Кубанка

КУБАНКА

«Русский» просил привезти «кубанку». У него в последнее время открылось новое увлечение – казачьи танцы и песни, до этого были ирландские, с чечёткой и грациозными движениями, красивых и опрятных девушек и юношей в народных костюмах. Кубанский казачий хор открывался с новой стороны, когда «Русский» показывал Николаю песни и пляски, посредством ноутбука. Николай, в своё время, немного поработал в казачьем хоре сторожем. Или, как значилось в трудовой - «пожарным». Он знал некоторых артистов, но выступлений толком и не видел. «Русский» - спортивного вида, лет под тридцать, родом молдованин, русский – потому что много знал из истории в основном альтернативной и популярной, и бабушка у него по его словам, была родом донская казачка. Как-то очень углублялся он во всякие псевдоисторические книжки: «этруски – это русские» - говорил он, и с ним трудно было спорить.

Когда «Русский» узнал, что Николай родом с Кубани, то есть кубанский казак, то он прямо загорелся и попросил сразу Николая привезти ему «настоящую кубанку» оттуда.

- Понятно в Москве можно купить, но с Кубани! Она там пропитана казачьим духом! – говорил он с горящими глазами.

Они работали вместе в бригаде по театральным декорациям, на заводе ЗиЛ находилась бутафорская мастерская, в одном из бывших заводских цехов, небольшом для такого мощного в прошлом завода. Первоначально они не очень ладили, «Русский» открыто придирался к работе Николая, вместе с другом-молдованином, он при бригадире говорил, что от Николая перегар, на что бригадир отвечал: «Так от него всегда перегар!» Придирался и к манере работы, очевидно принимая за опасного конкурента:

- Кисточкой ты не так работаешь, не умеешь!

- Великое мастерство похоже на неумение! – находчиво отвечал Николай древнекитайской мудростью, когда они поспорили, делая одинаковую работу, то Николай доказал свою правоту – у него почти не было подтёков краски в отличие от «Русского» с другом. У мастерской было много работы и молдоване даже жили там временами, что изматывало их, и «Русский» очень усталый и подавленный становился добрее и душевнее. Так они в паузах между работой смотрели в бытовке ирландские танцы и кубанский казачий хор. Вот тогда то, как узнали друг друга получше, «Русский» и попросил Николая привезти с Кубани, куда к родителям он собирался на Новый год, кубанку.

Декабрь выдался очень плотным в рабочем графике, декорации сильно требовались к новогодним праздникам. «Русский» выглядел всё более усталым, второй молдаванин тоже, но всё же немного свежее. Так, что его потихоньку прекратили называть «Русским», шутки иссякли, даже бригадир теперь называл его по имени, в этом было что-то.

Николай привлекался в бригаду эпизодически, когда были сжатые сроки заказов, его брали в усиление. Может поэтому, он не уставал и успевал восстанавливаться, и тут, фактором, наверное, было то, что он жил в другом месте на квартире. Смена обстановки очень влияла, он знал по себе, жить и работать в одном месте ему приходилось, и это было вдвойне трудно, и он понимал почему так критически устаёт «Русский».

Перед Новым 2014 годом, хорошо заплатили, и Николай ехал домой довольный, когда не думаешь о деньгах, зная, что хватит на всё, как-то сразу освобождается душа, и дух веселее. Все события воспринимаются в своём настоящем спокойном обличье, а не через мысли о работе и нужде, это наверное, свобода? Так думал Николай.

В общем, он провёл весело праздники, съездил из станицы в Краснодар, и в военторге на улице Коммуннаров купил кубанку. Благо продукты по всей стране одинаковы и подарки племянникам Николай покупал уже в станице, и все дети охотно верили, что они куплены в столице. Такая беззаботность зиждилась на пьянстве, весёлом не тотальном, аккуратно не до совсем уж чего-то, и не повторяя с утра. Однако вместе с деньгами утратилось и чувство свободы, пора было ехать в Москву на работу.

Правило не пить в дороге, Николай старался соблюдать, запреты ужесточились и могли снять с поезда или оштрафовать. В поезде было скучно и тихо, от самой Тихорецкой до станции за Ростовом, ближайшей к Украине. Николай ехал один в плацкарте на боковушке, и вот на этой станции в поезд сел попутчик: хохлятского вида, склонный к полноте, весёлый, хмельной и бесшабашный. С таким количеством баулов, что проводники долго выясняли с ним отношения, придираясь к весу и объёму его плотно набитых массивных сумок. Он словесно отбивался от них, фехтуя на грани мата, и они отступили. С Николаем парень быстро нашёл общий язык: на стол он выставил бутылку и закуску, они познакомились и разговорились.

