Лампа

Ну, я бы, блядь, и сам не поверил.

Как оказалось, масляная лампа по большей части выглядит вот примерно так, как в мультике про Аладдина. Тут тебе и тонкий носик, и пузатая ножка, и даже слабый блеск металла - Аладдину, вроде бы, досталось золото, ну а мне пришлось довольствоваться обычной нержавейкой.

Дед, походу, в ней отработку хранил, или что там еще, но заговнякана лампа была так, что я сразу и не понял, что это такое ко мне в руки пришло. Руки, впрочем, все равно пришлось долго отмывать.

Сраный антиквариат. В кино старьевщики прямо сплошь улыбчивые старички, у которых на складах валяются черепа инков и реликвии ранних христиан. В реальной жизни, конечно, это не так. Старьевщиком вполне может быть угрюмый бородач, у которого в наличии только побитая миска, которую, возможно - но не точно - лично расписал Малевич. Или Пикассо. Все зависит от фантазии продавца. Потому что в ином случае эту хуйню даже на металлолом не всегда брали, настолько она была изгажена.

Так что я бы, блядь, и сам не поверил.

За годы работы уважение к старине атрофируется в принципе. Вся она начинает делиться на три категории: впарить можно, впарить нельзя, джекпот. Третья, как не сложно догадаться, выпадает раз в сто лет, и почти всегда - не тебе. В тот день я узнал о существовании четвертой категории.

Потому что сделал именно то, что должен был. И о чем написано в тысяче мудацких историй. Взял старую тряпку и попытался стереть чернющие пятна с этой странной поебени. Кому ее такую всучишь, липкую, доверху залитую дерьмом.

Не знаю, сколько у меня на это ушло. Но тряпки было явно недостаточно. Пока я прикидывал, идти мне на пескоструйку или нет, за моей спиной кто-то кашлянул:

- И долго мне тут стоять?

- Что, бля? - обернулся я.

За спиной улыбался высокий мужик. Нет, не с синей кожей, вполне обычный. Даже немного банальный - красный, раздутый пьянством нос, мохнатое пузо, нависающее над ремнем. Обычный сельский Петрович. Ну только что носки его туфель не касались земли, а сам карикатурный Петрович левитировал себе над полом гаража и в ус не дул.

- Ты, блядь, кто такой?

- А ты как думаешь?

- Я милицию вызову!

- Это первое желание?

Лучше бы я ему не поверил. Но я поставил лампу на пол и прищурился:

- Чо, джинн дохуя?

- Он самый. Ахалай-махалай салам алейкум, блядь, - шутливо поклонился Петрович.

- Пиздишь.

- Мамой клянусь.

- А сделай, чтоб у тебя хуй на лбу вырос.

- Это первое желание? - приподнял густую бровь незнакомец.

- Да, валяй. Алкаш ебучий. Как ты сюда вообще забрался…

Закончить я не успел. Прямо между чернющих бровей гостя вывалился он самый - огромный хер, который тут же шмякнул его по носу и уперся в губы:

- Ну что, доволен?

- Блядь.

Я присел и потер глаза.

- Так доволен или нет? Мне еще в профсоюз отчет писать.

- Какой, блядь, профсоюз?

- Джиннский. Что, думал, мы хуже вас?

- В смысле, хуже?

- Организация труда, техника безопасности… Да вообще, - хлопнул руками по коленям херолобый, - щас профессиональную этику придумали. Ну ты прикинь, какая поебень.

- Так, стоп. Ты настоящий джинн, что ли?

- Нет, я прикалываюсь, - гость указал пальцем на болтающееся непотребство на своем лице, - И выманиваю номер твоей кредитной карты. Джинн я, блядь. Из лампы. Которую ты тер.

- Из этой?

- Да, из этой. Спасибо, что протер, конечно, но вообще если из пескоструйки пройдешься, будет лучше. Люблю песочные ванны, напоминает о родине.

- Пиздец.

Я сел на жопу и уставился на лампу. Джинн понимающе кивнул и начал ковыряться в носу:

- Да, я знаю. Не первый раз уже. Ты в меня не веришь.

- Нет, конечно. Какие, блядь, джинны.

- Такие вот, - указал на свое мохнатое пузо, выглядывающее из-под засаленной майки, незнакомец.

После чего смахнул хер с лица и заправил его за ухо:

- Другие два желания?

- Блядь.

Во мне боролись две эмоции. Первая кричала, что я пизданулся. Ну и в широком спектре предлагала решение этой проблемы: сходить к психиатру, выпить пива, просто пойти и выспаться, наконец. Вторая была хуже. Она цинично напоминала мне, что я просрал целое желание у джинна, просто чтобы посмотреть, как у него на лбу вырастет хер.

