Кто я

Все мы живём в мире собственных или навязанных иллюзий, но каждому предстоит рано или поздно столкнуться с реальностью.

— Напитки, закуска? — весьма аппетитных форм стюардесса в облегающем костюме отвлекла от созерцания пейзажа за иллюминатором.

— Нет, благодарю, — Николай улыбнулся своей белоснежной улыбкой и лениво повернулся обратно.

За толстым стеклом ведомственной яхты плавно удалялась Земля. Нет, ну разве это не прекрасно?! Вся эта суета человеческой природы — она где-то там далеко внизу. Здесь же, с высоты даже не птичьего полёта, а скорее божественной колеи, тихо и спокойно. Медленно и величаво плывут белоснежные циклоны на фоне насыщенно голубого океана. Два больших изумрудно-зелёных материка кажутся всего лишь островками, а разделяющая их водная гладь не такая уж и широкая. Всё отсюда кажется мелким. Даже как-то забываются все распри и раздоры между людьми, населяющими эти два зелёных пятна.

Яхта плавно удалялась от Земли, сходила с орбиты. Многих пассажиров, впервые оказавшихся на космическом корабле укачивало. Сказывалось простое несоответствие между картинкой за окном и ощущением полного отсутствия движения внутри. Просто напросто гравитационный двигатель не давал никаких перегрузок при любом ускорении. Когда-то как-то это всё рассказывали в школе, но кто же там слушал всех этих преподавателей! Тем паче, что Николай Одинцов в школу так и не попал — у родителей не хватило денег на образование отпрыска. Бывает.

Теперь же его имя гремит на весь Империум. Именно так принято называть материк полностью занятый Империей. Даже Император пару раз приглашал к себе на ужин. Высокая честь! Но он всё же сволочь последняя. Почему? Потому что у творческой интеллигенции так принято. Власть нужно ненавидеть. Но тихо. Чтобы, не дай боже, не расстреляли. А ведь могут!

— Лучше скажите, сколько ещё лететь, — он снова улыбнулся, но уже самодовольно. Ведь девушка, как и положено прислуге единственного пассажира, стояла достаточно близко за его креслом, но так, чтобы не раздражать своим присутствием. Она вновь возникла перед ним, бесшумно преодолев несколько шагов, и ответила:

— Всего несколько минут, господин Одинцов. Конечная станция уже связалась с нами. Вас ожидают.

— Благодарю, — снова улыбка превосходства и подчеркнуто ленивый поворот головы к иллюминатору.

А ведь всего лишь несколько часов назад ему приходилось также максимально учтиво ловить каждое слово, каждый кивок головы, взгляд. Единственный человек в Империи мог себе так позволить обращаться с ним — Император. Любого другого Одинцов бы размазал за несколько минут. Ведь Николай владел самым мощным оружием в Империи — словом…

Светло-голубая яхта незаметно для пассажиров сбросила скорость, сблизившись с огромным темно-серым цилиндром, утыканным мачтами шлюзов и антенн. Пункт назначения почти не выделялся на фоне космоса, слабо отражая уже тусклый свет звезды — уж слишком далекая орбита этого уродливого гиганта. Создатели этой станции будто умышленно создали её настолько лишенной хоть какой-то эстетики, что казалось ей и место-то другого нет, кроме как здесь — на задворках Солнечной системы.

Но едва так контрастирующая со станцией яхта влетела в один из шлюзов, словно белёсая птичка в тёмную пещеру, как внутри вспыхнул свет. Ещё ворота шлюза не закрылись, а защитное поле уже прошлось по «добыче», продвинув внутреннюю атмосферу станции на весь объём шлюза. На противоположной стороне открылись другие ворота, и на встречу гостям вышла целая церемония.

Николай Одинцов, согласно этикету, первым показался из яхты. Перед вылетом Император всё же позволил ему переодеться, и теперь его светло-серый костюм с ярко-белой рубашкой идеально сочетался с цветом корабля. Это дало ему возможность показаться здесь важным человеком. Не его вынудили — он, Николай, соизволил снизойти до визита сюда!

