«Райское место»

В округе Нортамберленд, что находится в штате Вирджиния, есть отрезанный полоской леса городок Анталейн. Живёт он за счёт лесопильни, с помощью которой обновляются и ремонтируются дома близлежащих деревень уже тридцать лет к ряду.

Жители Анталейн ничем не отличались от своих соседей: днём на вымощенных камнем улочках звучала песнь жизни из зазывающих криков владельцев лавочек и звонкого смеха сплетничающих домохозяек во дворах, когда как ночью горланили свои пьяные песни работяги, празднующие наступающие выходные.

В таких поселениях обычно со временем все становятся большой семьёй и помогают друг другу, прощая обиды за кружкой крепкого или передавая в подарок часть драгоценного урожая.

Мой дед был одним из тех, кто первым зазывал коллег после рабочего дня в небольшой домик, который служил баром, но стал яростным трезвенником после венчания с Глорией – моей бабушкой. Эта прекрасная женщина, которая, по рассказам, одним взглядом заставила влюбить в себя половину деревни, родила ему Уоррена-младшего – моего отца. В отличие от предыдущих поколений, мой отец был с щуплым телом, но с большой душой и необузданным воображением.

Если Уоррену-старшему доверяли производство досок и ремонт крова, то его сыну удостоилась честь этот самый кров украшать различными безделушками из сплетённых хитрым образом шишек, палок и листьев, которые он делал сам. Вскоре один сосед научил его вырезать из ненужных обломков дерева фигурки, которые тоже стали украшать как внутреннее убранство, так и внешний вид домиков.

Данное пристрастие передалось и мне, как и весь набор инструментов с незаконченными заготовками, ждущими своего часа.

Однако к моменту моего взросления и получения этой части наследства, больше никому не были интересны деревянные изделия, так как жителей стали привлекать украшения, поставляемые из большого города на станцию, что находится в получасе пути от нас.

Поэтому мне пришлось забросить своё увлечения и следить за огородом, работая учеником мастера, чтобы в будущем иметь возможность стать начальником лесопильни, как и дедушка.

Единственной радостью после резьбы по дереву была Каролина - девушка с волосами цвета ночи и глазами, в которых отражалось небо, готовое вылить стеной дождя свою печаль. Сама же Каролина редко плакала. Скорее поверишь, что она родилась с этой хитрой манящей улыбкой, чем в то, что она всплеснёт руками и заплачет, в свойственной другим девушкам манере.

Наши дома находятся на одной линии похожих друг на друга аккуратных домиков, поэтому во время ремонта забора мне выпадала возможность лицезреть Каролину, неспешно идущую с плетёной корзинкой в руках за продуктами на рынок в конце улицы.

В те мгновения, когда наши глаза встречались, мне казалось, что время останавливается, а сердце отстукивает ритм всех песен мира. И её короткая улыбка однажды стоила мне удара молотком по пальцу. А спустя пару часов она возвращалась в компании какого-то дурачка, которому повезло нести её покупки, пока она шла рядом, также неспешно. Она смеялась над его глупыми шутками, даже не смотря в мою сторону, будто мы не знакомы или вовсе меня нет. И когда в очередной раз я проснулся с её образом во снах, я понял, что медлить больше нельзя.

Я поднялся на пропахший заброшенностью и холодом чердак в поисках инструментов отца. Кое-где точками время капнуло на них ржавчиной, но на качество и удобство работы это никак не влияло. Тогда я решил посмотреть на заготовки отца в надежде найти вдохновение для подарка.

Но стоило мне приподнять пропитанную пылью ткань, как мерзкий затхлый запах ударил в нос, что я даже отпрянул, едва не запнувшись о собственные ноги. Преодолев первичную брезгливость, я снова поднял брезент, одним рывком обнажив содержимое.

Сам деревянный ящик был квадратным со сторонами чуть меньше полутора фута, а в высоту составлял половину фута. Отец его специально сделал, как корзину для будущих изделий, тщательно обрабатывая купленным в городе апельсиновым маслом, чего я после отцовских похорон не делал.

В падающем из окошка чердака свете копошились маленькие белые точки, неустанно пульсируя, перебегая с места на место, а их количество заставляло думать, что фигурки покрыты другой тканью, но будто живой.

Эта омерзительная картина сопровождалась заплесневелым запахом, заставляя меня с возможной для моего организма скоростью покинуть чердак навстречу улице и свежему воздуху. Ясное небо и ветер будто выталкивали увиденное из моего сознания.

