«Воссоздание Империи»: часть четвёртая, глава седьмая

Окливий

Великий Роман в стихах «Воссоздание Империи»

Часть четвёртая: «Интриги Хельгиллы»

Глава седьмая: «Пробуждение богини Сехмет»

…Гробница сотрясалась, рассыпалась.

Площадь с лучами синеватыми ласкалась.

Дюжина (чёртова) страшащихся жрецов

(А каждый жрец на вид был – собран, строг, суров!)

С многоречивыми воззваниями обращалась

К едва проснувшейся богине.

Гробница медленно в бархан песочный превращалась.

Негоже Сехмет спать на каменной «перине»!

Сны, утешавшие её – редели, блёкли, отцветали;

Краски естественность теряли;

Рушились города, империи: Рим, Вавилон, Каир…

Не зря магический, чуть мутноватый эликсир

Священную гробницу оросил!

Один из оросителей-жрецов провозгласил:

«О, протяжённый, помнящий молитвы фараонов Нил! –

Искрящемуся эликсиру даровавший несколько бесценных

(И мутноватых) капель вод своих священных!

Разрушь мрачные стены символической гробницы!

Мы щедро окропили крышу сей темницы.

Взываю к тебе, Нил!.. О, грозное рычанье львицы!

Оно – исток, зачин, первооснова!

Провозглашаю миг завершения сна многовекового!

О, Сехмет, ввергающая царства в трепет! Выйди! Проявись!

Смилостивься!.. окончательно проснись!..

Мы жаждем твоего рычания!

Мы – верные тебе Мессеры и жрецы –

Древние произносим заклинания!

Мы – лишь прилежные чтецы!

И да падут на нас твои благодеяния!

Восстань! Вырвись из сумрачной гробницы!

Да прочитаются исписанные Временем страницы!

Снов небыль? – или действительность на них отображалась?..».

Оратор смолк. Гробница, сотрясаясь, рассыпалась.

Богиня с силами (и с мыслями – что много хуже!) собиралась.

Жрецы неистовствовали. Мессеры выжидали:

Они с притворным равнодушием взирали

То на гробницу разрушающуюся, то на людей

Толкущихся на площади (где стало и страшнее и шумней):

Их лица походили на тысячи зелёных пузырей

Смещающихся влево – вправо.

Слышались чьи-то выкрики: «война… разделена… расправа…

Да здравствует воссоздающаяся из руин держава!..

Да сколько можно жить на положении пажей?!».

Тем временем, Феврэния и Роселеста, отыскав мужей,

Сразу заметили на их губах следы помады.

В подобных случаях нередко произносятся тирады…

Роселеста (разглядывая губы мужа):

Коленки чешутся! Эх, надавать бы баламутам тумаков!

Феврэния!.. Спустись-ка поскорее с облаков!

Ты посмотри на губки наших муженьков.

Гурманы соком, видимо, вишнёвым угостились?

Феврэния (в свою очередь, рассматривая губы Ральфелелло):

Да, вовремя мы с облаков спустились.

Неловко вымолвить. Позор! Бесчестье! Стыд!

Роселеста (юношам):

Лютэний… Ральфелелло… кто из вас больший паразит?!

Ха! Напустили на себя невинный вид!

Умора! Любую женщину сразит

Волшебный блеск помады на губах и щёчках

Любимого – и что немаловажно – верного! – супруга.

Ральфелелло (в сторону):

Ух!.. удружил «шут», шастающий в рваненьких носочках!

Несвоевременная, скверная услуга!

Феврэния (резко):

Что? – целовались с бабами?

А ну-ка! – признавайтесь!

Роселеста (вторя подруге):

Ощупывали бёдра их?.. ухватистыми… лапами?

Рассказывайте и не запинайтесь.

Лютэний (вытирая губы бумажной салфеткой):

Откуда бабы?! Как вы могли вообразить такое?

(В сторону):

О, ведьмино исчадье шутовское!

Наворотило оно дел... и… убежало.

Развратность бы свою попридержало!

Ральфелелло (девушкам):

Не целовались мы… ни с кем!

Феврэния (мужу):

А-а-а! Подожди-ка. Догадалась.

Вы лепестки жевали хризантем?

Но… сердцевинка до конца не проживалась?

И ваши губки приобрели малиновый оттенок!

Роселеста (ероша волосы Лютэнию):

Предпочитаете блондинок иль шатенок?

Напомнить вам спешу: Феврэния и я – брюнетки.

А у кого смуглее яйцеклетки? –

У нас? – или у баб, вас целовавших?..

Феврэния (дополняя):

…У баб… пред вами юбочки задравших?

И где вы… зла не хватает! – их нашли?

Мы на полчасика всего-то отошли,

А дамские угодники уже измазаны губной помадой!

Ральфелелло (в сторону):

Скандал!.. да пропади он пропадом с его мошной пузатой!

Не тяготился б я совсем такой утратой!

Гром грянул из-за выходки Хельгиллы:

Девицы ветреной, нахальной и… носатой!

Но губки у неё… о, совесть вещая! – довольно ми́лы.

(Девушкам вслух):

Не было баб!

Феврэния (с подозрением):

А что ж происходило тут?

В наше отсутствие? Вы съели недозрелый фрукт?

Да на двоих, я вижу, поделили?

