится гораздо ближе, но как-то приглушëнно, и Грюнд понимает, что неведомый зверь бродит за ближайшим холмом.

Он тихо ложится на землю и прикрывает глаза руками, прямо как в детстве, когда пытался спрятаться от матери. Мысли о родном человеке заставляют его всхлипнуть и стать ещë тише. Неужели он умрëт вот так, во тьме, едва обретя свободу?

Грюнд чувствует, как по земле идëт сильная вибрация. Тихие, но весомые шаги множества ног. Он пытается задержать дыхание, но сердце бешенно колотится в груди, ощущая панику хозяина.

"Если я чувствую, как он ходит, чувствует ли он, как бьëтся моë сердце? "

И без того безнадëжные мысли пожирают остатки надежды, а шаги неведомой твари становятся всë ближе и ближе. Наконец, шаги останавливаются в десяти метрах от него.

Грюнд лежит, свернувшись в небольшом углубленнии в позе эмбриона, как недавно скончавшийся Ив. Ему хочется скулить, хочется вскочить и побежать сломя голову, только бы жить.

- Ты.

Человеческий голос звучит словно гром, оглушая Грюнда.

- Ты. Встать.

Он послушно поднимается, пытаясь разглядеть, кто перед ним.

Это люди.

Жилистые и высокие. Стройные, но крепкие. Вместо одежды - меха, вместо головных уборов - черепа неизвестных зверей. Они держатся плотной группой, поэтому их шаги показались Грюнду шагами жуткой многоножки.

Стоящий впереди всех дикарь стукнул тупым концом копья о землю и открыл рот, на секунду сморщив лоб.

- Откуда?

- Город, - Грюнд отвечает моментально, едва слова срываются с губ дикаря. Стоящие за спиной предводителя мужчины тихо перешëптываются, указывая на Грюнда, а в особенности на его одежду.

- Город, - дикарь медленно повторяет слово, пробуя его на вкус, затем его взгляд озаряет понимание, - Город!

- Я из Города, моë имя Грюнд.

Дикарь стоит во тьме, сжимая копьë и рассматривая Грюнда широко раскрытыми глазами. Грюнд почти ничего не видит, но не отводит взгляда.

- Я из отсюда, моë имя Ундуа.

Они подходят вплотную и представляются поочереди, и каждый прижимает кулак к груди.

- Я из отсюда, моë имя Ауул.

- Я из отсюда, моë имя Кааракуз.

- Я из отсюда...

Грюнд из-зо всех сил пытается запомнить их имена, но голод и испуг путают его мысли. Он до сих пор не уверен, что эта встреча сулит ему добро.

- Я сдаюсь, - Грюнд достал перочинный ножик и протянул его Ундуа, слегка склонив голову.

Дикарь приподнял густые брови и переглянулся с остальными. Через мгновения их лица покрыли добродушные улыбки.

- Оставь. Опасно тут, - дикарь обвëл ночную пустошь пронзительным взглядом.

- Я голоден, - Грюнд говорил извиняющимся тоном, словно мальчишка, которого поймали за хулиганством. Дикарь цокнул языком и перевëл слова Грюнда остальным.

- Аасыкты, - остальные дикари покачали головой и начали рыться в мешках, и каждый вложил в руки предводителя небольшой сверточек. Убедившись, что каждый отдал свою часть, Ундуа вернулся к Грюнду и вручил ему вяленое мясо и высушенные хлебцы из какой-то неизвестной злаковой культуры.

- Ешь, - улыбнулся вожак, воткнув копьë в землю. Повторять не пришлось - Грюнд набросился на еду так, словно неделю во рту не было ни крошки. И это было сущей правдой.