Отдохнув, я отправился к соседу-резчику за советом. Он подарил мне один бутылёк масла на будущее и порекомендовал поскорее избавиться от ящика.

Когда небо начало окрашиваться в малиновые оттенки, а солнце приближалось к горизонту на заслуженный покой, я стоял на не занятой огородом стороне перед ямкой с небольшим костром, в котором исчезали наработки отца. В воздухе едва чувствовался кисловатый аромат из детства.

А пока солнце не село, я решил проверить чердак и внутренности дома. К моему удивлению, я не нашёл даже намёка на постороннюю живность, будто этих вредителей интересовал только ящик.

Успокоившись, я почувствовал, как на меня накатывает усталость, а за ней и сон. Потеряв в темноте последнюю кроху света от угольков, я присыпал сверху земли и отправился домой, мгновенно уснув под бледным светом звёзд.

Крик петухов заполнил город, едва первые солнечные лучи коснулись крыш. Выйдя во двор для кормёжки животины, я присмотрелся к месту, где вчера горел ящик. Вокруг голого пятна земли не было и следа подгорелой травы, наоборот – вся зелень казалась свежей, будто только что посаженной и удобренной. Но не только внешний вид заставил меня встряхнуть голову, чтобы сбросить остатки сна, а расположение листьев. Каждый смотрел строго от пятна, будто натянутый тонкой ниткой или отталкиваемый невидимым полем.

Целую минуту в моей голове проносились возможные варианты событий, приводящих к подобному исходу, но ни один не казался правдоподобным. И стоял бы я так и дальше, если бы меня не окликнул Дэйв, с которым мы всегда встречались по дороге на работу.

Наскоро накрыв от любопытных глаз находку новыми горстями земли, я поспешил выйти со двора, который уже не казался таким дружелюбным и безопасным.

Вернулся я уже после пика очередей к лавкам, когда на улице слоняются только те, кому нечем заняться дома. Но неведомая, едва уловимая сила заставила меня остановиться прямо перед забором собственного дома. Чувство, которое появляется у заводимого в ловушку охотников оленя, ещё не осознавшего своего положения, но ощущающего надвигающуюся опасность.

Неизвестный страх сковал моё тело, забирая все мысли о причине подобного поведения и превращая их в невыносимое желание бежать.

Я вздохнул полной грудью, чтобы насытить свой уставший мозг новой порцией кислорода и хорошенько обдумать происходящее. Лишь несколько минут спустя я вернулся в норму и направился во двор, который почему-то пугал.

На первый взгляд после моего ухода ничего не изменилось: овощи купаются в лучах солнца, животные лежат в своих загончиках, только едва заметное шевеление в траве привлекло моё внимание.

От увиденного у меня скрутило живот: странная трава, которую я утром наспех спрятал снова выглядывала из-под земли, будто стряхнув с себя те горсти! А в земляном круге кружили ровным строем муравьи. Будто крутящие жернова ослы, они вырисовывали идеально ровные круги, которые выглядели настолько неестественно, что мозг с ужасом отвергал подобное явление.

Но курицы, пара свиней и старая корова не разделили моего испуга, будто это было само собой разумеющееся. Тогда я подумал, что, возможно, этот строй потерял след и рано или поздно выйдет из ловушки.

В ту ночь я долго не мог уснуть из-за сковывающего предчувствия приближающейся угрозы, которую не мог толком объяснить. И с большим трудом я смог заставить себя закрыть глаза и думать об отце, который всегда ассоциировался с безопасностью и не раз успокаивал во мне тревогу, как в уши ударил какой-то назойливый едва слышимый писк. Столь ненавязчивый, чтобы окончательно разбудить, но стягивающий нервы по ниточке, как распарываемая вышивка невнимательной рукодельницей. Выбирая между любопытством с холодом ночной улицы и смиренным терпением в тёплой кровати, я остановился на попытке призвать сон, накрыв голову второй подушкой, чтобы остановить эту звуковую пытку.

Утром первым делом я с опаской глянул в окно, чтобы посмотреть какие изменения меня будут ждать в этот раз. От увиденного у меня сжалось сердце, будто кто-то ледяной рукой безжалостно пытался выдавить весь сок, от чего перед глазами мир начал плыть и кружиться. Едва успев схватиться за подоконник, я медленно сполз на колени, будто для молитвы, что, пожалуй, было бы первым делом любого человека в подобной ситуации.

Потеряв из виду объект моего ужаса, я стал приходить в себя, будто увиденное было лишь остатками сна. Спустившись во двор, я остановился у дверей, оставляя себе путь побега.

