Крым - наш!

КРЫМ - НАШ!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«Эх, дороги, пыль да туман…»

Пролог

Какая же твердая здесь земля! Долбишь ее лопаткой, долбишь, и все никак. Одни камни да известняк. А надо вырыть хотя бы небольшой окопчик, чтобы укрыться. Иначе где спрячешься, когда фрицы в атаку пойдут? А в том, что пойдут, можно не сомневаться. Это как пить дать! Знаем, проверено уже, на своей шкуре испытано. Переждут самое солнце, а к вечеру, как чуток жара спадет, так и попрут на нас. Они сейчас вон где, за балкой прячутся, в совхозном саду отлеживаются. Заняли вчера село, освоились, а теперь дальше наступать собираются, уже на Керчь. По этой самой дороге, прямо через нас… До города - всего шестьдесят километров по прямой, оседлают они шоссе – и все, Керчь, считай, уже в их руках. И порт тоже. А значит – и переправа на Тамань. А как их сдержать? Чем? Почти нечем! Пустят вперед танки и сметут нас, как листочки с лавочки. Ни за что не устоять! Но, тем не менее, приказ есть – держаться до последнего, стоять насмерть. Значит, будем сражаться…

Эх, фрицам сейчас хорошо, сидят себе в тенечке под деревьями, жару пережидают. Отдыхают под яблонями, грушами и сливами - хоть это и небольшое, но все же укрытие. Можно даже прилечь на травку, растянуться поудобнее, заодно и покурить. А еще в совхозном саду есть старый колодец, еще с прошлого века. Вода в нем – вкусная, свежая, всегда прохладная… Знаем, сами пили вчера, пока нас гитлеровцы оттуда не выбили. И вот сидим мы сейчас в чистом поле, готовимся к отражению атаки. Долбим проклятый холм, который даже саперная лопатка не берет – настолько твердый. И еще жара стоит страшная, нательная рубаха вся мокрая уже от пота, а снять нельзя – сразу на солнце сгоришь…

Рядовой Алексей Сомов отер ладонью пот со лба и распрямил спину, чтобы немного отдохнуть. Слева и справа от него долбили горячую землю товарищи-красноармейцы, рыли ячейки. Редкая цепочка неглубоких ямок протянулась вдоль холма, на плоской вершине которого расположилась артиллерийская батарея. Которая, как предполагается, должна остановить немецкие танки. Если они пойдут по шоссе. Три низенькие, приземистые «сорокапятки» – это все, что осталось от целого артдивизиона, последняя надежда полка. Больше ничего нет, прочие орудия вчера разнесли к черту «лаптежники». Весь день бомбили, сравняли артиллерийские позиции с землей. А орудия превратили в кучу скрюченного, искореженного металла.

Три «сорокапятки» уцелели буквально случайно - их успели спрятать в совхозном саду, укрыть под деревьями, вот «юнкерсы» и не заметили, проскочили мимо. И обрушили свой удар на передовые позиции. Знали, сволочи, где и что надо бомбить, разведали всё заранее, еще задолго до наступления. Слава богу, что «сорокапятки» уцелели, а то чем бы мы сейчас отбивались? Танки одними гранатами и бутылками с зажигательной смесью не остановишь! Тем более - если их будет много, прут сплошной стальной массой. Так что три пушки – наша последняя надежда, ведь до смой Керчи – больше ни одного нашего рубежа обороны. Отступать некуда – позади голая степь, для немецких танков – сплошное раздолье. Им до города – несколько часов хода, и то – если не особо торопиться…

Алексей отряхнул ладонью одежду - она стала белая от известковой пыли. А также лицо, руки, волосы... Что было понятно: недалеко от них – каменоломни, откуда испокон веков брали камень для строительства города. Вот и летит сейчас по ветру белая, невесомая «мука», противно скрипит на зубах. Очень хочется промочить горло, да нечем – воды в алюминиевой фляге осталось совсем чуть-чуть, на самом донышке. Один-два глотка, не более. А подвезут ли еще – неизвестно, кухню два дня уже никто не видел. С самого начала немецкого наступления. Эх, вот ведь жизнь!

