Лабиринт Кривых Зеркал

Видишь, там птица срывается с ветки?

Черною ряской зарос водоем.

Из-под корней смотрят хмурые цверги.

Гретхен, опомнись! Куда мы идем?!

Йовин.

Пролог.

«В ночь на 31 октября ... года в поселке Лисово Осиновского района пропали восемнадцатилетняя Екатерина Октябрева и двадцатилетний Михаил Бобров. Любого, кто располагает какими-либо сведениями, просим...»

Пролог-2.

Кто другой мог бы долго гадать, с чего всё началось. Увы, как раз я это теперь знаю точно.

Точка отсчета — нашумевшая выставка «молодых, перспективных» художников.

Только понятия не имею, что и когда я должна была изменить.

Еще говорят, что счастье не в деньгах. Будто те, у кого их нет, получают его взамен приятным бонусом. Просто сачком ловят.

К сожалению, иногда дело именно в деньгах. Например, в ипотеке, что ты не можешь платить. В зубах, что не на что вставить. В лекарстве, без которого не можешь дышать.

Но ведь у нас всё так далеко не зашло. Просто моя мать выросла там, где заходило. И никогда, никогда не хотела вернуться назад.

Иногда ради этого многие готовы на всё.

Но теперь у меня будет время поразмыслить. Все дороги вели сюда, но мне нужно разобраться с той единственной, что пролегла передо мной сейчас. Когда уже некогда и некуда свернуть.

И с тем, кто тот путь проложил. С моим, как выяснилось, самым опасным врагом. С тем, кто всё это время играл со мной, оставаясь за кадром. Кто меня почти переиграл, пока я бестолково блуждала в потемках, как слепой, новорожденный щенок.

И именно он ждет меня сейчас за пределами Лабиринта.

И я должна его опередить. Если хочу выжить.

Стрелой несусь сквозь бесконечное море знакомой зелени, осеннего золота, алых всполохов. Через Лабиринт. Куда мало кто решается заглянуть. Не говоря уже о том, чтобы там побродить.

Не все же там — дома.

- Ты вернулась... - на сей раз шепот уже можно разобрать. Мне. - Ты вернулась, Лик...

Я – Лик. Вот только чего или кого?

Раз, два, три, четыре, пять. Я уже иду искать...

Глава первая.

Чужой взгляд я ощутила издали. И обернулась резко.

Среди чужих полотен он сам кажется нарисованным. Рослый, худощавый темноволосый парень. С богемно-длинным «хаером».

Слева — сумрачная хвойная чаща. Справа — таинственное озеро под слишком крупной полной луной.

А между ними — живой парень. И ощущение, что сам он — пять минут, как с любой из картин. Спустился поглядеть на соседний мир. Или себя показать...

И, главное, не сказать, чтобы в этом пронзительно-остром взгляде — уже привычное внимание. Как со стороны многих других.

Нет. Скорее, удивление. Будто здесь этот паренек ожидал встретить кого угодно, но не меня.

Будто здесь мне точно не место.

Ничего нового, в общем-то. Как раз к такому я за почти семь лет привыкла — дальше некуда. Правда, обычно не от сверстников.

Но чем ты старше — тем больше в жизни очевидных плюсов и выгодных преимуществ.

Например, прикид на таких художественных выставках. И тон «светских» бесед там. Со мной. Когда меня замечали.

Ну, и мое отношение к этому.

Ведь раньше было так:

- Ты, наверное, тоже рисуешь? - обычно подобное сквозь зубы снисходительно щебетали возрастные, пересушенные дамы в вечерних платьях. А то еще и в шляпках и в перчатках.

Ну, иногда еще и веером старательно поигрывали. Разгоняли несуществующую духоту. Можно подумать, на таких выставках проблемы с качественными кондиционерами.

Пародия на светские рауты прошлого.

В прежние годы это завязло у меня в зубах. Сейчас – привыкла.