На месте, где ещё вчера была голая земля с загадочной травой, стояло нечто, похожее на несколько скреплённых сталагмитов, где от одного большого шли маленькие мостики-ниточки к более тонким и коротким.

Оглянувшись, я обнаружил другое странное явление, которое не заметил бы, если бы не присмотрелся: животные, которые обычно лениво озираются по сторонам или резвятся в лучах солнца сейчас недвижимо стояли. Словно статуи, все, как один, беспрерывно таращились на эту конструкцию, будто это было дело всей их жизни. И судя по нетронутому корму, это бдение длилось со вчерашнего вечера.

Городок просыпался. Уже можно было услышать шаркающие шаги ещё сонных рабочих и редкие голоса, размываемые начинающейся какофонией. И только я стоял как вкопанный, боясь шевельнуться и посмотреть на нечто, возникшее в моём дворе за одну ночь.

Но попавший в глаза свет заставил меня начать всматриваться. В центральном столбе виднелся чёрный гладкий овал. Он блестел, будто состоял из тысячи маленьких звёзд. Вопреки предшествующим чувствам, я захотел прикоснуться к нему.

И только я подумал об этом, как уже стоял подле столба, сам не ведая, когда успел подойти к нему.

Вблизи он выглядел ещё более манящим. Я попробовал вырвать его из земляной тюрьмы, и он с лёгкостью поддался, расположившись у меня на ладони.

Это был камень в форме вытянутого чёрного овала, который был идеально гладким, отполированным и холодным на ощупь.

Я рассматривал его, водя большим пальцем по поверхности, но не замечал разводов или отпечатков. Как и не замечал моего коллегу Дэйва, пока он не взял меня за плечо и не развернул. Оторвавшись от камня, я посмотрел на испуганного Дэйва, который бегло осматривал меня глазами.

– Крис, с тобой всё в порядке?

– Откуда ты здесь?

– Ты не откликался на протяжении десяти минут. Я испугался, что с тобой что-то случилось, поэтому пошёл искать. – Спустя минуту он неуверенно добавил, – ты выглядишь бледным и стоишь в пижаме посреди огорода. Ты не заболел?

И вправду, я был настолько заколдован, что потерял счёт времени. Одна за одной мысли бегали в голове, не давая себя поймать. Что делать? Рассказать о муравьях и таинственном овальном камне? Но меня если не поднимут на смех, что будет являться меньшим из зол, могут посчитать сумасшедшим. Провести день, как обычно? Но, что если загадочные события не прекратятся и дальше будет только хуже?

И весь поток моего сознания остановился, когда я осознал, что Дэйв может увидеть конструкцию, и сейчас выбор состоит в том, чтобы рассказать ему правду или солгать.

– Дэйв, я постараюсь тебе всё объяснить, – начал запинаться я, – только, пожалуйста, будь другом и поверь мне, хорошо?

Дэйв неуверенно кивнул, а я постарался в двух предложениях расписать события прошедших дней. После исповеди я замолчал, в ожидании его реакции.

– Крис, я тебе верю. Но скажи, где те башенки, о которых ты говорил?

– Так вот же они, – сказал я, поворачиваясь к предмету обсуждения.

К горлу начал подступать ком, который в мгновение ока упал в пятки, потянув за собой все остальные органы. Этого просто не может быть. Там, где должна была стоять ночная постройка не было ничего. А трава, которая раньше расступалась, обнажая место для хоровода муравьёв, сейчас лежала в разные стороны, как растрёпанные волосы после сна.

– Хорошо, я всё понял, – Дэйв аккуратно взял меня под руку и медленно повёл к дому. – Давай я на работе тебя отпрошу, а ты отоспишься и отдохнёшь.

– Но, Дэйв, это не переутомление. Клянусь, я всё это видел!

Уже будучи в доме, я попытался вырваться и повысил голос, от чего убедительность моих слов лишь сильнее падала в глазах коллеги. Тогда я согласился с его предложением и демонстративно и сел на стул, придерживая голову.

Оставшись в одиночестве, я привёл свой внешний вид в порядок и перепроверил двор, который полностью вернулся в прежнее состояние. Как и предполагалось, без веских доказательств мои слова смахивают на бред больного под температурой. Камень был не в счёт, поскольку, хоть и походил на искусное изделие и вызывал небольшую тяжесть на душе, выглядел как обычный обработанный камень.