Сомов тяжело вздохнул и снова принялся долбить твердую землю. Работа шла трудно, руки были все в кровавых мозолях. Но он терпел – для себя же стараешься, для собственного укрытия. В голой степи каждая ямка - считай, почти окоп. Рядом с ним неожиданно возник старшина Степан Фильченко, критически осмотрел сделанное и едко заметил:

- Мелко копаешь, Сомов, задница наружу торчать будет. Фрицы по ней как раз и попадут.

- Не земля, а сплошной камень, товарищ старшина, - ответил Алексей, - долбишь ее, долбишь, а все без толку. Гранатой бы рвануть, а?

- Я тебе дам - гранатой! – нахмурил брови Фильченко. – Сам знаешь – совсем мало осталось, только для танков. Надо беречь, а то как отбиваться? В общем, давай глубже, Сомов, рой, как крот!

- Могилы себе готовим, - зло заметил красноармеец, копавший рядом, рядовой Айдер Мустафаев. – В них нас и похоронят…

Старшина Фильченко услышал и строго прикрикнул:

- Типун тебе на язык, Мустафаев! Думай, что говоришь! Попадет тебе когда-нибудь за эти слова, вот увидишь. Возьмут тебя, куда надо, чтобы не сеял панические настроения! Будешь тогда знать, как языком зря трепать.

Фильченко грозно посмотрел на Айдера, но тот сделал вид, что занят рытьем ячейки. Однако, когда старшина отошел, недобро прищурился вслед:

- Это мы еще посмотрим, кому и за что попадет. И кого куда возьмут…

Мустафаев был из местных, из крымских жителей, его мобилизовали совсем недавно. И Айдер был страшно недоволен тем, что его оторвали от привычной сельской работы, от дома, семьи и отправили на войну. Драться и погибать он совсем не хотел. Алексей Сомов поковырялся еще немного, затем сел передохнуть. Надо бы перевести дух. Снял пилотку, вытер мокрое от пота лицо, вынул из кармана галифе кисет с табаком. Старшина отошел, теперь можно и покурить... К нему тут же подскочил Мустафаев:

- Угости табачком!

- Свой иметь надо! – привычно ответил Сомов, но щепотку махорки всё-таки дал.

Очень не нравился ему этот Мустафаев (скользкий какой-то, злой, неприятный), но делиться табачком - надо. Все-таки тоже боец Красной армии, вместе воюем, Родину защищаем.

Мустафаев закурил и кивнул на противоположную сторону поля:

- Как думаешь, скоро они полезут?

Алексей задумчиво посмотрел на солнце (еще высоко, почти в зените) и покачал головой.

- Нет, часа через три, не раньше. Когда жара спадет. Успеем ячейки свои выкопать и еще отдохнуть. Может, и поедим даже, если что привезут.

- Как же, привезут! – снова недовольно скривился Мустафаев. – Небось, сидят эти каевары у себя в тылу и трясутся от страха, за свои шкуры боятся! А мы здесь голодные воюем. И подыхаем…

Алексей пожал плечами – может, полевую кухню разбомбили? Вчера как налетели эти «лаптежники», как устроили хоровод с «шарманкой»… Думал - все, конец, сейчас убьют. И похоронят его здесь: слегка присыплют тело землей, скажут пару слов на прощанье, если время будет, и все. Но ничего, пронесло, невредимым остался, лишь слегка оглушило. Так что полевую кухню вполне могли разбомбить. Да и жрать на такой жаре совсем не хочется, лучше бы воду подвезли, она гораздо нужнее. Впрочем, чего зря мечтать? Ясно, что вряд ли кухня появится до вечера. А там еще неизвестно, кто жив будет….

Сомов бросил окурок в сухую, чахлую траву и снова принялся долбить землю. Прав старшина, надо рыть глубже. А то и в самом деле задница наружу торчать будет. Мустафаев тоже вернулся к своей ячейке, но работать не стал – лег рядом и сделал вид, что дремлет. Но время от времени приподнимал голову и быстро оглядывался по сторонам – не идет ли старшина? Связываться с Фильченко он боялся: у того - кулаки пудовые, легко может приложить. Исключительно в воспитательных целях. И не пожалуешься никому – взводного лейтенанта вчера убили, и Фильченко теперь у них за главного…

***

Густой, горячий воздух разорвал протяжный рев моторов.

