Культурные люди

— Я лично смекаю, — она сделала ударение на последнем слове и повторила, — я лично смекаю, что тут все сплошная липа. Да ты глянь, этот-то, второй, все еще дышит.

Прочие зрители, невольно решившие, что реплики, сопровождающие ход спектакля, являются особенностью данной постановки, все как один переключили внимание на дышащего мертвеца. Лицо трупа залила густая краска румянца.

Терри Пратчетт «Вещие сестрички»

Они в городах не блещут

Манерой аристократов,

Но в чутких высоких залах,

Где шум суеты затих,

Страдают в бродячих душах

Бетховенские сонаты,

И светлые песни Грига

Переполняют их.

И. Сидоров «Люди идут по свету»

Крыс наконец поднял голову от звездного атласа и сказал:

— Я вас высажу в Центавре. До нее лететь двое суток. Там нормальная пересадочная станция, кто-нибудь вас подберет.

Он говорил вполголоса: Третий Капитан устроился на полу здесь же в рубке — отдельных кают на пиратском кораблике не было — свернулся калачиком, обхватил себя всеми шестью руками и спал ангельским сном.

Всеволод, тоже сидевший прямо на полу — кресло в рубке было одно, и его занимал Крыс — устало кивнул. Жутковатая история с роботами-колонистами вымотала его вконец, и теперь не было сил ни спорить, ни строить планы. Хотелось сидеть и тупо глядеть перед собой, и чтобы все решалось как-нибудь само. Центавра так Центавра, почему бы и нет? Ресурсов для полета хватит — они уже провели быструю ревизию Крысовых продуктовых запасов и выяснили, что хватит их недели на две, так что голодная смерть им точно не грозит. Хотя, конечно, разнообразием пиратский рацион не отличался. Особенно Всеволода беспокоило отсутствие сладкого. А ведь наукой доказано, что мозгу для эффективной работы необходима глюкоза. И теперь Всеволод автоматической рукой проверял и перепроверял все многочисленные карманы скафандра в надежде, что где-то отыщется забытая шоколадка.

Шоколадку он не нашел. Зато в одном из внутренних карманов нащупал какой-то бумажный уголок. Всеволод потянул за него и извлек на свет небольшой прямоугольник из тонкого картона. Некоторое время смотрел на него остановившимся взглядом, затем издал тихое:

— Ой.

Крыс покосился на него и спросил:

— Что?

Всеволод взглянул на прямоугольник еще раз, потом аккуратно спрятал его обратно в карман и светским тоном осведомился:

— Кстати, сколько отсюда лететь до Земли?

— Дней восемь, а что?

— А за шесть можно долететь?

— Нельзя. В чем дело?

— К черту Центавру, — в голосе Всеволода прорезались отчетливые капитанские ноты. — Через семь дней мне нужно быть на Земле. Я иду в театр с родителями Эллы.

— Кто такая Элла? — заинтересовался Крыс.

— Это к делу отношения не имеет. Но если я пропущу театр, ее родители мне этого не простят. Они и так обо мне не очень хорошего мнения. Заочно.

Крыс поразмыслил.

— Ну нет, — сказал он. — Мне на Землю не надо, и перспектива провести с вами неделю как-то не прельщает. Так что Центавра вас ждет.

— Ты сам не понимаешь, от чего отказываешься, — сообщил Всеволод коварно.

— В смысле?

— В смысле, ты вообще когда-нибудь был в театре?

— Сотни раз, — ответил Крыс с поспешностью, которая его изобличила.

— Вот-вот, — сказал Всеволод укоризненно. — А еще сопротивляешься. Я думал, вы, пираты, стремитесь к новым впечатлениям…

— Мы стремимся, — ответил Крыс автоматически.

— Тогда договорились, как только появится связь с Землей, я возьму тебе билет.

Крыс не успел возразить, что они ни о чем еще не договорились, потому что в эту минуту пневмодверь отъехала в сторону, и в рубку протиснулся Ким.

— Ничего не понимаю, — сообщил он возмущенно. — Почему в туалете горит надпись «ЕМК УРИНЫ ЗАПОЛН»? Я только начал!

Крыс поднял на него тяжелый взгляд.

— Ну все, — сказал он.

— В смысле, все?!

— В смысле, не надо было на кофе налегать. У меня маленький корабль, не рассчитан на такие объемы.

Ким пошатнулся и схватился рукой за притолоку.

— А как же теперь?.. — спросил он севшим голосом.

— Теперь, Кимушка, — вклинился Всеволод, — только через внешний люк. Как космонавты в старину делали.

Ким переводил ошеломленный взгляд с одного собеседника на другого и обратно. Несколько секунд Всеволод сохранял строгое лицо, потом сдался и заржал. Крыс продержался чуть дольше и заржал тоже. И велел бортовому компьютеру проложить курс до Земли.

