Куклёныш

Валентина Сенчукова

КУКЛЁНЫШ

С приходом осени ночи стали темнее. Уже после пяти сгущались сумерки, а через час и вовсе всё вокруг заволакивало непроглядной тьмой. Вместе с темнотой приходила тишина, которая, казалось, сжирала все звуки. И только ветер завывал, бился о стены дома, просился внутрь. Но не пробиться ему — на века построил дом прадед. Назар это знал.

Парафин стекал на дно банки. Огарок свечи догорал. Ещё немного и крошечный огонёк света погаснет, оставит Назара в кромешной темноте. И зашевелятся в ней духи ночи. А он, Назар, прислушается. Быть может, поведают они ему тайну. Ту, познав которую, откроются неведомые ранее возможности.

Назар дождался, когда свеча догорела, и только потом лёг в кровать. Лежал с открытыми глазами и слушал. Молчали духи этой ночью. Притихли они, затаились — никак грядут перемены. Назар повернулся на бок и крепко смежил веки. Сон подкрался незаметно, захлестнул с головой чёрными водами, в которых нет места сновидениям.

***

Утром на небо вылезло хмурое, осеннее солнце, разбросало блеклые лучи. Назар вышел на улицу. За ночь подёрнулись льдом мелкие лужицы, захрустела опавшая листва под ногами. Зябко. Так, что покалывало щёки, да мёрзли уши без шапки. Назар натянул капюшон, спрятал руки в карманы.

Жалобно скрипнула калитка, будто не хотела выпускать молодого хозяина за пределы двора. Но разве услышал её Назар? Он шагал по узенькой улочке мимо почерневших домов. Уже с конца весны обезлюдела деревня. Не осталось в ней никого, кроме Назара, сына Демида, внука Прохора. Последний он в роду их. Юродивый, с разумом ребёнка, но чувствующий многое. Но разве мог он объяснить внятно десятку, выживших людей, что на смерть они идут верную? Он пытался, да только не слушали они его, отмахивались от его речей бредовых, невнятных, с собой звали. Назар плакал, пытался подобрать нужные слова, но всё без толку. Они ушли, а он остался, и долго смотрел на горизонт, до тех самых пор, пока не скрылись односельчане с глаз.

Каждое утро выходил Назар за пределы деревни, взбирался на холм, с высоты которого видно и дорогу, петляющую в лес, и поля с высокой травой. В траве темнел трактор со телом машиниста в кабине. Однажды Назар набрался смелости и подошёл близко. Настолько, что смог увидеть труп. Машинист, дядя Петя, вцепился обеими руками в обивку сидения. Спина его была изогнута, рот широко раскрыт. Перед смертью дядя Петя кричал так громко, что его услышали в деревне. На крик сбежались мужики. Но раскрыть дверцу и похоронить по-христиански не решились, побоялись распространения заразы или того, чего понять не могли. Просто смотрели, как чёрная жижа течёт изо рта бедолаги, как щупальце, вспоровшее грудную клетку, шарит по кабине, пытается найти выход наружу. Оно сдохло только спустя сутки, присосавшись блестящим слизнем к лобовому стеклу. А до этого мужики дежурили с факелами и вилами, готовые в любой момент не дать заразе выйти наружу.

Вот только толку-то. Всё равно зараза по деревне распространилась.

Чёрные щупальца, вылезавшие из людей, прозвали слизнями. Они погубили почти всех людей в деревне. В том числе и отца Назара.

По щеке Назара скатилась скупая слеза. Он любил отца. После его смерти одиночество сдавило железным обручем, как никогда.

Эпидемия чёрных слизней утихла, уничтожив большую часть жителей деревни, скот, домашних птиц, собак и кошек. А спустя некоторое время оставшиеся в живых люди приняли решение уйти. Они посчитали, что слизни вернутся летом, и тогда у выживших не останется ни единого шанса.

Назар остался.

***

Он взобрался на холм, уселся на чурбачок, подпёр щёку кулаком и уставился на горизонт, выжидая сам не зная чего. Ветер поднялся, ледяной, обжигающий, выбивающий слезу из глаз. Назар втянул шею, нахохлился в точности, как замёрзший воробей.

Медленно потекло время.

