«Пульс под кожей»

Город Серых Вод не знал рассветов.
Он жил в вечном отсвете неона и дождя. Лужи отражали рекламные лики, которые шептали на забытых языках, — и никто уже не помнил, где кончается технология, а где начинается мистика.

Только тени знали правду.

И тень звали Ашер.Когда-то он был человеком. Сейчас — нет.
Его глаза видели спектры, которых не существовало. Под кожей — микрофибра, в крови — осколки данных. Он был носителем фрагмента древнего бога, извлечённого из цифрового слоя Сети — того, что учёные называли “меметическим паразитом”, а сектанты — сыном Эреба.

С тех пор, как код вошёл в плоть, Ашер слышал голоса.
Они говорили на языках, что помнили мрамор и жертвы. Иногда они подсказывали дорогу. Иногда — требовали крови.

Он сидел в баре под названием “Память Ржавчины”.
Над стойкой мерцала вывеска — сигил в форме глаза, внутри которого вращался старый процессор. Здесь собирались те, кто потерял больше, чем смог запомнить.

Бармен — женщина без лица, с экраном вместо головы — протёрла стакан и сказала беззвучно:
— Ты снова чувствуешь зов?

Ашер кивнул.
На запястье горел символ — древний, как сама тьма под городом. Он пульсировал в такт сердцу, как живой.

— Он просыпается, — сказал он. — Код шевелится в подземных слоях.

Бармен замерла.
— Ты уверен? После того, что было на мосту?..

Ашер улыбнулся — сухо, устало.
— После моста я не уверен даже в том, что я — я.

Ночью он шёл через промокшие улицы Серых Вод.
Неон пробивался сквозь туман, как нож через гнилое мясо. Издалека доносились крики тех, кто искал чудеса — и находил уродство.

Он включил внутренний интерфейс: город ожил перед глазами — сеть каналов, улиц, силовых линий и запретных зон. Среди них — пульсировала точка. Источник сигнала.
Там, где старый подземный архив соединялся с водостоками.
Там, где когда-то был храм.

“Иди ко мне,” — прошептал голос внутри.
Не в голове. В нервной системе.

Под землёй пахло озоном и плесенью.
В коридорах журчала вода, и по стенам пробегали строки кода, светящиеся, как руны. Они двигались, перестраивались, шептали что-то, складываясь в древние имена.

В конце тоннеля — круглый зал.
На полу — мозаика: человек, держащий в руках солнце, оплетённое проводами.

В центре стояла капсула. Прозрачная, заполненная густой жидкостью, похожей на ртуть. Внутри — силуэт. Женщина, с закрытыми глазами и проводами вместо волос.
Её тело плавало, как в небытии.

“Она — Память.”
Голос в Ашере стал ниже, тяжелее.
“Ключ к утраченной части нас.”

Он подошёл ближе. На стекле капсулы — старый символ: змея, кусающая свой хвост.
Но змей был из кабелей.

Ашер коснулся стекла.
Пульс под кожей слился с биением внутри капсулы.
Экран на стене ожил, выведя фрагмент старого языка — сочетание шумерских знаков и машинного кода:

— запуск.

Город содрогнулся.
Вода в тоннелях пошла вспять. Из глубины донёсся рев — не механический, не животный, а что-то между.

Внутри Ашера что-то щёлкнуло.
В его зрачках загорелись узоры — золотые, как солнце под кожей.
Женщина в капсуле открыла глаза.

Они были зеркальными.
И в отражении он увидел себя — но не того, кем был.
А того, кем станет, когда пробудится то, что зовут Эребом.

На поверхности город молчал.
Неон продолжал мигать, как будто ничего не изменилось.
Но в каждой системе, в каждом устройстве, в каждой тени появилась новая частота.

Её назвали Сигналом Серых Вод.
Те, кто его слышал, начинали видеть узоры.
Те, кто следовал — исчезали.

Ашер стоял на крыше старого здания, смотрел на горизонт, где небо и туман были одного цвета.
Женщина стояла рядом. Её волосы — тонкие провода — плавно двигались от ветра.

— Что теперь? — спросила она.
Он ответил:
— Теперь город вспомнит, кем он был.

И внизу, под улицами, древние алгоритмы начали пробуждаться.
Старые боги — в коде, в железе, в памяти — открывали глаза.