Курьер из преисподней.

Дело было давно, в те времена, когда я был бедным студентом второго курса Орловского Строительного Колледжа. Обетал я в логове, известном как бабушкина квартира в стандартной панельной девятиэтажке. Шестой этаж, вид на соседнюю панельку, романтика.

Воскресенье. Пращуры мои, спасаясь от городской суеты (и, вероятно, от моего разлагающего влияния), укатили на дачу. Я остался царь и бог шестидесяти двух квадратных метров. Делал что полагается одинокому повелителю хаты: валялся на диване, пытаясь заставить мозг прочитать хоть параграф учебника по сопромату, а сам залипал в телевизор, где показывали что-то невнятное.

И тут... «Дзинь-дзинь».

Сигнал к неизвестно чему. Я оторвал пятую точку от дивана, подошёл к двери и прильнул к глазку. Искривлённый рыбий глаз линзы показал пустой бетонный клетушный подъезд. Показалось. Наше жильё было старым, и звонок иногда скрипел на сквозняке, как душа грешника в аду.

Вернулся к своему занятию. «Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь-дзинь!» На этот раз звонок был настойчивым, даже дерзким. Словно кто-то не просто нажимал на кнопку, а вдавливал её в стену с нетерпением. Снова подошёл к двери. Глазок – пустота. Тишина. И от этой тишины по спине пробежал холодок.

— К-кто там? — выдавил я голосом, в котором внезапно обнаружились все три мои несчастные ноты.

Ответ оглушил. Не просто голос. Это был гулкий, низкочастотный гул, словно кто-то завёл в подъезде двигатель внутреннего сгорания, работающий на граните и серной кислоте.

— Белевцев Денис Валерьевич здесь проживает?!

От этого рёва дрогнула дверь, зазвенело стекло в окне кухонной двери, а я чуть не совершил акт непроизвольного бетонирования прямо в домашних трико. Сердце колотилось где-то в горле, но любопытство (и дурацкая студенческая отвага) пересилили. Рука сама потянулась к замку. Скрипнула щеколда, и я приоткрыл дверь на сантиметр, на цепочке.

И увидел... Нет, не увидел. Я увиделся.

В проёме стояло Нечто. Существо под два метра ростом, загораживая весь свет из подъезда. Его кожа была грубой, с коричневой чешуёй, похожей на потрескавшуюся от жары глину. Из мощной пасти, от которой тянуло смогом и чем-то древним, торчали жёлтые клыки, похожие на обломки сталактитов. На голове — огромные рога, закрученные так, что ими можно было открывать консервные банки с целым бегемотом. А глаза... Глаза были двумя алыми углями, горящими из глубины век. В них не было злобы. Была лишь усталая, многовековая профессиональная обязанность.

Чудовище протянуло вперед лапу. Не руку — именно лапу, покрытую той же чешуёй, с толстыми пальцами, увенчанными когтями, которыми, кажется, можно было вскрыть бронированную дверь как консервную банку.

На его мозолистой ладони лежала маленькая, жалкая, ничтожная вещица. Мой нательный серебряный крестик. Тот самый, который я потерял где-то пару недель назад и уже мысленно попрощался с ним, решив, что он канул в Лету где-то между общагой и стройкой.

— Вот вы на погосте намедни обранили... — проревело существо, оскаливаясь в подобии улыбки, от которой кровь стыла в жилах.

Мозг отключился. Включился автопилот вежливости, вшитый каждой бабушкой на постсоветском пространстве.

— Ой, спасибо вам огромное! — запищал я, принимая свою пропажу. Пальцы едва коснулись холодного металла на его раскалённой ладони. — Может, чайку? Или... чего покрепче? — предложил я, следуя древнему славянскому ритуалу гостеприимства, даже если гость — посланец из преисподней.

Тварь издала звук, похожий на скрежет бульдозера по бетону. Мне показалось, это был смех.

— Жутко извиняюсь, но некогда, — его бас снова заставил вибрировать стены. — Работа, понимаете ли... Клиентура не ждёт.

Оно развернулось и попёрлось к лифту. Его массивный хвост, усеянный костяными шипами, с грохотом волочился по бетонному полу, оставляя за собой царапины, которые какой-нибудь мастер Петрович потом будет неделю замазывать.

Лифт с лязгом открылся. Существо втиснулось в кабину, с трудом уместив рога. Двери закрылись. И только тогда до меня донесся волной странный запах — запах подгорелого мяса и серы, который медленно растворялся в затхлом воздухе подъезда.

Я закрыл дверь, прислонился к ней спиной и медленно сполз на пол. В руке зажат холодный крестик. Больше я его никогда не видел. И знаете, после этой встречи лекции по материаловедению уже не казались такими уж страшными.