Квартирант

Софья Михайловна стояла у окна, затянутая в шёлковый халат цвета спелой сливы. Солнечный свет играл в её серьгах — каплях рубинового стекла, — а когда она повернулась к Кириллу Андреевичу, подол халата на мгновение распахнулся, обнажив стройную щиколотку в чёрной туфельке на каблуке.

— Кирилл Андреевич, — голос её звучал как обтянутый бархатом нож, — правила обсудим один раз и навсегда.

Она перечислила пункты, поправляя складки на рукавах: никаких гостей, еженедельная уборка по субботам, оплата строго до десятого числа. Кирилл кивал, стараясь не задерживать взгляд на её глазах — тёмных, как кофе без молока.

— И ещё, — она провела ладонью по спинке кресла, оставляя лёгкий след духов, — по средам я проверяю комнату. Пыль на рамах, криво сложенное бельё, подушка не под тем углом… Всё это — повод для штрафа.

Он заметил, как её пальцы сжали бархатную обивку чуть сильнее, чем требовалось.

— Ясно, Софья Михайловна, — ответил Кирилл, пряча улыбку. Ему нравилась её строгость — она напоминала школьную учительницу, которую боялся весь класс.

Она резко развернулась к двери, и халат взметнулся, мелькнув пяткой выше, чем нужно.

— Завтра в семь утра — первая проверка. Не опоздайте.

Дверь закрылась, но запах её духов — жасмин и корица — ещё долго висел в воздухе.

Софья Михайловна вошла без стука — её красные каблуки мягко стукнули о паркет, а халат, перехваченный поясом, подчеркивал узкую талию. Она остановилась у кровати Кирилла Андреевича, скрестив руки на груди.

— Кирилл Андреевич, — голос её звучал как холодный шёлк, — сегодня ночью я убедилась, что вы храпите. Это недопустимо.

Она вынула из кармана прозрачную капу в пластиковом футляре и положила её на тумбочку с таким видом, будто выдавала секретное задание.

— С сегодняшнего дня вы будете надевать её перед сном. И да, — её глаза сузились, — я проверю.

***

Вечером она действительно появилась на пороге его комнаты, когда он уже лежал в постели.

— Покажите.

Кирилл покорно открыл рот, демонстрируя капу. Пальцы Софьи Михайловны скользнули по его подбородку, поправляя положение конструкции — прикосновение было быстрым, но от него по спине пробежали мурашки.

— Так лучше. Спокойной ночи.

***

Утром её тень снова нависла над кроватью.

— Вы сняли её во сне, — она держала капу между пальцев, как улику. — Это безответственно.

Её голос дрогнул — не от гнева, а от чего-то другого. На секунду Кириллу показалось, что она смотрит не на капу, а на его губы.

— Повторим попытку сегодня, — резко сказала Софья Михайловна и вышла, не дав ему опомниться.

***

Третью ночь Кирилл Андреевич провел без единого звука — капа оставалась на месте, но Софья Михайловна стояла за дверью, прислушиваясь, пока её собственное дыхание не стало слишком громким. Утром она вошла с новым -решением- в руках.

— Мягкие ремни, — сказала она, разворачивая два шелковистых бинта с аккуратными петлями на концах. — Временная мера.

Он хотел возразить, но она уже взяла его запястье — пальцы её скользнули по пульсу, теплые и уверенные.

— Чтобы вы не снимали капу во сне, — пояснила она, завязывая первый узел. Бинт лёг плотно, но не жал — бантик над кроватью выглядел почти невинно.

— Софья Михайловна, это…

— Чрезмерно? — Она перехватила его вторую руку, наклоняясь так близко, что прядь волос коснулась его плеча. — Тогда спите тихо.

***

Ночью он ворочался, чувствуя шелковистую стянутость на запястьях. Один раз проснулся от звука шагов — дверь приоткрылась, и в полосе света мелькнул край халата.

Утром она явилась не с первыми лучами солнца, а позже — нарочито медленно, с чашкой кофе в руках.

— Удобно? — спросила она, наблюдая, как он пытается приподняться на локтях.

Бинты не давали сесть. Она поставила чашку на тумбочку, взяла его за подбородок, проверяя капу — и только потом, с театральной неспешностью, развязала первый узел.

— Сегодня вечером повторим, — сказала она, проводя пальцем по внутренней стороне его освобождённого запястья. — Для дисциплины.

***

Софья Михайловна остановилась в дверях кабинета, скользнув взглядом по спине Кирилла Андреевича, сгорбленной над бумагами. Губы её сжались в тонкую ниточку недовольства.

— Вы портите себе осанку, — произнесла она, и в голосе её прозвучала та же металлическая нотка, что и при первом инструктаже.

Она исчезла и вернулась через полчаса с продолговатой коробкой в руках. Кирилл даже не успел встать из-за стола, как её пальцы уже легли ему на плечи, заставив выпрямиться.

— Это не обсуждается, — отрезала Софья Михайловна, доставая из коробки чёрный корсет с системой ремней и металлических вставок. — Руки вверх.

Её дыхание стало чуть слышным, когда она обхватила его торс, чтобы застегнуть конструкцию сзади. Пальцы скользнули по рёбрам, проверяя плотность прилегания, а затем резко дёрнули за центральный ремень — так, что он невольно вдохнул полной грудью.

— Так лучше, — удовлетворённо отметила она, обходя его крутом. — Теперь хотя бы выглядите как взрослый мужчина.

***

В течение дня она появлялась внезапно: во время завтрака, когда он листал книгу в гостиной, один раз даже ночью — просто чтобы проверить, не расстегнул ли он корсет. Каждый раз её руки холодно и методично затягивали ремни на одну-две зазубрины туже, пока дыхание не становилось поверхностным, а спина — неестественно прямой.

— Потерпите, — шептала она, поправляя лямку у самого основания шеи. Её губы почти касались его уха. — Это для вашего же блага.

***

Софья Михайловна подошла бесшумно, в тот момент, когда Кирилл Андреевич, скованный корсетом, пытался дотянуться до лежащей на столе ручки. Её пальцы ловко перехватили свободные ремни, и прежде чем он успел понять её намерения, резким движением пристегнули их к высокой спинке дубового стула.

-Так-то лучше,- - произнесла она, обходя его с видом скульптора, оценивающего свою работу. – -Теперь точно не сутулишься.-

Её халат, цвета спелой вишни, шуршал при каждом движении, а открытый ворот обнажал изящную линию ключиц. Она намеренно медлила, поправляя складки ткани на его плечах, давая почувствовать каждый стежок корсета, каждую затяжку ремней.

-С такой осанкой тебе бы девушку найти,- - продолжила она, проводя ладонью вдоль его напряжённой спины, - -да они теперь очередь за тобой занимать должны.-

Кирилл попытался рассмеяться, но получилось лишь нервное покашливание:

-Да вряд ли…-

Внезапно она наклонилась так близко, что серьги-капли коснулись его щеки, а губы почти соприкоснулись с ухом:

-Ты что, вообще не пытаешься? Или просто боишься?

Не дав ему опомниться, она резко выпрямилась и вышла, оставив дверь приоткрытой. Шёлковый шлейф её духов – жасмин с горьковатой ноткой пачули – ещё долго висел в воздухе.

Кирилл дернулся, пытаясь освободиться, но корсет, намертво пристегнутый к стулу, не давал даже встать. Оставалось только сидеть с неестественно прямой спиной и ждать, когда она соизволит вернуться.

***

На следующий день Софья Михайловна вошла в комнату с тонкой деревянной линейкой в руках. Шелковый халат сегодня был глубокого изумрудного оттенка, а рубиновые серьги покачивались в такт шагам, словно капли крови.

Она подошла к Кириллу Андреевичу, сидевшему в кресле, и без предупреждения крепко обхватила его лицо пальцами. Ногти слегка впились в скулы, заставляя поднять взгляд.

- Девушки сбегают, потому что ты смотришь в пол, как побитая собака. Исправляем, - произнесла она, и её тёмные глаза, казалось, проникали прямо в душу.

Правила были просты и жестоки:

Он должен был смотреть ей в глаза, не отводя взгляда, пока она не разрешит моргнуть. Первая же попытка опустить ресницы закончилась резким ударом линейки по столу — звук заставил его вздрогнуть всем телом.

