Лапко

Это одна из многочисленных историй, рассказанная мне дедом Ильей, который сам был участником этой истории. Кому-то рассказывали сказки, а я любил слушать дедовы байки о жизни. Вот одна из них.

***

Как стал старший сын Дениса Тиша в работниках жить, так начали у него деньги появляться. Денис долго ждал, как и всякий земледелец, когда сыновья подрастут, потому, сколько ни работай, в одиночку не разбогатеешь. Все шло на нужды семьи, а на черный день запасу не было. Ну, благодаря богу и отцову воспитанию, старший сын был хлопец хоть куда: работящий, не пьющий, со старшими вежливым. И стал Денис понемногу поднимать хозяйство: за шестьдесят рублей купил корову на базаре в Ставрополе. Выбирали вдвоем со старым другом и ближним соседом Мишкой Шевченко. Покупка оказалась удачной, корова давала много молока...

После поправил все плетни вокруг усадьбы, поставил новые ворота, перекрыл крыши свежей соломой на доме, амбаре, хлеве, совмещенном с конюшней. Благо мастер был свой — двоюродный дядька, который славился на все окрестные станицы, и уж если крыл крышу, то так снопики увязывал, что по пятнадцать лет стояли, воду внутрь себя не пущали, а потому и не текли, да и гнили мало. Вместо платы обошлось все домашним обедом, да бутылкой беленькой казенки[1].

А к тому времени, завел Денис в хозяйстве и кур, и овец. А вслед за овцами появился и овечий пастух: пес по кличке Лапко. Принес его Денис маленьким щенком, но за год он вымахал в здоровенного пса. Был Лапко очень хозяйственный пес, и все взял под свою охрану. Но кормили его скудно, а псина выросла ростом с телка и еды ему не хватало. Вероятно, он был помесью кавказкой породы с большой венгерской пастушьей, которую когда-то завез в эти края отец нынешнего помещика. Но хозяева породами не интересовались. Главное, что пес был умница, пас овец и, как выяснилось впоследствии, волков брал один на один.

Перезимовал Лапко свою первую зиму и поумнел. Обучился всяким премудростям овечьего пастуха. Очень любил он прятаться среди овец и тереться о них, пока сам не начинал пахнуть как овца. По совету дяди Степана, родного брата Дениса, охотника, горло пса защищал толстый и широкий ошейник с острыми и длинными бляшками работы местного кузнеца.

Так, внутри отары, Лапко взял своего первого волка, который унюхал его и принял, наверное, за крупного барана, за что и поплатился жизнью. После этого случая, Денис не платил денег общественному чабану, а вместо этого тот просил давать в отару Лапко.

***

Пришла весна, и Лапко как-то вдруг растолстел, шерсть на нем так и блестела.

— Смотри, Денис, — как-то сказала Евдокия мужу, — Лапко-то наш стал таким гладким. Уж не у соседей ли цыплят таскает? Вот неприятность то выйдет.

Подумал Денис немного и говорит:

— Как знать, но лучше, если мы первые об этом узнаем. Слышь, Илько, — сказал он среднему сыну, проследил бы ты за ним, с чего он такой гладкий стал.

Илья стал присматривать за псом. И вот что он обнаружил: Лапко спускался к речке, в которую поблизости впадало два небольших ручья. Он заходил в воду и шел по брюхо в воде в метре от берега. А на берегу сидели мирные, никем не тревожимые лягушки. Когда большой пес приближался, лягушки одна за одной, а иногда и по нескольку, прыгали в воду — прятались значит. Но берег был пологий, заросший и, чтобы допрыгнуть до глубины, им приходилось идти на рекордные прыжки по высокой траектории. Лапко делал дергающееся движение своей огромной лохматой головой, открывал пасть, а когда закрывал ее, раздавалось сочное «чмок». За час он наловил больше двух десятков лягушек и удовлетворенный отправился полежать на свое любимое место: на крышку погреба, на которой едва помещался.

Вечером, дождавшись ужина, когда все собрались за столом, чтобы не потерять впечатлений от рассказа, Илья обстоятельно доложил о своем открытии. Все смеялись до упаду:

— Так он лягунов прямо в воздухе ловит? — давясь смехом, переспросил отец.

— Да так ловко, — отвечал смеявшийся за компанию со всеми Илья.