— Уж полночь близится, — молвила Катерина Модестовна и пригубила просекко, — а Германна все нет.

Феликс Аристархович вздохнул и поправил галстук-бабочку.

— Справедливости ради, душа моя, — заметил он, — Лизы тоже пока не видно.

В воздухе разлились хрустальные трели: дали первый звонок. Нарядная, утонченная толпа любителей театра пришла в движение и потихоньку потянулась из буфета в зал.

Внезапно, заглушив мелодичный перезвон, снаружи донесся ужасающий рев — мерзкий, грубый звук, совершенно неуместный в обиталище муз. От этого звука задребезжали стекла, хрустальная люстра качнулась и печально застонала, а с потолка посыпалась лепнина. Феликс Аристархович нахмурился. Катерина Модестовна смахнула известковую пыль с манто.

— Товарищи! — прогремел снаружи усиленный громкоговорителем волевой голос. — Просим вас сохранять спокойствие. Корабль, совершивший посадку позади Большого Театра, выполняет задание Космофлота…

Тут произошла некоторая возня, которую громкоговоритель тоже старательно усилил. Затем другой голос, неприятный и скрипучий, сообщил:

— Какой еще Космофлот? Это ограбле…

Опять послышались звуки борьбы, и первый голос заключил:

— В общем, у нас все под контролем. Сохраняйте спокойствие и наслаждайтесь спектаклем.

Феликс Аристархович и Катерина Модестовна обменялись растерянными взглядами.

Неумолимо прозвенел второй звонок, и, едва он смолк, двери буфета отворились, и материнское сердце Катерины Модестовны сжалось в недобром предчувствии. А из дверей начали одно за другим появляться новые действующие лица.

Первым вбежал высоченный космолетчик (профессию его установить было нетрудно, так как он был облачен в скафандр с откинутым шлемом) с бочкообразной грудью и тонкими ногами. Он обвел помещение полубезумным взором, коротко вскрикнул: «Кофе!» — и кинулся к стойке буфета.

«Однако!» — подумала Катерина Модестовна.

Следом появился второй космолетчик, маленький лысоватый человечек с грустным лицом. Разинув рот, он озирался по сторонам с таким любопытством, словно оказался в Большом впервые в жизни.

«Боже мой!» — подумала Катерина Модестовна.

Третий космолетчик, появившийся из дверей, был высок ростом и в целом выглядел бы довольно пристойно, если бы не размахивал на ходу шестью руками сразу.

«Только через мой труп!» — подумала Катерина Модестовна, холодея.

И в этот момент за спиной у почтенных супругов раздалось смущенное покашливание. Они обернулись и увидели четвертого космолетчика. Тот не был ни бочкообразен, ни лысоват, обладал привычным для землян числом конечностей и в целом имел вид приятного молодого человека, который неделю вынужден был жестко экономить воду и только что забежал в туалет, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. С волос у него еще капало.

— Катерина Модестовна, Феликс Аристархович, — молодой человек безуспешно попытался щелкнуть каблуками ботинок скафандра и лучезарно улыбнулся. — Добрый вечер! Я Всеволод Буран.

Немного поколебавшись, Катерина Модестовна протянула ему руку для поцелуя. Всеволод, продолжая улыбаться застывшей лучезарной улыбкой, крепко ее пожал. Он был очень напуган.

— Премного о вас наслышаны, — отверз уста Феликс Аристархович и в свою очередь протянул руку. — А эти господа с вами? Они ваши друзья?

Всеволод обвел упомянутых господ паническим взглядом и ответил:

— Они мне не друзья…

— Как — не друзья? — переспросил шестирукий инопланетянин.

— В смысле?! — скрипучим голосом воскликнул лысоватый человечек, явно задетый за живое.

— Хмф?.. — осведомился бочкообразный космолетчик с набитым ртом.

-… Но они со мной, — заключил Всеволод упавшим голосом. — Позвольте представить…

В этот миг прогремел третий звонок, и немногочисленные театралы, которые еще оставались в буфете, со всех ног кинулись занимать места, ибо не может быть для культурного человека ничего страшнее, чем явиться в зал после третьего звонка.

И тут двери отверзлись в очередной раз, и в буфет ворвалась новая фигура. Это была красивая светловолосая девушка, облаченная для разнообразия не в скафандр, а в полевую форму защитного цвета. От девушки сильно пахло тиной, ботинки ее при каждом шаге хлюпали и оставляли на зеркальном паркете мокрые следы.

— Папа, мама! — крикнула она на бегу. — Идите скорее в зал, сейчас же начнется! Севка, привет!

С разгону она врезалась во Всеволода и оставила на его скафандре темно-зеленый влажный отпечаток. Всеволод несмело приобнял ее в ответ и тут же отпрянул: он почувствовал, как что-то прильнуло к нему и _шевельнулось_.