-Сосредоточься,- прошептала она, наклоняясь ближе.

Затем, когда его зрачки уже начинали слезиться от напряжения, она медленно провела указательным пальцем по его щеке, от виска до подбородка.

- А если бы так сделала девушка — ты бы тоже испугался?- голос её звучал насмешливо, но в глубине глаз читалось что-то другое.

Кирилл сглотнул, чувствуя, как горит лицо под её прикосновением.

Софья Михайловна стояла перед ним, скрестив руки на груди. Её халат приоткрылся, обнажая изящную лодыжку, но сейчас это было последним, что волновало Кирилла.

-Повтори,- сказала она, слегка наклонив голову.

Он молчал, опустив глаза.

Резкий удар линейки по столу заставил его вздрогнуть.

- Я сказала – повтори.

- Спасибо за урок.- Её голос звучал мягко, но в нём не было места возражениям.

Кирилл глубоко вдохнул:

-Спасибо… за урок.

-Громче. И глядя мне в глаза.-

Он поднял взгляд, встретив её твёрдый, но почему-то тёплый взгляд:

-Спасибо за урок, Софья Михайловна.

Только тогда уголки её губ дрогнули в едва заметном одобрении. Она медленно развязала ремни, её пальцы на мгновение задержались на его запястьях.

-Завтра продолжим,- прошептала она, и в её голосе впервые прозвучали нотки чего-то, что не было строгостью.

Шёлк халата шуршал, пока она удалялась, оставляя за собой лёгкий шлейф духов и неразрешённые вопросы.

***

Кирилл Андреевич проснулся от странного жара, разливающегося по телу. Его руки, зафиксированные мягкими ремнями, беспомощно лежали по бокам, а корсет сковывал каждое движение. В темноте он осознал свое состояние — и тут же услышал легкие шаги в коридоре.

Дверь бесшумно приоткрылась, впуская полосу света из прихожей.

— Кажется, я забыла здесь телефон… — голос Софьи Михайловны звучал неестественно высоко, почти игриво.

Она сделала несколько шагов внутрь комнаты, и свет упал на кровать. Ее взгляд скользнул вниз — и остановился. В темноте блеснули рубиновые сережки, когда она слегка наклонила голову.

— О… — только и вырвалось у нее, но в этом коротком звуке читалось столько оттенков — удивление, удовлетворение, даже какое-то странное облегчение.

Ее пальцы, уже потянувшиеся к выключателю, замерли в воздухе. Шелковый халат, перехваченный поясом, подчеркивал линию бедер, когда она медленно приблизилась к кровати.

— Так вот как… — она не закончила фразу, но ее губы сложились в едва уловимую улыбку.

Кирилл почувствовал, как ее взгляд буквально прожигает его кожу. Она стояла так близко, что он различал тонкий аромат ее духов — жасмин с горьковатой ноткой пачули.

Софья Михайловна замерла у кровати, слегка наклонив голову. Рубиновые сережки дрогнули, поймав отблеск ночника.

— Ой… — её голос внезапно стал мягким, почти материнским, — ну ничего, это нормально в твоём возрасте.

Кирилл попытался что-то сказать, но капа во рту превратила слова в невнятное мычание. Он растерянно кивнул, хотя её намёк всё ещё не доходил до его сознания.

Она вздохнула и поправила пояс халата, принимая профессиональный тон:

— Мне сорок, я всё понимаю. Сейчас помогу.

Её пальцы потянулись к тумбочке, где лежали какие-то флакончики. Движения были точными, будто она действительно собиралась оказать медицинскую помощь. Шёлк халата шуршал, когда она наклонялась, и на мгновение обнажилась линия стройной ноги выше колена.

— Расслабься, — сказала она, доставая что-то из ящика. — Это всего лишь физиология.

Её голос звучал спокойно, но в уголках губ пряталась едва уловимая дрожь.

Софья Михайловна резким движением откинула одеяло. Её пальцы, холодные и точные, расстегнули пояс корсета, затем скользнули ниже.

— Не дергайся, — прошептала она, когда он попытался сжаться.

Всё произошло быстро: её движения были чёткими, почти медицинскими. Никаких лишних прикосновений, только ритмичное механическое воздействие. Она даже не смотрела ему в лицо, сосредоточившись на процессе, будто выполняла неприятную обязанность.

Когда всё закончилось, она вытерла руки салфеткой, аккуратно сложила её и поправила одеяло.

— Вот и всё, — сказала она ровным голосом, будто только что померила давление.

У двери остановилась, не оборачиваясь:

— Спи. Завтра рано вставать.

Дверь закрылась с тихим щелчком.

***

Утром она разбудила его ровно в семь, как всегда.

— Кирилл Андреевич, подъём, — позвала она из коридора, будто ничего не произошло.

Когда он вышел на кухню, она разливала кофе, безупречная в своём шёлковом халате.

— Ты сегодня дежуришь по кухне, — напомнила она, протягивая чашку. Её пальцы не дрогнули.

Он взял чашку, ожидая хотя бы намёка в её глазах — но она лишь поправила сережку и отвернулась к плите.

— И не забудь про корсет после завтрака, — добавила она через плечо. — Ты опять сутулишься.

Всё как обычно. Только теперь он не мог понять — было ли прошлой ночью медицинской помощью… или чем-то гораздо более личным.

Завтрак проходил в напряжённой тишине. Кирилл Андреевич сидел, склонившись над тарелкой, стараясь не встречаться взглядом с Софьей Михайловной.

Она намеренно громко поставила кофейник на стол, заставив его вздрогнуть.

— Ну что, как самочувствие? — спросила она, наливая кофе. Голос её звучал ровно, будто она спрашивала о погоде. — Вчерашний… «инцидент» тебя не смущает, надеюсь?

Кирилл открыл рот, но слова застряли в горле.

— Это чистая физиология, — продолжила она, отодвигая сахарницу. — Но раз уж так вышло — тебе пора задуматься о девушке. Есть варианты?

Он быстро помотал головой, чувствуя, как жар разливается по щекам.

— Значит, будем решать проблему цивилизованно, — произнесла она, и в её глазах мелькнуло что-то тёплое, почти ласковое. — Чтобы ночных неожиданностей не было.

Она отпила глоток кофе, оставив на краю чашки след помады.

— А теперь ешь, — закончила она, будто подводя итог совещанию. — И не переживай — я всё контролирую.

Её рука на мгновение коснулась его запястья — лёгкое, почти случайное прикосновение. Затем она встала, и шёлк халата зашуршал, унося с собой невысказанные вопросы.

***

Софья Михайловна стояла у плиты, помешивая соус без привычной щепотки острых специй, для возбуждения квартиранта. Вечерний свет мягко окутывал её фигуру, обрисованную шёлковым халатом, когда она накрывала на стол.

После ужина, перед тем как зафиксировать его руки на ночь, она неожиданно задержалась у его кровати.

— Девушки любят, когда их касаются правильно, — произнесла она, и в её голосе впервые прозвучали ноты мягкости. — Покажи, как ты это делаешь.

Прежде чем он успел опомниться, она взяла его ладонь и приложила к своей груди поверх шёлковой ткани.

— Вот так, — прошептала, направляя его пальцы. — Не сжимать, а чувствовать.

Её дыхание участилось, когда она показала круговые движения, а затем наклонилась ближе:

— Теперь обеими руками. Смелей.

Её руки накрыли его, усиливая давление, шёлк халата шуршал под пальцами. В полумраке комнаты блестели только её глаза и рубиновые серёжки, покачивающиеся в такт дыханию.

— Запомни, — её голос дрогнул, когда она сильнее прижала его ладони к себе, — нежность — это сила.

Она взяла его вторую руку, прижав обе ладони к своей груди. Её пальцы сжали его запястья, направляя движения.

-Крепче держи,- - приказала она, и в голосе впервые прозвучала лёгкая дрожь.

Софья Михайловна ощутила, как дрожат его пальцы, и резко одёрнула его:

— Не сжимай, как мясо. Легко, — поправила она холодно, её ногти впились в его запястья, заставляя ослабить хватку.