- И ты что угодно сделаешь?

- Почти. Профессиональная этика, мать ее. С этим строго. Другие джинны затравят.

- Ага.

Я посмотрел на лампу и на всякий случай поставил ее на стол:

- То есть это как в сказках. Потер лампу, и джинн выполнит твои три желания.

- Оно самое. А потом можно опять домой. Мне, знаешь, ипотеку еще платить.

- Ипотеку?

- А ты думаешь, у всех есть лампа? Нет, мне предлагали от профсоюза бутылку, но в бутылке жить - себя не уважать. Ебал я такую социальную программу, - джинн поморщился, - Какая джинниха с таким встречаться захочет.

- Охуеть.

- Не то слово, - саркастично потеребил джинн неожиданно возникший на его лбу хуй, - Так что дальше?

- В смысле, что дальше?

- Другие два желания, еблан, - наклонил голову гость, - Ну ты ж хочешь чего-то, наверняка. Все вы хотите чего-то. Я быренько это все обстряпаю, и обратно домой. Запишу себе в портфолио очередной успешный кейс.

- Ага. А я?

- А ты получишь, что просил. Ну, если вдруг не понравится - то обратись в профсоюз.

- Ебать мой старый лысый хуй, - подытожил я и снова взял в руки лампу.

- На пескоструйку пойдем? - жалобно спросил джинн, - Все-таки хотелось бы фасадик почистить.

- Да ну тебя на хер. Постой. То есть ты волшебный джинн.

- Агась.

- И ты исполняешь желания?

- Агась.

- И, типа, не наебываешь?

- Профессиональная этика, профсоюз, вот это все. Напоминаю.

- Ух, бля.

- Даже жалобу можешь направить, если что, расскажу, как.

- На желание?

- Конечно. И если комитет примет твою апелляцию, получишь еще одно бесплатно.

- Охуеть.

Джинн пожал плечами:

- Да развелось сейчас хитрых. Что у нас, что у вас. Знаешь, сколько раз я слышал “хочу еще стопицот желаний”?

- Не знаю, и знать не хочу.

- И правильно делаешь. Так что?

- Ладно, значит все можешь сделать?

- Агась.

- А можешь сделать так, чтобы политики говорили только правду?

- В смысле?

- Ну вот что думают, то и говорят. Вообще всегда. Чтобы не пиздели больше никогда.

- Ну… Могу. А оно тебе надо?

- Про хуй во лбу ты не спрашивал.

- Это другое, - усмехнулся джинн.

- Так можешь?

- Могу.

- Тогда сделай, - я пристально посмотрел на него, - Я проверю. И тогда решим вопрос с третьим желанием.

- Дурак ты, о великий, алмаз моего сердца, и прочая бла-бла поебень. Заебало меня эти восточные дифирамбы петь, но профсоюз…

- Не ссы, джина, - Я радостно потер руки, - Я тебе отзыв на пять с плюсом оставлю.

- Че, серьезно? - оживился гость и протянул мне визитку, - Держи тогда адрес, на этом сайте…

Но я его уже не слушал. Вприпрыжку побежал в дальний угол гаража, где стояло засаленное кресло - антикварное, дорогое, лично царь Петр на нем пьяный спал, мамой клянусь. И сел напротив телевизора. И впервые за много лет его включил. Джинн висел где-то позади - недалеко. Чтобы его увидеть, не надо было отвлекаться от экрана, достаточно было скосить глаза. Полный предвкушения, я включил новости.

Сперва ничего не происходило. Надои, стабильность, развитие, мир и процветание назло врагам. Потом ничего не произошло тоже. Я переключил еще несколько каналов, и посмотрел на джинна, а тот только продолжал улыбаться.

Совершенно ничего не изменилось.

- Ты меня обманул.

- Почему?

- Они же пиздят, как дышат.

- Они говорят то, во что верят.

- Но как? - нервно спросил я.

Джинн не стал отвечать. Не знаю, сколько времени я провел перед экраном, но в конце концов поднял взгляд и хрипло спросил:

- Ты же не умеешь убивать людей? Как в Аладдине?

- Умею. Но профсоюз…

- Не положено, да?

- Не положено.

- Дай мне десять миллионов долларов, - сдался я, - надо валить отсюда.

- Отлично, - джинн вытащил блокнотик, - Наконец-то нормальное желание. У кого брать будем?

- Чего?

- Это мировая экономика, о алмазный бархат моей души, - насмешливо ответил джинн, - Не могу я тебе напечатать денег. Откуда именно будем изымать средства?

- Ну ты и пидорас, - заметил я и тихо заплакал.