И когда я совсем отчаялся, спасение само пришло ко мне в дом. Мои раздумья прервал стук в дверь, за которой стоял старейшина Тони. Он был отцом нынешнего главы Анталейна, но ушёл с поста из желания пожить мирной жизнью. От работы на солнце его кожа была загорелой, морщинистой и сухой, как запечённый картофель. Но не из-за внешнего вида его называли старейшиной, а из-за многочисленных знаний о прошлом нашего города и готовностью помочь любому жителю.

Сначала я хотел продолжить изображать недомогание, но, как он сам выразился, всё знал из рассказа Дэйви, и захотел предложить свою помощь. Тогда я рассказал о моей проблеме более детально. Старик Тони качал головой, иногда задавая уточняющие вопросы, но стоило мне достать единственное доказательство моей правоты, как его глаза заблестели, а рот приоткрылся в изумлении. Я дал ему подержать камень в надежде, что это поможет найти в его архивах разума нужную информацию.

– Эта вещица, – начал он, продолжая вертеть камень, – очень напоминает мне один рисунок из дневника моего деда, да. Но как будто чего-то не хватает, да.

– А чего именно не хватает? – нетерпеливо ворвался я в воспоминания старины Тони, желая поскорее приблизиться к разгадке.

– Тот был измазан какими-то каракулями, а этот – гладкий как тарелка. Но, кажется, тут есть какая-то впадина. Ну-ка, подай нож, малец. Только вот, руки у меня совсем плохи, дрожат, хоть масло взбивай, да. Давай-ка ты, попробуешь? Вот здесь я заметил щель, да.

Туда, куда мне указывал сморщенный палец, я видел лишь гладкое чёрное стекло, но не желая спорить с уважаемой лично мной личностью, я пытался водить ножом вслепую. И когда мне показалось, что нож обо что-то запнулся, я постарался провести по этому месту, но уже с усилием. Гладкая поверхность скользила, будто намасленная, и недавно заточенное мной лезвие вспорола мне половину большого пальца.

Я смотрел, как неестественно медленно кровь стекала по камню. Раздался знакомый писк, который из постоянного превратился в ритмичные звуковые сигналы. Но дальнейшие события с трудом поддаются логическому объяснению.

Всегда холодный камень стал нагреваться, становясь чуть теплее моей ладони, а на гладком чёрном слое начали загораться узоры. Но чуть позже, когда линии стали ярче, я понял, что они проявляются изнутри камня. Не в силах что-то сделать, мой взгляд обратился к Тони, но тот не испытывал страха, наоборот, данная картина вызывала у него неподдельный интерес и благоговейный трепет, что он не отрывал глаз от артефакта.

– Да, именно так, – он облизал засохшие губы.

– Старейшина Тони, что «так»? Что происходит? – мне становилось не по себе, будто то, что сейчас происходит не должно было происходить.

– Всё хорошо, мой мальчик. Теперь всё будет хорошо. Помнишь метеорит, который упал рядом с Ричмондом? Мой дед его видел, да, но не просто видел, а ещё и смог изучить! Он писал в своём дневнике, что эти линии – не линии вовсе, а неизвестная письменность, а ещё часто упоминал загадочное «Райское место». Этот предмет может сделать жизнь всего человечества беззаботной, да. Но мало ли что моему старику в последние годы мерещилось, да? Позволь мне взять его домой, чтобы сравнить с записями из дневника, а ты отдыхай. Теперь всё будет хорошо, да.

Тревога, схватившая мою душу, прошла, стоило мне выпустить окровавленный предмет из космоса. Старейшина ушёл вместе с бывшим метеоритом, а я убрал кровь с пола и потерял сознание, стоило моей голове коснуться подушки.

Во сне мне явились муравьи, которых я не мог увидеть. Они были повсюду и звучали в немыслимое число раз громче, разрывая барабанные перепонки. Их топот оглушал меня, но затем я начал чувствовать их на своём теле, прямо на коже. Тысячи, сотни тысяч маленьких лапок топталось по мне, но когда я пытался их прихлопнуть, то просто бил самого себя.

Я проснулся в холодном поту, рефлекторно прикоснувшись по плечам и животу. Но всё было чисто. В комнату бил лунный свет, в котором светилась каждая пылинка, танцующая из угла в угол, а тени казались ещё темнее.

Я спустился на кухню, чтобы выпить воды. В окне я видел бескрайнее множество звёзд, таких же, как и всегда. Обычными казались и соседние дома с улицей, а дополнявшая картину тишина дарила столь желанное чувство спокойствия.

