Квантум

Максим и почувствовать ничего не успел, когда его сбили. Чей-то крик раздался поблизости, но было уже поздно: будто силками сознание выдернули из тела, и Максим застыл в бесконечном падении.

«И что? — подумал он. — Получается, я умер?»

Предположение столь обыденное, как если бы речь шла о покупке хлеба. Ни ощущений, ни боли, только лёгкое прикосновение беспокойства, ведь не каждый день попадаешь в метафизическое ничто, у которого нет ни измерений, ни плоскостей, ни глубины. Никаких форм и очертаний. Лишь апатичное проистекание самой мысли как бессмертного остатка личности. Вот-вот имя отшелушится, последний элемент безликой души, и Максим сольётся с потоком, что среди живых называется то кармой, то судьбой, то роком, то колесом Сансары. Не поток даже, а, скорее, цикл. Всё повторяется...

Визг тормозов. Максим будто проснулся от глубокого сна.

Громкий гудок огласил улицу.

— Да куда ты идёшь, а!? Не видишь, что ли?

Максим обернулся на голос. Рядом стоял рослый мужик, лицо его выражало не то изумление, не то гнев.

«Но я ведь только что умер»...

И хоть стояла жара, Максима прошиб ледяной пот. Что его поразило больше всего? В смерти как таковой нет ничего поразительного, кроме, разве что, её внепланового визита. К жизни так сильно привыкаешь, что перестаёшь замечать простую истину: всё подчиняется случаю. Нет закономерных событий, есть статистика.

Но событие, которое произошло только что, вдруг удалилось в уголки памяти столь тёмные и неизведанные, что будто бы и не случалось. Это логично, ведь нельзя помнить того, чего не было. Никакой аварии, никакой гибели. И в ответ на безмолвный вопрос Максима возникло такое объяснение: на секунды ты представил — а вдруг? В реальности же ты не вышел на дорогу, а лихач промчался перед носом за мгновения до сигнала светофора.

А чего тогда мужик? Если Максим просто фантазировал на яву, зачем незнакомому человеку окрикивать его? Мало ли в городе сумасшедших. Переполненный край тех, кто желал найти своё счастье, но в итоге рухнули в кипящую магму мёртвоживущей ненависти...

Объяснение всегда найдётся — и как раз такая формулировка волновала Максима: объяснение должно не искажать, а сглаживать, собственно, оно не должно быть заметным, но в данную секунду, когда воспоминание о смерти продолжало казаться настоящим, объяснение походило на неуклюжую попытку стушевать противоречия.

Как в игре, поймав баг, Максим провалился в текстуры и увидел — увидел то, что мозг никак не мог совместить с давно скомпанованной картиной мира. Субатомная пустотность за пределами геометрических фигур. Границы самого ментального пространства...

Это точно была смерть!

Рассудок лишь тратит силы на создание такой обманки, чтобы Максим подумал, что действительно замечтался, а разум только и делает, что потакает психологической афере — мало ли что может замкнуть в цепи нейронов. Образы — только мерцающие узоры в синапсической сигнатуре. И реальность для мозга не более чем один из вариантов мира — главное, отобрать релевантный.

Но тут-то рассудок просчитался.

Если реальность лишь вариант, то как понять, что именно этот вариант подлинный, а другие — своего рода «болванки»? Для мозга всё одно.

Чепуха... Просто показалось. Я не умер, подумал Максим. Сама мысль об этом событии пугала гораздо сильнее, нежели оно само. Да и бывает ли смерть настолько случайной?

***

Запрос в поисковике... А что запрашивать? Понимая, что бессовестно тратит рабочее время на граничащие с безумием попытки выяснить, что же на самом деле произошло утром, точно одержимый Максим подбирал ключевые слова в строке запроса.

«Это не рационально, — убеждал себя Максим. — Нужно просто забыть об этом — и всё».

Внезапность и смерть.

Внезапная смерть.

Случайная смерть.

Снова и снова, страница за страницей, но ответа не было, и какую бы ссылку Максим ни открывал, натыкался либо на религиозно-эзотерические выкладки, либо на рассказы о галлюцинациях, либо на бред столь откровенный, что хотелось плеваться.