- «Юнкерсы!» - крикнул кто-то, и все сразу же побежали, кто куда, но в основном – прятаться под чахлые кустики или в своих же ячейках. Но какое это укрытие – летчикам сверху видно все, как на ладони!

Алексей поднял голову, посмотрел: в выжженном крымском небе появились самолеты с хорошо знакомыми обтекателями на шасси. Снова эти проклятые «лаптежники», Ю-87! Они один за другим срывались в пике и наносили удары по советским позициям. Главной их целью, конечно, была артиллерийская батарея на холме, но и пехоте тоже досталось. Взрывы накрыли редкую цепочку ячеек, разметали по склону не успевших окопаться красноармейцев. При первых же воющих звуках Алексей упал на дно ячейки, закрыл голову руками и начал повторять: «Только бы мимо, только бы мимо!» Конечно, пользы от этого заклинания не было никакой, как и от ямки, в которой он спрятался, но все же... В Бога Алексей не верил (комсомолец все-таки), а отбиваться от «юнкерсов» было нечем, зениток в полку не имелось: те, что когда-то были, отправили в Керчь - прикрывать переправу, а из пулемета или винтовки «лаптежник» не собьешь. Проверено, можно даже не пытаться, только патроны зря потратишь. Значит, надо надеяться только на везение – что бомба упадет мимо, не накроет тебя, не похоронит взрывом.

Артиллеристам на холме досталось больше всего – батарея стояла на самой вершине, на виду. Несколько прямых попаданий – и во все стороны полетели искореженные детали орудий и разорванные тела прислуги... Затем детонировали снаряды, что также прибавило хаоса и огня. Воздух стал вязким, густым от кислого запаха взрывчатки и горького дыма. Серые клубы закрыли все небо – занялись жидкие кустики и трава на склоне. Казалось, горело все вокруг – и воздух, и земля, и даже камни… Наконец «юнкерсы», довольные результатом бомбежки, повернули назад, на свой аэродром. Дело сделано, можно и обедать.

Алексей остался жив. Правда, его снова слегка оглушило и присыпало землей, но это ничего – не впервой уже. Вылез из ямки, выплюнул изо рта сухие комки земли, отер рукавом лицо – кажется, даже осколком не зацепило. Приподнялся, осмотрелся: вместо батареи – дымящиеся воронки, пушек нет и в помине. Да, основательно поработали немецкие летчики, точно накрыли цель. Им, пехоте, тоже досталось – отовсюду слышались стоны, мольбы о помощи. А кто-то уже навсегда замолк, уткнувшись лицом в сухую крымскую землю… И в это время началась немецкая атака. Гитлеровцы не стали ждать, пока спадет жара, решили наступать сразу после бомбежки. Что было логично и правильно – надо бить противника, пока не опомнился после бомбардировки.

Из совхозного сада, проломив низенький каменный заборчик, на дорогу вылезли несколько угловатых машин с крестами. Их короткие, тупые орудия смотрели прямо на красноармейцев. Панцеры шли открыто, в лоб, ничего не боялись - знали, что пушек у русских нет. Перед самым холмом машины слегка притормозили и дали первый залп. В надежде, что бойцы, оставшиеся без орудийного прикрытия, испугаются и побегут. Алексей упал на дно ячейки и прикрыл голову руками. Очень вовремя – рядом встал огненно-черный фонтан. Земля тяжело содрогнулась, на пилотку посыпались камушки и сухие комки земли...

Немцы промахнулись – взяли чуть выше линии ячеек, поэтому новых потерь среди красноармейцев не было. В ответ, разумеется, никто не стрелял – чего зря расходовать патроны? Вот подойдут фрицы ближе, тогда и разберемся с ними. Гранатами… Следующий залп оказался более точным. Стало трудно дышать, уши заложило от близких разрывов. У Алексея загудело в голове, перед глазами поплыли красные круги. Он вылил на лицо остатки воды из фляги, стало немного легче. Осторожно выглянул из ячейки: вслед за танками в атаку пошли немецкие солдаты. Серо-зеленые фигурки растянулись вдоль всей дороги. Шли не торопясь – пусть сначала ударят панцеры, а мы добьем уж оставшихся. Кто уцелеет…

