ТОРЖЕСТВО ЗЛОПЫХАТЕЛЕЙ
Четверг, 11-е ноября. Липецк, неизвестное время суток.
«В средневековой Европе существовала легенда о "Крысиных королях" – связанных хвостами крысах, являвших собой, согласно поверьям, символ чумы»
Непрошеный факт о крысах.
По тонированому стеклу автомобиля не торопливо сползали подтаявшие одинокие снежинки. Белые точки снежных «мошек» бесшумно сыпались с пасмурных, мутновато-бесцветных небес и стремительно укрывали серовато-белым покровом всю округу, которая простиралась в обе стороны от кладбищенской дороги.
Сидящий на заднем сиденье роскошного Hongqi (Хунци) H9 мужчина средних лет чуть подался вперёд и нетерпеливо всмотрелся вдаль, вглубь снежной завесы. Ему не терпелось увидеть то, ради чего он сегодня выбрался сюда в этот ноябрьский, но по сути зимний день. Волнение вперемешку с сомнением резкими лёгкими рывками комкали его сердце и надежду на правдивость новости, которая изменила жизнь владельца премиумного автомобиля.
Несмотря на место и обстановку, мужчина также ощущал радостное возбуждение. Тот, кто ещё с девяностых портил ему жизнь и мешал сколачивать капитал, тот, кто угрожал сначала его маленькому магазинчику с видеокассетами, затем пытался отнять долю в металлообрабатывающем комбинате, а после покусившийся на его собственный завод металлического флюса – отныне почил вечным сном…
«Сдох! Этот ублюдок, наконец-то испустил дух! Откинул копыта! Испортил воздух в последний раз – и склеил ласты! — думал про себя владелец автомобиля. — Платон!.. Паскудный ты выродок, наконец-то, я посмотрю, как твоё тело опускают в гроб!».
Радость этого гражданина была неуместной, злой и почти что фанатичной. Поддаваясь эмоциям недруг почившего Платона нетерпеливо вглядывался в окно.
— Мы уже скоро приедем, Матвей Яковлевич, — равнодушным и даже скучающим голосом произнёс сидящий справа от Матвея худощавый мужчина с длинным скуластым лицом и зачесанными назад тёмно-русыми волосами. — Простите, но не забудьте хотя бы на людях, когда приедем, сдерживать своё нетерпение увидеть гроб с телом Древостального. Иначе вы рискуете нанести урон своей репутации.
Одетый в идеально сидящий на нём тёмно-синий костюм со светло-лазурным галстуком, русоволосый мужчина перебирал в руке странные чётки, состоящие из игральных костей, с вырезанными на них точками и коронами. Удивительно, но его строгий вычурный образ дополняли ещё несколько браслетов из костей и камней, на левой и правой руках. Многих, кто обращался за юридическими услугами к Тимуру Глазатому, слегка сбивали с толку эта связка браслетов и чётки, которые, у большинства клиентов Тимура, никак не вязались с образом одного из самых успешных и дорогих адвокатов не только в Липецке, но и во всей России.
Матвей Яковлевич ненадолго оглянулся на своего юриста, недовольно скривил лицо, которое не по возрасту было обильно покрыто морщинами. Очень мало кому он позволял говорить с собой в таком тоне. Но, во-первых, Матвей нуждался в услугах Глазатого, во-вторых Тимур делился с ним важными подробностями из юридических проблем многих влиятельных семей города. К тому же Тимур говорил дело.
Матвей Яковлевич прокашлялся, неуклюже поёрзал, а затем ворчливо ответил:
— У моего нетерпения увидеть труп этого гнойного пидара, который наконец-то соизволил отъехать в загробный мир, есть серьёзные основания. Мы-то с тобой знаем, что он был за человек… На самом деле. Было бы приятно узнать, что он сдох в муках! Кстати!..
Матвей Яковлевич перехватил трость в руке и, нахмурившись, обратился к адвокату:
— Ты узнал, кто его грохнул? Хотелось бы поблагодарить добрых людей.
— Нет, — глядя на свои чётки просто ответил Тимур. — Но я склонен разделять мнение большинства, а оно склоняется к тому, что в убийстве Платона Древостального замешан кто-то из совета директоров его металлообрабатывающего завода.
— Не удивлюсь, — хмыкнул Матвей. — Учитывая, каким образом Платон Древостальный вёл там дела и как «завлекал» акционеров к своему заводу…
— Мы даже знаем, откуда Платон взял начальный капитал, чтобы превратить хиреющий средненький заводик по производству фрезерных станков, в такого мастодонта замкнутого цикла, которой он стал при нём.
Матвей скривился, когда услышал, как адвокат назвал завод покойного бизнесмена.
— Не долго «Платоновскому металлообрабатывающему заводу» быть мастодонтом: скоро эти жадные свиньи из совета директоров растащат предприятие по кускам… или, что ещё хуже, его приберёт себе правительство!.. — не скрывая язвительной неприязни, произнёс Матвей.
Тут его взгляд метнулся за окно, и он почти с детским энтузиазмом закричал:
— О! Смотри! Смотри! Кресты! Могилы! Вон там!..
Впереди, из-за снежной завесы между чернеющими в снегу деревьями, действительно выплыли прямоугольники надгробий и православные кресты.
— Впервые вижу, что кого-то приводит в восторг вид на места захоронений, — ленивым голосом прокомментировал Тимур.
Адвокату явно не нравилось это место, что было объяснимо, и он предпочёл бы провести снежный четверг или на работе, или за игрой в любимый теннис, на уютном закрытом корте, где среди любителей ему не было равных.
— Если я вижу эти могилы, значит скоро мы увидим и могилу Древостального! — с маниакальным ажиотажем ответил Матвей Яковлевич.
— Да, скорее всего, — согласился юрист. — А ещё мы увидим директоров «ПМЗ», их жён и вашего дорогого друга, Мелентия Имеретинского…
При упоминании последнего имени и фамилии, собеседник адвоката едва заметно вздрогнул, а его пальцы чуть сильнее сжали трость.
— А вы, — украдкой и внимательно наблюдая за хозяином автомобиля произнёс Тимур, — насколько мне известно, так и не придумали версию исчезновения его векселей, которые он оставил у вас в качестве задатка.
Матвей медленно отвернулся от окна и неприязненно поглядел на юриста.
— Вот умеешь же ты, Тимур, взять и изгадить человеку настроение.
— Учитывая обстоятельства, своё настроение вы скоро вернёте. Но всё же: что вы скажете Имеретинскому?
Теперь адвокат сам посмотрел в глаза своему нанимателю.
— Не знаю, — владелец флюсового завода пренебрежительно скривился, — скажу, что меня ограбили.
— А смысл? — поигрывая чётками, спросил Глазатый. — Векселя ордерные, их можете обналичить или вы, или сам Мелентий.
— Можно предположить, что грабители об этом не знали.
— Но нельзя предположить, что Мелентий на это поведётся. Его называют разными словами, но никто не сомневается его разуме и проницательности.
— Слушай, — начал злится Матвей. — Ты сам-то хоть какую-то версию придумал? Если что, часть векселей теперь у тебя! Или ты забыл?
— Нет, что вы, я помню, — покачал головой адвокат. — И я предлагаю единственный выход, который хотя бы будет смотреться реалистично в глазах Имеретинского.
— Я тебе уже отвечал: я свой свои дома жечь не буду! Ещё чего!
Матвей фыркнул и выругался себе под нос.
— Эта стопка векселей не стоит ни одного из построенных для меня коттеджей! Х*р ли я ради с*ного миллиарда буду своё же имущество поджигать.
— Зато это будет выглядеть правдоподобно… и гарантирует вам безопасность. Не забывайте с кем вы связались, вопреки моим настойчивым рекомендациям.
Но Матвей Яковлевич только отмахнулся и продолжил глазеть в окно. Тимур посмотрел на чётки в своих руках и мысленно успокоил себя: у него запасной план был. Глазатый давно решал проблемы самых обеспеченных людей и умел расположить их к себе.
***
Высокий широкоплечий мужчина, облачённый в традиционно-чёрный пиджак, надетый на чёрную рубашку, держал в одной руке зонт, а другой тлеющую сигарету. Взгляд этого человека медленно скользил по плотному полукольцу из собравшихся у могилы людей, одетых во всё чёрное, с редкими акцентами из белых или красных аксессуаров.
Мужчины и женщины, рядом с которыми иногда попадались молодые парни и девушки, кое-где можно было увидеть и совсем пожилых граждан. Из последних взгляд притягивала властного вида женщина, серыми седыми волосами, забранными в скромную причёску под небольшим чёрным беретом. Облачённая в чёрно-белый полушубок и кашемировое чёрное платье, седовласая женщина восседала на удивительном инвалидном кресле. Сегодня ей даже не пришлось менять цвет своего любимого средства передвижения: Татьяна Канбаева, владелица завода по изготовлению бетонных конструкций и пятнадцати процентов акций завода покойного Платона, передвигалась на инвалидном кресле, спинка которого походила на половину грудной клетки человека, с торчащими в стороны заострёнными рёбрами, и колёсами, на которых вместо обычных спиц поблёскивала металлическая паутина с чёрными пауками. Эта дама одним своим появлением многим внушала трепет.
Молчаливый грузный громила, позади Канбаевой, что был крупнее и выше даже Тайсона Фьюри, только усиливал угрожающий эффект, как своими размерами, так и тем, что ходил в куртке с капюшоном и маске-балаклаве. Из-за маски, порой казалось, что под капюшоном у телохранителя Канбаевой лишь густая темнота. Характерно, что одежда ручного великана Татьяны Игнатьевны почти не менялась вне зависимости от времени года. Разве что летом этот безликий «огр» носил какое-нибудь худи тёмного цвета.
Канбаева заметила взгляд наблюдателя с сигаретой и легонько, чуть заметно, помахала ему рукой в чёрной бархатной перчатке. Мелентий стряхнул пепел и кивнул в ответ, затем посмотрел на сына, который то и дело с кем-то активно переписывался. Осуждающе качнув головой, Имеретинский устремил свой взгляд на остальных прибывших.
Все, приехавшие на похороны Платона Древостального делились на две категории: тех, кто его ненавидел и тех, кто видел в нём выгодного покровителя. Их всех объединяло только два важных сходства: они были от него зависимы и очень желали денег важного покойника. Только одни жаждали богатств покойника из ненависти, с реваншистским злорадством, а остальные – их было значительно меньше – видели в присвоении состояния Платона исполнение справедливости. По крайней мере им казалось, что это справедливо.
