Кукуруза

В тридцатые годы крестьяне стали потихоньку покидать колхоз: сколько же можно работать за палочки?

«Свое хозяйство и кормит, и поит, а в колхозе работаешь задарма», - говорила моя бабушка.

Но не тут -то было. Пришла новая беда - налоги на сады и огороды. Обложение налогом личных садов и огородов началось с 1924 года, но не сразу по всей стране. В 1932 году эта беда докатилась и до Сталинградской области. В хуторе Прыдки начали вырубать яблони, отказывались от пашен и огородов, чтобы не платить налоги. Начались пересчёты установленных норм налога на пашни, сады и огороды.Нормы налогообложения регулировались Законом СССР «О сельскохозяйственном налоге» и региональными подзаконными актами. В каждом районе выходили свои постановления о налогообложении.

Усадьба семьи Таможниковых простиралась до самого леса: тут и огородик был, и бахча, и яблони старинных сортов росли. Старый Мирон с Василием стояли и смотрели на свои кудрявые деревца:

«Эх, хороши были яблочки!»

В саду Мирон с сыновьями, Василием и Иваном, вырыли колодец; в засушливые годы поливали сад и арбузы. А вода в колодце была ледяная да сладкая. Но у Мирона рука не поднималась вырубить свой сад. Пришлось разбирать плетень, и отделить усадьбу до самого колодца, да и колодец оставить за плетнем, чтобы не прослыть собственником. К тому времени Анисья окрепла, ладила со свекровью, и Мария была довольна своей снохой. Слабое здоровье не позволяло Марии управляться в поле и в доме. Анисья, хоть и была невысокого роста, была шустрая, умная и трудолюбивая. К своим тридцати годам она стала похожа на яркую, юркую уточку, ходила быстро, чуть вперевалку. Анисья любила красивые кофты и добротные юбки и непременно носила фартук, в карманах которого лежали носовые платочки и карамельки для дочки. Ножка у Анисьи была крохотная, икры полные и сильные. Василий покупал ей туфли в детском магазине. Анисья слыла в хуторе мудрой жинкой, но не терпела никакого соперничества, а уж кого невзлюбит, так разом кличку даст. И, что удивительно эти клички прилипали к людям, и даже забывались их настоящие фамилии. Так появились: Анька «косая», Санька «хитрый», Люська «кружена», Катька «шлёп нога». Василий возмужал, но остался таким же веселым и добродушным, как и в юности. Он с увлечением придумывал всякие приспособления для домашнего хозяйства, рыбачил и ходил на охоту. Василий уважительно относился к Анисье, советовался с ней по важным вопросам и стал называть её только Федоровной. Он и в хуторе говорил:

«Федоровна сказала так, Федоровна знает как».

Анисья иногда ходила в колхоз, работала за палочки, чтобы не пришли опять раскулачивать. А тут как-то явилась в дом к Таможниковым Люська «кружена».

«А в хуторе кажут, что твий Василий с Глашкой Мирошниковой спутался, дюже Глашке Василий люб», - радостно объявила она Анисье.

«Брехня! - резко парировала Анисья.- Мовчи бестолочь».

Она выпроводила Люську за порог. Но спустя день Василий не пришел домой ночевать, и на второй, и на третий день. Анисья сидела на кровати, ни слезинки не проронила. Дуся подошла и уткнулась матери в передник. Глава семейства Мирон тоже молчал. А Мария что-то шептала себе под нос и ставила свечки к иконе. Глаша была, конечно, хороша собой: высокая, статная с пышной грудью. Волосы с медным отливом, волнистые, под стать Василю. И он , как телок, пошел за ней и даже пообещал, что разведется с Анисьей. Жили они в сарае, поскольку отец выгнал Глашку из дому.

«Не потерплю в доме блудницу, - орал он на дочь.- Как Мирону в глаза буду смотреть?»

Но Глашке было хоть бы хны. Решили с Василием пока пожить в сарае.

«Вот построим дом, рожу тебе сыновей», - жарко шептала она на ухо Василию, накручивая его волосы на палец.

Она гладила его кудри, вдыхая их запах, и нежно обвивала шею Василия своими белыми руками. Василий слабел от таких страстных ласк Глаши. Он жил, как во сне, эти три дня. На четвёртый день маленькая Анисья, завязав свой праздничный платок, пришла к сараю, где жили Василий с Глашкой. Зашла, осмотрелась: стол, две табуретки, топчан из сена. Анисья увидела испуганные глаза Глафиры, но только и сказала:

«Василь, пийшли домой!»