Она методично зафиксировала его руки, и только тогда её взгляд скользнул вниз. Уголок губ дрогнул:

— Вижу, тебе это нравится. Но сначала научись просить.

Она наклонилась так близко, что её дыхание обожгло ухо:

— Скажи: -Пожалуйста, помогите мне.

Когда он, запинаясь, повторил фразу, она достала из кармана халата медицинские перчатки. Резина звонко щёлкнула, обтягивая её пальцы.

— Хороший мальчик, — прошептала она, принимаясь за дело с безэмоциональной точностью хирурга.

— Теперь ты понял, как надо просить?

Её движения были техничными, лишёнными лишней нежности — будто выполняла гигиеническую процедуру. Но когда его тело напряглось, она внезапно сжала сильнее, заставив вздрогнуть:

— И запомни: только так. Только когда я разрешу.

После она сняла перчатки с характерным щелчком и вытерла руки антисептической салфеткой.

— Спокойной ночи, Кирилл Андреевич.

Дверь закрылась, оставив его привязанным, липким и совершенно сбитым с толку.

***

На следующий вечер Софья Михайловна вошла в его комнату с тем же бесстрастным выражением лица. Шелковый халат сегодня был перехвачен более узким поясом, подчеркивая линию талии.

-Ну что, Кирилл Андреевич,- начала она, присаживаясь на край кровати, - -не хочешь ли повторить вчерашний урок?-

Он молча кивнул, но она лишь подняла бровь:

-Мы учились просить правильно. Словами.-

-Можно… продолжить урок?- - выдавил он, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

-Можно,- ответила она и медленно развела полы халата, обнажая кружевной бюстгальтер, плотно облегающий пышную грудь.

Ее пальцы вновь обхватили его запястье, направляя ладонь:

-Круговые движения. Чувствуешь текстуру кружева? Вот так…-

Когда его пальцы освоились, она внезапно встала, распахнув халат полностью. В свете ночника заиграли шелк чулок и обнаженное бедро.

-Теперь более сложный уровень,- - прошептала она, прижимая его руку к своей бедренной мышце. Ее пальцы вели его ладонь вверх по внутренней поверхности бедра, останавливаясь в сантиметре от кружевной резинки трусиков.

-Вот до этой границы – можно, - ее голос дрогнул, когда его пальцы случайно коснулись запретной зоны. – Дальше – только с разрешения. Понял?-

Она резко захлопнула халат, оставив его руку висеть в воздухе.

Софья Михайловна внезапно наклонилась так близко, что её рубиновые серёжки коснулись его щеки.

— А ты ведь, похоже, никогда и не трогал там женщину? А? — прошептала она преподавательским тоном, и в её глазах вспыхнул холодный интерес.

Он молчал, чувствуя, как жар разливается по лицу. Тогда она решительно взяла его руку и медленно, с нажимом, завела себе под шелковую резинку трусиков.

— Смотри на меня, а не на руку, — приказала она, заставляя поднять глаза. — Это просто тело. Ты должен научиться его понимать.

Её пальцы обхватили его запястье, направляя каждый жест:

— Это — волосы. Гладь, не дёргай.

Ладонь скользнула ниже:

— А это — губы. Чувствуешь, какие они мягкие?

Он кивнул, едва дыша.

— Положи ладонь сверху. Погладь. Слегка сожми. Приятно?

Её голос звучал методично, но дыхание стало чуть сбивчивым.

— Двигай дальше. Нет, не там. Выше. Раздвинь немного.

Её ногти впились в его пальцы, корректируя движение:

— Это — клитор. Здесь надо работать, а не тыкать, как слепой котёнок.

Она заставила повторить движение несколько раз, то ослабляя хватку, то снова направляя:

— Нежнее. Ещё нежнее. Теперь вокруг… не там, вокруг клитора.

Внезапно она резко отпустила его руку и отстранилась:

— Ну что ж, на сегодня хватит.

Быстрыми движениями она привязала его руки к кровати, затем накрыла ладонью его напряжённый член через ткань одеяла.

— Что нужно сказать тёте? — спросила она, и в голосе впервые прозвучала едва уловимая насмешка.

— П-помогите… — выдавил он.

— Умница, — одобрила она, доставая медицинские перчатки.

Резина щёлкнула, обтягивая её пальцы. Она приподняла одеяло, и холодный латекс скользнул по его коже, заставив вздрогнуть.

***

Софья Михайловна вошла без стука, как всегда. В руках она держала свежевыглаженный корсет – завтрашний -урок осанки- никто не отменял. Но сейчас её внимание было сосредоточено на другом.

-Ну?- только и сказала она, присаживаясь на край кровати. Шёлковый халат сегодня был перехвачен поясом потуже, подчёркивая линию талии.

Он запинаясь попросил повторить урок.

Без лишних слов она наклонилась к нему и резким движением развела полы халата. В свете ночника заиграл новый бюстгальтер – на этот раз чёрный, с кружевными вставками.

-Хорошо… Хорошо…- - шептала она, когда его пальцы начали повторять выученные движения. Её веки дрожали, но глаза оставались закрытыми. – Смелее. Ты уже кое-что усвоил.

Внезапно она перехватила его запястье:

-Теперь скажи: -Я хочу потрогать вас там.

Когда он запнулся, её губы сложились в насмешливую улыбку:

-Ты же мужчина. Или тебе стыдно?-

Наконец, после третьей попытки, фраза была произнесена правильно. Её пальцы тут же обхватили его руку, направляя под шелковую резинку трусиков.

-Медленнее,- поправила она, чувствуя дрожь в его пальцах. – Ты не в порно, а учишься-

Левой рукой она распахнула полу халата, обнажая бедро в чёрных чулках, и прижала его вторую ладонь к шелковистой ткани.

-И здесь не забывай…- её голос дрогнул, когда его пальцы скользнули по внутренней стороне бедра. – Так… Теперь выше… Хорошо…

Софья Михайловна вошла бесшумно, как всегда. В руках — стерильные медицинские перчатки, которые она методично натягивала, пока подходила к его кровати. Его руки лежали поверх одеяла, пальцы судорожно сжимали край — он явно ждал продолжения вчерашнего урока.

— Я… я… — бормотал он, краснея, но слова застревали в горле.

Она села на край кровати, холодная резина перчаток щёлкнула, когда она легонько похлопала его по щеке.

— Хочешь. Я поняла. — Голос её звучал спокойно, но в нём не было ни капли снисхождения. — Ты что-то неважно выглядишь.

Её пальцы резко сомкнулись на его подбородке, повернув голову в сторону. Она раздвинула ему веки, заглянула в глаза, потом наклонилась ближе, будто проверяя зрачки. Затем — холодное прикосновение к уху, быстрый осмотр.

— Открой, — скомандовала она, нажимая большими пальцами на подбородок.

Он попытался сопротивляться, но её хватка была железной. Рот раскрылся, и её пальцы тут же впились в мягкие ткани, раздвигая губы шире.

— Ну-ну-ну, — она похлопала его по щеке свободной рукой, когда он инстинктивно схватился за её запястье, пытаясь остановить.

Но она не прекращала. Пальцы скользнули за щёки, нащупали язык, сжали его. Потом — глубже. Ещё глубже. Он задыхался, глаза залились слезами, а горло судорожно сжалось, пытаясь вытолкнуть вторжение.

Рвотный рефлекс сработал резко, но она лишь придержала его за подбородок, не давая отвернуться.

— М-да, — наконец выдохнула она, медленно вытаскивая руку. Резина перчаток блестела от слюны.

Софья Михайловна без предупреждения запустила руку под одеяло. Холодная резина перчаток контрастировала с горячей кожей его внутренней поверхности бедра, заставляя его вздрогнуть. Её пальцы методично исследовали, сжимали, скользили — то слишком резко, то почти нежно. Он закинул голову на подушку, руки судорожно легли поверх одеяла, пытаясь хоть как-то контролировать её движения, но она лишь усилила нажим.

— Дыши, — коротко бросила она, когда его бёдра начали непроизвольно двигаться.

Её пальцы сжали основание члена, затем скользнули ниже, под мошонку — профессионально, без лишней нежности, но с пугающей точностью. Он стиснул зубы, чувствуя, как волна нарастает, но она резко остановилась и вытащила руку.