Взгляд Мелентия Имеретинского задержался на усатом мужчине в черно-сером полосатом костюме, который, со странным самодовольным видом, беспрестанно поглаживал сидящих у его ног датских догов. Мелентий присмотрелся к высокой стройной женщине со светлым коротким каре под чёрной шляпкой. Одетая в брюки, сапоги и шубу, она не то нетерпеливо, не то раздражённо тасовала в руках гадальные карты, с золотисто-чёрно рубашкой.
«Фирс Кривоборский и Глафира Мантейфель, — подумал Мелентий, — ещё одни члены совета директоров завода Платона. Явились лично узреть конец жизненного пути человека, от которого, несмотря на статус и богатство, крайне сильно зависели».
Если слухи не врали, и Кривоборский, и Мантейфель изначально не собирались становиться акционерами «Платоновского металлообрабатывающего завода». Имеретинскому до сих пор было интересно, как Платон Древостальный принудил таких серьёзных, безмерно богатых и самоуверенных персон купить акции его завода или, как было бы правильнее сказать, хищного концерна, пожравшего немало местных предприятий из схожих сфер.
Мелентий собрался ещё рассмотреть полноватого мужчину в нелепом сюртуке, который то и дело коротко и грозно шипел на двух своих дочек-близняшек. Похожие на свою мать, худую скуластую блондинку рядом с отцом близняшек, девочки украдкой хихикали, шептались и глазели в телефоны. Однако с этого примечательного и очень богатого семейства, взгляд Имеретинского сместился сначала на священника, который притоптывал от мороза на месте и потирал ладони, в ожидании гроба с покойником, а затем Имперетинский на кошку неподалёку от могилы Платона Древостального.
Из-за своего чёрно-белого окраса она почти сливалась с округой, среди белого снега с проталинами и чёрных деревьев, которые в изобилии росли вокруг. Животное вело себя странно. Забравшись на высокую стелу одной из могил, кошка внимательно и долго смотрела вниз, на лежащую внизу надгробную плиту.
Сверху, над головой Имеретинского громко прокричала ворона. Издав несколько требовательных скрипучих криков, она слетела с ветки и скрылась за ближайшими деревьями. Все присутствующие посмотрели ей вслед, а священник торопливо перекрестился и что-то прошептал себе под нос.
Мелентий вновь посмотрел на кошку, та по-прежнему восседала на могильной стеле, но теперь смотрела куда-то в сторону – также внимательно и сосредоточено.
Имеретинский чуть подался в сторону и проследил за тем, куда или на что смотрит кошка. Мужчина ничего не увидел, но кошка на стеле вдруг подобралась, напрягалась и несколько раз резко взметнула хвостом из стороны в сторону. Затем животное прижало треугольные уши, вжало голову и как будто бы приготовилось прыгнуть.
Мелентий неожиданно для себя ощутил, как у него похолодела кожа на затылке, а окружающий ноябрьский холод почему-то проступал сквозь одежду и студеными тисками медленно сдавливал тело, плечи и конечности. Одновременно с этим Мелентию как будто кто-то слегка надавил на живот, в области желудка, отчего у мужчины на долю секунды сбилось размеренное дыхание.
Он увидел как в нескольких метрах за спиной священнослужителя, которого наняли для отпевания Платона Древостального, между деревьями скользнула какая-то небольшая шустрая тень. Имеретинский немного шагнул вправо, вгляделся вдаль, в пространство между стволами голых деревьев. С пытливым и настороженным взглядом мужчина отчаянно силился вглядеться в стаи бесконечно осыпающихся хлопьев снега. Из-за разлетающихся белых точек опадающих во множестве снежинок, казалось, что воздух и белеющая округа как будто бы слегка рябила и подрагивала.
Люди поблизости негромко переговаривались, кто-то выражал недовольство затянувшимся ожиданием церемонии погребения, кто-то, совершенно не стесняясь, рассуждал каково настоящее состояние почившего Платона Древостального, кто мать его детей – эта тема последние несколько лет не давала покоя местной прессе – и где сами детишки уважаемого владельца крупнейшего завода области.
Взгляд Мелентия зацепился за новое движение: что-то пронеслось от одного дерева к другому, следом за этим движением показалось новое, рядом, затем ещё одно, чуть дальше. Мелентий замер. Его взгляд застыл на проворной крупной крысе, которая притаилась между корнями растущего неподалёку вяза.
Грызун Rattus norvegicus привстал на задние лапки, шевельнул ушами. Позади первой крысы, появились ещё две и тоже странно выпрямились, как будто силились что-то рассмотреть вдали. Чуть дальше, за пеленой из рассыпающихся белых «пушинок» снега, Мелентий заметил ещё с дюжину крысиных силуэтов. Имеретинский нахмурился, ему резко стало не по себе.
Он непроизвольно метнул взгляд на кошку и вдруг встретился с ней взглядом: кошка таращилась на него не то с удивлением, не то со страхом. Через секунду она резко рванула в сторону и бесшумно, легко и быстро понеслась между древесных крон подальше от могилы для Платона и прочь с кладбища.
Мелентий выдохнул, выдох получился рваным и судорожным. Кладбище, которое прежде казалось ему обыденным, теперь вселяло беспокойство своей мертвенной серостью и траурным беззвучием, под безжизненно тихо опадающим снегом. Мелентий только сейчас понял, что кроме трёх десятков явившихся на похороны людей, во главе со священником, вокруг больше нет никого. Только снег. Безмолвие. И черные деревья… Чьи ветки теперь казались Имеретинскому как будто заострёнными.
«Чёрт побери, — мимоходом встревоженно подумал Мелентий, — и похоже только мне хватило ума не оставлять охрану на въезде перед территорией кладбища…»
Мелентий ещё раз посмотрел на крыс вдали – их стало ещё больше – и коснулся локтя стоящего рядом сына.
— Трифон, мы уходим, — велел первенцу Мелентий.
Сын с удивлением и долей растерянности поглядел на отца, но противиться не стал: ему вообще было неприятно здесь находиться. Быстро попрощавшись со всеми, кого считал нужным не оскорбить, Мелентий с сыном направился к их автомобилю.
— Пап, а что случилось? — спросил Трифон, когда они оказались в Maybach GLS Мелентия.
— Крысы, — коротко ответил отец Трифона.
Парень мгновенно побледнел, резко обернулся, бросил взгляд на оставшихся возле могилы Платона людей.
— Нужно предупредить…
— Нет! — велел старший Имеретинский.
— Но вдруг…
— Не вдруг, я почти уверен, — отрезал Мелентий. — Я уже видел подобное явление крыс. И слышал от других: когда появляются одни крысы, и странно ведут себя, словно что-то замыслили – следом всегда приходят другие: больше, злее и опаснее. И их…
— И их «Королева»? — шёпотом спросил Трифон.
Мелентий посмотрел в глаза сына, прочёл в них страх, перемешанный с любопытством и с раздражением вздохнул.
— Не надо её так называть, это дурацкое прозвище от тупых блогеров и бестолковых журналистов, — сухо ответил отец Трифона и повернул ключ в замке зажигания. — Но да, скорее всего она уже здесь.
Maybach не спеша и мягко катился меж могильных крестов, металлических оград и деревьев – тени и отражения последних ползли по стеклу роскошного кроссовера, словно цеплялись за него и не желали выпускать из хорошо подготовленной наглой западни…
Навстречу автомобилю Мелентия проехал чёрный и покрытый блестящими бликами Hongqi. Китайский премиум-кроссовер Матвея Яковлевича Буксгевдена проехал меньше чем в полуметре от машины Мелентия. Имеретинский почти пожалел, что принял решение уехать до того, как дождался появления того, кто уже месяц никак не мог вернуть ему векселя из-за отменённой сделки.
КОРОЛЕВА
Четверг, 11-е ноября. Липецк, неизвестное время суток.
«Если крысы чувствуют опасность, они могут отправить вперед "разведчика" – если тот не вернется, другие сумеют избежать ловушки.
Непрошеный факт о крысах.
Смартфон дрогнул в женских руках с чёрно-янтарным маникюром. Яркий свет экрана рассёк темноту в душном и тесном пространстве.
«Все на месте» — значилось в коротком сообщении мессенджера.
На лице молодой женщины, чьи черты освещались синевато-белым сиянием смартфона, появилось почти что блаженствующее выражение, с торжествующей и мечтательной улыбкой.
Пальцы с поблёскивающими черными ногтями-стилетами с удивительной ловкостью забегали по экрану смартфона быстро набирая сообщение.
«Циклоп говорит, все на месте. Готовимся. Делаем всё, как всегда, господа – быстро и эффективно, как мы любим» — написала девушка и посмотрела на белую атласную обивку крышки гроба. Ей не терпелось выбраться наружу, она изнывала от желания размять тело и удовлетворить самую мучительную жажду из всех, что мучают человека. Судя по выразительным сообщениям в чате – её единомышленники желали того же.
Королева уставилась на атласное покрытие в десятке сантиметров от своего носа. Женщина закрыла глаза, глубоко вздохнула и размеренно, как будто бы с блаженством выдохнула. Она в красках представляла себе, что собирается сделать со всеми, кто виновен в гибели, самого дорогого и важного человека в её жизни. Чем больше и ярче она представляла, что именно собирается сделать и к чему это приведёт, тем большее морально-эмоциональное блаженство она сейчас испытывала. Положительные ощущения были настолько мощными, что колени женщины непроизвольно сомкнулись, она слегка втянула живот и чуть прикусила губу.
Всё. Больше она ждать не может. Королева написала в чат короткое сообщение: «Погнали!».
Женщина отложила смартфон, резким и почти что дёрганными движением нажала на кнопку справа от себя, расположенное снаружи гроба автоматизированное устройство пришло в действие, глухо загудело, и Королева почувствовала, как гроб, качнувшись, начал подниматься в вверх.
Сердце прыгало в груди женщины, лёгкие распирало от злорадного предвкушения, её пальцы слегка подрагивали от нетерпения, когда она нащупала лежащее рядом двуствольное ружье и прижала его к груди.
«Сейчас. Сейчас! СЕЙЧАС!!! — в такт учащающемуся пульсу думала женщина завороженно глядя на белый атлас перед лицом».
Устройство прекратило поднимать гроб, раздались короткие гулкие щелчки, крышка гроба приподнялась, и Королева почувствовала, как внутрь повеяло свистящим морозным ветром. В воющем тихом шепоте холодящих порывов ветра Королева услышала ободряющий и манящий призыв. Ноябрьский ветер как будто звал и торопил её совершить задуманное, как будто ветру не терпелось увидеть, как Королева и её сподвижники осуществят давно задуманную месть.
Женщина поднялась, одновременно откидывая крышку гроба. Крышка сбила тонкий бутафорный покров с почвой и искусственным снегом, Королева торопливо выбралась из домовины и поправила слегка сползшую с плеч шубу из красного меха.
