Круги

— Как же вы не правы, — стоящий рядом отец Варфоломей тяжело вздохнул, сокрушенно покачав головой.

Иван думал, что увидит во взгляде, стоящего рядом седого священника разочарование, и очень удивился. На него смотрели глаза наполненные глубокой тоской, которая однако не могла скрыть светящейся там любви, и сострадания.

— Это ваше мнение, — он не смог выдержать этого взгляда, и отвел глаза, чудом сдержавшись, что бы не нахамить.

Он терпеть не мог когда его жалеют. Успешный ученый, академик, автор многих трудов и государственных наград в области физики, всего привык добиваться сам. Если на пути вставало какое-то препятствие, то он никогда не опускал руки, а сжав зубы, и проявив упорство, даже ценой потерь чего-то дорого, преодолевал это. Он не верил ни в Бога ни в черта. Любое чудо, в его понимании, рождалось только в упорном труде, и никакие сверхъестественные силы в этом не участвовали, а если он не понимал происхождение чего-то необычного, не подающегося логики, то называл это дешевой подделкой и обманом.

Сейчас по другому. Болезнь скосила его, поставив жирную точку на карьере и жизни, что для Ивана Ивановича было одно и тоже. Ему не нужен был никакой священник. Этот религиозный бред не для него. После смерти ничего нет, и потому исповедоваться и каяться ему, перед чужим человеком, нет никакой необходимости, а уж тем более ему не надо отпускать никаких грехов. Их у него нет.

— Уходите, зачем вы пришли? Мне не нужен священник, я не верю в Бога. Ваш рай, и ад, это утопия для запугивания и выбивания денег из недалеких обывателей.

Отец Варфоломей, покивал головой, словно соглашаясь с мнением атеиста, а потом перекрестил его, и присел рядом с кроватью больного на табурет.

— Я пришел по просьбе вашего друга, Анатолия. — Он посмотрел Ивану в глаза все тем же ненавистным взглядом, полным сострадания и любви. — Он очень переживает за вашу душу.

— Он всегда был не от мира сего, этот Толик, хоть и именитый ученый, — хмыкнул Иван и поморщился. Спазмы все чаще и чаще пробивали тело, острой болью вворачиваемого в спину штопора, перехватывая дыханье. — Нет никакой души, ни одного доказательства ее существования нет, — прошипел он едва сдерживаясь. Даже обезболивающее больше не спасало, он умирал. — Все эти полеты по светлым коридорам, встречающие родственники, все это плод затухающего сознания, и больше ничего. Не отбирайте у меня оставшиеся минуты жизни, этим бредом.

— Ну что же… — Поднялся священник. — Я хотя бы попытался. Очень жаль, что вы так категоричны в своем неверии. Не смотря на это, я все же буду молиться о вас. Бог милостив. — Он вновь перекрестил больного, поднялся с табурета и сделал шаг к дверям, но остановился и обернулся. — Для веры не нужны доказательства, для веры нужна только вера. Храни вас Бог, когда вы будите спускаться по кругам ада. Что бы вы там не думали, а Господь существует, и скоро вы это узнаете.

— Вы мне еще про Данте расскажите, — вновь скривился отболи Иван Иванович. — Те девять кругов в его «Божественной комедии», это просто вымысел талантливого поэта, и ни что другое. Ни кто не возвращался, что бы подтвердить существование этого вашего пресловутого рая и ада.

— Вы скоро все сами себе докажите Иван Иванович. Да не покинет вас Ангел хранитель, во время испытания. Мне очень жаль, что я не отпустил вам грехи. Теперь все в ваших руках. Прощайте, и прости вас Господь.— Отец Варфоломей вздохнул, перекрестил, умирающего и вышел.

Через полтора часа, знаменитый ученый скончался.

***

— Ну что, Иван, сын Ивана? Тебе показали рай? — В месте где не существует ни верха ни низа, ни права ни лева, прямо в красноватого оттенка воздухе с запахом серы, на парящем в небытие, огненном табурете сидело страшное существо. Алый плащ с накинутым на голову капюшоном из-под которого клубился черный дым, полоскался на ветру, и это при полном-то штиле. Массивное тело, закованное в серебряные латы, черные перчатки со стальными когтями, и черные сапоги, опирающиеся на бесконечность, с острыми шпорами, вселяло в душу, в которую до недавнего времени не верил Иван, ужас. Голос, шипящий, полный сарказма, звучал сразу и ото всюду.