Назар щурился, вглядываясь в даль. Руки и ноги окоченели. Холод выдавил из носа прозрачную каплю. Нужно было возвращаться домой. Нет никого на горизонте, как вчера и позавчера, неделю и две назад. Сгинули односельчане и не вернутся назад. И зря он, Назар, изо дня в день, ходит на это место и ждёт.

«Не время… ещё не время…» — шепнули голоса.

Назар вскочил на ноги, завертел головой в разные стороны. Нет никого. Опять почудилось ему.

Или это духи говорят с ним? А может и сами бесы.

Страшно стало. Похолодело всё внутри.

Потемнело небо над головой. Скрылось за свинцовыми тучами тусклое, осеннее солнце. Вмиг сумерки наползли, погружая всё вокруг в полумглу.

«Не к добру это. Никак буря идёт…»

Назар пошагал в сторону деревни. Сначала медленно, еле ноги переставляя, а потом всё быстрее и быстрее. А вскоре и вовсе побежал.

Ветер доносил до обоняния запахи осени и карамели, которую привозил из города в детстве отец.

Колотилось сердце в груди, чудилось, что некто следом идёт. Но боялся обернуться Назар, боялся встретиться взглядом с чьим-то взглядом. Так и бежал до самого дома, и только остановился, оглянулся. Страшная буря шла на деревню, гнула деревья, взбивала жирную грязь и опавшую, почерневшую листву.

Назар забежал в дом, задвинул засов на двери.

Всю ночь он прислушивался к завыванию ветра за окном. Только ближе к утру забылся тревожным сном. И снились ему деревья высоченные, а на них сотни и тысячи слизней свисали подобно листьям. Назар стоял на земле и, запрокинув голову, наблюдал за ними. Слизни шевелились, но вниз не спускались. Не было им никакого дела до Назара. Они жили своей, независимой жизнью. Но вдруг накрыла его огромная тень, так что не видно стало света белого. Назар резко обернулся и закричал. Точнее попытался закричать…

Свалился он на пол. Больно приложился затылком о дощатый пол. Приподнял голову, застонал. Перед глазами прыгали цветные мушки.

Назар с трудом сел. Огляделся. Дома он. За ночь печь остыла, и изо рта вырывались клубы пара. Зябли руки и ноги. Что и не удивительно. Ведь Назар не протапливал дом на ночь.

Поднялся он на ноги. Попытался вспомнить, что снилось ему. Но так и не смог, как не напрягал извилины. Подёрнулись дымкой сновидения, стали зыбкими, туманными, ничего не значившими. Ушёл страх, растворился вместе с остатками сна.

Первым делом Назар в окно глянул. Засыпало двор за ночь снегом, прикрыло чёрную, размокшую от дождей землю. Никак зима пожаловала собственной персоной.

Назар выскочил из дома. Забегал по двору, как ребёнок малый. Слепил снеговика. Приделал ему руки-ветки, нос-шишку, нахлобучил на голову старое, дырявое ведро. Расхохотался над своим творением. Давно он не лепил снеговиков. Он хотел уже взяться за второго. Благо снега много намело — можно было армию снеговиков налепить, всё не одному куковать. Но, стоило ему только начать катать снежок, как раздался писк.

Назар замер на месте, прислушался. И впрямь пищат. Тихий, жалобный писк, будто где-то щенок слепой. Только вот откуда ему тут взяться? Погубили слизни всю животину. Давно не видел Назар ни кота, ни собаки. Одни только птицы летали в небе, иначе бы совсем каюк ему пришёл без белка.

Он огляделся. Насторожился. Медленно нагнулся, подобрал с земли палку потолще.

— Кто здесь? — крикнул Назар неожиданно для самого себя чисто. Обычно он говорил невнятно, что мало кто мог его понять.

«Сюда… иди…» — пропищал некто в голове.

Назар вздрогнул, сморщился, как от удара. Палка выпала из рук, плюхнулась в снег. По спине дрожь прошлась, похолодело всё внутри.

«Да не бойся ты…»

Возле дровяника копошилось что-то. Тёмное, бесформенное.

Назар вновь подобрал с земли злополучную палку и, набрав полную грудь воздуха, медленными шажочками двинулся к дровянику. И чем ближе подходил, тем сильнее колотилось сердце в груди. В метре он остановился, вытянул шею.