Мне захотелось выйти во двор и проверить животных. Они мирно спали, а кормушки были наполовину пустыми. Ветер разгонял облака высоко в небе и ласкал лицо, унося прочь все дурные мысли. Всё снова хорошо. Я окинул взглядом линию стройных деревьев, спящих в лучах луны, изредка смахивая макушками дурные видения. До леса от моего дома было рукой подать, и эта доступность заставляла моего отца беспокоиться, что маленький я потеряюсь или угожу в капкан.

Когда ветер нагнал облака, чтобы прикрыть луну, я заметил странный свет, исходящий из глубины леса. Над макушками сияло слабое оранжевое облако, будто кто-то зажёг большой фонарь. Но меня насторожило, что в этом же направлении находилась лесопильня, и мысли о невнимательном работнике, забывшему выключить освещение, заставили меня наскоро одеться и пойти на проверку.

Сухие ветки хрустели под ногами, а луч карманного фонаря прокладывал мне дорогу среди одинаковых стволов деревьев, среди которых начал проглядываться свет, из-за чего я убрал фонарик в карман. До меня начали доноситься голоса, но замедлил шаг я только когда услышал голос Тони.

Приблизившись, я увидел с два десятка людей, сидевших кругом у небольшого костра. Тони единственный стоял и говорил речь, которую мне было трудно понять из-за непонимания происходящего.

«Больше никогда этого не повториться, вы слышите меня? Теперь мы все будем жить в раю, но не в том, который обещают потрёпанные церквушки, что не в состоянии залатать дыру в потолке, нет, мы будем жить в настоящем раю, которого будут достойны, только верные. – Оратор поднял камень с моего двора, держа его пальцами, – нам выпал шанс пообщаться с богом, так не упустим же его! Завтра мы проведём первую часть призыва, а после полнолуния жизнь всего человечества измениться благодаря нам. За райское место!»

Толпа воодушевлённо повторила слова, а я начал тихо пятиться назад, чтобы остаться незамеченным. Ноги быстрым шагом несли меня в противоположную от собрания сторону, пока мысли перебивали одна другую. Сердце бешено билось, а лёгкие задыхались. Какой рай? Какой призыв? Это звучит, как бред сумасшедшего!

Непонимание разрывало меня, но сильнее меня угнетало чувство причастности к происходящему. Этот артефакт нашёл я после уничтожения коробки отца.

Осенившая меня мысль остановила меня прямо перед выходом из леса. Всё правильно: после предания ящика огню пробудился этот метеорит. Но как он там оказался, если доступ к заготовкам был только у отца?

Достав фонарик, чтобы общим освещением не привлекать внимания выходящих из леса людей, я поднялся на чердак и начал просматривать вещи отца, которые мне не хватило сил выбросить или раздать. И мои поиски увенчались успехом – отсев подальше от окна, я сдул пыль с кожаной книги и открыл, но тут же выпал пожелтевший конверт, который я решил прочитать первым.

Дорогая Мэри,

Я признаю свою вину, и ты можешь разорвать это письмо, сжечь и проклинать меня до конца своей жизни. Но прежде, чем ты возненавидишь меня, позволь рассказать то, чего я не говорил никому, поскольку с твоим мужем происходили такие невообразимые вещи, что мне самому до сих пор сложно поверить.

Когда мы только прибыли для изучения метеорита, ничего необычного не происходило, предварительные замеры и заполненные отчёты указывали на среднестатистический объект из космоса. Единственное его отличие заключалось в необычной овальной форме, будто его кто-то вырезал из камня.

Спустя пару дней, Нортон начал чувствовать недомогание: головные боли и слабость, которые не мешали работе, поэтому он, как ты и сама прекрасно знаешь, продолжил исследования.

Спустя ещё пару дней я заметил, что Нортон поглядывает на камень, даже если в этом нет нужды. Его будто манило. В ту же ночь я проснулся из-за грохота – Нортон свалился на пол, но быстро вернулся в кровать.

С каждым последующим днём взгляд Нортона на метеорит становился всё пристальнее, что терял счёт времени и мог не отходить часами. Когда же я его расспрашивал, он лишь отмахивался и переводил тему на тебя.

На следующее утро его лицо было помятым и более уставшим, чем до сна. Оказалось, ему стали снится кошмары. С трудом, но Нортон находил в себе силы продолжать работать. А один профессор предложил ему принимать успокаивающий отвар трав. Ночного грохота не было.