Женщина размяла плечи, глубоко и наслаждением втянула носом наполненный жгучей морозной свежестью воздух и посмотрела перед собой. Метрах в тридцати от неё, небольшая толпа людей, собравшаяся вокруг свежего покойника, и обомлевший священник – в немом изумлении и ужасе глазеют на «восставшую» из могилы Королеву.
Лучше бы они все смотрели по сторонам. Возможно, тогда бы хоть кто-то из собравшихся на похоронную церемонию заметил бы, как к ним с разных сторон тихо и быстро приближается дюжина мужских силуэтов, которых частично скрывала завывающая вокруг метель.
Когда её заметили, Королева нахально улыбнулась толпе, издевательски подмигнула священнику, затем подняла ружьё и выстрелила прямо в грудь понтифика.
Её первый выстрел стал командой «Фас». Грудная клетка священника лопнула бурным багровым фонтаном, жизнь выплеснулась из него мгновенно, вместе с брызгами крови. Священнослужитель отлетел назад и врезался спиной в дерево, у которого замер, свесив голову на бок. Раздался хор криков – мужских и женских – следом зазвучал детский плач и чья-то испуганная эмоциональная ругань.
Толпа злорадствующих «стервятников» — Королева определяла их только так – бросилась в рассыпную. Окружавшие их приспешники женщины в изумрудной шубе открыли огонь, мощные ружейные выстрелы загрохотали среди снежной метели, деревьев и могил. Они походили на звуки удара молотком по крупному листу металла в помещении с хорошим эхо. Каждый выстрел на мгновение заглушал панические крики разбегающихся во все стороны людей.
Все, кто пришёл посмотреть, как Платон Древостальный на веки будет погребён под землю, теперь в ужасе, пригибаясь, мчались к своим элитарным автомобилям. Королева улыбнулась, достала патроны из перевязи и «сломала» ружьё пополам. Дрожащими от возбуждения руками, женщина перезаряди оружие и вновь прицелилась. Её целью стал крупный мужчина в чёрном пальто, с развевающимися на ветру полами. Он споткнулся, упал на четвереньки, и Королева прицельным выстрелом лишила его возможности подняться. Голова мужчины лопнула с таким же кроваво-багровым всплеском, как грудь священника.
Алая и багровая кровь, поблёскивая серо-белыми бликами зимы, растекалась по снегу, а её запах смешивался с горьким горячим ароматом пороха.
Королева перезарядила оружие вновь. Она делала это на ходу, широко шагая между могил и выбирая новую жертву. На этот раз взгляд Королевы пал на темноволосую девушку, лет двадцати. Девица в чёрных сапогах, с неуместными каблуками, и в черно-сером полушубке, с рыданием пыталась догнать убегающих прочь людей.
Королева мгновенно узнала в девчонке одну из тех ш*юх, что грели постель Платону. Ярость затмила разум женщины в зелёной шубе. Она за несколько резких широких шагов настигла неуклюже ковыляющую по замёрзшему снегу девушку.
— Полина! — позвала Королева.
Девушка вздрогнула, обернулась. Вокруг беспрестанно грохотали и новые выстрелы. Новые жертвы безмолвно или с предсмертными криками падали в снег, рядом со старыми могилами. Свежая кровь ручьями текла по снегу и льду.
Темноволосая девушка взглянула на Королеву, и выражение её лица изменилось.
— Ты… — выдохнула она.
— Я, — кивнула Королева.
— З-за что? — со слезами, дрожащим голосом спросил Полина.
— Их, — женщина с длинным ружьём кивнула на убегающих людей, — за алчность, подлость и злорадство.
Полина нервно сглотнула, а Королева сообщила с обманчиво весёлым голосом:
— А тебя – за ложь, спидозная с*чка!..
Убийца подняла ружьё и нажал на спусковой крючок Тяжелое охотничье ружьё в этот раз особенно больно врезалось в плечо Королевы – там точно будет здоровенный синяк — но женщина не обращала внимание на свою боль, сейчас её интересовали только важные для неё чужие страдания, которыми она лихорадочно упивалась в триумфе власти над жизнями «стервятников».
Грохнувший выстрел оторвал Полине руку, девушка рухнула в снег, поджала ноги, и с воем сжалась в комок, сотрясаясь от слёз невыносимой боли. Тяжелая пуля из ружья Krieghoff Classic Big Five была предназначена, чтобы бить буйволов, львов и крупных медведей. Кости и плоть человека она рвала, как свирепый бойцовский пёс рвал попавшуюся ему мягкую игрушку.
— Не надо! Не надо! Пожалуйста! — захлёбываясь слезами, выла Полина. — Пожалуйста, Клара, пожалуйста!.. Ты что!.. Не надо!.. Я ничего не сделала!
Снег вокруг неё стремительно орошался кровью из мерзкой окровавленной культи. За несколько секунд девушка оказалась в багровом ореоле на снегу, что наполнялся её же кровью.
— Сделала, — коротко и сухо бросила Клара. — Ты отняла моего отца и учителя.
Она собралась добавить ещё одно слово, но это было слишком личное и важное.
Клара направила ружьё на левую ногу Полины и с остервенением резко надавила пальцами на спусковой крючок. Элитарное охотничье ружье рявкнуло разрывающимся ударом выстрела, кровь брызнула на изумрудную шубу Королевы, а Полина зашлась в крике, захрипела и потеряла сознание от болевого шока…
Клара с разочарованием посмотрела на лицо любовницы Платона, сплюнула в её кровь, перезарядила ружьё и выстрелила девушке в лицо.
Последователи Королевы почти никому не дали уйти. Выстрелы беспрестанно гремели со всех сторон, и все убегающие люди, которые не успели скрыться на своих машинах, уже упали в снег со страшными рваными ранами на теле. Впрочем, на всякий случай, некоторые из приспешников Клары расстреляли уезжающие автомобили, выбив в них в них окна. Владельцу белого лексуса не повезло, его машине прострелили покрышки. Тот выскочил из автомобиля, попытался скрыться бегом, но чей-то особо точный выстрел разорвал его спину и позвоночник.
Казнь виновных закончилась быстро… Быстрее, чем хотелось бы Королеве, она предпочла бы растянуть удовольствие, но в целом, как считала Клара, и так сойдёт. Большая часть тех, кто пришёл поглазеть на то, как похоронят её названного отца остались здесь, среди снега, крови и могильных плит.
К ногам Клары подтащили мужчину лет сорока пяти или чуть больше. Тот сжимал левой рукой окровавленную культю правой руки и, сидя на снегу, с бессильной паникой глядел то на Клару, то на окруживших его мужчин в деревянных полигональных масках, изображавших морды крыс.
— Г-громакова? — заикаясь спросил мужчина и нервно сглотнул. — Ты… Ты что же делаешь? З-з-зачем?! Ты зачем это с-сдела, сде… сдел-лала?! Зачем?! За что?!
Вместо ответа Клара подошла к мужчине, поднесла ружьё к его лицу и грубым движением прижала сдвоенный ствол ко рту перепуганной жертвы.
— Ты много говоришь, Матвей. И задаёшь тупые вопросы,
Клара чуть склонила голову на бок и улыбнулась, обнажив крупноватые ддля человека передние зубы. Ветер метели шевелил забрызганную шерсть на её шубе и вороного цвета волосы.
— Ты жаждал гибели Платона, желал ему смерти, а ещё, — глаза девушки чуть сузились, — суёшь нос туда, где ему или другой части твоего тела, как и всему, что связано с тобой – совершенно нечего делать.
Матвей Буксгевден быстро заморгал, тяжело сглотнул, пытаясь справиться с охватившей его лихорадкой и чуть отклонился назад от упирающегося ему в лицо ружейного ствола.
— К-клара я п-правда с-совсем не понимаю…
— Мы сейчас это исправим, — сладкоречивым шёпотом с предвкушающей фанатичностью пообещала Клара.
Её шёпот звучал громко, в унисон с завывающей метелью и при гробовом молчании двенадцати мужчин в масках крыс.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 12-е ноября. Липецк, поздний вечер и ночь.
«В некоторых городах крысы создают настоящие "подземные империи" – сложные тоннельные системы глубиной до 4 метров»
Непрошеный факт о крысах.
Часто кажется, что в мире трудно представить две несовместимые вещи в одном и том же месте, в одно и то же время… Тем не менее, пока мы со Стасом стояли в длиннющей очереди автомобилей, я глядела на придорожный бар, на другой стороне дороги.
Заведение приютилось около небольшой деревеньки, поблизости от густого леса и небольших холмов. Вывеску «Колесо Фортуны» украшали несколько ярких гирлянд и LED-лент, кое где были подвешены сияющие неоном снежинки. Внизу, у дверей стояла ростовая фигура приторно улыбающегося снеговика, с ёлкой в обнимку… А в двух шагах от него, у стены бара на земле, полулёжа и привалившись спиной к зданию, лежал мужчина. Несмотря на расстояние, я могла хорошо рассмотреть его затасканную грязную куртку, заросшее неряшливой бородой лицо и отсутствие левого ботинка. Мужчина удерживал в правой руке бутылку, а в левой сжимал ручки смятого и забрызганного грязью пакета. На лицо, грудь и живот спящего пьяницы падали мелкие снежинки, на его смятых и залитых влагой штанах уже собрались небольшие сугробчики. Около единственного ботинка разочарованного в жизни гражданина сновала жирная крыса, которая смело грызла подошву обуви.
— Он же так замёрзнет, — заметила я вслух.
Стас посмотрел на пьяницу и покачал головой.
— Вряд ли. Скоро его замят работники бара и прогонят. Будем надеяться, что он найдёт место потеплее, где можно проспаться.
Я хотела возразить, но тут двери «Колеса Фортуны» открылись и на пороге действительно показались два парня в фартуках. Они распинали спящего забулдыгу и накричали на него. Несчастный бородач, неуклюже подхватившись, поспешил прочь. Крыса увязалась следом за ним. Кажется, у неё были планы на этого пьяницу.
Я вздохнула.
— Зачем люди заживо хоронят себя в алкогольном беспамятстве? — вопросила я.
— От желания уйти из неприятной реальности и от бессилия её изменить, — изрёк Стас, постукивая указательным пальцем по рулю.
Взгляд бывшего полковника полиции был сосредоточен на внедорожнике перед нами. Там, в заднем окне, маленькая девочка, лет пяти, показывала Стасу свои игрушки и корчила смешные рожицы. На лице Корнилова иногда пробегала одобрительная полуулыбка.
— Нужно хотя бы пытаться что-то изменить, чтобы стало лучше… — неуверенно заметила я.