Василий молча взял свой пиджак и пошёл за Анисьей. Дома Василий долго умывался у старого умывальника. Анисья подала ему полотенце. Он зашёл в дом и лёг на кровать. Никто ему слова не сказал. Про это приключение в семье никогда не упоминали. Годы были голодные, пашни урезали, в колхоз сдавали и зерно, и яйца, и масло. Анисья прятала продукты в омшаннике, куда комиссия боялась заходить. Себе мало чего оставалось. Люди стали уезжать в город, а кто остался- те умирали с голоду. Хутор пустел. Дуся уже ходила в первый класс. Рано утром Анисья разбудила Дусю.

«Пийшли!» -сказала Анисья.

Она взяла две лопатки и положила их в мешок. В карман своего фартука сунула ,завёрнутые в мокрую тряпку, пророщенные зёрна кукурузы. Долго женщины добирались до места, о котором говорила Анисья: то тропинками, то напрямую через терновые кусты и сухие поваленные деревья. Вышли на круглую зеленую впадину, заросшую травой. Анисья рассуждала :

«Обычно река Медведица розливалась и здесь озерко оставалось, а в цьёму годи без воды стоит. Но земля-то влагой напитана. Посадимо тут кукурузу, апрель тёплый выдался, ось з голоду й не помрём».

Она повернулась к дочери:

«Запомни, Дуська, кто трудится, той и выживае!»

Анисья достала лопатки. Копать было тяжело, земля спрессовалась, хотя была влажная. Копали лунками и бросали в каждую по четыре-пять зерен кукурузы.

«Яке зерно прорасте, це и наше щастя, -говорила Анисья. -Потом проредим, коли треба буде».

К полудню они управились. Вытирая пот, Анисья с Дусей уселись на траву. Сквозь серые листья, упавшие с деревьев, прорезались острые побеги осоки. Набирали цвет побеги горца. Дуся сорвала и стала вертеть в руках сочные стебли с желтыми глянцевыми лепестками цветов. Запели птицы: «ци-ци-ци-ци-ци» да так звонко, и так весело, словно на каждой веточке деревьев сидело по птичке. Она подняла глаза наверх: облачка , как овечки, бежали по голубому небу.

«Хорошо - то как!» - подумала Дуся.

Через две недели Анисья с Дусей пришли опять к своей низинке. Кукуруза взошла и не выделялась на фоне зелёных кустов травы. Проредили где нужно, оставили самые сильные ростки. В июле Анисья с Дусей ходили ещё проведать свой «огородик». Но долго не смогли насмотреться на высоко поднимающуюся кукурузу с весёлыми метёлками наверху: тучи комаров облепили их до дрожи в теле. Пришлось бежать с этой полянки. В августе завязались плотные початки. Дуся по- детски радовалась. Кукуруза стояла плотно, с развесистыми яркими листьями, как маленький лесок. В конце августа Дуся с мамой пришли на свой «огородик», а некоторые початки были оторваны, а некоторые кукурузные стебли уже шуршали жёлтыми листьями.

«Боже мой, кто же тут побывал: люди или животные? А вдруг кабаны по лесу бродят?» - испуганно заметила Дуся, озираясь по сторонам.

«Може и кабаны, - сказала Анисья дочери, разглядывая следы на земле. -Ось и ветки поломани. Заходили з другого боку. Хтоб то ни був, но треба урожай швыдче сбирати, а то всю кукурузу вынесут». Дома они взяли тележку, которую смастерил Василий, эдакий возик с двумя деревянными колёсами и ручками. В лесу было тяжело с громыхающим возиком. Оставили его на твёрдом пятачке недалеко от низинки. Кукурузные початки сначала носили в фартуках, тяжело поднимаясь в гору, потом складывали в мешки. Тащить возик с мешками , набитыми початками , было тяжело. Анисья впряглась в тележку, как лошадь, а Дуся толкала сзади. Выбирали тропинки, в кусты не протащишь. Обратный путь стал длиннее. Анисья с дочерью падали и поднимались, но толкали возик дальше. С трудом доехали до конца леса. Решили подождать, пока стемнеет, чтобы никто не видел. Молча стояли и ждали, чтобы никого не было видно вдали. А когда заехали в свою калитку, то упали без сил. На следующий день опять поехали. А потом наступило время «собирать камни»: Дуся с Анисьей сидели в сарае и очищали кукурузные початки. Радостно смотрели на большую кучу ярко- жёлтых кукурузных початков.