Алексей увидел, как его молодой сосед, Иван Левушкин, высунувшись из ячейки, стреляет по гитлеровцам. Палит безостановочно из винтовки… И даже, кажется, в кого-то попал – судя по радостному выражению на лице. Сомову стало стыдно – Левушкин гораздо моложе, а смотрите-ка – не испугался, бьет по фашистам. А он что же? Ведь не трус, воюет уже почти полгода, значит, опытный человек. К тому же комсомолец, должен показывать пример. Алексей лег поудобнее, приподнял свою «трехлинейку», прицелился и несколько раз пальнул по серым фигурам. Попал или нет – не разберешь, далеко очень. Зато привлек к себе внимание.

Один из танков развернулся и пошел прямо на него, минута – и раздавит гусеницами. Алексей нервно оглянулся – не пора ли отходить? Вот только куда? Если по дороге, то точно попадешь под танковый пулемет, а если по степи – достанет из пушек. Танки простреливали все пространство перед собой, поливали свинцом русские позиции. «Все, отвоевался, - грустно подумал Алексей. – Сейчас сотрет меня в пыль…» Но тут рядом возник старшина Фильченко. Вид у него был страшен: на голове – свежая рана, кожа содрана, волосы обожжены, лицо залито кровью… На немой вопрос Алексея коротко бросил: «Снарядом накрыло, но ничего, живой. А вот ребятам не повезло – в клочки! Ну, сейчас они мне за это ответят!»

В руках Фильченко сжимал противотанковую гранату – тяжелую, цилиндрическую, в стальном корпусе. Прищурившись, посмотрел на немецкий танк, лег на землю и ловко, по-пластунски скользнул навстречу. Очень умело - прячась за редкими кустиками и в неглубоких воронках. Старшина постепенно приближался к ревущей, лязгающей машине. Немцы его пока не видели – из-за серого, клочковатого дыма, закрывшего степь. Когда до машины осталось не более десяти метров, Фильченко привстал и швырнул ему под гусеницу гранату. Раздался глухой взрыв, танк проехал еще немного, разматывая порванные траки, а затем встал. Сверху открылся люк, вылезли два немца в черных комбинезонах. Один вскинул руку с пистолетом и стал стрелять в Фильченко. Старшина резко дернулся, схватился за шею и рухнул на обугленную траву. Из пробитого горла, пульсируя, потекла алая кровь. Которую тут же впитала черная, обгоревшая земля… Алексей видел все это четко и ясно, словно на экране кинозала. Только, в отличие от фильма, нельзя было выйти из зала. Приходилось лежать и ждать, чем это закончится.

Справа от него была ячейка Мустафаева, но ни одного выстрела из нее не последовало. Алексей сначала подумал, что Айдера убило или тяжело ранило, но затем с удивлением увидел, как Мустафаев, подняв руки, бежит к немцам. Сдаваться в плен. «Вот же сволочь, - подумал Сомов, - надо пристрелить гада…» И взял его на мушку. Но выстрелить не успел – снова раздался тонкий, противный свист, и рядом встал фонтан черно-желтого взрыва. Алексея накрыло горячей ударной волной, оглушило, он на время потерял сознание. А когда очнулся, то с удивлением увидел, что над ним стоят два немца. И один из них, рыжий, молодой парень, уже приподнял винтовку – добить. Алексей замер, в голове мелькнуло: «Ну, теперь уж точно конец, пристрелит…» Но второй солдат, уже немолодой, с серым, усатым лицом, отрицательно покачал головой. И повелительно махнул Сомову рукой – вылезай, мол!