Как и к абсолютно одинаковым взглядам любопытствующих. Ответа «светские» дамы ждали всегда тоже одного. С плохо скрываемым нетерпением. Как голодные акулы — уже готовые рвануть на вкусный запах долгожданной крови.

Ведь им уже было заранее прекрасно известно прямо от моей матери - обо всех моих «талантах». Об их отсутствии.

Но что я могла тогда ответить-то? Если только внаглую не врать. А это дано не всем.

А промолчать - нельзя. Не в моем прежнем возрасте. Сразу станешь «грубиянкой» и «хамкой».

- Нет, - обычно вежливо улыбалась я. Улыбкой-зеркалом. – Только моя мама и сестра.

- Понятно.

И взгляд собеседницы привычно менялся. Очередной знаток составлял обо мне мнение. Некрасивая и бездарная дочь и сестра давно и отчаянно завидует двум талантливым красавицам. На ком-то природа отдыхает всегда...

У девчонки и ума-то явно негусто. Это ж надо — вырядиться в розовенькое при таком-то типаже внешности. И завязать волосы в подобный дурацкий хвост — при лопоухих-то ушах. И это при матери-то с безупречным художественным вкусом.

Пора переходить к следующему полотну...

На таких выставках с последующим сабантуем обычно участников-художников — десятка два. Иначе разоришься...

Сейчас мне смешно всё это даже вспоминать. Было бы, из-за чего переживать и расстраиваться.

Во-первых, нервная мама уже убила бы любого доморощенного знатока за одну лишь характеристику ее работ - «рисунки». Художник – всегда только «пишет».

А вот сестренка – именно рисует, потому что ни черта не разбирается в терминологии. И даже не пытается.

Во-вторых, мама вовсе не считает Лану талантливой. Для нее природа отдохнула на обеих дочерях. Но одна честно это признает (я), а вот другой смелости не хватает.

Собственно, потому маман уже и оставила меня в покое. Смысл прохаживаться по давно зажившим болевым точкам?

«О, это Лика, моя старшая дочь, - небрежно-небрежно. - Я ее тоже люблю... даже несмотря ни на что...» - и понимающий смех «для своих»...

В-третьих, талант – это ведь не только живопись. У меня, к примеру, первый разряд по шахматам. Я все соревнования выигрываю.

Сказать кому-нибудь из окружающих? Представляю искривленные рожи. «Но это же не для девушек! Не для нормальных девушек...»

Особенно с учетом нашей сборной секции — где на досках никто не делит нас по полам. Это же не силовой спорт.

«Знаете, я рада, что Лика увлеклась хоть чем-то. А то я уже всерьез беспокоилась, что она совсем...»

Ну, а в-четвертых, я вообще-то давно уже считаю себя привлекательной. Да, не тот сахарный вариант, что у моих матери с сестрой, но тоже хорош. Кто не верит – спросите моих знакомых парней.

Да, типаж не нежной принцессы, а отчаянной пиратки. И что?

Достаточно оглядеть приглашенных на вечер мужиков, чтобы оценить: я права. В части кавалеров любого возраста.

Вот вечера после выставок я люблю. Хотя бы потому, что туда меня раньше не брали. Это ведь не постоять в дурацком прикиде рядом с безупречной мамой и маминым новым полотном.

От выбранных родительницей платьев в розово-голубой гамме мне удалось отделаться уже годам к тринадцати. (Как и от придуманных ею «скромных причесок хорошей дочки».) То есть всего за пару лет. Ну, когда я таки усвоила, что сердце у мамы здоровое, как у быка. И ни одна «скорая» у нее никогда и ничего не найдет.

Правда, если рявкнут, то тоже именно на меня. Дескать, довела – всё из-за непослушной дочери. Пришлось сюда зря тащиться.

Почему-то трудные, истеричные подростки — это уже общепринятая штамповка на определенный возраст. В другой типаж никто просто не верит.

Но к такому я уже привыкла давно. Глупо обижаться на то, что не изменить. И что всё равно пройдет — рано или поздно.

И не такое проходило.