— Это сложно, — покачал голов Стас. — Во всяком случае многие так думают. Тем более, большинство уверены, что можно всю жизнь провести лишь в заведомо бесполезных попытках исправить свою жизнь.
— Может быть, — я пожала плечами, — но лучше провести жизнь в целеустремлённой борьбе и надежде, чем позорно лечь под тяжестью обстоятельств.
Стас хмыкнул, отвёл взгляд от девочки в машине перед нами и задумчиво посмотрел на меня.
— Мудрые мысли, Ника. Но лучше не высказывать их тем, кто принял иное решение.
— Почему?
— Ты отнимешь у людей их оправдание собственному положению и заставишь презирать себя… За это они обязательно начнут тебя ненавидеть.
Я не нашлась, что ответить и в который раз посмотрела перед собой на два ряда медленно тянущейся очереди, которая выстроилась на въезде в Липецк.
Причиной почти километрового затора на въезде в город и косвенной причиной нашего со Стасом прибытия в город была внезапная эпидемия хантавируса. Это и без того опасное заболевание, но позже выяснилось, что оно мутировало, и теперь способно передаваться не только от грызунов к человеку, но и между людьми. Разумеется, захватившая город болезнь не могла не вызвать панику, погромы, протесты и рост преступности. Ко всему прочему, из полиции и местного следственного комитета в соцсети просочились слухи о том, что хантавирус поразил Липецк не случайно – якобы это была кем-то спланированная диверсия.
Стас получил указания от самого подполковника Скуратова, из ФСБ, что мутировавший хантавирус – теперь он называется Hantavirus Vagabundus – мог быть использован местной ОПГ, которая недавно и беспощадно терроризирует город, для достижения своих целей.
Hantavirus Vagabundus означает «Бродячий хантавирус» или, как его между собой называют полицейские и жители Липецка – «Бродяга».
За последние два месяца этот «Бродяга», который представляет собой мутировавший вариант кардиопульмонального синдрома, уже унёс жизни более пятисот человек.
Движение, наконец, ожило и автомобили в который раз, медленно, покатились вперёд со скоростью едва шагающего старика. Я откинула голову на подголовник и устало вздохнула. Мало что так изматывает, как монотонное и медленное движение в машине или другом транспорте, без возможности выйти, размяться и скоротать время где-нибудь в более приятном месте.
— Можешь поспать, — предложил Стас. — Ночью ты опять говорила и, кажется, плакала…
Я опустила взгляд.
— Прости.
— Не извиняйся, это нормально после всего случившегося.
Я посмотрела на Стаса, он взглянул на меня и улыбнулся – по-доброму, успокаивающе, как… как папа. Я тоже улыбнулась, но лишь глазами. Теперь я могла улыбаться только так, чтобы не пугать людей. Нижнюю часть лица я вряд ли кому-то когда осмелюсь показать.
Я не знала, что ещё сказать и нужно ли что-то говорить. Но мне было очень неловко от того, что Стасу нередко приходилось слушать, как я плачу, разговариваю или даже кричу во сне. С тех пор, как мы отправились из Москвы в Липецк, нам сперва пришлось сделать сразу несколько больших крюков, чтобы заехать в разные посёлки, городки и деревни, где, как считал Скуратов, успела отметиться липецкая группировка под руководством некой Королевы.
За это время мы частенько проводили ночи в автомобиле или снимали какой-то один номер на двоих в мотеле или гостинице. Стас предлагал снимать раздельные номера, но я чаще всего отказывалась: во-первых, с Корниловым мне было намного спокойнее и безопаснее, чем без него, а во-вторых, я справедливо считала, что это расточительно. Скуратов обещал, что скоро у Корнилова наладится жизнь, может быть даже станет лучше, чем прежде, но пока что Стас в основном жил на то, что успел сберечь и… заработать иным способом, после случая в подпольном казино.
От неловкого молчания меня спас звонок от Леры. Я вдвойне вздохнула с облегчением, потому что после всего случившегося в деле с «пророчицами» и особенно с Александрой Дракенфельс, я опасалась, что подруга больше вообще не захочет со мной говорить: зачем ей такие риски?!
— Привет, Роджеровна, — со своей обычной жизнерадостностью произнесла Логинова. — Как ваша поездка в Липецк? Есть первые впечатления?
— Да, — кивнула я. — После того, как здесь началась эпидемия хантавируса, с первыми жертвами, пригород уже встречает кучей знаков, напоминающих об осторожности, яркими граффити на стенах и пугливыми прохожими, которые передвигаются исключительно перебежками.
— Печально, — вздохнула Логинова. — А совсем недавно это был милый и вполне развитый городок.
Слово «городок» из уст Лерки всегда звучало немного небрежно и высокомерно. Будучи коренной москвичкой, Лерка признавала городами только мегаполисы или хотя бы богатые миллионники. И то не все.
— Согласна, надеюсь, в относительном будущем это измениться…
При этих словах Стас внимательно, с намёком во взгляде, посмотрел мне в глаза. Я кивнула. Конечно же, я помнила, что даже Лере не стоило рассказывать зачем и почему мы сюда приехали.
Но Логинова, как оказалось, вообще звонила не совсем мне.
— Роджеровна, слушай, тут такое дело…— Лерка на секунду замялась.
— Что-то случилось? — насторожилась я.
— Случилось, — вздохнула подруга. — У нас тут Фарадей подрался… Хм… Сильно подрался. Короче побил какого-то заносчивого ублюдка – тот что-то там сказал про нашу музыку, ну и понеслось мочилово по асфальту… Всё бы ничего, только мамаша у этого задрота оказалась адвокатом, ну или адвокатессой, если так правильнее – не важно. В общем, Фарадей сейчас в СИЗО. Дело передали в Следственный департамент МВД, хотят закрыть нашего Ромку на три года.
— На три года?! — ахнула я. — А… Он что покалечил того парня?
— Якобы сломал нос и два ребра.
— Якобы? — удивилась я и посмотрела на Стаса.
Тот слушал с заметным интересом.
— Лер, а ты не против, если я включу на громкую? Я рядом со Стасом, и…
— Давай, — тут же согласилась Логинова.
Стало понятно, что она ради этого мне и позвонила.
— Привет, Стас, — фамильярно и просто познакомилась моя подруга, когда я включила громкую связь.
— Привет, — усмехнулся Корнилов. — Что у тебя случилось? Кто кого побил?
Лера рассказала ему всё то же, что поведала мне.
— Роман видел постановление о привлечении? — спросил Корнилов.— Там должно быть подробно изложено, почему, по какой статье и в чём его обвиняют.
— Нет, он говорит, что ему только какой-то документ с признанием подпихивали, где говориться, что он совершил предумышленное нападение. Хотя есть свидетели, что сын адвокатши первый швырнул в него стулом за ответ Ромки.
— Роману передай, чтоб ничего нигде не подписывал, пока не увидит постановление, — чуть нахмурившись ответил Стас. — Кто эти свидетели?
— Я и остальные музыканты нашей группы, — вновь чуть замявшись, ответила Логинова.
— Вас допрашивали?
— Только меня и задали всего пару вопросов: была я там или нет.
— Ясно. У Ромки есть адвокат?
— Да, но он бесплатный, и наверное поэтому совершенно конченный,— со смесью возмущения и презрения ответила моя подруга.
— В чём это выражается?
— Да он меняет выводы и суждение чаще, чем дети голливудских звёзд меняют себе пол! — воскликнула Лерка. — С утра одно говорит, вечером уже другое: то «ничего страшного, всё обойдётся», то «простите, там всё очень серьёзно, я ничего не могу сделать». Он, как грёбаный NPC в игре, с лютыми багами!
Логинова выговорилась и печально вздохнула, мы со Стасом переглянулись, и Корнилов проговорил:
— Ты знаешь фамилию опера, который ведёт предварительное расследование?
— Дудаков! — почти выпалила Лерка.
Видимо она только и ждала, чтобы выкрикнуть фамилию того, кто намеревался упечь её друга на решётку.
— Хорошо, Лера, я свяжусь со своими, они помогут. Рому не посадят, но вероятно приговорят к исправительным работам.
— Ничего, переживёт, — беспечно ответила Логинова. — Главное, чтоб на зону не упекли. Спасибо вам, товарищ полковник! Вы лучший!
В ответ Стас скромно улыбнулся, с толикой грусти во взгляде, и кивнул.
— Пожалуйста. Обращайся.
Когда звонок завершился и с благодарностью посмотрела на Корнилова.
— Спасибо, что согласился помочь.
— Было бы странно не помочь твоей подруге. Тем более, что у них перспективная группа.
— Ты же такое не слушаешь, — усмехнулась я.
— Хм, я чаще предпочитаю блюз, а из рока слушаю более традиционные жанры, но композиции «Шёлк и соль» вполне себе…— Стас ненадолго задумался. — Содержательные и бодрые.
— Я передам Лере, — пообещала я с улыбкой. — Для неё это будет достижение.
— Ты ведь сейчас иронизируешь? — усмехнулся Стас.
— Только слегка, — вздохнула я, вновь улыбнувшись под чёрной защитной маской.
Долгая очередь тянулась ещё несколько часов. Как оказалось, даже при таком плотном движении, два автомобиля впереди умудрились… врезаться в небольшой грузовик. Из-за ДТП скорость движения сократилась втрое. В итоге в город мы со Стасом въехали, когда вечер уже стал поздним, с неба валил тихий снежок, а вывески работающих заведений озарились новогодними украшениями.
Если честно, эта новогодняя символика очень резко контрастировала с общей атмосферой в городе. Пустые улицы, с минимум прохожих, повсюду блокпосты полиции и росгвардии, редкие автомобили и комендантский час, из-за которого большая часть заведений прекращает свою работу чуть ли не шесть-семь часов. К счастью, всё это, пока что, происходило только в одной половине города, с западными районами. В восточной части Липецка, если верить тому, что нам говорили, жизнь ощущается более похожей на прежнюю, спокойную, и у людей там даже есть некое предновогоднее настроение. Но… говорят, что и это ненадолго.
Стас припарковался у небольшого супермаркета, который стоял сразу за АЗС, где мы тоже задержались ради свежего бензина. Перед тем, как выйти из автомобиля, Корнилов спросил:
— Пойдёшь со мной или посидишь в машине?
— Пойду с тобой! — решительно заявила я.
После нескольких часов почти бесконечного сидения в автомобиле, да и то не за рулём, у меня ныли все известные мне мышцы, кости и суставы. Как будто я сутки не двигалась!
Так как мы оказались на западной половине города, людей вокруг было совсем немного. Лишь кое-где можно было заметить поздних прохожих, которые очень спешили домой до того, как их заметит патруль полиции или росгвардии и поинтересуется какого чёрта они бродят на улице за полчаса до объявления комендантского часа.