«Я был по ту сторону, — писал один блогер. — Случайно попал туда однажды и увидел жизнь, её многообразие и множественность, как рыбок в аквариуме. Этот опыт многое мне дал, и я до сих пор пытаюсь разгадать, что же это было. В духе лавкрафтианских баек мне стоит написать, что с того момента меня преследуют кошмары, а я нахожусь на грани сумасшествия, но, чёрт возьми, нет, миллион раз нет — сознание моё как никогда ясное; я не выжил из ума, ребята, я просто увидел истину, которую, похоже, буду отрицать всегда... Мы, все люди (или, скорее, все живые существа, все души), существуем в кармической тюрьме. Из такого узилища не сбежать, как ни старайся. Смерть это как сон, мы её предчувствуем, но не замечаем, а когда замечаем, то оказывается, что это была только фантазия. Порой же происходят сбои, вроде того, что случился со мной, когда жизнь прерывается так резко, что глобальная система по надзору душ не успевает среагировать сию секунду, и на неопределённое время нам предстаёт картина дремучего, тотального бессмертия, ведь для души времени нет. Как и гибели. Я не имею в виду карму или цикл перерождений. Я не намекаю на метемпсихоз. Эти философские идеи, мистические «прозрения» — как пыль в глаза. Всё проще. Гораздо проще. Объективный факт: мы узники. И смерти нет».

Максим закрыл страницу. Автор явно перебрал с серьёзностью. Да и наверняка это бесплодные россказни озабоченного подростка. Интернет, в конце концов, хорош и плох тем, что в нём говорят всё, что хотят, и все, кто хочет. Здесь даже у молчания есть голос. Но в абсолютном избытке информации ценность самой информации практически исчезает.

Очередная ссылка. Будто замерла в ожидании, когда её заметит взгляд. «Квантовое бессмертие». Максим щёлкнул по названию. Вопреки ожиданиям, на странице вовсе не было пространных повестей о возможности посмертного существования; стиль статьи отличался сухой, доходящей до скуки, конкретностью.

«Постулаты классической физики обнаружили ряд неразрешимых противоречий, когда исследователи вплотную занялись изучением природы света...»

Дальше-дальше.

Максим уже готов был покинуть страницу, пока не обратил внимание на фразу «альтернативные траектории».

Почему именно эта трактовка выглядела самой достоверной и уместной, Максим ответить не мог. Он прочёл статью от начала и до конца, и весь оставшийся день находился в состоянии транса: сознание вроде бы работало исправно, воспринимая действительность в стандартном режиме, однако Максим говорил, совершал движения, выполнял задачи «на автомате» — на самом деле, то, что он узнал, забралось в очень глухие дебри головного мозга и оттуда, по цепочке, перетряхивало все привычные представления о человеческом бытии.

***

Ночью Максим не спал. Он боялся уснуть. Он хотел чувствовать вещи вокруг, чувствовать течение самой жизни, в чём бы оно ни выражалось, хоть в угрюмом покое очередной темноты, одной из многих, минувших и будущих, темноты календарей, суммирующих проценты вдохов и выдохов.

Биография — паршивый жанр.

Драма, ставшая фарсом, абсурдом, китчем и буффонадой.

Всё, что произошло сегодня, — случайность, мираж, глюк... Психика вся строится на сбоях. Человеческое восприятие полно ошибок. И оно из кожи вон лезет, чтобы сохранить безмятежный покров литого мироздания, в котором любой намёк на возможный разрыв психофизического континуума не более чем смехотворная выдумка.

Но Максима из раза в раз прошибал ледяной пот, не из-за того, что сегодня он чуть не умер, а потому, что он действительно погиб, там, в реальности, где есть Максим-мертвец, в той ветке событий, которая отныне существует без одного человека — одного из миллиардов людей. И Максим ощущал эту невозможную смерть, так, будто сама суть её бытия заключается в радикальном отступничестве от бессмертия, на которое подписалась Вселенная. Смерть — узник вечности. Её маргинальный остаток.

И есть ли, в таком случае, у всех историй финал? Максим не хотел думать об этом. Он бы всё отдал за глоток небытия.