Алексей с трудом приподнялся, потом встал. Если уж умирать, то стоя и с гордо поднятой головой. Как и положено советскому бойцу... Однако немец лишь слегка подтолкнул его винтовкой по направлению к шоссе – давай, двигай! И ему ничего не оставалось, как повиноваться. По черной, горящей земле Сомов пошел в плен. Но перед этим он еще раз оглянулся. И запомнил открывшуюся картину на сю жизнь: возле подбитого танка лежит убитый старшина Фильченко, немцы, не обращая ни на кого внимания, меняют трак на разорванной гусенице, а рядом, в ячейке, смотрит в выжженное крымское небо красноармеец Левушкин. Немецкая пуля попала Ивану точно в лоб…

Глава первая

«Эх, дороги, пыль да туман…» - тихонько напевал про себя капитан Лепс. Он стоял в темном тамбуре вагона и смотрел в маленькое окошко в двери. Снаружи ничего не было видно – ночь, да еще мелкий, противный дождик. Вагон слегка покачивало, Леонид курил папиросу и пытался разглядеть название станции, мимо которой только что поехали. Но ни огонька снаружи, ни искорки света – ничего. Маскировка! Хоть и прилично еще до фронта, а все равно правила строго соблюдают. Если прикинуть приблизительно – они сейчас где-то под Ростовом, что на славной реке Дон. Через полсуток будут на месте… А место это – Крым, точнее – Керченский полуостров. Именно туда направляются Спасатели времени с новым задание: предотвратить военную катастрофу, разгром 44-й, 47-й и 51-й советских армий. По сути, спасти от гибели и плена сотни тысяч советских бойцов и командиров, а город-крепость Севастополь – от сдачи.

Задание получили совсем недавно, всего несколько дней назад, сразу же после завершения операции «Пуля для Власова». Тогда, под Спасской Полистью и Мясным Бором, все получилось, как надо: помогли Второй Ударной армии избежать окружения, предотвратили предательство Андрея Власова. А бронемобиль Спасателей пополнился новым членом экипажа – старшим сержантом Иваном Мешковым. Хотя, если разобраться, не таким уж и новым – почти три года уже знакомы, вместе воевали еще на Финской, освобождали из окружения 44-ю стрелковую дивизию, попавшую в капкан на Раатской дороге. А потом вместе брали город Оулу. Правда, тогда Мешков в команду бронелетчиков (так назывались на Финской Спасатели времени) не входил, был, что называется, на подхвате. В боевых помощниках, если точно.

А сейчас, во время спасения Второй Ударной, он уже по-настоящему стал членом группы. И очень хорошим - прекрасно управлялся с пулеметом КОРД. Да и с гранатометом АГС-40 тоже. Поэтому руководство Института времени разрешило взять его с собой в Крым. Парень смышленый, все на лету схватывает, и лишнее, что очень важно, не болтает. К тому же отличный боец, отважный, умелый. Армейского опыта ему не занимать, считай, вторую войну воюет. Начал с Финской, продолжил на Великой Отечественной. Иван в 1941-м году сражался под Киевом, потом выходил с остатками дивизии из окружения… Через два месяца храбро дрался под Москвой, а затем, уже весной 1942-го, неплохо зарекомендовал себя под Любанью. В общем, наш человек, надежный, проверенный. С таким, как он, можно и в разведку, и куда угодно.

Впрочем, в их группе все были такие – настоящие бойцы. Например, командир грунпы, майор Владимир Злобин. Настоящий русский офицер - умный, уверенный, серьезный. С подчиненными строг, но всегда справедлив. Для него не бывает невыполнимых заданий, только трудные и очень трудные. Ребята в группе уважительно зовут его Батя. Что понятно: он для них - как отец родной. Старший лейтенант Сергей Самоделов. Тот самый случай, когда фамилия полностью соответствует профессии. Или наоборот… Мастер на все руки, может починить любую технику, едва живую, на «ты» с любым механизмом – от древних катапульт до современных экранопланов. Умеет водить все, что водится и летает, от паровоза до истребителя, но особо уважает автомобили. Настоящий поклонник раритетных кабриолетов, сам находит старые, ржавые развалюхи и чинит. Не для денег, конечно, из любви, так сказать, к автоискусству. Главный водитель и механик в группе Спасателей, а еще отвечает за связь и техническое обслуживание. Неторопливый, спокойный, рассудительный. Прозвище – Самоделкин. Как же еще? Его боевой товарищ, Матвей Молохов, тоже старлей. Пулеметчик, снайпер, специалист по оружию, мастер рукопашного боя, основная ударная сила Спасателей. Прозвище, понятное дело, Молох или Молот. Высокий, русоволосый, голубоглазый – настоящий русский богатырь, девушки от него просто без ума, пачками вешаются. Не женат, и жениться, похоже, пока не собирается. Говорит, что ему и так хорошо, со слабым полом проблем не бывает. В это легко верится.