— Ну что ж, кажется, всё нормально, — констатировала она, снимая перчатки с характерным щелчком.

Затем, не меняя выражения лица, расстегнула халат. Бюстгальтер сегодня был телесного цвета, почти незаметный под шёлком. Одним движением она освободила сначала одну грудь, потом другую — белая кожа, розовые, уже напряжённые соски.

— Ну давай, — сказала она, скрестив руки под грудью, — покажи, чему научился.

Её тон не оставлял сомнений — это был приказ, а не предложение. В комнате повисла тишина, нарушаемая только его учащённым дыханием и лёгким шорохом шёлка, когда она поправила плечо халата, не спеша его закрывать.

Софья Михайловна стояла над ним, слегка подавшись вперед, когда его пальцы впервые коснулись ее обнаженной груди. Он начал осторожно, почти робко – легкие круговые движения подушечками пальцев, как она учила.

-Так… Хорошо… - ее голос звучал ровно, но дыхание стало чуть глубже.

Когда его руки стали увереннее, разминая полные груди, она вдруг взяла его за подбородок и резко приподняла его голову. Ее правая рука прижала его лицо к своей груди, а левая поддерживала сосок у самых его губ.

-Сделай так, чтобы мне понравилось,- - прохрипела она, и в голосе впервые прозвучало что-то кроме привычной строгости.

Его губы сначала просто коснулись соска – робкий поцелуй. Потом язык скользнул по нежной коже, и Софья Михайловна непроизвольно сжала пальцы в его волосах.

-Не так робко,- прошептала она, направляя его голову ко второй груди. – Языком… Да, вот так…-

Она крепко прижимала его лицо к себе, не давая увидеть, как ее веки дрожат, как губы слегка приоткрылись. Но голос оставался ровным, инструктивным:

-Теперь легкие покусывания… Нежно… Да, именно так…-

Ее пальцы в его волосах то ослабляли хватку, то снова сжимались, когда он находил нужный ритм. Халат шуршал при каждом ее движении, но она не позволяла себе ничего больше – только короткие указания и едва заметное учащение дыхания.

Софья Михайловна резко выпрямилась, отстраняясь от его губ.

— Заканчиваем. На сегодня все, — произнесла она ровным голосом, будто только что провела обычный осмотр.

Ее пальцы быстро затянули ремни на его запястьях. Затем она снова натянула медицинские перчатки — резина щелкнула, облегая каждый палец.

— Раздвигай ноги, — скомандовала она деловым тоном.

Он послушно раздвинул бедра, и ее рука тут же скользнула между ног. Холодный латекс контрастировал с горячей кожей, заставляя его вздрогнуть.

— Кстати, завтра приезжает моя дочь, — заметила она между делом, пальцы при этом продолжали методично работать.

Он попытался что-то сказать, но волна удовольствия перекрыла все мысли.

— Не волнуйся, — продолжала она, будто обсуждала погоду, — у нее своя комната.

Ее движения стали быстрее, увереннее, а голос оставался спокойным, даже слегка отстраненным:

— В детсаду она всегда была заводилой. Помню, как-то раз…

Он выгнулся, стиснув зубы, но она не замедлила ритм.

— …устроила бунт из-за манной каши. Вылили все на пол.

Его бедра дергались в такт ее движениям, но она лишь продолжила рассказ, будто не замечая его реакции:

— В школе, конечно, стала серьезнее. Хотя однажды…

Он застонал, но ее пальцы не изменили темпа.

— …подралась с мальчишкой. Выиграла, кстати.

Когда его тело наконец напряглось, она лишь слегка ускорила движения, не прерывая рассказа:

— В общем, не скучала.

Софья Михайловна не замедлила ритм, даже когда его стон стал громче, а тело напряглось в последнем рывке.

— …и после этого случая у неё на руке остался шрам, — ровно закончила она рассказ, как будто между ними не происходило ровным счётом ничего.

Её пальцы, всё ещё в перчатках, ловко собрали салфеткой всё, что он не смог сдержать. Затем она замерла, пристально разглядывая его член, будто изучала подозрительный документ.

— А твой член, случайно, не работает где-то на стороне? — спросила она вдруг, подняв глаза. Взгляд был холодным, оценивающим.

Он дёрнул привязанными руками, возмущённо пытаясь отрицать:

— Да что вы, Софья Михайловна, я даже мысли такой не—

— Знаешь ли, — перебила она, снимая перчатки с медленным, почти театральным щелчком, — гигиена — это такая вещь. И всякие болезни сейчас совсем не к чему.

Он продолжал бормотать заверения, но она лишь прищурилась, явно не веря.

— Всё равно придётся принять меры, — резко заключила она. — Я не могу рисковать.

И прежде чем он успел что-то ответить, она шлёпнула его ладонью по груди — не больно, но достаточно звонко, чтобы подчеркнуть свою власть.

— Спокойной ночи, Кирилл Андреевич.

Халат шуршал, пока она удалялась, оставив его привязанным, липким и в очередной раз — совершенно ошарашенным её логикой.

***

Софья Михайловна стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле, когда Кирилл переступил порог кухни. Ее халат сегодня был затянут чуть свободнее обычного, а рубиновые сережки покачивались в такт движениям.

— А вот и Кирилл Андреевич вернулся, кстати, — произнесла она, не отрываясь от готовки. — Это моя дочь Аня, проездом заскочила на пару дней.

Девушка за столом подняла глаза — темные, как у матери, но без той ледяной глубины. Она кивнула, оценивающе оглядев его с ног до головы.

— Аня, это наш квартирант, — продолжила Софья Михайловна, наконец повернувшись к ним. В ее голосе прозвучала та же командная нотка, что и всегда, но с какой-то новой, едва уловимой интонацией. — И у нас еще много важных дел. Надеюсь, Кирилл нам поможет, а?

— Конечно, Софья Михайловна, — он автоматически кивнул, как привык за эти недели.

Но что-то в ее взгляде — в том, как она перевела глаза с него на дочь и обратно — заставило его внутренне сжаться. Аня улыбнулась, откусывая яблоко, и вдруг он заметил, как ее взгляд скользнул вниз, к его корсету, туго перехватывающему торс.

— Отлично, — сказала Софья Михайловна, поворачиваясь к плите. — Тогда после ужина приступим.

Она бросила последний взгляд через плечо — и в этот момент он понял, что -важные дела- вряд ли будут связаны с уборкой или походом в магазин.

***

Тем же вечером, когда Кирилл уже лежал в постели, дверь бесшумно приоткрылась. Софья Михайловна вошла, затянутая в свой привычный шёлковый халат, но сегодня в её руках был предмет, которого он раньше не видел — чёрный кожаный шлем с ремешками.

— Ты обещал помочь, — напомнила она, не спрашивая, а констатируя факт. — Основная задача — ничего не делать, не задавать вопросов и молчать.

Он кивнул, хотя в горле уже стоял ком.

— Открой рот.

Кляп — грубый, с неприятным вкусом ткани — втолкнули так резко, что он инстинктивно схватился за её запястья.

— Руки! — она шлёпнула его по пальцам, и он дёрнулся.

Ловким движением она обмотала его голову широким скотчем, фиксируя кляп. Липкая лента стянула кожу на висках, а его дыхание стало громким и прерывистым.

Софья Михайловна взяла в руки тонкий кожаный шлем, его матовая поверхность поблескивала в свете ночника. Без лишних слов она натянула его на голову Кирилла, и кожа плотно обтянула лицо, словно вторая кожа.

— Дыши, — коротко бросила она, когда он инстинктивно напрягся.

Он действительно ощутил лишь две узкие щели для носа, но больше ничего — ни рта, ни глаз. Её пальцы скользнули по его затылку, затягивая какие-то ремни, а затем что-то плотно обхватило шею, фиксируя шлем на месте.

Кирилл поднял руки, нащупывая своё лицо. Гладкая кожа, ни единого шва, ни малейшего просвета. Он попытался что-то сказать, но лишь издал приглушённый звук — шлем не оставлял ни малейшей возможности для речи.

Софья Михайловна наблюдала, как его пальцы скользят по гладкой поверхности, будто проверяя, нет ли хоть какой-то складки, за которую можно ухватиться. Но шлем сидел идеально.