В итоге все сошлись на том, что такого умницу и ловкача среди псов еще, поди, поищи. Кстати говоря, через три-четыре года Лапко таки обвинили в краже цыплят. Дело дошло до атамана, так как хозяева были уверены, что пес не виноват. В этом пришлось убедиться одному из помощников атамана, которого Илья водил смотреть как Лапко «лягунов» ловит, после чего пес стал местной знаменитостью и его оправдали.

***

Отцов двор стоял над речкой, мелкой большую часть года, но по весне прокатывало по ней бурное половодье. Был даже случай, что в такой момент соседская корова утопла. Двор был большой, и решил Денис сделать погреб, ближе к речному обрыву, который зимой подмерзал, а летом, значит, долго держал в себе холод.

Взялся он за лопату, и как водится, позвал в помощь соседей. Не прошло и месяца, как яма была готова. Денис оплел ее плетнем, забил промежутки по краям глиной, накатил три наката бревен, засыпая после каждого слой глины, и трамбуя его, как следует. Сбоку вывел вход, насыпал там бугор высотой с метр и накрыл его большой и тяжелой дубовой крышкой, вот на ней и любил отдыхать Лапко. Потом заказал несколько бочек у бондаря и поставил их в погреб. Самую большую и огромную бочку бондарь собирал внутри погреба, так как иначе ее туда затащить не было никакой возможности.

Эту бочку выпросила его жена Евдокия: яблоки мочить. Моченые яблоки были в ходу, это было доступное лакомство как для детей, так и для взрослых. Многие по станице мочили, и те бабы у кого выходило особо хорошо, хвастались перед соседками. Яблоки Евдокия умела мочить, и был ее рецепт одним из лучших, на их краю станицы. Яблоками принято было угощать гостей...

Вот с этими яблоками и произошла история. Не обошлась она и без Лапко.

Осенью, когда яблоки были замочены и положенный для получения вкуса срок прошел, начали их есть и с соседями меняться, ведь почти у каждого были свои, с особенным вкусом. Как-то соседские дети — два брата и сестра, ровесники Ильи и Петра, его младшего брата, влезли в их погреб и «напали» на яблоки. Ели они их прямо там, от пуза. Но этого им показалась мало: братья накидали яблок за пазуху, так что с трудом смогли вылезти наверх. А после ходили и всех угощали, прямо из рубах, с которых капал яблочный сок.

Угостили и Илью с братьями.

— Ух, ты, прям как наши, — удивился Петр, который вообще был простоват, да еще и слишком молод.

— Точь-в-точь как наши, — согласился Тихан.

На том вся история могла и закончиться. Но нет: как повадится волк в стадо, так будет ходить покуд там овцы есть. Так и соседские детишки на этом не остановились. Уж неведомо сколько раз они побывали у заветной бочки с яблоками, но сколько веревочке не виться, а конец у нее имеется.

Соседские дети, само собой, не боялись огромного, но вполне мирного пса, который без всякой привязи свободно ходил по округе. Но когда они в очередной, и как оказалось в последний, раз попытались выбраться из погреба, все мокрые от стекающего из-под рубах сока, их ждал сюрприз. Над открытым люком появилась огромная лохматая голова Лапко, а была она раза в полтора больше человеческой, пасть открылась и издала тихое, но грозное «ры-ы-ы». С обеда до ночи детишки просидели в погребе, ожидая, когда Лапко уйдет. Мол, есть захочет и уйдет. Но так и не дождались. Стемнело и в погребе стало уж совсем холодно. Особенно мерзли животы и ноги, промоченные яблочным соком. Дети кричали часа два, пока их не услышала Евдокия, вынесшая во двор помои для двух кабанчиков.

Запалили свет и пошли на крики. Отозвали Лапко, а воришек Денис отвел к отцу, пройти-то было всего сотню метров, и рассказал ему, как они попались, и что всю неделю угощали окрестных детей мочеными яблоками. Естественно, что Тихан, Илья и Петр, к этому моменту сложили два и два, и поняли с чего яблоки, были так похожи на «наши».

В то время такие дела считались ужасно позорными, никто ни у кого не крал, дома стояли с дверями нараспашку, а когда хозяева уходили, то подпирали дверь поленом, от скотины. Бывало, сосед приходил и, не застав хозяев дома, одалживал топор или запаливал лучину от их печки, это называлось «взять огня», а после докладывал хозяину или хозяйке.

Так что когда Денис передал «преступников» в руки их родителя, тот счел себя опозоренным и отыгрался на их голых задницах. А Лапко снова прославился на весь их край станицы.

[1] Беленькая — водка.