«Золото, ось яке воно справне золото», - ласково говорила Анисья, глядя на кукурузу. Эти слова маленькая Дуся запомнила на всю жизнь. Если бы Василий Таможников подавал заявки на изобретения, то набралось бы дюжина патентов, если не больше. Крупорушка - приспособление для лущения кукурузы, была настоящей гордостью Василия. Круглый диск из толстой жести он пробил металлическим гвоздём так, чтобы на обратной стороне оставались рваные острые концы. Острые концы отверстий и были некими лезвиями, с помощью которых «лущилась» кукуруза. Диск он прибил на деревянный кружок. Кроме этого Василий сделал половинчатый конус, открытое пространство которого, подходило к острым краям диска. Многослойный диск надет на цилиндр, соединённый с ручкой. Для удобства вся эта система была присоединена к скамеечке. Дуся садилась на скамеечку, вставляла початок кукурузы в раструб, крутила ручку. Зёрна кукурузы ссыпались в подставленный таз. Всю кукурузу очистили и смололи. Вот эти волшебные кукурузные лепешки спасли семью от голода. В мае Мирон с Василием ходили в степь, ставили капканы у входов в норы сусликов. За целый день они приносили десяток тушек. Иногда разрывали норы и находили там запасы пшеницы. Только Дусе не говорили, чьё это мясо. Анисья готовила картошку с мясом суслика. Как-то вечером к калитке подошел Валентин Рубан. Родители его уехали в Грозный за лучшей долей, а он остался в хуторе. Валентин был моложе Василия. Анисья , увидев одинокую фигурку у калитки, подошла к нему. Валентин уже опух от голода, лицо его было серым, он ничего не просил, а просто стоял и молча смотрел на Анисью. Анисья вынесла ему кукурузную лепешку. Его темная покачивающаяся фигура долго еще виднелась на дороге. Валентин приходил еще несколько раз. Зиму пережил. После войны он окончил медицинский институт и стал работать врачом в селе Орехово. Валентин всем рассказывал про своих спасителей и называл Таможниковых своими родненькими. С января 1936 года Василий стал работать в рабочем поселке Даниловка в отделе по дорожному строительству в качестве десятника. Деньги платили регулярно, и жить стало легче. Летом 1937 года он приехал из Даниловки став на себя не похожим.

«Что-то ломит во всем теле, и голова кружится,- сказал он Анисье.- Постели мне, лягу».

Он лег, даже не «повечеряв». А на следующий день у Василия поднялась температура до 40 градусов. Он ослабел, стал жаловаться то на тошноту, то на боль в спине.

«Може, простыл?»-говорила испуганно Анисья.

Но когда у него появилась сыпь на лице, Анисья поняла - дело серьезное. Она побежала в сельсовет, чтобы дали подводу. Василия отвезли в Даниловку. Через две недели Анисья добилась в сельсовете телегу и поехала в больницу . Все палаты были «забиты» больными. В коридоре на раскладушках тоже лежали больные. Но Василия она не нашла.

«А где Василий Миронович Таможников?»- взволнованно спросила Анисья у врача, который проходил по коридору.

«Таможников, наверное, уже в «холодной», вряд ли выживет, - просто ответил он.- Чёрная оспа, милая».

Василий лежал на каталке в холодном коридоре, укрытый белой простынёй. Анисья отдёрнула простынь и отпрянула. Муж её тяжело дышал, всё тело его было покрыто гнойниками, которые вскрывались. Сначала Анисья растерялась, а потом решительно побежала к выходу. На крыльце стояли мужики.

«Хлопцы помогите!» -взмолилась Анисья.

Все вместе они перетащили Василия на телегу. Он лежал неподвижно на соломе. Анисья правила лошадью и постоянно оглядывалась. Голова Василия болталась из стороны в сторону.

«Жив ли?» -думалось Анисье.

К вечеру приехали в хутор Прыдки. Василий не открывал глаза, он только стонал и пытался расчёсывать струпья на лице. Мария плакала, глядя на обезображенное лицо сына. Анисья полезла на чердак дома, достала там подвешенные пучки трав и начала лечение. Заваривала Василию чай из ромашки, добавляла туда мёд, поила его постоянно. Запаривала измельченные корни лопуха и прикладывала настой к ранкам на лице и теле. Боль утихала, и Василий меньше стал расчесывать ранки. И вот он, наконец-то, спокойно заснул. Анисья сидела и смотрела на лицо Василия, слышала его ровное дыхание и чувствовала, что к ней возвращается покой. К концу месяца температура у Василия спала, корочки стали отпадать, на их месте оставались рубцы, которые так и не зажили. На теле рубцов не осталось, а на лице, особенно на носу, остались крупные «рябины»

«Рябый, но жывый», -говорила Анисья, глядя на Василия.

От печи шел запах кукурузных лепешек. В хате было чисто прибрано. В углу стояла большая кадка, в которой цвела пышная бордовая роза. На лежанке лежал Мирон, укрывшись цветным одеялом, он дремал. Мария сидела на табуретке возле печки и вытирала глаза кончиком платка. Василий и Анисья уселись на крылечке у дома. Василий обнял Анисью за маленькие плечики. Возле крыльца росли мощные кусты георгинов с оранжевыми солнечными цветами и плелись тоненькие стебельки ночной фиалки. Мелкие цветочки ночной фиалки светились сиреневым светом. Сладковатый аромат, исходящий от ночной фиалки, был так безмятежен, словно и не было на свете ни голода, ни смерти.