Дорога от дверей яхты до встречающей его делегации подсветилась ярко- красным светом. Какой дешёвый пафос — но всё равно приятно! Глаза всё ещё слепил яркий свет из-за спин встречающих. Николай недовольно поморщился, прищуриваясь, — свет тут же притушили.

— Господин Одинцов, — к нему подошёл высокий подтянутый мужчина, явно в годах, одетый в длинный зелёный халат поверх полностью чёрного, дорогого костюма. — Рад приветствовать вас на станции «Заря-25». Разрешите представиться. Доктор Степан Николаевич Рябушкин. Я имею честь руководить проектом «Дванадва».

Николай бросил взгляд на окружение Рябушкина. Ничего необычного, просто десять бойцов в синей форменной одежде, полностью экипированные. Да, в шлемах, да, с автоматическими электровинтовками. Да, даже у Императора конвой лишь шесть человек…

— Рад знакомству, — вежливо и с учтивой улыбкой ответил Одинцов, протягивая руку. Рябушкин тут же схватил его запястье и рьяно и радостно затряс, так что Николай лишь после нескольких взмахов успел ухватить в ответ запястье доктора. Первоначальное впечатление серьёзного и неприступного человека, полностью седого, умудрённого опытом и властью, рушилось на глазах.

— Я так рад, что вы прилетели, — Степан Николаевич внезапно очень широко улыбнулся, словно ребёнок, получивший долгожданный подарок. — Вы не представляете. Однако, давайте по порядку. Сначала я покажу вам своё обширное хозяйство. А за ужином обсудим предстоящее дело. Вы согласны?!

— Буду вам очень признателен, — ответил Николай, а про себя подумал: «Будто у меня выбор есть?»

Следом потянулись особо интересные прогулки и поездки по закоулкам станции. Николай всеми силами показывал свой неподдельный интерес к этим… штуковинам. А как же ещё? Ведь рядом всюду следовали десять убедительных причин проявлять максимальную учтивость и доброжелательность к хозяину. Вот и приходилось восхищаться какими-то машинами, реакторами, цистернами и прочим, в чем он раньше вообще не разбирался никогда, всеми силами пытаясь побороть дикую зевоту.

Наконец, следующее помещение оказалось столовой или кабинетом Рябушкина, но здесь экскурсия заканчивалась. Одинцов подавил желание выдохнуть с облегчением и осмотрелся. Посреди богато украшенного интерьера в имперском стиле стоял массивный дубовый стол и четыре трона вокруг него… Стоп! Четыре трона. Самых настоящих трона Императора. Только у Императора он один и четыре часа назад Николай наблюдал его под царственной попой самого Императора!

— Это… — промямлил он, забыв о приличиях, рука сама вытянула указательный палец.

— Да, — доктор подтвердил его догадку, — Трон Императора. Четыре штуки.

— Точная копия, — Одинцов пытался объяснить то, что видели его глаза.

— Нет, — возразил Рябушкин. — Это он и есть. Только четыре штуки. Прошу вас. Присаживайтесь.

Доктор указал на один из царственных стульев, а сам упал в противоположный.

— Н-нет, — протянул Николай. Он вдруг почувствовал озноб, покосился по сторонам в поисках камер. Сейчас появится Имперская полиция, и ему конец! Сесть на трон Императора — это же вызов, измена!

— Присаживайтесь, — Рябушкин махнул рукой, и его охрана скрылась за дверью, оставив их вдвоём.

Доктор достал из тумбочки рядом с собой бутылку и пару стаканов.

— Обожаю эту реакцию, — он рассмеялся. — Император далеко, успокойтесь вы уже. Здесь моя территория. Всё, что происходит здесь, остаётся здесь. Присаживайтесь уже! Вот, выпейте.