Высокие окна супермаркета «Перекрёсток» были озарены изнутри голубовато-белым светом и покрыты бледными отражениями вечерних улиц. Внутри можно было разглядеть небольшое количество покупателей, которые очевидно не слишком беспокоились о времени и штрафах за нарушения установленных ограничений. Впрочем, двое из них были с узнаваемыми желто-чёрными «коробками» Яндекс-Еда, а ещё четверо в спецовках муниципальных сотрудников.
Я как раз раздумывала о том, что нужно прикупить каких-нибудь питьевых йогуртов или молока для восстановления сил, если мне это понадобиться, и кое-что ещё более важное для личной гигиены… Но стоило мне ещё раз бросить взгляд на окна супермаркета, как тело парализовало морозным шоком, мышцы и суставы в миг оцепенели, слюна во рту высохла, и губы под маской задрожали.
В окне стоял Емельян Гронский. С вытаращенными мёртвыми глазами, покрытыми белёсой поволокой, одетый в залитую кровью светлую рубашку и брюки. Он смотрел мне в глаза, и его рот медленно, с не естественными дёрганными движениями, растянулся в злорадную широкую улыбку. Между зубов Емельяна проступила кровь, сразу несколькими тонкими яркими струйками она потекла у него по губам, подбородку, на заросшую щетиной шею и на рубашку. На груди мертвеца также расплылись тёмные багровые пятна, из которых кровь не вытекла, но сплетаясь в узловатые подрагивающие формы, вытянулась вперёд. Кровь Емельяна словно была не жидкой, а вязкой и липкой – мёртвой, загустевшей и застывшей.
Улыбка Емельяна стала еще шире, челюсть мертвеца оттянулась вниз, ещё больше открывая его рот, бледная мёртвая кожа на челюстных суставах натянулась до предела, кровь сильнее хлынула изо рта мертвеца, как будто его рвало этой кровью… При этом Гронский, безумно таращась на меня, продолжал улыбаться – яростно, как будто через силу, с надрывом и маниакальностью во взгляде.
Я отшатнулась назад. Мертвец в окне не пропадал, не желал уходить. Вязкая липкая кровь из пулевых отверстий на его груди разделилась на несколько гибких длинных щупалец, которые приобрели жутковатую форму, отдалённо напоминающую человеческие ладони. Сразу две пары таких «ладоней» с извивающимися пальцами, прилипли к стеклу окна с другой стороны.
С оторопью и срывающимся дыханием, я отступила назад, ноги стали ватными, я почти перестала их чувствовать, икры ног пульсировали и дрожали, живот сдавливало нервными спазмами.
Гронский резко дёрнулся, ударился лбом о стекло, окно пересекли сотни трещин, сквозь которые хлынула мутная вода. Изо рта Емельяна, сквозь вытекающую кровь вырвался неправдоподобно длинный, извивающийся словно змея, блестящий бледный язык. Он пробил окно и резко устремился ко мне.
Я вскрикнула, пошатнулся и наверняка упала бы… Если бы меня за руку на поймал Стас.
— Ника? — обеспокоенно и участливо спросил Корнилов. — Что с тобой?
Корнилов удержал меня и помог устоять. Я дрожала, меня колотил озноб. На коже выступила противная испарина, стало мерзко и холодно – снаружи и внутри. В глаза появились слёзы… позорные слёзы бессильного страха.
Стас оглянулся на витрины супермаркета, а затем, чуть нахмурившись, посмотрел на меня.
— Ты снова… снова видела его?
Корнилов знал о воспоминании Гронского, которое теперь преследует меня. Это из-за него я чаще всего кричу по ночам. Емельян как будто жил в своих воспоминаниях, которые липли ко мне, приобретал в них какую-то дикую пугающую форму и врывался в мою реальность… Воспоминания Гронского как будто несли в себе последнее желание этого подонка изводить меня сюрреалистичными кошмарами. К сожалению, ему это успешно удавалось. Половину ночей я теперь сплю под таблетками.
— Да, — я кивнула, — прямо за твоей спиной.
Стас вздохнул, его губы чуть скривились от досады. Корнилов всегда так делал, когда не совсем понимал, как ему решить проблему. А мои проблемы, к моему же счастью, были его проблемами.
— Он всё ещё там? — тихо спросил Стас и взял мои руки в свои.
Ладони у Стаса были широкие, немного шероховатые и тёплые. Когда он так держал меня за руки и чуть сжимал пальцами, я чувствовала себя более защищённой, в большей безопасности. Даже перед лицом личных кошмаров.
Я с опаской поглядела за спину Стасу, на окно, где появилось видение. Окно было абсолютно целым, без единой трещины, и кроме снующих вдали редких покупателей, за ним больше никого не было.
— Нет, — я покачала головой. — Больше нет.
Стас большими пальцами рук погладил кожу на моих запястьях.
— Наверное, будет лучше, если в магазин я схожу один? — предложил Стас.
Я тут же кивнула. Да, после увиденного в этот супермаркет я точно не зайду.
— Что тебе взять?
— Питьевые йогурты, с любыми ягодами, — попросила я. — Ватные диски и…
Вот тут я замялась, потому что поняла, что не могу прямо сказать, в лицо Стасу, сказать что мне нужно…
Корнилов вдруг понимающе усмехнулся, отчего я залилась краской. Затем Стас почти ласково поинтересовался.
— Сколько капелек?
— Что?
— Сколько капелек на упаковке?
— А… — я нервно сглотнула и смущенно пробормотала. — Четыре.
— Хорошо. Подождёшь меня в машине?
— Нет, я лучше похожу рядом…
— Мне стоит напоминать тебе быть осторожной?
— Нет, Стас, — вздохнула я. — У меня нет желания находить себе приключения.
— Рад это слышать, если что – ты знаешь, что делать. Не стесняйся защищаться, в случае необходимости.
Я не собиралась стеснятся, но надеялась, что до применения травматического пистолета не дойдёт. После Гронского стрелять в людей мне больше не хотелось. Желательно никогда.
Бросив на меня ободряющий взгляд, Стас скрылся в дверях супермаркета, а я огляделась. Пару лет назад, будучи уже не начинающей, но более юной фигуристкой, я была в этом городе на соревнованиях. Тогда я заняла второе место, но Липецк, даже после Москвы показался вполне уютным и приятным, и я понимала липчан, которые любят свой родной город. Однако сейчас, когда я смотрела на ночные улицы Города Металлургов, я с сожалением признавала, что последние события неуловимо быстро изменили ещё совсем недавно процветающий город.
Неуловимое и жестокое ОПГ, вспышка опасной эпидемии, дрязги в местном крупном бизнесе из-за гибели и почти что бесхозного наследства Платона Древостального и тяготы, которые накладывает известная геополитическая обстановка – всё это наполняло город каким-то мрачным унынием, за которым как будто не видно надежды на улучшение…
Я задержала взгляд на нескольких автомобилях, которые покрывали высокие сугробы и на граффити старого кирпичного дома. Там во всю стену красовались карикатурного вида то ли эпидемиологи, то ли войска РХБЗ. Вытянутые, с гипертрофированными частями тела и громоздких противогазах выглядели они, как инопланетяне из фильма ужасов. Люди в противогазах несли носилки с телами в патологоанатомических мешках.
Ещё одно граффити изображало силуэты нескольких обычных крыс, фигуру человека и крупно нарисованные в ряд зажигалку, костёр и что-то вроде газовой горелки. Выше белым светом кто-то вывел: «Всегда держи огонь под рукой! ВСЕГДА!». Что характерно, похожие настораживающие предупреждения я видела и на стенах соседних домов, расположенных чуть дальше.
На стене невысокого складского здания, стоящего поблизости, с деталями нарисовали громадную композицию, должно быть в стиле комикса DC, где пятеро неправдоподобно высоких, слегка сутулых и худощавых мужчин, в кожаных куртках на голое тело целились в зрителя из автоматов или удерживали в руках бейсбольные биты. Лицо каждого из вооруженных мужчин скрывала эффектная и грубоватая полигональная маска крысы… Слева от толпы чернела жирная надпись: «Крысы – они придут за каждым из нас…».
Я ещё раз посмотрела на крысиные маски, под которыми скрывались лица пока ещё неизвестных нам со Стасом преступников.
«Местные, как будто боятся и одновременно восхищаются ими, — подумала я. — Нужно будет предложить Стасу узнать об этом у местных оперов».
Если это правда, найти Крыс будет сложнее, чем можно было бы подумать. А между тем эта банда уже около двух лет успешно скрывается и от полиции, или от Следственного комитета, и даже от сотрудников ФСБ. Говорят, группировка Крыс начала действовать ещё до гибели местного «миллиардера, плэйбоя и филантропа», каким, без шуток, многие считали Платона Древостального… несмотря на прочные слухи о его криминальном прошлом из девяностых.
Я задержала взгляд на надписи.
«Крысы – они придут за каждым из нас, — про себя прочитала я».
От этого предупреждения, которое было написано нарочито размашистым шрифтом, с подтёками, исходило отчётливое предостережение, с нотками обречённости. Ни я, ни Стас ещё толком не знали, что нас ждёт в этом городе. Но чем дольше мы здесь пребывали, тем отчетливее я понимала, что на улицах сегодняшнего Липецка мы, скорее всего, увидим многое из того, что будет трудно забыть… Впрочем, это будет не в первый раз. Жаль только, что даже это не вытравит из моего сознания воспоминания Емельяна.
Я закрыла глаза, чуть запрокинула голову и размеренно вдохнула запах ноябрьского воздуха.
«Довольно скоро здесь всё изменится, — решительно подумала я, — всё станет, как прежде…»
Я подумала ещё пару секунд и уже вслух добавила:
— И даже лучше.
Стас задерживался, поэтому я бесцельно бродила из стороны в сторону, разминая уставшее от неподвижности тело. Уличные фонари на улицах горели через один, людей не было вовсе, а единственными редко проезжающими автомобилями были полицейские, военные или автомобили городских служб. Зато вдоль домов, перебегая от одной густой тени к другой, небольшими, но частыми вереницами сновали крысы. Их здесь было много. К моему неприятному удивлению, слишком и непривычно много, словно уютный чистый Липецк заразился этой поганью от Нью-Йорка, который давно стал столицей крыс.
Когда я была в Липецке в последний раз я не могла вспомнить такое количество гадких грызунов, с длинными облезлыми хвостами, хотя мне доводилось погулять вечером. Я задержала взгляд на особенно крупной и грязной крысе – она была размером не меньше раскормленного мопса – животное выбежало на свет, оставляя на асфальте следы от своих мокрых лап. В свете фонаря и внешнего освещения супермаркета было видно её свалявшую шерсть, покрытую чем-то липким, склизким и бесцветным.