И вот, когда вроде бы всё пришло в норму, как это бывает, спокойствие с треском разрушилось. Спустя пару дней я заметил необычные изменения в нём, которые привели к столь печальным последствиям, о коих я искренне сожалею. Его кожа стала бледной, сам он заметно худел, но что более странно – по ночам он стал бормотать. Клянусь, если бы ты сама услышала, ты бы мне поверила. Звуки, которые он издавал, не походили ни на один известный мне язык. Более того, эти звуки напоминали треск и постукивания, которые непонятно как он мог издать.

На следующий день, когда я проходил мимо нашей комнаты, в которой Нортон остался из-за обморока, до меня донёсся тихий плач. И тогда оставшаяся человеческая часть твоего мужа поведала мне о голосе. Голосе из метеорита, который обещал исполнить любые желания и сделать рай на земле, но Нортон не соглашался. Тогда его начали мучить кошмары, в которых невидимые муравьи заползали ему под кожу, и весь день он чувствовал сотни тысяч маленьких лапок в своём теле. Я искренне хотел помочь и предложил отправиться домой, на что Нортон вцепился в мою руку, оставив в том месте синяк, и потребовал найти способ уничтожить этот камень. Любой ценой, не важно как, но его не должно существовать на нашей планете. Я попытался успокоить беднягу, но тот лишь упал в очередной обморок от перенапряжения и обезвоживания.

Так Нортон проспал два дня и проснулся будто другим человеком: снова бодрый и энергичный, он с лёгкостью и ювелирной точностью производил замеры других объектов. Также он начал рассуждать о космосе, упоминая факты и информацию, о которой никто из университета не знал и даже не слышал. И пока у всех это вызывало восторг и вопросы, я боялся сомкнуть при нём глаза, потому что видел, как он пишет что-то в своём дневнике, а потом просто лежит на спине и смотрит в потолок всю ночь.

Это случилось, когда до нашего отъезда оставалось всего пару дней. Я раскладывал бумаги и приводил рабочее место в порядок, когда как Нортон стоял ко мне спиной и беспрерывно смотрел на метеорит. Он не откликнулся, когда я позвал, поэтому мне пришлось силой повернуть его. И лучше бы я этого не делал.

Нортон улыбался. Он смотрел мне прямо в глаза и, не моргая, улыбался, когда как во взгляде где-то на подсознании читалось желание убить меня. И когда я спросил, что он делает, Нортон ответил, всё также улыбаясь: «Ты всё равно не поймёшь.» И впервые в жизни мне стало по-настоящему страшно.

В ту же ночь я, наполненный паникой и ужасом, не спал и внимательно следил за каждым звуком и движением Нортона. После двух часов такого бдения меня начал одолевать сон, как я услышал скрип соседней кровати и медленные, едва уловимые шаги. Стуки моего сердца отдавались по всему телу, а конечности становились ледяными и теряли чувствительность. Я слышал его дыхание, которое становилось всё ближе. И в один момент все звуки пропали. Тогда я распахнул глаза и первым, что я увидел, было сверкающее в свете луны лезвие ножа, которое Нортон незаметно успел стащить из буфета.

Началась драка. Чудом я уворачивался от его ударов, но не имел возможности хоть как-то остановить. Тогда Нортон начал с каждой секундой сильнее сходить с ума – его движения стали быстрыми и непредсказуемыми, как у загнанного в угол разъярённого зверя, а глаза налились кровью.

К сожалению, моё неряшество сыграло против меня – я споткнулся о свою обувь, которую лениво бросил у кровати. Нортон воспользовался моментом и повалил меня, вознеся над моим горлом нож. Мои руки с трудом сдерживали его напор, когда как, напомню, он отощал и падал в обмороки от истощения.

«Зачем тебе это? Чего ты хочешь?», – спросил я, в попытках разговорить его и хоть как-то ослабить бдительность. Ответом мне было частое стрекотание, как у снующих по летнему саду жуков, доносившееся откуда-то из нутра Нортона, пока его рот оставался полностью открытым.

Тогда мне пришлось совершить опасный манёвр: отодвинув голову, я направил руки с ножом в освободившееся пространство у шеи, ударил его в нос, а когда на пол начали капать алые капельки крови, толкнул его ногой в живот.

В тот вечер я оставил окно открытым, но не из злого умысла, а из-за недавно появившегося от Нортона странного затхлого запаха. И к этому самому окну его оттолкнуло. Мне до сих пор видится эта картина, когда я закрываю глаза, чтобы уснуть. И я приношу свои извинения за то, что сделал в тот момент.