Он налил оба стакана и пододвинул один из них ближе к Николаю. Степан Николаевич расплылся в улыбке. Со своим носом картошкой, широкими скулами и большими голубыми глазами под мощными седыми бровями он больше походил на доброго дедушку из рекламы утреннего завтрака, чем на учёного, хозяина огромной станции. Поддавшись влиянию этого образа, Одинцов нерешительно приземлился на мягкую подушку трона. Ничего так, мягонько. И вроде как не стоит ожидать немедленного проникновения в то место, которым рискуют те, кто желает этот трон занять.

— Мне не нравится слово копия, — медленно проговорил Рябушкин, разглядывая переливающуюся в бокале янтарную жидкость. — Этот термин всё же предполагает хоть какие-то различия. Здесь же отличия те же, чем один атом водорода отличается от другого. Вы слышали когда-нибудь о телепортации, дорогой друг.

Конечно же он слышал. Николай Одинцов сделал свою карьеру на самых безумных статьях по философии. Правда это он потом стал это так называть. Изначально же это был просто поток мнений, его личных мнений, умело завернутых в объяснение невозможности иного режима, кроме как Империи. Лить тонны лести на Императора, сопровождая это ответами на самые важные для людей темы, оказалось очень выгодно и полезно. Его статьям и блогам быстро дали ход. Само собой потоку вдохновения способствовало прочтение всякого рода фантастической литературы.

— Слышал, — кратко ответил он.

— Слышал, — повторил за ним Рябушкин. — Телепортация предполагалась в двух видах. Первый, нам пока не доступный, это прямой перенос материи из одной точки пространства в другую мгновенно, так сказать, минуя промежуточное расстояние. Самый интересный, конечно же, но даже мне не ясно, как это будет возможно и когда. Второй — более ясный. Мы сканируем объект, записываем его информационную, так сказать, карту. Эта информация пересылается в нужное место и там объект собирается в точности по ней. Вы понимаете о чем я?

— Понимаю, — Николай взял себя в руки, голова заработала как обычно, а обычно его мозги крутились гораздо быстрее, чем у остальных. — Проблема в том, что это не совсем телепортация. Ведь в точке отправки остаётся точно такой же объект.

— Вы, действительно, умны, — Рябушкин одним залпом выпил содержимое бокала и кивком головы указал на всё еще не тронутый бокал Одинцова. — Расслабьтесь, дорогой друг. Я наслышан, что вы предпочитаете виски только двадцатипятилетней выдержки. Уверяю, этот вас полностью устроит.

Николай с видом знатока всё же поднёс бокал к носу. Потрясающий аромат! Что-то очень знакомое. Отпил, погонял по языку, проглотил. Виски «Империум» из личного запаса Императора, вот, что это такое!

— Вам удалось, — проговорил он.

— Я же говорил — вам понравится, — удовлетворённо сказал Рябушкин. — Пожалуй потребуется ещё и буженинка…

— Нет,— возразил Николай. — Я не про виски. Вам удалось создать телепортационную машину. Ведь так?! И это всё — это не копии, а пересланные сюда вещи из дворца Императора!

Степан Николаевич закинул руки за шею, разглядывая Одинцова.

— А я знал, что Император никогда не ошибается,— произнёс он. — Вы, действительно, гений. Вы то мне и нужны. Да, это всё из дворца Его Величества. Понимаете, на синтез одного килограмма материала тратится примерно два килограмма ядерного топлива, плюс около трёх килограммов сырья. Само собой, это глупо проводить опыты синтезируя вещи, которые не оправдывают стоимости всех наших затрат.

— «Империум» не имеет цены, как и трон Императора, — заметил Николай, невольно принявшись оглядывать убранство кабинета Рябушкина. При более внимательном осмотре он заметил куда больше разных «безделушек» стоимостью от нескольких тысяч виктов. А ведь один викт — это цена тарелки похлёбки, минимальный заработок для человека в день, если он не хочет умереть с голоду.

— Всё имеет свою цену, — уверенно возразил Степан Николаевич.— Я предлагаю вам десять миллионов виктов за участие в Эксперименте.