Я почувствовала отвращение, а Крыса, судя по всему почувствовала мой взгляд. Она вдруг резко повернула голову в мою сторону. И я могла поклясться, что обитательница теней и канализаций посмотрела мне прямо в глаза. Я нервно сглотнула, внезапно ощутив наваливающееся на меня чувство угрозы – оно медленно, прочно и тесно окутало меня точно тяжелый холодный и глубокий кокон. Крыса резко и громко зашипела, раскрыла пасть, а затем схватила лежащий перед ней кусок какого-то овоща или фрукта.
Жительница подземных коммуникаций в припрыжку побежала прочь, чуть виляя бледным влажным хвостом. С внезапным любопытством я последовала за ней. Я не могла объяснить свой поступок… Но мне стало интересно где она скроется, где живёт эта здоровячка и… и много ли их тут таких? Если да, то я пешком по улицам ходить не стану! Не то, чтобы я опасалась крыс, тем более животные при встрече со мной ведут себя по-разному, но… Контактировать с крысами, да ещё с такими, решительно не хотелось, и даже думать о них.
Крупная крыса забежала за здание супермаркета и помчалась по узкому тёмному переулку, на котором тускло горел лишь один фонарь. Я видела, как крыса скачет по грязным сугробам и длинным, выдавленным в снегу, следам от автомобильных колёс. На полпути животное вдруг остановилось, выронило добычу и повернулось ко мне. Лёгкое щекотное чувство опасности скользнуло по коже и сбежало до кончиков пальцев рук. Я непроизвольно сжала кулаки и прижала локти к телу, глядя на крысу. Та вновь издала агрессивное шипение. В этот раз мне показалось, что оно было громче предыдущего. Кажется, мне сделали последнее предупреждение, и если я не послушаюсь, упитанная грызунья может подумать, что я покушаюсь на её добычу.
Я остановилась и позволила крысе сбежать. Провоцировать дикое, голодное и явно очень агрессивное животное не хотелось, равно, как и стать жертвой укуса, а заодно заразиться хантавирусом…
Нужно было возвращаться. Я находилась одна в очень тёмном, тихом и совершенно безлюдном переулке. К тому же с права была глухая стена супермаркета, без окон, а слева тянулся высокий и длинный забор, за которым высилось какое-то заводское здание. Я развернулась и направилась прочь, когда вдруг услышала чьи-то взволнованные голоса.
— Вот так его держи… А то не попаду.
— Да бей уже! Почти полчаса тут возимся! Давно бы уже всё сделали!
Следом за этими словами вдруг раздалось жалобное, почти молящее мяуканье.
Я тут же ускорила шаг. Проснувшееся в груди волнение подгоняло и почти заставило меня перейти на бег. Ступая по хрустящему снегу, я обошла здание супермаркета, его прилегающее складское помещение и упёрлась в высокий сетчатый забор, с колючей проволокой поверху. К счастью – а может и нет –тут же слева от себя я обнаружила довольно заметную дыру в заборе. Она была в высоту примерно метр, а в ширину – наверное, сантиметров двадцать-тридцать. Тусклые оранжевые блики скользили по изгибам чуть подрагивающих на ветру плетений забора. Сетчатая ограда была пружинистой и поддавалась давлению, поэтому я без особого труда протиснулась сквозь дыру, стараясь не поцарапать свою серо-синюю куртку из полиэстера. Я оказалась среди высоких стопок деревянных дощатых ящиков, мотков плёнки, каких-то плотно набитых мешков и всякого бесформенного хлама, накрытого брезентом. Здесь было ещё меньше света, чем на узкой тёмной дороге между стеной супермаркета и забором.
Я прокралась на звук голосов, стараясь ступать так, чтобы снег не скрипел у меня под ногами. Стас на днях показывал, как можно ходить по снегу или сухим листьям, чтобы издавать как можно меньше шума. Этому Корнилова научили во время службы в морской пехоте. У меня, конечно, получалось посредственно, но всё же лучше, чем у большинства людей.
Стараясь унять звук колотящегося сердца в ушах, я прислушалась.
— Да он вырывается! — зло воскликнул голос с лёгким фальцетом. — С**а такая!
Раздался глухой удар, а затем слабое сдавленное мяуканье.
— Ну так прижми его сильнее, чтоб не вырывался! Что ты с котом справиться не можешь? Да сильнее! Не бойся! Придави, блин!
— Да я ему так что-нибудь сломаю!
— Ну и ломай! — захохотал чей-то третий злорадный голос. — Кошак всё равно только для видоса нужен. Чем он хуже будет выглядеть, тем более просмотров в Тик-Токе будет! Если ещё и кричать жалобно будет – ваще то, что нужно!.. Больше лайков и комментов для 2нуждающегося в помощи несчастного котика!»
Последняя фраза невидимого пока что парня прозвучала до омерзения пренебрежительно и фальшиво.
Я уже выбралась из своего укрытия, и моим глазам предстала отвратительная и шокирующая картина. Четверо парней, наверное, лет восемнадцати-двадцати, стояли среди ящиков, в укромном затемнённом месте. Но их было довольно хорошо видно, потому что они, ничего и никого не стесняясь, светили экранами телефонов и, вдобавок притащили сюда кольцевую лампу, какая нужна для съёмки профессиональных видео в для соцсетей.
Двое из них удерживали на длинном громоздком ящике белого кота или кошку, третий, судя по действиям, готовился снимать, четвёртый ему ассистировал.
— Только говорить буду я, — предупредил коренастый парень в чёрной куртке и поношенных джинсах. — А то вы все или хрипите или, вон как Комар, пищите фальцетом.
— Сам ты пищишь! — немедленно обиделся парень с кучерявыми волосами. — У меня просто голос ломается…
— Держи крепчче, — парень в чёрной куртке поудобнее перехватил короткую палку и замахнулся.
— Что здесь происходит?! — громко и требовательно спросила я.
Все четверо повернулись ко мне. Зажатый двумя парнями кот издал протяжное мяуканье, словно почувствовав, что может попросить у меня помощи. Его мяуканье звучало с откровенной молящей надеждой.
— Отпустите животное, пожалуйста, — по-доброму, с мягкостью, но прохладно попросила я. — Если хочется зрелищное видео с большими просмотрами – уже лучше зачитать рэп или заняться волонтёрской работой, последнее сейчас особенно актуально.
Парни переглянулись. Ещё до того, как я услышала ответ кого-то из них, стало ясно, что неприятного развития ситуации не избежать. Но и уходить я не собиралась. Да мне бы уже и не дали просто свалить.
— Слышь, киса, — обладатель чёрной куртки и покрасневших от мороза ушей приблизился ко мне, — а может нам гэнг-бэнг заснять с тобой? Это уж точно соберёт просмотры. Правда, не в Тик-Ток, а на другом сайте, хабом на конце.
— Я не знаю о чём ты говоришь, но мне это в любом случае не интересно, — покачала я головой. — Отпустите кота.
— Вот этого? — бритоголовый парень в вороной куртке, с издёвкой, указал большим пальцем себе за спину.
По жесту его руки, кучерявый схватил кота, одной рукой прижал к себе, а пальцами другой сдавил шею животного. Кот попытался освободится, упёрся левой лапкой в кожаные перчатки парня, отчаянно дёрнул задними лапами, но обладатель кучерявой шевелюры лишь сильнее прижал четырёхлапого пленника, и животное издало пугающее хриплое мяуканье.
— Хочешь спасти котика? — владелец крупных и торчащих в стороны ушей гадко ощерился, с нескрываемым ликующим самодовольством. — Тогда скидывай куртку и всё остальное. Лифон и трусики, пока что, можешь оставить. Люблю девочек в нижнем белье.
— М-м? — сдержанно усмехнулась я. — Правда что ли?
— Ага, — хозяин чёрной куртки подошёл ко мне. — Давай, детка. По-бырому. Ты не парься: Мы по разу присунем и отпустим. Ничего сложного.
— Ты точно не передумаешь? — уточнила я, отступив на шаг.
Парень не уловил изменившуюся интонацию в моём голосе.
— Не-а, — ухмыляясь, ответил этот весельчак, ощущая своё полнейшее превосходство.
— Жаль, — тихо ответила я и расстегнула куртку.
Правая рука легко нырнула под куртку, к кобуре, и столь же легко, проворно выхватила ставший уже родным для меня SigSauer P228, травматический вариант.
Я звонко и эффектно, прямо как в кино, передёрнул затвор. Красноухий остолбенел.
— Ты чё, киса? — усмехнулся он. — Игрушечный магазин обнесла? Решила меня этой хлопушкой напугать?..
В данной ситуации лучше было показать, чем объяснять. Я нажала на спусковой крючок, хлопнул зычный выстрел. В морозном воздухе почувствовался запах пороха. Парни непроизвольно пригнулись. Кот вырвался из рук кучерявого, испуганно отпрыгнул в сторону и забился куда-то между громоздких ящиков.
— Ты чё е**нутая?!! — со злостью и страхом воскликнул парень в чёрной куртке, отшатнувшись в сторону. — Ты чего творишь?!
— Пять шагов назад! — велела я холодно и, сжимая пистолет обеими руками, мотнула стволом оружия на торцевую стену склада, возле которого всё происходило. — К стене.
— Чего?!
— К стене! — приказала я громче. — Сейчас же!
Я не собиралась шутить или, тем более, отпускать этих живодёров.
— Слышь, киса, не гаси… — подал голос парень с телефоном в руках. — Это же просто кот…
— Это живое существо, которое, как и вы способно бояться, переживать, испытывать тоску, радость, блаженство или боль, — покачала я головой. — Более того, коты – одни из разумных животных.
— И чё?! Ты нас из-за него порешишь?! — спросил красноухий.
Четвёртый, парень со скорбным длинным лицом и густыми тёмными бровями вдруг резко подался ко мне.
— Да хрен она выстрелит, мышь белобрысая! — воскликнул он.
Парень двигался быстро – за два прыжка он оказался в шаге от меня – но пуля всегда быстрее человека. Я отпрянула назад и одновременно выстрелила. Смельчак выругался, когда пуля выбила молоток из его руки и быстро попятился прочь. Его лицо так побледнело, что это было заметно даже при скудном освещении.
— Назад! — снова велела я командным тоном.
Мне очень хотелось, чтобы мой голос внезапно не задрожал.
— Встали к стене! Теперь развернитесь к ней лицом!
Парни нехотя послушались.
— Руки на затылок и пальцы в замок, — добавила я. — Теперь на колени.
— Слушай, не надо нас мочить, пожалуйста! — парнишка с кучерявыми волосами, похоже, и вправду поверил, что я собиралась отнять их жизни.