Побежав на своего обезумевшего товарища, я силой пытался вытолкнуть его в окно. Защищаясь, он успел воткнуть мне нож между лопаток, от чего теперь на этом месте остался толстый шрам, но продолжал толкать его наружу.

Я схватился за его волосы и оттягивал голову вниз, которая мешала сбросить его. И это сработало. Я услышал пронзительный писк, прервавшийся звуком падения. Спустя пару минут, когда я пришёл в себя и решился посмотреть вниз, увидел распластанное тело Нортона, который продолжал смотреть на меня пронзающим душу взглядом.

В суде это сочли несчастным случаем при самообороне, а после моего рассказа мне предстоит пройти реабилитацию в психиатрической лечебнице Ричмонда.

К этому письму прикладываю его дневник, в котором остались последние частички твоего Нортона. Когда я сам бегло прочитал страницы, то понял, что во всё виноват этот камень. Ради твоей безопасности и безопасности всех вокруг, он останется со мной, спрятанный в надёжном месте.

Ты можешь ненавидеть меня, и до моего приезда рассказать Глории, что её жених – жестокий убийца, но знай, что я не желал такого исхода.

С уважением, твой старый друг, Уоррен.

По моей коже забегали мурашки. Каждое предложение этого откровения подтверждалось несколькими страницами дневника дедушки, описывающего произошедшие события более подробно и более омерзительно.

Когда я закончил читать, в комнату начали проникать первые лучи солнца, которые казались мне холодными лапами, желающими схватить меня.

Мозг закипал от новой информации, пытаясь сопоставить факты. Может ли это всё быть правдой или мой дед был безумцем и просто сочинил это, чтобы оправдать свои действия? Но я ведь и сам столкнулся с необъяснимой силой этого метеорита, да и кричащее чувство, что его не должно существовать также заставляло поверить написанному, если только я сам не становился безумцем.

Я не знал, что делать, но точно знал одно – никому нельзя знать, что мне что-то известно, пока не будет составлен точный план действий.

Поддерживая вид ничего не ведающего жителя, я шёл на работу бок о бок с Дэйвом, который расспрашивал о моём самочувствии, а получив удовлетворительный ответ, переходил на обсуждение слухов некоторых больших семей нашего поселения.

Перед лесопильней стояла небольшая толпа, которую можно было заметить задолго до приближения к предприятию. Это всё были рабочие, внимательно слушающие выступающего главу.

– Повторяю для прибывших. О, Кристофер, рад, что ты в порядке. Так вот, повторяю, на нашем производстве была обнаружена механическая поломка, поэтому на неопределённый срок вы освобождаетесь от работы. Эти дни не будут вычтены из вашей зарплаты, так что можете смело отдыхать, мальчики, – мужчины радостно прокричали.

– А кто будет ремонтировать? – спросил я, когда гул закончился. На меня неодобрительно обернулись.

–Мастера из города уже в пути и к вечеру должны будут прибыть на нашу железнодорожную станцию. Ещё вопросы? – глава окинул взглядом толпу и освободил всех, когда ответа не последовало.

Во мне проснулись подозрение и недоверие, но, чтобы не вызывать новую волну недовольных взглядов, мне пришлось промолчать и послушно идти домой. По дороге я понял, что это не просто совпадение и таким образом освободили место для ритуала. И одна мысль стала проявляться сильнее остальных, наполняя меня решимостью. Во что бы то ни стало, я должен хотя бы попытаться его остановить.

Дома я нашёл ружьё, доставшееся мне от отца, а ему – от деда, почистил его и стал ждать.

Когда солнце уже село и на полотне ночного неба стали появляться сверкающие бриллианты-звёзды с нестареющей луной, я направился в лес и спрятался за зданием.

Я слышал, как собирались люди. Они смеялись и обсуждали планы на будущее, звучавшие невообразимо идеальными и сказочными: работа, которая выполняется сама собой, либо вообще отсутствует, деликатесы, появляющиеся по велению мысли, а ещё бесконечное удовольствие и развлечения. Эти рассуждения перебивали кудахтанья, мычания, мяуканья и прочие звуки домашних животных. Но когда раздался голос Тони, все остальные замолчали, а я стал готовиться.

Он рассказывал о неведомых краях и высшем духовном блаженстве, которое получат только те, кто верен и готов отдать самое дорогое.

– Дети мои, мы сегодня мы обратим на себя божественный взор. Мы принесём ему жертву и восславим его имя в песнях, чтобы завтра он явился нам и создал для нас рай на земле. За райское место!

