«Подъём»

Полновесный хорошо нацеленный пинок пронял туриста до глубины… души даже сквозь спальный мешок и все слои одежды, пробудил мгновенно, заставил изогнуться червяком и очумело озираться по сторонам. Увы, пинок не был сном, о чём совершенно определённо и недвусмысленно свидетельствовало присутствие в палатке постороннего. Небритая хмурая рожа нависала над туристом и загадочно шмыгала носом. Хорошо, хоть не капала из него, а то нависала-то она как раз над лицом пнутого. Одет мужичонка был странно, не по погоде: ушанка с одним поднятым и вторым оттопыренным ухом, расстёгнутый на груди ватник, из-под которого проглядывала тельняшка; лёгкие полотняные брюки и сандалии с носками. В горах! На высоте! В дубак! Среди снега!

Убедившись, что турист проснулся, мужичонка широко и недобро щербато улыбнулся, ещё раз шмыгнул носом и попятился к выходу из палатки. У самого полога задержался на одно мгновение и прицельно смачно плюнул – точно в недра спального мешка, в тепло и негу! Гадливо «хы-хы»кнув, мужичонка проворно выбрался из палатки, оставив после себя волну перегара, а также чувство негодования и протеста. Такого турист, принюхавшись, стерпеть уже не смог. Горюя о порушенном блаженстве сна, он заворочался, выбираясь из мешка и истошно вереща, призывая товарищей пробудиться, восстать и отмстить!

Что примечательно, товарищи вняли. Визгливый призыв безжалостно выдирал их из сна и подкидывал на месте. Всех, без исключения. Правда, потянулись они почему-то не к выходу из палатки, а к своему же товарищу. К счастью, вняли быстро, и менее, чем через минуту, бригада возмездия уже гнала мужичонку по белоснежной нетронутой (ночью выпал снег и засыпал практически всё, куда хватало взгляда) целине.

Пользуясь лёгкостью обувки и бодрящей свежестью попадающего между сандалией и пяткой снега, пинатель бежал легко и грациозно, высоко подбрасывая ноги. Оскорблённые в своих лучших чувствах и донельзя возмущённые резкостью пробуждения преследователи от него, на удивление, не отставали, постепенно загоняя возмутителя спокойствия к краю обрыва. Возмездие было так же неминуемо, как неминуем... Да много чего в мире неминуемого, так-то. Бегущие туристы вряд ли забивали себе сейчас головы философскими размышлениями о бренности всего сущего. Они бежали за мужичком, пыхтя от натуги, предвкушая сладкое удовлетворение, которое получат от свершившейся мести. Край пропасти приближался, и теперь видел его и пинатель. На скорости его бега это открытие не сказалось, но траекторию бега слегка изменило: мужичонка начал петлять, пытаясь выскользнуть из захлопываемой ловушки. Не удалось. Взбешённые туристы уже дышали ему в скрытый ушанкой затылок. Перед самой пропастью мужичонка перестал петлять, резко ускорился, начал расстёгивать на ходу ватник и… сиганул прямо в пропасть.

Ошарашенно глядя на край обрыва, туристы даже не сразу поняли, что за гул раздаётся за их спинами. Когда кто-то догадался обернуться на шум (и поразиться расстоянию, которое они умудрились преодолеть за такое короткое время), площадка, где они разбили палатку, уже давно покоилась на дне стремительно и безудержно несущейся снежной реки. Лавина. Простое короткое слово, которому понадобилось немало времени, чтобы пробиться сквозь паралич ужаса, сковавшего умы туристов.

Со стороны обрыва вежливо кашлянули. Всё ещё пребывающие в шоке туристы медленно обернулись на источник звука. Медленно и чинно взмахивая крыльями, чтобы удержаться на месте, над пропастью завис ангел. Неописуемо – до рези в глазах – светлый, белее снега вокруг, и какой-то... странный. Только через несколько секунд туристы поняли, что никогда прежде не видели изображений ангелов в тельняшках и ушанках. Ангел ещё раз кашлянул и развёл руками.

– Простите, что пнул. Не оставалось времени на то, чтобы будить иначе и объяснять, что нужно срочно уходить. Засиделся с приятелем, не уследил за часами. Извините ещё раз!

Виновато улыбнувшись, ангел лукаво подмигнул оторопевшим людям и «свечкой» взмыл в небеса.