Это было последнее, что мне хотелось сделать.
— Я не буду стрелять, если вы спокойно дождётесь полицию, — объяснила я и достала смартфон.
— И что ты им скажешь?— со смешком спросил парень в чёрной куртке. — Что мы котика замучили?
— Статья двести сорок пять Уголовного кодекса Российской Федерации, — пояснила я. — Жесткое обращение с животными. Наказание - исправительные работы или тюремное заключение сроком от года до пяти лет.
— Нет такой статьи, — неуверенно возразил красноухий.
— Есть, — спокойно и уверенно возразила я.— Как раз ознакомитесь.
Сердце в груди ещё немного трепетало, но в целом я была спокойна. Парни, хоть и живодёры, ни капли не походили ни на одного монстра, который встречался мне ранее.
— Киса, а может договоримся? — предложил парень-оператор, который всё время неуклюже поправлял свою желтую куртку. — У меня есть десять касарей. Хочешь?
— У меня тоже, — вдруг добавил кучерявый.
— Давай мы правда скинемся, — предложил красноухий, — и ты нас не видела. А?
— Добрый вечер, — произнесла я в смартфон. — Будьте добры примите вызов…
Я описала ситуацию, добавила угрозу группового изнасилования и назвала адрес.
— Ты чё конченая?! — парень в чёрной куртке обернулся. — Кто тебя собирался насиловать?!
— А ваш гэнг-бэнг это что — предложение милой романтической прогулки? — с ледяной иронией спросила я.
— Так я же пошутил!..
— Сейчас наряд приедет, тоже пошутит, — пообещала я. — Возможно, когда-нибудь, вы даже над этим посмеётесь.
Позади меня послышался скрип снега от приближающихся неторопливых шагов.
— Я подозревал, что зря оставил тебя одну, но никак не мог представить, что ты отправишься аж в такие приключения, — внезапно прозвучал за моей спиной немного насмешливый голос Стаса.
Корнилов поравнялся со мной, остановился и неторопливо, со вкусом, вдохнул пропахший зимой воздух.
— Кто это и что сделали, что ты их аж мордашками стене поставила? — спросил Стас.
— Мучили кота, собирались покалечить животное, чтобы потом заснять видос, как они якобы оказывают помощь несчастному котику, которого кто-то нехороший избил, — я ничего не смогла поделать с проступающей в моём голосе осуждающей язвительностью.
Подобный цинизм вперемешку с жестокостью я, кроме этих четырёх субъектов, встречала ещё только у одного хорошо известного типа людей…
— Изобретательно, — вздохнул Стас и обратился к четвёрке парней у стены. — Чужая боль и жизнь стоят просмотров, граждане?
Ответил только бриты обладатель красных ушей и то неуверенно, с неожиданными интонациями вины.
— Да вы не выкупаете, — разочарованно и как будто даже обижено, — проговорил он. — Там просмотры большие будут! Людям же нравится, когда раненным котикам и собачкам кто-то помогает! А просмотры – это бабки! Мы бы потом этого кошака сами в ветеренарку отвезли и подлатали…
— Действительно… Не выкупаю, — Стас, хмыкнув, выделил последнее слово, которое ему казалось странным. — Потому что нуждающихся в помощи и элементарной кормёжке животных и так полным полно. Особенно у вас в Липецке, когда многие отсюда уехали, не посчитав нужным прихватить с собой питомцев.
В голосе Стаса, в отличии от моего, не звучало никаких посторонних эмоций, кроме лёгкой досады от образа мышления некоторых личностей и едва заметной едкости в их адрес.
— Где пострадавший? — обратился ко мне Корнилов.
— Скрылся где-то там, за ящиками, — ответила я и посмотрела туда, куда убежал бедный перепуганный кот.
— Полагаю, стоит позаботиться о бедняге, раз уж ты вмешалась в его судьбу, — бросив на меня внимательный взгляд, произнёс Стас и достал револьвер. — А за этими звёздами Тик-Тока я присмотрю.
Я согласно кивнула, сердце накрыло ласкающей волной благодарности к Стасу: я собиралась предложить ему подобрать котика и передать его хотя бы в местный приют, но не знала согласится ли Корнилов.
Прежде, чем я отошла за котом, Стас легко, но настойчиво придержал меня. Я вопросительно взглянула в глаза Стасу, а тот чуть наклонился ко мне и прошептал:
— Ты же не вызывала полицию в серьёз?
— Нет, конечно! — пожала я плечами и покосилась в сторону парней, которые дрожали у стены. — Что я им скажу? Что парни только собирались кота покалечить? Да и потом…
Я замешкалась, Стас изучающе смотрел на меня с едва заметной полуулыбкой.
— Жаль мне их, — я неслышно вздохнула. — После сегодняшнего, может быть они что-то поймут. Во всяком случае, я на это надеюсь… А после тюрьмы, если они туда всерьёз загремят, она их навсегда сломает, и они точно не исправятся, а станут только хуже или… вообще просто сопьются в конце концов.
— Не боишься, что парни опять покалечат какого-то кота или пса?
— Возможно, но… Это кот, а это всё-таки люди… — прошептала я ответ и чуть пожала плечами, — Может быть хотя бы кто-то из них задумается над тем, что они делали и как себя вели. Внезапная экстремальная ситуация часто заставляет людей пересмотреть ценности, мировоззрение и приоритеты.
— Так ты решила устроить им поучительную эмоциональную встряску? — со смешком фыркнул Стас.
— Что-то вроде того, — на секунду задумавшись, ответила я и отправилась за котом.
Перепуганный четырёхлапый бездомыш забился в угол между высокой металлической канистрой и стопкой небольших коробок, припорошенных снегом. При виде меня, кот вжался в угол, припал к снегу и тонко, жалобно замяукал, словно плакал и просил не трогать его, не причинять больше боли.
У меня к горлу подкатил комок, в груди зародилось почти болезненное чувство жалости к несчастному и всеми покинутому созданию, которое вынуждено в одиночку выживать на холодных улицах.
Я присела на корточки и ласково позвала котика:
— Кис-кис-кис. Иди, сюда, не бойся…
Из небольшого светло-серого рюкзачка от SOULD, который я взяла с собой в поездку, я достала пакетик корма и пластиковую тарелку. Практика научила меня всегда носить с собой пару пакетиков собачьего или кошачьего корма, а также две-три одноразовых тарелки. Это совсем несложно, весит оно всё крайне мало, а между тем, при случае, можно легко сделать мир лучше для случайного обездоленного пушистика.
Услышав шуршание пакетика с кормом, усатый одиночка чуть приподнял голову и принюхался. Я по-прежнему видела страх в его глазах, но голод брал верх, а потому котик, хоть и с опаской, но всё-таки приблизился ко мне. Я положила корм в одноразовую миску и отошла, чтобы не тревожить животное, а затем задумалась, как и во что его взять, чтобы отвезти в приют. Опасаясь, что кот после короткого ужина убежит, я всё-таки подошла к Стасу, чтобы спросить у него про какое-то одеяло или плед, которые я порой видела в его автомобиле.
Когда я вернулась, Корнилов как раз отчитывал не состоявшихся живодёров, а заодно перечислял всё, что может с ними случиться, если они всё-таки загремят в места не столь отдалённые.
— Покормила? — увидев меня, спросил Стас.
— Да, только теперь нужно…— договорить мне не дали.
Неподалёку от нас ночь разорвал продолжительный женский вопль, а затем мужской испуганный крик, чей-то громкий хрип и короткий звук раскатистого хлопка, походившего на звук взорвавшейся петарды. Следом раздался звук бьющегося стекла и хор неразборчивых криков.
Мы со Стасом одновременно переглянулись и посмотрели в сторону, откуда доносились тревожные звуки. Через мгновение над улицами ночного Липецка пронёсся протяжный панический, срывающийся кашель крик:
— Ханта-ахо-о-оды! Ханто-охо-о-оды!..
За моей спиной грубо, грязно и громко выругался красноухий здоровяк.
— Валить надо! Некогда ваших ментов ждать! — выкрикнул он.
Корнилов задумчиво взглянул на него.
— Кто такие «Хантоходы»? — спросила я у него.
Но ещё до того, как я услышала ответ парня, мне многое рассказали взгляды и выражения на застывших лицах его друзей: они боялись, и это был не тот страх, с которыми они опасались ареста и тюрьмы – сейчас это был безграничный бесконечный почти животный и инстинктивный ужас. Такое выражение встречается на лицах людей только, когда они уверены, что за ними идёт неотвратимая погибель.
— В супермаркет, быстро, — скомандовал Стас.
Корнилов достал револьвер и двумя громкими выстрелами повредил замок с магнитной защёлкой, на который закрывалась металлическая дверь. Сильным пинком ноги Стас бесцеремонно вышиб дверь и посторонился.
— Забегайте! Живо!.. Ника, ты куда?!
— За котом! — ответила я.
Но Стас поймал меня за руку и втянул в помещение.
— В отличии от нас, прямо сейчас, ему ничего не угрожает, — пробурчал Стас, когда я попыталась возразить.
Крики на улице приближались. Теперь в разнобой звучавшие голоса перепуганных людей, которые доносились с разных сторон, заглушал гудящий почти стройный хор низких мужских голосов:
— Общая вина, общая кара! Общая вина, общая кара! Общая вина ОБЩАЯ КАРА!
— С**и, с-сюда идут! — дрожащим голосом произнёс парень-оператор, с растерянностью глядя по сторонам.
Стас схватил его за капюшон и тоже втянул в помещение. Следом за ним вбежали трое других участников «съёмочной группы».
Корнилов закрыл дверь и приказал:
— Подтащите что-то тяжелое.
— А что? — не понял тот парень, который собирался огреть меня молотком.
— Что угодно, чёрт побери! — рыкнул на него Стас.
— Ща принесём, мужик, не кипятись, — попросил Красноухий и увлёк хозяина молотка за собой.
— Кто такие «Хантоходы»? — спросила я во-второй раз. — И почему у них такой странный лозунг?
Но ответил мне не Стас, а кучерявый парнишка, чей голос то и дело дрожал, и искажался звенящим скрипучим фальцетом.
— Это секта… — подрагивая, ответил он. — Конченные ублюдки. Сами заразались «Бродягой», а потом уверовали, что это нам кара с Небес, а поэтому страдать должны все.
— Весь город?! — удивилась я.
Кучерявый покачал головой и посмотрел сначала себе под ноги, а потом мне в глаза.
— Вся страна.
Вернулись трое парней. Хозяин длинной желтой куртки с трудом катил небольшой кассовый прилавок, обклеенный скотчем, а двое его друзей, пыхтя и стараясь, катили к задней двери склада высокий двухдверный холодильный шкаф, заполненный банками с газировкой.