Папа ведь тоже перестал вставать на мамину сторону. И не только в вопросе платьев. Когда понял, что на слишком уж серьезные угрозы я могу сердиться долго. А после «заслуженной» пощечины это не он со мной не разговаривает, а я с ним.

Мама тогда быстро вновь махнула на меня рукой. И привычно занялась лишь собой. И Ланой.

В конце концов, пока я догоняла школьную программу у бабушки, она как-то обходилась без меня два года. И только радовалась, что я далеко. Что с моими «проблемами» приходится водиться не ей. Раз уж «у всех дети как дети», и только на мою мать свалилось такое.

К тринадцати я уже отбила право одеваться, как мне нравится самой. Как именно мне идет. А не чтобы оттенять ослепительную (она и правда настоящая красавица) внешность мамы.

Мне идут темные тона. В них я - это я. Не чужая тень. Не фон для другого типаж внешности.

И мои уши — это не «глупые комплексы» и не «с природой не поспоришь, не всем родиться хорошенькими», а то, что нужно просто аккуратно прикрывать волосами.

И раз уж на мамину выставку и последующий вечер нельзя джинсы – пусть будет маленькое черное платье. В нем я выгляжу лет на двадцать.

Что сразу переводит меня в категорию, куда менее доступную для чужого хамства.

И в нем уж точно не грозят дурацкие вопросы. И презрительно-сочувственные взгляды.

Только восхищенные и завидущие.

И мажоры. Всех сортов и калибров.

И их пожилые отцы заодно, но эти в таком цивилизованным месте сунуться к юным девушкам постесняются. Студенток они в других местах клеят.

Зато мажоров я уже давно вполне устраиваю. И не только здесь. Их любимый цвет и размер, можно сказать. Знойная дева, мечта балованных папенькиных сынков.

Особенно с тех пор, как мы с Ланкой сменили школу.

Сначала мне это даже нравилось. Только привыкшая считать себя почти страшной уродкой девчонка по-настоящему способна оценить новую роль красавицы.

И эта выставка оказалась не самой скучной в моей жизни, так что к переходу в ресторан и к танцам я странного парня с его непонятными взглядами из башки уже выкинула.

Очередной мажор приглашает меня уже вторично. Нет, безупречно вежливо, конечно. Для мажора. Даже странно.

Мама хмурится. Еще бы – парень ведет меня на танец. И он явно меня старше. И не на пару лет.

А вдруг? А мало ли?

Будто было недостаточно «той истории» с Лешкой?

Зря. Я действительно люблю Лешку. И верна ему. После окончания мной школы мы сразу поженимся. Летом. Я закончу универ, рожу ребенка и буду жить долго и счастливо. Так, как сама захочу.

А мажоры мне никогда не нравились даже в школе. В той единственной - последней - где они есть. И как раз там я сейчас слишком нравлюсь одному из них. Настолько, что мысль подготовить папу, как я заберу доки и сменю школу, кажется всё привлекательнее. Или он разрешает вернуться мне в прежнюю школу, или я нынешнюю просто бросаю и перехожу на домашнее обучение. Недостаточно хорошо справлюсь? Значит, летом у него будет дочь – студентка не универа, а колледжа. Весной мне стукнет восемнадцать. Я буду достаточно взрослой, чтобы провернуть всё это даже без его разрешения.

На третий танец мы заметили друг друга со знакомым знакомого. Обрадовались, как родным.

И следующие два танца спасали друг друга. От левых, слишком навязчивых парней и девиц.

Я люблю восхищенные взгляды парней. Но не слишком назойливое внимание.

Хоть здесь всё и цивильно. Все-таки — вокруг предполагается приличная интеллигенция, а не бухающая богема.

Напиваться все будут дома. В своем кругу. Иначе сюда бы точно не притащили Лану и пару-тройку ее условных сверстников.

Да и разъедутся все еще до одиннадцати.

А потом я огребла реальную проблему. До меня под шумок добралась маман. Безупречно-ослепительная, как всегда.