Софья Михайловна провела ладонью по кожаной поверхности шлема, убедившись в плотности посадки, затем резко скомандовала:

— Ложись. Руки наверх.

Её голос прозвучал чётко, без возможности возражения. Кирилл послушно поднял руки, и в следующий момент холодные кожаные ремни плотно обхватили его запястья. Она затягивала их методично, с усилием, пока его руки не оказались жёстко притянуты к изголовью кровати.

— Не дёргайся, — предупредила она, когда он инстинктивно попытался проверить прочность узлов.

Затем её руки переместились к его ногам. Один ремень затянулся вокруг лодыжек, другой — чуть выше колен. Она потянула их вниз, закрепляя у основания кровати, и его тело натянулось, как тетива лука.

Кирилл почувствовал, как мышцы напряглись от непривычного положения, но пошевелиться он не мог — ни на сантиметр.

Софья Михайловна отошла на шаг, оценивая свою работу.

— Идеально.

Её пальцы слегка постучали по коже шлема, будто проверяя, насколько он осознаёт своё положение. Теперь он никуда не денется.

Софья Михайловна повернулась к двери и позвала ровным голосом:

— Аня, иди сюда.

Легкие шаги, затем в комнату вошла дочь. Ее глаза сразу же остановились на связанной фигуре на кровати.

— Кирилл Андреевич любезно согласился предоставить для изучения свой инструмент, — объяснила Софья Михайловна спокойно, как будто обсуждала учебное пособие.

Аня медленно подошла ближе. Ее пальцы осторожно коснулись гладкой кожи, закрывающей лицо Кирилла.

— Красиво сделано… но зачем? — спросила она, слегка наклонив голову.

— Он стесняется, — ответила Софья Михайловна, и в углу ее губ дрогнула улыбка. Но сразу же лицо снова стало серьезным. — Если говорить по делу — так положено. Сейчас я покажу тебе важные вещи, которые нужно знать. Поэтому будь внимательна.

Аня кивнула, выражение ее лица стало более сосредоточенным, хотя в глазах еще оставалось любопытство.

Софья Михайловна уверенным движением взяла его член в руку, её пальцы чётко обозначили анатомические особенности.

— Это головка, — прозвучал её ровный, преподавательский тон. — Видишь, как кожа может оттягиваться? Теперь попробуй сама.

Аня осторожно повторила движение, но мать тут же поправила её хватку:

— Бери нормально. Не бойся, он ещё не полностью возбужден, но скоро увеличится.

Её пальцы скользнули ниже:

— А это мошонка. Обрати внимание на структуру.

Кирилл дёрнулся в связях, но Софья Михайловна лишь слегка сжала основание, удерживая его на месте.

— Не ёрзай, — сухо заметила она, не прерывая объяснений.

Аня сосредоточенно повторяла её действия, иногда бросая взгляды на мать за подтверждением.

Софья Михайловна аккуратно уложила мошонку на раскрытую ладонь, демонстрируя дочери:

— Видишь, как удобно лежит? Теперь попробуй сама. Чувствуешь структуру внутри?

Кирилл резко дёрнулся, когда пальцы Ани осторожно обхватили его.

— Обрати внимание, — продолжила Софья, — для мужчины эта зона крайне чувствительна.

Она взяла член у основания и плавно поднял его, демонстрируя технику:

— Вот так. Не рывками, а равномерным движением. Теперь ты.

Аня попробовала, то и дело спрашивая:

— Так можно держать? Или вот так?

Софья поправляла её пальцы, указывая на особо уязвимые места:

— Здесь больше нервных окончаний. Давление должно быть… вот таким.

Кирилл напрягся, но его протесты терялись под слоем кожи и скотча.

Аня внимательно повторяла каждое движение, стараясь точно следовать указаниям матери.

— Смотри, — сказала Софья Михайловна, проводя пальцем по напрягшемуся члену, — видишь, как он затвердел? Твоя задача — не дать ему кончить слишком быстро.

— А как? — спросила Аня, слегка нахмурившись.

— Можно вот так, — Софья продемонстрировала, как основание члена пережимается между большим и указательным пальцами. — Или зажать вот здесь, — её пальцы сомкнулись чуть ниже головки, оставляя её тугой и налитой, но лишая возможности разрядки.

Аня кивнула, пробуя повторить — сначала неуверенно, затем с возрастающей точностью.

— Хорошо, — одобрила Софья, наблюдая, как дочь учится контролировать ритм и силу нажатия. — Главное — чувствовать его реакцию.

Кирилл, полностью во власти их манипуляций, мог лишь напрягаться в ремнях, его учащённое дыхание глухо звучало из-под кожаного шлема.

Софья Михайловна ловко щёлкнула ногтем по налитой головке.

— Видишь? — Кирилл дёрнулся в ремнях, а она повернулась к дочери. — Попробуй.

Аня осторожно повторила — лёгкий щелчок подушечкой пальца.

— Ты так смешно делаешь, — Софья усмехнулась, поправляя её движение. — Вот так: *Щёлк!*

Член резко подпрыгнул, а тело Кирилла выгнулось в дугу. Ремни впились в кожу, скрипя от напряжения.

— Видишь, как реагирует? Давай ещё.

Аня повторила — уже увереннее. На этот раз его рывок был сильнее, а из-под кожаного шлема вырвался приглушённый, хриплый звук.

— Мам, а почему ты его так… — Аня жестом показала на туго затянутые ремни.

— Чтобы не мешался, — Софья провела ладонью по его напряжённому животу. — Урок должен быть наглядным.

Кирилл снова дёрнулся, но теперь его движения стали отчаяннее — он явно пытался что-то крикнуть, протестовать, но кляп и шлем превращали всё в бессильные стоны.

Софья Михайловна указала на начавшую ослабевать эрекцию:

— Видишь? Уже падает. Давай, поднимай, как я учила.

Аня сосредоточенно повторила показанные движения, но Кирилл, протестуя, начал водить тазом из стороны в сторону, пытаясь выскользнуть из её хватки.

— Мошонку так сильно не сжимай, — поправила Софья, беря руку дочери в свою. — Вот так, мягче. А здесь, — её пальцы легли на определённую точку у основания, — можно нажать сильнее.

Член тут же отреагировал, снова наполняясь.

— Видишь, как сработало?

— Ага! — Аня радостно улыбнулась, явно довольная результатом.

Кирилл бессильно застонал под маской, его бёдра дёргались в противоречивых импульсах — между желанием вырваться и реакцией на их манипуляции.

Софья Михайловна провела пальцем вдоль напряжённого члена, затем остановилась у самого кончика.

— Есть более быстрый способ, — сказала она, глядя на Аню. — Надо взять в рот. Смотри.

Она наклонилась, её губы плотно обхватили головку, демонстрируя чёткие, ритмичные движения. Через несколько секунд она выпрямилась.

— А рукой в это время можно так, — добавила она, обхватив основание и начав синхронно двигать ладонью.

— Давай, попробуй.

Аня скривилась:

— Ну мааам!..

Софья Михайловна резко хлопнула ладонью по тумбочке:

— Ну-ка, быстро взяла в рот!

Аня вздохнула, но подчинилась. Её губы неуверенно сомкнулись, раздалось громкое *чмок*.

— Двигайся! — Софья раздражённо надавила на затылок дочери, заставляя её голову ритмично покачиваться.

Аня закашлялась, отстраняясь:

— Я не могу…

— Смотри как надо! — Софья Михайловна вновь наклонилась, показывая технику — глубокие, размеренные движения, язык, скользящий по чувствительным местам.

Кирилл выгнулся в ремнях, его тело напряглось до предела.

Софья Михайловна резко подняла руку, прерывая процесс.

— Повтори! — приказала она, пристально наблюдая, как Аня неуверенно проводит языком по напряженному стволу. — Языком води, вот так.

Она показала точное движение, затем внезапно остановила дочь:

— Стой. Пойми одну важную вещь. — Её голос стал жестким, но в нем проскользнула необычная нота заботы. — Это не мне нужно. Это для твоей будущей семейной жизни. Чтобы муж не гулял на стороне и не приносил домой всякую заразу…

Вдруг её лицо исказилось досадой:

— Ах, черт!