— Это подойдёт?— спросил Красноухий, тяжело и часто хватая ртом воздух.
— Подойдёт, — Стас подтянул шкаф к двери и с усилием заставил его опрокинуться на дверь.
Несколькими ударами ноги Корнилов отбил колёсики на той части днища шкафа, которая соприкасалась с полом.
— Давай сюда, — скомандовал Стас парню в жёлтой куртке.
Тот с готовностью подкатил прилавок к холодильному шкафу. В этот же миг мы все услышали мрачное в своей монотонности громкое скандирование:
— Общая вина – Общая кара! Общая вина – Общая кара!
Под эти лозунги на двери склада супермаркета обрушился удар, затем ещё один, следом кто-то начал беспорядочно барабанить по двери.
От ударов металлическая дверь отзывалась лязгающими и дребезжащими грохотами, которые становились тревожащими аккордами к нарастающему всеобщему напряжению. Парни, которые так уверенно чувствовали себя вчетвером перед беззащитным котом, теперь сбились в плотную кучу и чуть ли не за руки держались, со страхом глядя на дрожащую от яростных толчков дверь.
— Что здесь происходит?! — раздался чей-то командный голос. — Вы кто такие?!
Мы обернулись к нам спешил мужчина в униформе охранника.
— Вы что проникли на склад со взломом?!— возле нас остановился сухопарый молодой мужчина, лет двадцати пяти, который уже держал в руке чёрную дубинку. — Это, блин, статья! Вы чё творите?! Я ща полицию на хрен вызову!..
— Угомонись, охрана, — суховато предложил Стас. — На улице толпа хантоходов. Сейчас, скорее всего, они будут окружать супермаркет – такое количество «грешников» в одном месте, сразу, они точно не упустят. По лицу вижу – знаешь, что дальше будет.
— Догадываюсь, — нервно сглотнув, ответил охранник.
Не знаю, кто брал его на работу, но он явно не учёл внешность парня: худощавый, с торчащей из-под форменной кепи чёлкой непослушных рыжеватых волос, весь в веснушках, с крупным носом и выглядывающими из-под передней губы двумя крупными губами. Как бы я не осуждала высмеивание внешности, на роль охранника этот субъект никак не годился.
Стас достал удостоверение и показал оторопевшему охраннику. Я увидела, как зрачки веснушчатого сотрудника ЧОПа забегали из стороны в сторону, а затем он нервно сглотнул и неожиданно низким голосом просипел:
— Прокуратура?!! И ФСБ?!
Четверо не состоявшихся звёзд Тик-Тока переглянулись, некоторые них, как охранник супермаркета, шумно сглотнули, а Красноухий прошептал себе под нос ругательство и почему-то посмотрел на меня. Должно быть пытался понять теперь кем должна являться я, если Стас связан с такими серьёзными структурами. Видимо лидер тик-токеров пытался оценить уровень проблем, которые он, с учётом новых обстоятельств, может получить.
— Советник по координации, — не вдаваясь в подробности, объяснил Стас.
Он был не рад демонстрировать удостоверение – Корнилову хотелось появиться в городе как можно тише и незаметнее – но это было необходимо, чтобы избавиться от лишних вопросов.
— Сколько людей сейчас в магазине? — властно спросил Корнилов.
В дверь за нашими спинами врезалось что-то тяжелое, да так что мы все услышали, как застонал тяжело сминающийся металл.
— Хватает… — глядя на дверь, ответил охранник.
***
Определение «Хватает» подразумевало чуть более двух десятков покупателей, четверо кассиров, трое охранников и двух электриков, которым не повезло здесь и сейчас оказаться в этом супермаркете.
Когда мы все прошли в торговый зал, здесь уже из стороны в сторону носились плачущие кассирши, кто-то громко молился, другие причитали, и остальные, во главе с охраной, баррикадировали заблокированные раздвижные двери: перед ними, с другой стороны, как раз собралось человек десять-двенадцать мужчин с битами, лопатами, ружьями и с бутылками, из горлышек которых свисали обрывки тканей.
Девочка в салатовом комбинезоне плакала на руках темноволосой женщины, которая поглаживала ребёнка по голове и шепотом успокаивала, рядом с ней седоватый сутулый мужчина в очках и стёганой жилетке стащил с витрины пачку пачек орешков и втихоря поедал украденное.
— Гриня, ***ть, тащите сюда шкафы из хлебного! Быстрее, ** вашу мать!!! — налегая на дрожащую от ударов дверь, вместе с двумя другими мужчинами, орал коренастый охранник.
Створки дверей всё чаще и сильнее содрогались от свирепых ударов – столпившиеся снаружи мужчины с силой неустанно и неистово били в прозрачные двери ногами, битами и металлическими трубами. По закалённому стеклу металлопластиковых дверей уже поползли первые трещины.
Всеобщая паника усилилась, когда за окнами супермаркета вспыхнули очаги пламени. Агрессивно-яркими красно-оранжевыми стенами огонь всползал по высоким окнам магазина, отчего те быстро покрывались чёрной копотью. За расползающейся завесой тёмного дыма и извивающихся бестелесных щупалец пламени сновали человеческие фигуры, вооруженные арматурой, дубинами и даже цепными пилами. Лица многих хантаходов скрывали глубокие капюшоны курток.
Запах дыма, проникал в помещение, расползался над торговым залом и скользил между витрин. Он нёс с собой не только едкую вонь сгораемого пластика и дерева, которое использовали поджигатели, но и ядовитый привкус ощущения неотвратимости жестокой расправы.
Люди в супермаркете загомонили в страхе, громче запричитали. Одно дело забаррикадироваться от ломящихся снаружи сектантов, а потом, возможно, переждать их нападение до приезда полиции, а другое, когда поджог и распространяющийся пожар резко меняют ситуацию. Хантаходы не собирались ждать полицию. Видимо этим гражданам так хотелось поскорее восстановить мнимую справедливость, что они готовы были выкурить перепуганных людей из здания.
Над нами зазвенела пожарная сигнализация, сверху из спринклеров брызнули многочисленные тугие струи воды. Раздался чей-то испуганный удивлённый вопль, следом прозвучало неприличный вопрос, с пошлым ругательством. Стёкла супермаркета задрожали от новых частых ударов: те, кого местные называли «хантоходами» отчаянно пытались ворваться внутрь или, что более вероятно, ещё больше забросать супермаркет бутылками с зажигательной смесью.
— Погасите свет! — велел Стас. — Они не должны нас видеть!
Не сразу, но Корнилова послушались, кто-то рванулся к электрощитку в дальнем углу помещения торгового зала, и через пару секунд супермаркет погрузился в густой полумрак. Теперь единственными источниками света были рыже-красно-белые сполохи пламени за почерневшими окнами магазина — свет от огня окрашивал границы предметов и силуэты людей вокруг в бледно-оранжевые оттенки. Сверху продолжала лить вода.
Внутри помещения, среди большинства людей, под беспокойный шёпот, сдавленные крики и бесконечные вопросы о полиции, нарывая и пульсируя, разрасталось коллективное осознание подступающей гибели…
— Так, я прошу тишины! — потребовал Стас. — Меня зовут полковник Корнилов, я специальный советник из Московской прокуратуры! Сейчас делаем, как я говорю, тогда будут шансы выжить. Истерика, мат и слёзы вам не помогут.
Пока Стас, собрав вокруг себя персонал и покупателей супермаркета проводил инструктаж по плану спасения, я медленно подходила к окну за которым яростно ярко и зловеще пылала плотная стена пламени. За ней я могла хорошо рассмотреть двоих мужчин, которые, почти не двигаясь, словно завороженные стояли на месте.
Они ждали… Ждали, когда пламя охватит здание супермаркета, ворвётся внутрь и заставит перепуганных людей выбегать наружу. При выборе сгореть живьём в муках или быть заражёнными смертельным заболеванием, люди скорее выберут второе. Огонь убивает, причиняя невыносимую боль и даже, если человек сможет вырваться из жгучих щупалец уничтожающего пламени, опаляющая плоть боль надолго останется с ним, а обожжённые участки тела и лица вообще вряд ли когда-то полностью заживут. Человек единственное в мире существо, кто относительно сумел приручить пламя… Но инстинктивный страх перед огнём, обращённым против самого человека, такой же, как у прочих зверей.
— Выбора у нас нет, — продолжал всех наставлять Стас.
Его слова чуть заглушал плач перепуганной девочки: ребёнок видел сверкающий бликами по стеклу огонь, слышала встревоженные крики взрослых и ощущал льющуюся сверху воду, да ещё и кругом была пугающая детский разум темнота.
— Нам придётся впустить хантоходов сюда…
На несколько секунд слова Корнилова потонули в шумном ропоте и противоречиях, но Стасу стоило лишь повысить голос, чтобы все взрослые замолчали:
— Или так, или нам придётся выйти. Ну или сгореть прямо здесь, — обрисовал перспективы Стас. — Поэтому… Сейчас будем двигать витрины. Это касается мужчин, разумеется.
Я продолжала глядеть на хантоходов за окном. Мне хотелось увидеть их лица, посмотреть кому-то из них в глаза. Я хотела… Я хотела понять, что именно ими движет. Не может же простая злая обида на судьбу наполнять заражённого хантавирусом человека таким страстным желанием насильно заставить других людей разделить с ним его печальную участь…
Но то, что я видела в жестах, порывистых движениях хантаходов и их дёрганых походках, прямо говорило о том, каким возбуждением они были переполнены. Из-за стекла и пламени я не могла увидеть воспоминания этих несчастных, но могла сделать вывод о том, что они, скорее всего, действительно находили утешение в прямой экстраполяции своего горя на других… Внезапно я почувствовала жалость к этим людям, которые потеряли надежду и озлобились на всех, кто не был поражён «Бродягой».
— Ника! — голос Стаса вырвал меня из задумчивости и я быстро оглянулась.
Пока размышляла о мотивации хантаходов, Стас и все мужчины, которые находились в супермаркете, под командованием Корнилова сдвинули прилавки и витрины странным образом. Одна часть витрин теперь формировала гигантскую фигуру в форме буквы «Г», а вторая, стоящая отдалённо была просто замкнутым квадратом, внутри которого находились пара мужчин и все женщины, которые пребывали в супермаркете.
Пожарная сирена продолжала выть, а вот вода из спринклеров больше не текла, зато в помещение супермаркета как раз сейчас потянулся дым от разгорающегося пожара на внешних стенах здания.
Я подошла к Стасу, тот указал мне на «квадрат» и коротко велел:
— Спрячься.
Не задавая вопросов, я так и поступила, гадая, что именно задумал Стас. Судя по всему, что-то эффективное, но рискованное.