- На Украине всё покупал, - хвастался парень, хмелея, - она у нас рядом, всё дешевле на наши деньги, считай в два раза! Вот эта водка, - он достал из сумки фирменную эффектную бутылку, - сто рублей! У нас, такая больше трёх сот! Ценник, у них там заниженный, жить веселее, чем у нас!

- А с зарплатами что? – спросил Николай.

- Что? Понятно поменьше, едут все куда-нибудь на заработки.

Темы разговоров менялись, были житейские и интересные, но не запоминающиеся. Заводились знакомства с соседями по вагону и через час другой, вокруг их стола собралось человек пять-шесть, с оживлёнными разговорами. Все изрядно набрались, но однако, горючее закончилось, Николаю было не удобно пить за угощение, узнав, что поезд стоит полчаса, а известный магазин недалеко от вокзала, Николай решил сделать ответный шаг, через минут пятнадцать, он триумфально возвратился с бутылкой «Столичной». Разговоры всё более оживлялись, и когда кто-то затронул казачью тему, Николай вытащил из сумки кубанку, и она пошла по кругу. Все из компании мерили шапку, оказалось, что среди попутчиков есть терские казаки, и даже уральские, а про кубанских и донских, и говорить нечего - их почитай, целый вагон!

Многие просили подарить или продать, и сосед по купе просил тоже, но Николай был решительно настроен - привезти кубанку «русскому». Завязывались громкие разговоры, гомон и гул, но все пассажиры как-то с пониманием отнеслись к казачьей теме разговоров украшенной кубанкой. Какая-то консолидация сил в воздухе оберегала от проводников, которые тоже пропустили распитие мимо глаз. На удивление, казалось, что все поддерживают смысл этого казачьего загула, впрочем скромного и достаточно не громкого, не вызывающего. Николай видел в непричастных к застолью трезвых женщинах и мужчинах всех возрастов, какое-то молчаливое одобрение тому что пьют и разговаривают и к теме казаков, выраженной в словах и примерке и поочерёдному ношению кубанки участниками застолья, поголовно конечно же казачьего происхождения. Казалось, люди увидели в этом, пусть и не трезвом сборище какой-то свой дух. Лица всех людей, попадавших в фокус внимания Николая, были добрыми и понимающими, смотрели как на своих, а ни как обычно смотрят на пьющую компанию.

В общем, Николай как заснул, даже и не помнил, помнил, что кубанку была мысль положить в сумку, но сделал ли он это, не было уверенности. Сосед лёг на верхней полке, он тоже говорил что донских и кубанских кровей, ну и немного украинец. Чувство казачьего братства было преобладающим в этот вечер у многих в этом вагоне. Утро было не очень тяжёлым, всё же свет вечера так очистил душевное естество Николая, что не могла испортить этой чистоты головная боль, и даже когда обнаружил пропажу кубанки, внутренняя чистота осталась непоколебимой. Он сообщил об этом тоже проснувшемуся соседу, который пожал плечами, сказал, что пьяные все были и достал бутылку. Они немного выпили, до Москвы осталось всего ничего. Обменялись телефонами, надо, говорил сосед, помочь там с ремонтом, заплатим как надо.

Николай понимал, что кубанку у него стащили, успокаивало, что всё же свои – казаки! Очень хотелось подарить кубанку «русскому», но можно просто ему не говорить, что вёз, вздохнул он. Сосед нахваливал водку, они выпили ещё, Николай посмотрел на его, невозмутимое лицо и вспомнил, что он тоже просил подарить, и подумалось: «Ладно, вот и подарил кому-то, на подарок и была куплена!»

В Москве чувство свободы покинуло его вместе с последними деньгами. По новостям в телевизоре, всё нарастало противостояние в Киеве, шёл январь 2014 года. Когда вышел на работу, то оказалось, что «русский» остался в Молдавии, не поехал в Москву, его напарник говорил, что у него заболел отец, и он решил не ехать. Как-то гладко всё вышло – подумал Николай, - кубанка подарилась, а чтобы я с ней делал без «русского» здесь?