– За райское место! – вторили ему слушатели.

– Стойте! – крикнул я, наводя оружие на Тони. На меня смотрели всё те же два десятка людей, выстроившиеся с животными в очередь перед гигантским костром. – Никакого райского места нет!

– Крис, опусти ружьё, – привычно по-доброму попросил Тони.

– Я читал дневник деда. Он работал вместе с твоим дедом, Нортоном. Нортон был одержим духом из этого метеорита и сошёл с ума. Райского места нет!

– Ты глупый мальчишка! Я знаю, что оно есть, просто для него нужно доказать свою верность, которой ты, щенок, не обладаешь! – Тони кричал так, что под конец покраснел и стал хрипеть.

– И о каких жертвах пишет твой дед?

– Дедушка хотел проверить меня, поэтому я сам понял, что богу нужно самое дорогое, что у нас есть, – Тони сказал это спокойным, ровным голосом, а его глаза прищурились, будто он мысленно хвалил себя за такую догадку.

– Крис, прекрати! – донёсся из толпы женский голос. Это была Каролина. – Опусти ружьё, Крис. Ты хороший парень, а не убийца. Прошу, поговори со мной. Вот так. Всё хорошо. Я понимаю, что тебе страшно, это нормально. Мы все боимся за себя, за близких, за дом. Но если ты позволишь нам сделать то, что мы должны, то этого страха больше не будет. Не будет и голода, войн, боли. Все будут счастливы. Ты и я будем счастливы. Я наблюдала за тобой, Крис. Ты замечательный человек. По правде говоря, я влюблена в тебя и знаю, что нравлюсь тебе тоже. Поэтому давай пойдём домой вместе, когда закончится первая часть призыва.

Каролина была так близко, что я мог чувствовать исходивший от чёрных волос запах. Её освещённое в свете костра милое лицо приближалось, а губы вытягивались, вызывая воспоминания о фантазиях прикосновении к ним. Я понял, что никто не встанет на мою сторону и не поможет мне. Я один, и должен сделать всё сам.

Глубоко вдохнув, я толкнул Каролину, и она упала на землю. Из-под направленной на лоб Тони мушки сверкнула пуля, достигшая своей цели. Его тело упало прямо в костёр вместе с камнем.

Под распространяющееся от выстрела эхо я побежал вглубь деревьев, преследуемый толпой разъярённых фанатиков. Корни хрустели под ногами, ветер свистел в ушах, но все звуки перебивал заложивший уши стук моего сердцебиения.

Когда крики стихли, я замедлился, чтобы перевести дух. Лёгкие горели, а ноги норовили согнуться от каждого шага, но только выйдя к реке, я устроил привал. Шум воды убаюкивал, успокаивая и располагая к отдыху. Утолив жажду и умывшись, я стал думать о своей жизни. Можно втихую пробраться домой, собрать вещи и отправиться в другой штат, что несомненно было очень рискованно, а можно подняться вдоль реки и начать новую жизнь в первой же попавшейся деревушке.

Наполнившись силами, я продолжил бродить вдоль берега, пока заря не окрасила небо в алый цвет. Первые лучи коснулись макушек деревьев вдали, а проснувшиеся птицы пролетали над головой, приветствуя друг друга. Я остановился, чтобы разглядеть облака. Одно из них прикрыло ещё не уснувшую звезду, будто одеялом, а другое лениво плыло, обгоняемое более маленькими, будто старик среди резвящейся детворы.

Я собрался идти дальше и напоследок глянул на звезду. Моё сердце остановилось, а ноги подкосило, отчего я упал прямо на землю.

Яркая звезда становилась всё больше с каждой секундой, а форма её менялась из круга в вытянутый в стороны овал.

Ощущение совершения роковой ошибки вцепилось в меня, опутывая невидимыми нитями, врезаясь в кожу до самых костей. Будто напуганное животное уже попало в капкан и теперь наблюдает, как шаг за шагом приближается злобно скалящийся охотник, медленно, словно растягивая пытку и наслаждаясь страхом в глазах добычи.

Когда звезда стала размером с луну, рядом роем зажглись десятки, затем сотни таких же звёзд, которые также продолжали верно приближаться.

И тогда я понял, что все попытки, все жертвы, были напрасны с самого начала. Как только моя кровь разбудила маячок, настал неизбежный конец. Одна мысль, которую я не хотел признавать, звучала в голове, когда космический корабль закрыл собой всё небо.

«Райское место было обещано не людям»