— Ему все показали, сатана, и он восхищен. — Вместо Ивана ответил Ангел, стоящий чуть сзади. Белоснежный, в радужном свечении крылатого плаща, он выплескивал из себя любовь, окатывающую волной тепла нежности, растерянного академика, вселяя надежду.

— Я не тебя спрашивал, раб. — Рыкнул владыка тьмы.

— Я не раб. У Господа нет рабов, мы все его дети. — Уверенно ответил Ангел.

— Мы говорим на разных языках, и никогда не поймем друг друга, — усмехнулся падший, и вновь обратился к Ивану. — Готов ли ты ответить за свои грехи?

— Наверно… — неуверенно протянул Иван. Вся спесь слетели с него после кончины мгновенно. Вместо того, что бы исчезнуть, как он считал из реальности, он все еще жив, и теперь уверен только в том, что священник был все-таки прав.

— А мне плевать, — захохотал сатана, готов ты или нет, ты все равно будешь отвечать, и этот Ангел хранитель, рядом с тобой, не спасет тебя от падения.

— Круги, это что, это Данте? — Пролепетал вопрос Иван.

— Данте был глуп, как и все смертные, хоть и в чем-то угадал, — выплюнул слова падший. — Но поясню, да бы не слыть утаившим истину. Первый круг, это рай, и его тебе показали, это место рядом с богом. Но тебе, грешник его не видать. Второй круг, это покой, место около бога, у его стоп, за него можешь и побиться. Третий круг, это уже ад. Еще очень слабенький, в виде иголок под кожу, но уже он. Молись, что бы хотя-бы оказаться в третьем. Дальше, круги зависят от твоего грехопадения, и чем ниже, тем больнее истрашнее.

— Черти и сковородки, и вы там владыка? — Иван побледнел бы, если бы имел тело.

— Глупость, я боюсь ада еще больше чем рая. Мои грехи опустят меня на самое дно бесконечных колец. Уволь, но маяться там муками я не хочу. Сковородки с чертями это то же еще одна выдуманная глупость. Как можно жарить то, в чем нет плоти? Тебя будет пожирать собственная совесть памяти свершенного, а это страшнее огня, чертей и пыточных щипцов. Простят ли тебя когда-нибудь? Из третьего круга скорее всего да, грехи малы, а милость Его, на зло мне, безгранична. Но чем ниже ты падешь, тем меньше шансов. Но хватит пустой болтовни, она утомляет. — Сатана встал. — Помнишь ли ты, свой первый грех?

— Нет, — сконфузился Иван.

— Не помнишь, как украл у бабушки конфеты, и свалил все на младшую сестру? Подлость свою не помнишь? Вера просила же тебя сказать правду, но ты промолчал. Ее наказали ни за что! — Рявкнул сатана. — Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я испугался тогда, — промямлил Иван. — Папа очень строго наказывал за воровство.

— Сразу три греха, и сразу в пятый круг, — захохотал падший. — Ты делаешь быструю карьеру, академик. Воровство, вранье и подлость. Хорошее начало, мне это нравиться.

— Он был мал, и не осознавал, что творит. Эти грехи Господь ему прощает. — Улыбнулся подбадривающие подсудимому Ангел.

— Как же мне противно это ваше божественное всепрощение, меня от него тошнит. — Скривился сатана. — Но придется это принять, таков закон. — Он раздраженно сел на табурет. — Тогда вспомним школу… Ты продал возможность списать математику своему другу, а ведь он не раз помогал тебе? Что ответишь на это?

— Я не знаю, — промямлил Иван.

— Зато знаю я, это третий круг, а будь моя воля, сразу пятый, потому, что это подлость. — Захохотал сатана, и повернулся к ангелу. — Что-ты сможешь на это возразить?

— Третий круг, — кивнул головой тот соглашаясь с приговором. — Но не на долго, подсудимый быстро осознает и искупит легкими страданиями свою участь.

— Легкую! — Подпрыгнул от возмущения падший, а как тебе брошенный сын? Это на какой круг потянет.

— У меня нет детей. — Неуверенно выдавил из себя Иван.

— Нет?! — Подбежал и навис над ним падший. — А Зою помнишь? У вас же любовь была? Ты бросил ее беременной?