Герман Градский, единственный среди Спасателей штатский человек, известный ученый, доктор наук, профессор. Научные интересы – история, культурология, археология, языкознание, этнография. Специалист по палеолингвистике и древним языкам. Абсолютно незаменим при контакте с местным населением, особенно не слишком еще окультуренным. Хорошо разбирается в древних обычаях и традициях, что бывает полезно. А то скажешь или сделаешь что-нибудь не так и сразу попадешь в «яму». А то и на дыбу. Во время операций, как все, носить форму. Сейчас – лейтенанта. Прозвище - Пан профессор. Это не только из-за научных интересов, но и из-за польских корней, которыми он очень гордится. Говорит, что происходит из довольно знатного шляхетского рода, берущего свое начало от самого Сигизмунда Первого.

И, наконец, он сам, капитан Леонид Анатольевич Лепс. Заместитель командира группы, врач, психолог, специалист по НЛП. Отвечает за медицинское обеспечение и психологическое прикрытие. А еще - за снабжение и финансы (надо же кому-то и этим тоже заниматься!). Ребята зовут его Доком, а еще Мозголомом и Могоправом: за то, что умеет, когда надо, запудрить мозги любому. Что подчас оказывается просто необходимо. Каждый из них – уникальный специалист, мастер своего дела, а все вместе - группа Спасателей майора Злобина, лучшая в Институте времени.

Когда заканчивали операцию под Мясным Бором и уже складывали в бронемобиль вещи, к ним (в начало мая 1942 года) неожиданно прибыло начальство – генерал-майор Бородин. Руководитель Службы Спасателей времени! Значит, случилось что-то необычное… Обычно Глеб Геннадьевич в «поле» не выезжал – врачи не разрешали, опасались за здоровье: «Возраст, давление!» Да, изрядно повоевал в свое время Бородин, помахал шашкой… А еще саблей, шпагой, палашом и прочими колюще-режущими предметами. И пострелял тоже от души: от аркебузов и мушкетов до самых современных огневых систем. В боях всегда был храбр до безрассудства, лез в самое пекло, и, конечно же, получил не одну рану. Не считая контузий, ожогов и прочих неприятностей. Вот и подводит генерала иногда здоровье. К тому же в последнее время из-за кабинетной работы Глеб Геннадьевич, прямо скажем, немного зарос жирком, заматерел, потерял былую форму. Что было понятно – возраст уже не тот, скоро в отставку. Но в душе он по-прежнему был бравым воякой, рвущимся в бой…

При каждом удобном случае генерал-майор стремился снова попасть в «поле», чтобы вдохнуть кисловатый запах пороха, почувствовать себя в деле. И, конечно же, он не упустил случая лично побывать в 1942-м году, чтобы передать Спасателям времени новый приказ - который получил совсем неожиданно. Обычно его группе приходилось по три-четыре месяца ждать, пока не отправят на новую операцию, а тут… Вызвали к директору Института времени и вручили бумагу: «Выполняйте!» И деньги выделили, без задержки… Бородин очень удивился: желающих попасть в прошлое – полным-полно, и у каждого – свои проекты, интересные и важные. А финансирование Институту опять срезали, посадили, по сути, на голодный паек. Да еще начали воткрытую говорить, что надо бы ограничить число военных операций в прошлом, а то, мол, слишком много на них денег уходит. А средства нужны и на другие проекты, весьма перспективные...

Глеб Геннадьевич отбивался от этих наездов, как мог, доказывая важность изучения альтернативной истории. Это же такая интересная тема - изучение нашего героического прошлого! Мы столько узнаём о наших предках, об их жизни… Но с каждым разом делать это становилось все труднее и труднее. И, если честно, Бородин уже не ждал милостей от институтского начальства. Наоборот, был уверен, что отправить группу Злобина на новое задание удастся очень нескоро. Пока еще очередь дойдет, пока выделят финансы! Но неожиданно и деньги дали, и полное довольствие выписали. Продукты, оборудование, медикаменты, горючее, боеприпасы… Правда, для экономии группу решили отправить в Крым не через портал времени, как обычно, а, так сказать, своим ходом, по железной дороге. Так будет дешевле… От Мясного Бора – до города Калинина, потом погрузка в воинский эшелон – и в Тамань. Там - к переправе, и на барже через Керченский пролив в Крым. И вот они уже на месте…