Она шлепнула себя по лбу, затем быстро ощупала карманы халата.

— Чуть не забыла. Я сейчас…

Не закончив фразу, Софья Михайловна вышла из комнаты, оставив Аню с растерянным видом и Кирилла, напряженного до предела в своих кожаных ремней.

Аня отстранилась, вытащив член изо рта и внимательно разглядывая его блестящую от слюны кожу.

— Кажется, получается… — пробормотала она себе под нос, довольная.

Затем вспомнила что-то, и её глаза расширились:

— Аа… ещё языком здесь…

Её язык скользнул по чувствительной уздечке, прежде чем она снова обхватила губами головку. На этот раз она попыталась взять глубже, но тут же подавилась, резко отстранившись с хриплым кашлем.

— Кх-кх…

Не сдаваясь, она сделала ещё одну попытку, осторожно продвигаясь глубже, но снова закашлялась. В спешке её пальцы нашли мошонку, начав массировать её, будто пытаясь компенсировать неудачу.

— Так… так… — шептала она, переключаясь на работу рукой — одна ладонь ритмично двигалась вдоль ствола, вторая продолжала сжимать и отпускать яички, изучая их реакцию.

Кирилл выгибался в ремнях, его дыхание под маской стало прерывистым и хриплым.

Дверь открылась, и в комнату вошла Софья Михайловна, довольно похлопывая по карману халата.

— Смотри! — Аня гордо продемонстрировала свою работу, не прерывая движений.

Софья оценивающе кивнула:

— Хорошо. Продолжай, сейчас будет интересное.

Они устроились рядом, наблюдая, как пальцы Ани ловко работают — одна рука скользит вдоль ствола, другая продолжает массировать мошонку.

Внезапно тело Кирилла напряглось до предела, ремни заскрипели под его рывками, из-под маски вырвалось глухое, отчаянное мычание.

— Приготовься, — предупредила Софья.

Фонтан брызнул вверх, и Аня ахнула, но не отстранилась, а наоборот — широко улыбнулась.

— Не останавливайся, — тут же скомандовала Софья. — Выжимай до конца.

Аня послушно продолжила, выжимая последние капли, пока Кирилл не обмяк в ремнях, его дыхание стало тяжелым и прерывистым.

Софья протянула ей салфетку.

— Вот и всё. Неплохо для первого раза.

Софья Михайловна достала из кармана холодный металлический предмет, который с лёгким звоном лег на ладонь.

— Сейчас кое-что покажу, — произнесла она, демонстрируя Ане пояс верности — аккуратный металлический чехол с системой замков и ремней.

Кирилл, всё ещё тяжело дыша под маской, не сразу понял, что происходит, пока её пальцы не обхватили его мягкий член.

— Видишь, как он уменьшился? — Софья сжала его в кулаке, демонстрируя дочери. — После оргазма они лежат в отключке. Нужно пользоваться этим моментом.

Она ловко надела металлический чехол, затянув его у основания.

— Здесь фиксируем… — её пальцы провели вокруг мошонки, закрепляя вторую часть пояса. — И защёлкиваем.

Раздался чёткий щелчок замка.

Софья дёрнула за конструкцию, демонстрируя её прочность.

— Видишь? Теперь это невозможно снять.

Кирилл дёрнулся, наконец осознав, что произошло, но металл лишь холодно звякнул в ответ на его попытки пошевелиться.

Аня с любопытством потрогала пояс, затем посмотрела на мать:

Аня нахмурилась, проводя пальцем по холодному металлу:

— А зачем это?

Софья Михайловна вздохнула, как учитель, объясняющий очевидное:

— Если муж уедет в командировку, он не сможет тебе изменять. Видишь, ствол какой кривой? — Она постучала ногтем по анатомическому изгибу клетки. — В туалет ходить сможет, но ничего больше. Приедет — а ключ у тебя. Откроешь, и будете заниматься сексом сколько угодно.

Аня задумчиво покрутила замок:

— То есть он у меня всегда будет ходить с этим?

— Нет, — резко оборвала её Софья, — так нельзя. И вообще, этим нужно пользоваться только с его согласия.

Она провела ладонью по запотевшему металлу, внезапно смягчив голос:

— Это инструмент доверия, а не тюрьма. Поняла?

Аня кивнула, но в её глазах ещё мелькали сомнения.

Софья вздохнула и махнула рукой:

— Ну ладно, иди.

Когда шаги Ани затихли в коридоре, её пальцы потянулись к ремням. Она методично освободила Кирилла — сначала руки, потом ноги, затем сняла шлем и кляп. Его лицо было красным, волосы прилипли ко лбу, а губы дрожали, когда он наконец смог говорить.

— Спасибо… — прохрипел он, тут же потянувшись к металлическому поясу. — А это зачем?

— Для безопасности, — ответила Софья, как будто объясняла что-то очевидное. — Я же говорила тебе.

— Да я же… — он попытался приподняться, но она резко прижала ладонь к его паху, заставив застыть. — Вы что…

— Я не могу рисковать, — перебила она, и в её голосе впервые прозвучала не просто властность, а что-то глубже. — Пока не буду уверена, что ты понимаешь правила, это останется на месте.

Её пальцы слегка постучали по металлу, и звонкий звук заполнил комнату.

Софья Михайловна медленно провела ладонью по его груди, затем встретилась с ним взглядом.

— И ещё одна просьба, — начала она, голос её звучал необычно мягко. — Я тебя уважаю. Ты хороший человек… и мне нравишься.

Кирилл покраснел до корней волос:

— Я для вас что угодно…

— У Ани… не было мужчины, — продолжила Софья, слегка сжимая пальцы на его плече. — И я хочу, чтобы это был ты. Но с условием.

Она наклонилась ближе:

— Никаких объятий. И она не должна тебя видеть.

— Можно выключить свет… — пробормотал он.

Но Софья покачала головой:

— Я хочу контролировать. Но надо ещё с ней поговорить.

Её глаза стали тёмными, почти непроницаемыми.

Дверь спальни тихо закрылась, оставив Кирилла за порогом. Аня сидела на краю кровати, пальцы её беспокойно теребили край подушки.

-Ты точно этого хочешь? — спросила Софья, изучая лицо дочери.

Аня сделала глубокий вдох:

- Теперь я хочу даже больше… но боюсь. Я вроде бы понимаю, как трогать, но… что делать дальше? Руки только мешают, не знаю, куда их деть…-

Софья присела рядом, её ладонь легла на дочкино колено:

- Может, тогда свяжем их? Чтобы не отвлекали.-

Глаза Ани загорелись:

- Да! Так будет проще… и от этого становится так жарко. И шлем… я хочу его, чтобы никто не видел мое лицо.-

Софья кивнула, но её лицо стало серьёзным:

-Я разрешаю. Но ты должна понять — это не просто забава.-

Она приподняла подбородок дочери, заставляя встретиться взглядом:

- Я не хочу, чтобы ты училась на первом попавшемся мальчишке, который воспользуется твоей неопытностью. Ты должна чувствовать своё тело, понимать, чего хочешь. Без глупых ошибок.-

Аня покусывала губу, но кивнула.

-Кирилл сделает всё правильно. Он… проверенный.- — Голос Софьи дрогнул на последнем слове. -Если что-то пойдёт не так — пни его ногой. Я буду рядом.-

***

Софья развернула шёлковый шнур, перекидывая его между пальцами.

-Встань ровно. Руки за спину.-

Аня послушно сложила запястья. Шнур заскользил по коже, обвивая руки плотными витками.

-Попробуй.-

Аня напрягла руки, проверяя узлы. Шнур слегка врезался в кожу, но не причинял боли.

-Красиво?- - спросила Софья, проводя ладонью по уже розовеющей коже.

-Да... Очень,- - прошептала Аня, её голос дрогнул от возбуждения.

-Теперь это.-

Мягкий кожаный кляп с ремешком плавно вошёл в её рот.

-Глубже.-

Аня послушно сомкнула губы на ремешке.

-И последнее.-

Кожаный шлем натянулся на голову, скрывая всё лицо. Софья проверила каждый замочек, каждый ремешок.

-Ложись.-

Аня опустилась на кровать, её тело изогнулось в подготовленных связях.