Оно напоминало желе, чёрное, дрожащее, живое, и источало вонь. Назар поморщился — неприятный запах, как от прокисшего молока. На чёрной поверхности желе образовались трещинки. Назар хотел уже дёру дать, но любопытство верх взяло. Он только сильнее сжал палку, готовый в любой момент огреть это странное, пищащие желе.

И тут раздался звук, будто лопнула яичная скорлупа. Чёрное желе моментально высохло и осыпалось. В чёрном крошеве кто-то барахтался.

Назар занёс руку, чтобы как можно сильнее врезать по тому, кто барахтался, и замер. Из чёрного крошева показалась крошечная белая ручка, потом ещё одна. Маленькие, тоненькие пальчики ощупывали воздух, будто пробовали его на прочность.

Назар присел на корточки и сдул крошево. Под ним оказался куклёныш. Именно куклёныш. Крошечный, будто игрушечный человечек, пупсик. Только не пластмассовый или деревянный, а живой. Он вращал голубыми глазёнками и надувал слюнявые пузыри. Агукал что-то на своём.

Назар помотал головой, крепко зажмурился, распахнул глаза. Куклёныш не исчез, а только нахмурил белёсые бровки, скривился и запищал пронзительно.

Назар подхватил его. На ладони умещался. Назар поднёс его к свету. Кожа куклёныша белая, молочная, с голубыми прожилками вен. Пальчиков на руках и ногах, как и у человека, вот только ноготков нет. Девочка или мальчик — не понять. Не было у него никаких опознавательных признаков.

— Куклёныш, — ласково произнёс Назар.

И словно услышал его малыш, тут же засипел, зашёлся жалобным писком, засучил ножками.

— Замёрз, — сказал Назар и заботливо сунул Куклёныша за пазуху. Тот тут же затих, засопел.

Назар в дом пошёл. Расстелил на столе полотенце и вытащил из-за пазухи Куклёныша. Уложил, как ребёнка.

— Спит, — умилился Назар, и сердце захлестнула горячая волна нежности. Кто бы не был этот малыш, но он живой и нуждался в защите.

Назар захлопотал по хозяйству, сокрушаясь про себе, что нет у него молока. И тут же вспомнил, что где-то у отца была банка сухого. Так есть. Пылилась подобная на полке, среди круп.

Назар аж просиял весь. Растопил печь, наварил ароматной, пшённой каши — от чего-то он решил, что именно такая понравится Куклёнышу. Ведь нравилась же такая ему самому в детстве.

Куклёнышу и впрямь по вкусу пришлась кашка. Назар с мизинца кормил его, маленькая ложка и та велика была для крошечного ротика. Куклёныш обхватил обеими ручонками палец, слизывал язычком пшёнку, причмокивал, агукал, смешно пучил глазки, а потом, свернувшись калачиком, заснул.

Назар доедал кашу и смотрел на найдёныша. И откуда такой странный и кто он? Явно ж не человек, хотя… как знать…

— Оставлю… у меня жить будет, — принял решение Назар. Твёрдое, безоговорочное, взрослое. И как-то просветлело в голове, мысли ясными стали, чёткими. Будто бы и не был он вовсе больше юродивым. Будто просто время нужно было, чтобы выздороветь и стать нормальным.

***

Так и стали они жить вдвоём. Назар и Куклёныш. Последний рос быстро, прямо на глазах. Уже на третий день вымахал втрое. На четвёртый ползать начал, на пятый у стенки ходить. А к двум неделям был с двухлетнего ребёнка.

Назар только изумлённо головой качал, наблюдая, как Куклёныш растёт. Ведь как ни крути, а он так и остался для него Куклёнышем, пупсом смешным, найденным у дровяника. Вот только никак не желал говорить он. Агукал, пускал пузыри и внимательно рассматривал всё вокруг голубыми глазёнками, но ни слова не произносил.

— Ничего, придёт время — заговоришь, — обещал ему Назар.

Куклёныш тянулся к нему, обхватывал ручонками. Полюбил он Назара, как дитятко родителя полюбить может. Назар смастерил ему одёжку и обувку. Днём они гуляли по заснеженному двору, поднимались на холм и смотрели на горизонт. Назар рассказывал Куклёнышу о том, как раньше было в деревне и как быстро всё изменилось. Однажды взял его на кладбище, показал могилку матери.