Элла засмеялась, жестом матроса Железняка рванула куртку на груди и извлекла из-за пазухи нечто голое, розовое и слабо трепыхающееся.

— Это птенец говоруна, — объяснила она. — Его нужно кормить каждые полчаса, так что пришлось взять его с собой.

— Он очень милый, — сказал Всеволод. — А ему не холодно?

— Ему нормально…

— Пойдемте же скорее в зал, — молвила Катерина Модестовна светским тоном.

Давали «Гамлета».

Постановка была экспериментальная. Проявлялось это главным образом в том, что все действующие лица были в скафандрах. Вид этих скафандров направлял мысли Катерины Модестовны в определенное русло, и, не в силах сосредоточиться на актерской игре и сценографии, она все время косилась на соседние кресла.

Элла заснула еще в середине первого акта. Она пристроила голову Всеволоду на плечо и тихо посапывала.

Всеволод держал на руках птенца говоруна, качал его, словно человеческого младенца, и что-то напевал шепотом. Периодически он начинал клевать носом, но тут же вскидывался и глядел на часы, чтобы не пропустить очередное кормление.

Феликс Аристархович коснулся руки супруги и прошептал:

— Что ж, душа моя, по крайней мере, они друг другу подходят.

— Ты прав, Ксюша, — прошептала Катерина Модестовна в ответ. — А это ведь самое главное.

И постаралась сфокусироваться на спектакле. Увы, несмотря на скафандры и прочее новаторство — а может быть, как раз из-за них — постановка была не так уж хороша. Действие на сцене не захватывало, бессмертные строки в устах актеров звучали выспренно и лживо. Может быть, подумала Катерина Модестовна, время великих трагедий уходит. Чтобы играть Шекспира, нужны те, кто способен понять бурю человеческих страстей. Это было по силам Смоктуновскому или Оливье… А какие страсти у современного человека? Как сказать новое слово в науке или принести пользу родине…

Даже деликатное шуршание фантиков, доносившееся со стороны бочкообразного космолетчика, не раздражало Катерину Модестовну. Что же, каков театр — таков и зритель.

— За твой успех пьет королева, Гамлет! — раздалось со сцены.

Усилием воли Катерина Модестовна абстрагировалась от довольно посредственной Гертруды, произнесшей со сцены великие слова, и сосредоточилась на самих словах. Сердце ее затрепетало, как и всегда в конце пьесы, в момент наивысшего накала чувств…

… Всю неделю, пока корабль летел к Земле, Всеволод объяснял Крысу, что такое театр и как нужно себя в нем вести, чтобы сойти за опытного зрителя. Сводились все объяснения к тому, что в театре надо сидеть тихо, не комментировать вслух, не окликать актеров и не свистеть. Единственное, что разрешается — хлопать, когда все хлопают.

Крыс, чей театральный опыт был равен нулю, отнесся к этим наставлениям очень серьезно. Он смолчал, когда убили Полония. Воздержался от комментариев, когда хоронили Офелию. И даже когда в финале герои начали истреблять друг друга в промышленных масштабах, он был готов оставить свое мнение при себе — настолько убедителен был Всеволод раньше.

Всеволод допустил лишь одну ошибку — отчего-то он решил, что правила поведения в театре нужно озвучить только Крысу.

— Будь чист пред небом! За тобой иду я, — провозгласил Гамлет со сцены.

И в этот момент Третий Капитан поднялся и чистым и ясным голосом произнес:

— Товарищи! Не надо печалиться!

Гамлет осекся. Зрители зашевелились, взбодренные внезапным иммерсивным эффектом.

— Я чувствую, — продолжал Третий звонко, — что многие из вас принимают происходящее близко к сердцу. Не нужно, друзья! Эти люди не испытывают друг к другу тех эмоций, которые изображают! Они притворяются!

Слитный вздох радостного изумления пронесся по залу: великая трагедия начинала обрастать комическими этюдами.

Крыс понял, что позволено все. Он вскочил с места и заорал:

— Здесь все неправда! Они даже не умирают по-настоящему! Вон тот, в короне, — он сверился с программкой, — который Клавдий — он дышит!

Все взгляды сосредоточились на злополучном Клавдии. Клавдий не выдержал такого пристального внимания и чихнул. В разных концах зала раздались разрозненные аплодисменты, быстро слившиеся вместе и перешедшие в овацию. На звук из-за кулис выглянул растерянный Фортинбрас, который решил, что пропустил свой выход. Зал встретил его приветственными криками.

Элла встрепенулась, повертела головой и хриплым со сна голосом сказала:

— Бис.

«А в мальчиках что-то есть, — подумала Катерина Модестовна, хлопая вместе со всеми. — Такое искреннее восприятие говорит о развитой духовности.»

А вслух сказала:

— Пойдемте к нам? Я покажу вам, как «Гамлета» ставил великий Козинцев… Молодой человек, не давитесь, оставьте несколько конфет к чаю.