Генерал Бородин захватил с собой целую кучу вещей, продуктов, а еще горючее. У группы же майора Злобина не обычный броневик, а БТР-152к. Красота, а не машина! Лобовая броня – 13 миллиметров, бок и корма – 8. Внутри - несколько слоев кевлара, для бронестойкости. Выдержит попадание пули и даже крупного осколка. Мотор – сто десять «лошадей», скорость по шоссе – шестьдесят пять километров в час. Колеса – шесть на шесть, отличная проходимость, без проблем идет по любой грязи, форсирует с ходу водные преграды до метра глубиной, а еще берет невысокие завалы. Есть лебедка - на тот случай, если совсем сядет... В общем, боевой бронированный вездеход! И внутри комфортно, три отделения: первое - управления, проще говоря, кабина. Это для командира и механика-водителя. Дальше – боевой отсек, рассчитан на двух человек. Третий – бытовой, жилой, там по бортам - четыре койки в два яруса. Можно спать и работать – есть выдвижной столик. При необходимости нижние койки сдвигаются, образуя стол для операций. Это на тот случай, если кого-то ранит. Под койками – ячейки для продуктов, личных вещей, медикаментов и инструментов. А еще там же - аккумуляторы и боеприпасы. Чтобы не расходовать бензин на обогрев, в кормовой части имеется обычная печка-буржуйка, ля нее годятся дрова или уголь.

Имеется, конечно, и электропечка, чтобы быстро вскипятить воду или разогреть консервы. Бензобаки в бронемобиле - по бокам, под броней. Сверху машина прикрыта стальной крышей с тремя люками, чтобы вылезать и вести огонь на ходу, сбоку - бронещели для стрельбы из автомата, а в корме – дверь для загрузки-выгрузки. Из специального оборудования – мини-камеры по периметру корпуса, передают изображение на экран комма под панелью управления. Никто не подберется к машине незаметно, зато всех видно. Есть также датчики движения, мини-локаторы, приборы ночного видения и тепловизоры. С таким оборудованием можно воевать в полной темноте или в густом тумане. Особо надо отметить вооружение. В оригинале на БТР-152к стоял 7,62-мм пулемет, но, учитывая сложность операции, институтские умельцы решили повысить огневую мощь машины. И поставили в боевом отсеке два ствола - крупнокалиберный пулемет КОРД и гранатомет АГС-40. Очень грозное оружие, но главное – внешне похожее на то, что уже было в то время. Если, конечно, особо не приглядываться...

Пулемет КОРД – калибр 12,7 мм, дальность стрельбы – два километра, поражает бронированные цели и низколетящие самолеты. Может сбивать, например, «юнкерсы» на выходе из пике. В ленте – сто пятьдесят патронов, зажигательные и бронебойно-зажигательные с вольфрамовым наконечником. Они на семистах метрах пробивают 20-мм броню, а если ближе – то и более толстую. Что позволяет бить почти любую немецкую бронетехнику. Гранатомет АГС-40 – это в основном против пехоты: он стреляет 40-мм безгильзовыми осколочно-фугасными гранатами, дальность - два с половиной километра. Накрывает, что называется, площадями, особая точность при этом даже не требуется. И пулемет, и гранатомет оснащены оптическими прицелами и приборами ночного видения, закрыты сбоку бронещитками. С кевларом внутри. Что важно: машина не выделяется среди другой советской бронетехники. Да, несколько необычная, но не слишком. Внешне похожа на немецкий полугусеничный бронетранспортер «Ганомаг». В случае чего, всегда можно сказать, что это трофей. Захватили, мол, у гитлеровцев и переделали под свои нужды. Дело-то на войне обычное – немцы использовали нашу бронетехнику и артиллерию, мы – их. А еще генерал Бородин захватил с собой патроны для КОРДа и гранаты для АГС-40. В 1942-м году их, разумеется, не производили, как иначе пополнить запас? За время сражения под Мясным Бором Спасатели уже успели изрядно потратить часть боекомплекта…