-Жди.-

Софья вышла, оставив дверь приоткрытой.

Кирилл стоял у стены, обнажённый, пояс верности холодно поблёскивал при свете лампы. Софья вошла, закрыв за собой дверь.

-Не удивляйся,- — начала она, поправляя складки халата. — Аня сама попросила шлем. Её это... возбуждает. И сейчас ей это необходимо.

Её взгляд скользнул вниз, оценивающе:

-Ты сделаешь всё правильно. И постараешься хорошо.-

Кирилл нервно провёл пальцами по металлическому поясу.

Софья усмехнулась:

-Всему своё время.-

Её рука легла на дверную ручку:

-Идём. Она ждёт.-

***

-Начни с шеи,- — раздался спокойный голос Софьи. Она стояла у изголовья, пальцы её были сложены перед собой, будто держали невидимые бразды правления. — Легкие касания. Только подушечками пальцев.

Кирилл послушно протянул руки, его пальцы едва коснулись кожи Ани у основания головы. В комнате было тихо настолько, что слышалось, как учащается её дыхание под кожаной маской.

-Медленнее, — поправила Софья, не меняя интонации. — Ты не вытираешь пыль. Каждое движение должно будить нервы, а не раздражать их.-

Её глаза, холодные и оценивающие, следили за тем, как его пальцы начинают новый круг — теперь уже с правильным нажимом, оставляя за собой едва розовеющую тропу на бледной коже.

-Плечи. Но не опускайся ниже, пока я не скажу.-

Шёлковые шнуры слегка заскрипели, когда Аня бессознательно прогнулась под его прикосновениями. Софья заметила это и позволила себе едва уловимую ухмылку.

-Запястья. Разомни каждый сустав,- — она сделала паузу, наблюдая, как его пальцы скользят по тонким косточкам, — но не дави. Её тело должно раскрываться, как книга, а не рваться, как бумага.-

Кирилл чувствовал, как пульс под кожей Ани учащается в такт его движениям. Софья шагнула ближе, её тень упала на связанные запястья.

-Достаточно,- — произнесла она наконец. — Теперь она готова. Но пусть подождёт. Пусть затоскует по твоим рукам.-

И в тишине комнаты повисло напряжение — между её словами, его замершими ладонями и её кожей, уже скучающей по прикосновениям.

-Теперь грудь, — произнесла Софья, и в её голосе впервые появились нотки тёплого металла. — Но не торопись к соскам. Очерти периметр.

Её ноготь, холодный и острый, прочертил в воздухе невидимый круг над левой грудью Ани, оставляя на коже лишь мурашки от своего приближения.

Кирилл повиновался. Его ладони легли робко, будто боялись расплескать что-то важное.

-Ты не на пашне, — усмехнулась Софья, — давление должно быть таким, чтобы остались воспоминания, но не синяки.

Её пальцы неожиданно легли поверх его, направляя, корректируя амплитуду.

-Вот так... Чувствуешь, как под твоей ладонью кожа становится горячее? Это кровь бежит быстрее. Теперь правой рукой — круги поменьше. Левой — продолжай обводить.-

Аня зашевелилась под шнурами, её грудь приподнялась навстречу ладоням. Софья заметила это и резко сжала запястье Кирилла.

-Ещё не время. Пусть попросит без слов.-

Её собственная рука скользнула вдоль тела дочери, указательный палец провёл твёрдую черту между грудями.

-Видишь эту линию? Здесь — граница. Переступать её будешь только когда её дыхание станет прерывистым, а бёдра начнут искать твоих прикосновений.-

Кирилл кивнул, его собственное дыхание теперь тоже сбилось.

- Сейчас она на краю, но ещё не падает, — прошептала Софья, наклоняясь так близко, что её губы почти коснулись его уха. — Заставь её упасть.-

И в этот момент её рука резко опустилась на живот Ани, заставляя всё её тело вздрогнуть в шнурах.

Софья медленно обошла кровать, её шёлковый халат шелестел, как змеиная кожа.

-Теперь, — она остановилась у бедра Ани, — -внутренняя поверхность. Но не прикасайся — только дыханием.-

Кирилл наклонился, его горячее дыхание коснулось нежной кожи. Аня резко вдохнула, шнуры врезались в запястья.

-Ближе, — прошипела Софья, её пальцы впились в его плечо. — Но не касаясь. Пусть мучается от предвкушения.

Его губы почти касались кожи, оставляя лишь влажный след. Софья наблюдала, как дрожат мышцы бедер Ани, как её живот напрягается в тщетной попытке приблизиться.

-Достаточно.- Резкий щелчок пальцев. -Теперь — языком. Один. Единственный. Точечный. Касание.-

Когда его язык коснулся кожи, Аня выгнулась так, что кровать заскрипела. Софья тут же прижала ладонь к её животу, пригвоздив к матрасу.

-Ты что, забыл, что значит 'один'?- — её голос звенел, как лезвие. — -Теперь она будет ждать следующего десять минут. И получит его, только если будет достаточно тихой.-

Её ноготь провёл по внутренней поверхности бедра, оставляя белесую полосу, которая медленно розовела.

-Вот видишь — она уже учится.-

Софья склонилась над кроватью, её пальцы впились в бедро Ани, когда Кирилл провёл языком вдоль внутренней поверхности бедра.

-Ещё,- — прошипела она, и его следующий укус был точным, как хирургический надрез.

Аня взорвалась.

Её тело выгнулось в дугу, шёлковые шнуры врезались в запястья, но не могли сдержать эту бурю. Ноги били по простыням, пятки скользили по шелку, оставляя влажные следы. Голова моталась из стороны в сторону, кожаный шлем скрипел от напряжения, заглушённые стоны превращались в хрипы.

Софья прижала ладонь к животу дочери, чувствуя, как под кожей бьётся бешеный пульс.

-Видишь?- — её голос перекрыл все звуки. — -Вот почему мы её связали.-

Кирилл замер, наблюдая, как Аня борется с верёвками, её тело покрытое испариной, грудь вздымается в бешеном ритме.

-Не останавливайся,- — Софья провела ногтем по его спине. — -Сейчас она на грани. Доведи до края… и оставь висеть.-

Его зубы впились в нежную кожу у основания бедра, и Аня закрутилась, как рыба на крючке, шнуры врезались глубже, но теперь уже не сдерживали, а подчёркивали каждое движение, каждую судорогу.

Софья наблюдала, как её дочь тонет в этом море ощущений, и впервые за вечер её губы дрогнули в чём-то, отдалённо напоминающем улыбку.

Софья внезапно встала, её тень накрыла Кирилла.

-Довольно,- — властно бросила она, и в комнате повисла тишина, нарушаемая только прерывистыми стонами Ани.

Её пальцы скользнули к металлическому поясу, щелчок замка прозвучал, как выстрел.

-Встань.-

Кирилл поднялся, его возбуждение теперь ничем не сдерживалось. Софья развернула презерватив с хирургической точностью.

-Смотри,- — её пальцы обхватили его, скользнули вниз, натягивая латекс. — -Каждый миллиметр. Никаких складок.-

Аня замерла, почувствовав перемену в атмосфере. Её тело, ещё минуту назад бившееся в конвульсиях, теперь напряглось в ожидании.

Софья отступила, жестом указав на кровать.

-Теперь — внутрь. Медленно. Чтобы она почувствовала каждый сантиметр.-

Её ладонь легла на поясницу Кирилла, направляя, контролируя скорость проникновения. Аня закричала в кляп, её ноги обвились вокруг его талии, шнуры впились в плоть.

-Не торопись,- — Софья прижала ладонь к животу дочери, чувствуя движение внутри. — -Пусть запомнит это навсегда.-

И когда волна накрыла Аню, когда её тело затряслось в последнем, бесконтрольном спазме, Софья лишь прошептала:

-Теперь ты знаешь, как это должно быть.-

Софья замерла у кровати, её острый взгляд отмечал, как тело Ани постепенно переходило от напряжения к расслаблению. Мышцы, ещё минуту назад напряжённые до дрожи, теперь мягко растекались по простыням. Пальцы, впивавшиеся в ткань, разжались, будто выпуская невидимые нити контроля. Дыхание из прерывистого становилось глубоким и ровным — она уловила этот миг перелома, когда удовольствие сменяется опустошением.