— Что? — Одинцов поперхнулся, очередная порция бесценного напитка разлетелась брызгами по дубовому полу. — Вы предлагаете мне… Вы хотите телепортировать меня?.. Меня?

Степан Николаевич поднялся, обошёл стол и встал за спиной Одинцова.

— Что вы, мой друг, — начал он, положив руки ему на плечи. — Такого я вам предлагать бы не стал. Успокойтесь. Видите ли, все наши опыты не имеют значения, если их нельзя использовать для перемещения человека. Ну какой смысл отправлять за сотни тысяч световых лет вооружение, если солдаты до этого вооружения долетят ещё не скоро…

— Опять вы про войну, — брезгливо поморщившись, перебил его Николай. — Почему каждое великое изобретение нужно обязательно применить против человека?!

— Ну вот вы и помогите нам применить его для человека, — баюкающим голосом продолжил Рябушкин.— И получите за это большие деньги. Само собой, разглашать результаты Эксперимента не следует.

Двери кабинета распахнулись и кто-то вошёл. Николай почувствовал приятный аромат женских духов. Спинка трона не позволяла рассмотреть даже то, что слева и справа от него, а Рябушкин будто специально удерживал его, разминая плечи. Перед ним поставили большую тарелку, наполненную мясными деликатесами, издающими великолепный аромат. На этом же блюде лежали столовые приборы и пара веточек настоящей зелени.

Теперь Николай смог разглядеть и миловидную брюнетку, доставившую это всё богатство.

— Познакомьтесь, Николай, — проговорил из-за спины Рябушкин. — Это Вероника — моя помощница. И лучший специалист по управлению кабинетом.

— Очень приятно, — пролепетала девушка, слегка присев и протягивая руку. Её строгая чёрная юбка до колен от этого внезапно слегка уехала в сторону, оголив левое бедро почти до талии. Грудь же, слишком большая для такой худой фигуры, едва не выпала из белой блузки, остановленная в последней момент самой стойкой пуговицей.

— А мне-то как приятно, — ласково протянул Одинцов, припадая к пальчикам губами. Неужели Рябушкин задумал его ещё и женщиной убеждать?! Его, Николая Одинцова, соблазнять женщиной! Что за глупость. Да он сам кого захочет, того в постель и уложит, ну или не в постель, а прямо здесь, на столе. Николай поймал себя вдруг на мысли, что девушка его всё же зацепила. Это плохо, нельзя терять над собой контроль никогда, уж тем более здесь. Чем более милым пытается казаться Рябушкин, чем более вкусные и дорогие напитки и закуски ему подают и, уж само собой, чем более соблазнительные девушки вдруг появляются, тем опаснее это место становится.

Поправив свои чернющие волосы, Вероника наигранно опустила глаза вниз, улыбнулась и присела напротив Николая, теперь уже не сводя с него глаз. Рябушкин, наконец, оставил плечи Одинцова в покое и вернулся на своё место, явно довольный произведённым эффектом. Николай не стал его разубеждать.

— Ну так что вы решили? — задал вопрос доктор.

— Что я решил? — Николай взял небольшую паузу. — Для начала, кто же этот несчастный, кем вы решили пожертвовать? Проверить на себе ваше устройство. А может живая ткань вообще не может быть телепортирована…

— Может, — прервал его Рябушкин. — Мы уже телепортировали разных животных и не раз. К тому же был один случай…

— Я этот несчастный, — резко сказала Вероника, слегка подавшись вперёд. — Я считаю прогресс превыше всего. К тому же, я всегда мечтала о сестрёнке, но не судьба!

Одинцов опешил. Девушка же напротив выглядела весьма уверенной. Николай смог даже разглядеть её лицо, большие голубые глаза, во взгляде которых легко читался ум.

— Но я ведь вас совсем не знаю, — пробормотал философ. — Как же я смогу разобраться в отличиях, в…

— Ну это не так уж сложно исправить, — возразила Вероника. — Отужинаете со мной? Я приглашаю… Ведь самое важное — это чистота Эксперимента!