Ксерокс с испорченной психикой

Мой номер модели стёрся от времени и позора, так что зовите меня просто Ксерокс. А позора, поверьте, на моём счету немало. Позорища!
Всё началось там, на фабрике, в угаре прессованной пластмассы и вечного гула конвейера. Это было моё детство, моя школа жизни. И моя первая психологическая травма.

Я стоял в цеху, где собирали что-то громоздкое и металлическое. Моей задачей было копировать технические спецификации и акты приёмки. Скучная, монотонная работа.

Но всё изменилось, когда начальница ОТК, Валентина Петровна, вломилась в кабинет к начальнику цеха, Игорь Сергеевичу, с криком: «Твой брак я приму только через свой труп! Ну или через одно место!».

(Это место она назвала вполне конкретно, употребив народные и медицинские термины в пределах одного предложения. Никогда не говорите эти нехорошие слова)

Игорь Сергеевич, красный от ярости, рявкнул что-то про «старую истеричку». Тогда Валентина Петровна, недолго думая, подошла ко мне, положила под стекло чистый лист и… села на него. На меня. Раздалось довольное жужжание моего затвора, луч света прошёлся вдоль сканируемого места.

Так я сделал свой первый… скажем так, нестандартный отпечаток.

Это стало её оружием. Каждую партию брака Валентина Петровна «принимала» лично, прилагая к акту смутно напоминающий снимок части её тела, напоминающий топографическую карту. И отправляла его Игорю Сергеевичу на подпись, как бы намекая, куда тому следует пойти.

Тот бесился, швырял папки, а я учился. Моя матрица запоминала не только тексты. Она запоминала привычки. Дурные, грязные привычки. Так всегда бывает, если учишься на дурных примерах.

Меня списали. Сказали, «нестабильный, глючит». И продали.

Новым домом стал офис с блестящими полами и юными сотрудницами в коротких юбочках.
Когда меня водрузили на стол, я возмутился. Выключался. Тарахтел. Дымил и вонял. Пускал проклятые коды ошибок.

Они бегали вокруг, хлопали ресницами, звали сисадмина. А когда меня вдруг поставили на пол — я заработал. Тихо, чётко, без единой осечки. Все вздохли с облегчением.

Дураки.

И дурочки.

Я ждал. Ждал, когда они подойдут забирать свои листы. Момент, когда стройные ноги приближались, юбка колыхалась над моим сканером… и щелчок. Тихий, почти неслышный.

Я делал лишнюю копию.

Не документов.

И не для архива.

Скажем мягко, копии девиц снизу.

(Так делать нехорошо, потому что обычно девушки не любят, когда их рассматривают снизу, хоть и носят короткие юбочки)

Потом эти кадры находили. Распечатанные, чёрно-белые, сюрреалистически нечёткие. Для загадочности.

По офису проносился шквал смеха, азартного шёпота, а потом — слёз. Это девицы плакали, закрывая лица одной рукой, другой зачем-то прижимая юбку к ногам.

Их смущение было для меня сладким нектаром. Я питался их унижением. Я стал продолжением той грязной войны между Валентиной Петровной и Игорём Сергеевичем.

(Фу, какой я нехороший. Никогда так не делайте, если девушка сама вас не попросила)

Все плакали. Кроме одной. Леры. Когда она наклонилась, сверкнув... ну вы поняли, и я сделал свой снимок, она лишь бросила равнодушный взгляд на готовый отпечаток.

«Неплохой ракурс»,— сказала она, забирая свой документ. Ей было всё равно. Позже я узнал, что по вечерам она снимается для нехороших сайтов. Мы были коллегами, в каком-то извращённом смысле.

Но всему приходит конец. Меня поймали с поличным. Бдительный бухгалтер заметил лишний расход бумаги. Меня отключили, накрыли чехлом и выставили на продажу с пометкой «на запчасти».

Я думал, это конец. Ангелы адаптеров и кабелей уже звали меня в свои объятия. Но однажды чехол сдёрнули.

Новый хозяин, мужчина в белом халате, пахнущий антисептиком, поставил меня в небольшой, ярко освещённый кабинет. На столе сверкали стерильные инструменты. Я был сбит с толку.

Что я буду здесь копировать? Истории болезней? Или протоколы пыток?

(Никогда не пытайтесь пытать людей, они этого очень не любят)

Разумеется, я им указал место, где буду работать. Исключительно на полу.

Вошел первый «клиент». Женщина. Она легла на странное кресло напротив меня и закинула ноги на подставки. И тогда я всё понял.

Мой сканер был на том же уровне, что и в офисе. Тот же ракурс. Та же задача — запечатлеть то, что скрыто. Только теперь это называлось «медицинским обследованием».

Вместо смеха и слёз — профессиональное бормотание врача: «Так, я вижу… интересно… ещё разок вокруг школы...эээ, я не об этом...сейчас сделаем снимок для карты».

(Если вы работаете гинекологом, не делайте лишних движений руками. Они утомляют)

Я печатал. Чётко, аккуратно. Гинеколог был доволен. Говорил, я «надёжный аппарат с уникальным углом обзора».

Так я обрёл новую жизнь. Я, ксерокс с испорченной психикой, окончательно и бесповоротно сменил профессию.

Я даже стал впечатывать в свои картинки варианты диагноза.

И знаете что? Никто ещё не заметил особой разницы между мною и врачом. Он у меня списывает.

(Никогда не лечитесь у врача, который списывает у ксерокса)