— Матушка рано умерла, я ещё маленьким совсем был, — говорил Назар, — плохо помню её. А вот папу хворь слизневая погубила, сожгли тело его. Но я прикопал пепел рядом с матушкой. Всяко им вдвоём веселее лежать.

Назар не выдержал. Затряслись плечи. По щекам слёзы потекли. Куклёныш вытер их ручонками. Пальчик указательный к носу приложил, мол, прислушайся. Завывал ветер дурниной. Смеркалось. Того гляди закончится короткий день, да придёт тёмная, долгая ночь и закопошатся в ней тени угрюмые.

— Верно, некогда реветь, домой возвращаться надо, — согласился Назар. Смахнул грусть, подхватил Куклёныша на руки, быстро пошагал в сторону дома.

Спать легли рано. Куклёныш едва коснувшись головой подушки, засопел. Назар какое-то время поворочался, а потом тоже сон сморил его.

А посреди ночи голоса разбудили.

«Назарушка…»

«Назарушка…»

Назар глаза распахнул. Темно, хоть глаз выколи. Осмотрелся. Лился с улицы свет. Белый, переливающийся. Ёкнуло сердце в груди. Назар ноги в валенки сунул, подкрался к окну, глянул и замер.

— Не может быть, — ахнул он и тут же зажал рот ладонью, боясь ещё что-то сказать, вспугнуть видение.

Стояли во дворе отец с матерью…

Отец высокий, статный, в белой рубахе, расписанной красной ниткой. Мать в сарафане синем. Молодые. Красивые. Как на фото семейном, когда запечатлел их фотограф приезжий. Стояли родители и держались за руки. Улыбались сыну.

«Хорошо всё у нас, Назарушка, не кручинься…»

Назар не выдержал, в рубахе ночной выскочил на улицу. Ночь морозцем обдала. Но нипочём холод ночной, когда такое чудо происходит.

В паре метров встал Назар, как вкопанный и не может глаз от родителей отвести. И как возможно такое? Уму не постижимо.

«Всё возможно…» — прошелестел то ли ветра порыв, то ли голоса в голове.

— Но как? — прошептал Назар и ближе подошёл. Протянул руку, чтобы дотронуться до руки отца, убедиться, что взаправду это.

Но стоило только коснуться рукава рубахи белой, как рассеялось видение, разлетелось в разные стороны белыми снежинками.

— Морок колдовской…

Бешено сердце в груди колотилось, на лбу испарина выступила от волнения. Так и стоял бы Назар, но из дома писк раздался. Куклёныш проснулся, видно испугался, что в избе один.

Назар в дом метнулся. Сел возле кроватки Куклёныша, которую сам же из дерева вытесал.

— Родители привиделись… — сообщил ему Назар, покачивая люльку.

Куклёныш глазёнками голубыми уставился. До того яркими, что глазам больно.

— И радостно, и больно мне… вот бы они здесь были… только живые и невредимые. Зажили бы мы все вместе…

Куклёныш губками зашевелил, но кроме писка ничего не выходило у него. Не мог разговаривать он, как не пытался.

— Знаешь, как сойдут снега, выдвинемся в путь с тобой. Может, найдём людей других. Нельзя так одним жить. Должно быть люди. До города дойдём. Вот увидишь, найдём живых.

Назар рассуждал, совсем, как односельчане, когда покидали деревню. Как прошёл недуг его, совсем по-другому думать стал.

Куклёныш в кроватке сел.

«Не нааадо…» — услышал Назар в голове. И вспыхнули видения яркие в сознании. Горы трупов на дорогах, в городах и деревнях.

«На смеерть пойдём… нельзя пока… нельзя…»

— И что делать? — вздохнул Назар…

«Ждать…»

***

Утро морозным выдалось. Солнце яркое высоко в небо взобралось. Переливался снег в лучах его.

Двое с высокого холма глядели на горизонт.

Не знал Назар что ни один год пройдёт прежде, чем появится дичь в лесу. Не знал, что выживший человек выйдет к его деревне только через много лет. Ничего этого не знал он…

Он просто смотрел на горизонт...

Конец. Сентябрь 2025г.