В её руке блеснуло лезвие — тонкое, отточенное, созданное для разрезания самых нежных узлов. Один лёгкий взмах, и шёлковые путы рассыпались, словно и не держали вовсе, оставляя на коже лишь розоватые следы-воспоминания.

Аня вздохнула, и её руки, будто заново открывая собственное тело, медленно поплыли вверх: пальцы коснулись вздымающейся груди, скользнули по влажному животу, замерли на бёдрах, всё ещё вздрагивающих от пережитого. Каждое прикосновение было исследованием — нежным, почти удивлённым.

Когда пальцы Софьи потянулись к застёжкам шлема, Аня слабо застонала. Её рука — едва поднятая, дрожащая — мягко отстранила мать, не в силах вынести даже эту близость сейчас. Чёрная кожа маски оставалась неподвижной, её глянцевая поверхность отражала свет лампы, скрывая всё, что происходило под ней. Лишь лёгкий наклон головы выдавал внутреннюю опустошённость.

Софья отступила, охватывая взглядом картину: перламутровая кожа, блестящая от пота; изящные изгибы, застывшие в блаженной истоме; контрастная чёрная голова, безмолвная и загадочная, как закрытая книга.

Не говоря ни слова, она повернулась к Кириллу. Одного взгляда хватило — он понял, что должен исчезнуть. Когда дверь за ним закрылась, Софья ещё мгновение постояла в тишине, затем вышла, оставив Аню наедине с её открытым телом и закрытым лицом, с её первой настоящей свободой.

****

Утро.

Белая простыня, смятая в нежных складках, хранила следы ночи — лишь несколько размытых пятен, бледно-розовых на белоснежном. Аня проснулась, и всё тело отозвалось сладкой болью — нежной тяжестью в мышцах, тёплым пульсированием между бёдер. Она потянулась, и кожа заструилась под лучами солнца, подчёркивая контраст: молочно-белое тело и глянцево-чёрный шлем, плотно облегающий голову.

Пальцы коснулись кожи — своей, но уже странной под слоем лакированной кожи. Она провела по щекам, по подбородку, будто проверяя границы себя. Потом руки скользнули к затылку, искали знакомые застёжки, но нашли лишь гладкую поверхность.

Она перекатилась на живот, бёдра приподнялись в немом вопросе. Руки снова ушли за голову, пальцы скользили вдоль шва, пытаясь подцепить край. Ничего.

Попытка встать на колени превратилась в медленный танец: спина выгнулась, грудь провисла, а пальцы всё так же искали разъём на затылке. Шлем не поддавался.

Аня упала на спину, раскинув руки. Глухой смешок вырвался из-под кляпа.

****

Кухня

Фарфоровый чайник дымился между ними. Софья Михайловна вдруг замерла — её брови чуть приподнялись, а губы сложились в едва уловимую улыбку. Кирилл Андреевич обернулся следом за её взглядом.

Аня шла по коридору в странной, почти комичной позе — её роскошная фигура, которую обычно подчёркивали платья с корсетами, сейчас была сгорблена, колени полусогнуты, а руки растопырены в стороны, неуверенно шарили в воздухе, будто она пробиралась через паутину.

Она двигалась медленно, осторожно, носок ноги сначала нащупывал пол, прежде чем сделать шаг. Дойдя до двери в туалет, её рука долго скользила по стене, ища выключатель.

И нашла.

Щёлк.

Аня замерла. Её плечи дёрнулись в мелкой дрожи — осознание собственной глупости накрыло её волной. Рука в отчаянии шлёпнула себя по лбу (точнее, по шлему), затем резко дёрнула выключатель вниз.

Тьма.

Она глубоко вздохнула — видимо, мысленно выругалась — и на ощупь нашла ручку двери.

Захлопнула за собой громче, чем планировала.

На кухне воцарилась тишина.

Софья Михайловна подняла чашку, скрывая улыбку.

Чай в чашках уже остыл. Кирилл Андреевич отодвинул стул, его голос прозвучал ровно, будто ничего не произошло:

— Софья Михайловна, мне пора. Сегодня последний день командировки. Завтра утром зайду за вещами.

Она кивнула, поправив складку халата на коленях:

— Буду ждать, Кирилл Андреевич.

Они поднялись одновременно. В прихожей он натянул пальто, избегая смотреть в сторону закрытой двери туалета. Дверь в подъезд захлопнулась с тихим щелчком.

Софья Михайловна подошла к туалету, приложила ладонь к деревянной поверхности. Губы её дрогнули в улыбке.

— Аня, дай сниму!

Пауза. Затем — лёгкий щелчок защёлки. Дверь приоткрылась на сантиметр. Из щели прорвался сдавленный смех — звонкий, чуть истеричный.

Софья рассмеялась в ответ, толкая дверь:

— Иди сюда!

За дверью послышался шлёпающий звук босых ног по кафелю, смех стал громче.

****

Вечер. Прихожая. Кирилл стоит с сумкой в руках, пальцы сжимают ручку пакета чуть крепче, чем нужно.

- Софья Михайловна… - он оборачивается, будто вспомнив что-то важное:

- А где Аня?

Софья поправляет складку халата – сегодня он цвета спелой вишни, почти чёрного в вечернем свете.

- Уехала уже, - отвечает она ровно, но уголок глаза дрожит.

Кирилл делает шаг ближе:

- Как она?..

На лице Софьи появляется улыбка – не та, что бывает на людях, а особенная, знакомая только ему:

- В полном восторге.

Пауза.

- Обещала найти вас и изнасиловать.

Они смеются – он краснеет, она прикрывает рот ладонью, но глаза остаются серьёзными.

- Можно… в следующий раз снять квартиру у вас? - выдыхает он.

Софья изучает его – так же, как когда-то осматривала пыль на рамах.

- Да хоть завтра, - наконец говорит она, и улыбка становится мягче, почти тёплой.

****

Кирилл замирает на пороге, пальцы бессознательно сжимают ручку двери. В горле комок, слова, которые он репетировал всю ночь, снова застревают где-то между сердцем и губами.

Софья замечает это мгновенное колебание. Её взгляд – тот самый, пронизывающий, от которого он в первые дни терял дар речи – мягчеет.

- Выпрямись, - говорит она тихо, но так, как говорят только с теми, кого действительно знают. Голос её звучит не как приказ, а как напоминание:

- И скажи чётко, что хотел.

Он вдыхает – глубоко, до дрожи в рёбрах, расправляет плечи. Глаза не опускает.

- Софья Михайловна,- звучит твёрдо, без привычных пауз между словами, -- Я люблю вас.

Тишина. Только часы в гостиной отсчитывают секунды. Затем её пальцы – всегда такие уверенные, всегда знающие, куда им быть – касаются его щеки. Лёгкое движение, почти невесомое.

- Я тоже тебя люблю.

Пауза.

- Иди уж, опоздаешь.

Её рука опускается. Он разворачивается, дверь открывается, пропуская вечерний воздух. Шаги по лестнице звучат медленно, будто каждый из них даётся усилием.

***

Софья стояла у окна, прижав ладонь к холодному стеклу. Вдали медленно удалялась знакомая фигура – ровная спина, привычный ритм шагов. Но в этой размеренной походке читалась нерешительность, будто каждый шаг давался с усилием.

Грудь сжало так резко, что она непроизвольно прижала руку к горлу. Слезы – те самые, что она запрещала себе все эти годы – предательски застилали вид. Как же так? Она ведь никогда…

Вдруг фигура вдали замерла. Кирилл остановился, будто что-то вспомнив. Минуту. Две. Софья не дышала, следя за его неподвижным силуэтом.

Потом он резко развернулся. Сначала шаг. Еще один. Затем внезапно сорвался в бег, сумка беспомощно болталась в его руке.

Уголки губ Софьи дрогнули. Потом трясущейся рукой она смахнула предательскую слезу. Когда он уже подбегал к подъезду, она едва слышно прошептала в стекло:

- Иди сюда, мой сладкий мальчик…

Губы сами сложились в улыбку – ту самую, настоящую, которую она так тщательно прятала все эти месяцы.