— Она мне ничего не говорила, я не знал… — Залепетал подсудимый оправдываясь.

— Или не хотел знать, ведь семья и дети помешали бы карьере? Ты сбежал, и не оставил адреса. Она искала тебя! Она любила тебя! Она вырастила твоегосына в одиночестве, и умерла недавно, так и сохранив верность тебе!

— Я не знал, — едва не упал к ногам сатаны Иван.

— Он правда не знал, — вступился за подсудимого Ангел. — Его отъезд тогда организовала мать, она не хотела портить карьеру сыну, и потому соврала, она же и мешала поискам Зои. Она уже несет за это наказание, а два раза за дно и то же страдать нельзя.

— Опять не виновен. Мама виновата. А то, что он любовь предал, это что?

— Он думал, что Зоя вышла замуж за другого. — Вновь вступился Ангел.

— И обрадовался этому? Одной помехой на пути у негодяя к славе меньше? — Успокоился и сел на табурет сатана. — Ладно, пусть решаетБог, а я выдвигаю новое обвинение. Воровство. Он украл у Анатолия идею докторской диссертации, и его наработки. Пообещал соавторство и обманул, присвоив всю славу себе! Тот глупая душа, простил, и остался по сей день другом. Сейчас с похоронами хлопочет. Что ты ту можешь сказать в свое оправдание.

— Виновен. — вздохнул Семен, я и в правду поступил подло. Мне нечего возразить.

— Обвинение принято. Грех тяжкий. — Кивнул Ангел. Пятый круг наказания, грешной душе.

— Это еще не все, — засмеялся падший. — Я обвиняю его в убийстве

— Не было такого, я никого не убивал! — Закричал в панике Семен, наконец осознав, что все это очень серьезно.

— Ой ли? А вспомни Николая?

— Какого?

— Который просил у тебя в долг, а ты отказал. «Не хочу портить нашу дружбу деньгами», — ответил ты ему, а на самом деле хотел купить новую машину. Николай после этого повесился…

— Он все проигрывал в казино, — возразил Иван, — ему не помогли бы мои деньги.

— Кто ты такой что бы судить? «Помогли бы или нет». Может он отдал бы долг, и прекратив пагубное занятие, встал на праведный путь исправления? Стал добропорядочным человеком, женился, родил детей. Ты отказал другу в помощи и убил его.

— Нет, это не так! — Отчаянно взвыл Иван.

— Виновен. — Нахмурился Ангел. — Он довел человека до самоубийства своей жадностью. Убийство тяжкий грех. Бог присуждает ему седьмой круг.

— Отлично, потер руки сатана, продолжим…

***

Обсудив все грехи, суд над Иваном закончился двенадцатым кругом ада, с правом на помилование, при искреннем раскаянии, и после этого переводом во второй круг. Получилось так, что честный и справедливый академик, оказался редкостной, хорошо маскирующейся сволочью, идущей по головам к своей цели. Бог не смог простить ему этого.

— Зачем я тебе? — В конце, когда терять уже было нечего, осмелился спросить Иван у сатаны.

— Что? — Не понял тот.

— Зачем ты все это делаешь, ты же утопил меня. Даже зло должно иметь причину?

— Я чистое зло! — Громогласно засмеялся сатана. — Мне не нужны причины.

— Не верю, — вздохнул Иван. — Так не бывает.

— Что ты понимаешь червяк? Причины хочешь? Получай! Я ненавижу людей! Вы, такие же как и я! Вы грешники! Вы совершаете то же, что совершил и я! Вы лгуны, убийцы, насильники и воры, но Он. — Палец со стальным когтем взлетел ввысь. — Прощает вас, надо лишь только искренне раскаяться. К вам он милосерден, а ко мне нет.

Ты сейчас окажешься там, где должен быть я, и это греет мою почерневшею душу. Надеюсь, что он не простит тебя, и совесть будет жрать тебя памятью свершенного, вечность, а ты будешь лишь оправдываться. Мой совет на последок: «Не покаялся при жизни, не раскаивайся и в аду. Радуй меня муками»!

Иван в одно мгновение оказался парящим в черном, бесконечном ничто, и тут же совесть впилась жуткой болью воспоминаний в то, во что он еще совсем недавно не верил, в его бессмертную душу.