Ральфелелло (поглядывая на Лютэния):

Здесь… ошивался некий вредоносный… шут.

Лютэний (подмигнув Ральфелелло):

Но хороводов с ним мы не водили.

Роселеста (скрестив руки на груди):

Шут?! Так это он вам губки разукрасил?

Ральфелелло (Роселесте):

Бесспорно! Шут развлекался, злобствовал, проказил!

Феврэния (мужу):

Ты не влепил болвану оплеуху?

Не отогнал как гадкую, назойливую муху?

Ральфелелло (жене):

Нет.

Лютэний (Феврэнии):

Недопустимо! Ральфелелло джентльмен.

(В сторону):

Дайте мужчине сластолюбку-потаскуху,

Дайте распробовать дурнишник-эстроген

И более довольного несовершенством мира существа

Вы не найдёте! – как не отыщете лекарства от измен!

Поддавшись зову естества

Мы превращаемся в галантных кавалеров;

В расслабленных, покорных легковеров;

В ценителей… навязанного шутовства!

Феврэния (мужу):

Шут, значит, перемазал вас помадой?

Ральфелелло (мягко):

Уж не сочти, любимая, бессмысленною тратой

Непостижимого для смертных времени…

Феврэния (нетерпеливо перебивая):

Не беспокойся. Не сочту.

Твоим щекам хватает красноты, а ра́вно – зелени.

Выкладывай… поговорим начистоту.

Лютэний (Феврэнии):

Сестричка, нам не хотелось погружать вас в скукоту.

Роселеста (мужу):

Скучны – в известной степени – смешные оправдания.

Ральфелелло (примирительно):

Оставим, Роселеста, препирания.

Шут выпрыгнул внезапно.

Роселеста:

Откуда?

Ральфелелло (задумавшись):

Отвечать досадно! –

Из-за спины Лютэния!

Роселеста (изобразив озабоченность):

Невероятнейшие, право, совпадения!

Лютэний, Ральфелелло, отсутствие жены…

Вернее – горячо любимых жён!

И… выпрыгнувший вдруг? – из-за спины? –

Развязный шут?.. шпион? Нет! Фанфарон! –

С губной помадою в руке?

Врёшь, Ральфелелло, как балу́ешь! – налегке!..

Ральфелелло (притворно удивившись):

Враньё? – оно здесь, Роселеста, не причём.

Лютэний (жене):

Когда мы ушки ваши тешили враньём?

А? Нет. Враньём от нас, красавицы, не пахнет.

Феврэния (сжимая кулаки):

Дать бы обоим по макушкам кирпичом!

Ральфелелло (супруге):

Если Кларэния тебя услышит – ахнет!..

Феврэния (топнув ногой):

Не ахнет! Кларэния умна! Умнее вас в тысячу раз…

Громоподобный звук, раздавшийся в назначенный жрецами час –

Не воздух, но людскую впечатлительность сотряс.

Звук не позволил девушке изречь парочку ядовитых фраз.

Место, где обреталась мрачная гробница

Не преминуло в воронку пылевую превратиться.

Рассвирепевшая, рычащая женщина-львица

С воронкою вращавшейся слилась

И вместе с ней до верхних этажей домишек разрослась.

Богиня Сехмет выше крыш городишки поднялась,

Надменно вглядываясь в люд, площадь заполонивший;

В люд перепуганный, растерянный, притихший.

Мессеры встали; скрестили руки, ладони положив на плечи.

Примеру их последовали и жрецы.

Также чернь поступила, не знавшая особенностей ритуала встречи.

Сколь схожи меж собой глупцы!

В толпе пугливо перешёптывались: «эй…потише… эй!..

Руки на плечи… руки на плечи… пошустрей!..

Эй… ты там… не артачься… дуралей!..».

Богиня Сехмет удовлетворённо рыкнула, кивнула;

Пасть чёрную разинула, зевнула;

На лица побледневших, замерших жрецов взглянула

И прошептала им: «Спешите продолжить ритуал!..».

Голос богини свистом бурь песчаных отдавал,

Но каждый слышал то, что Сехмет говорила.

Произнося слова на выдохе, она страшила; ворожила.

Смыслом? – или произнесеньем слов? – воздух Толедо холодила? –

Не чувствуя при этом за собой вину.

Хладом повеяло на Ральфелелло, на его жену,

На Роселесту, на Лютэния, стоящих со скрещёнными руками

И с ужасом взирающих на пробудившуюся женщину-войну;

На женщину, поднявшуюся над уютными домами.

Жрецы отмашку дали (расположением богини заручившись)

На продолжение священной церемонии.

Звучала музыка, и голоса певцов в хор стройный слившись,

Песнь затянули об ушедшем беззаконии.

Люд, «прохлаждавшийся» на площади, «оттаял».

Каждый – поочерёдно – жрец день пробуждения восславил.

Герои нашего Романа вернулись к прерванному разговору.

Лютэний (боязливо поглядывая на богиню Сехмет):

Любимая, завидую вашей находчивости, вашему задору!

Такая въедливость – желанна и похвальна.

Зачем из-за проделок шутовских лелеять ссору?

Зачем… пыль поднимать в Толедо? – выражаясь фигурально?

Ты… ты ведёшь себя… провинциально.

Роселеста (побледнев от негодования):

О, даже так? А целоваться с бабами в наше отсутствие - нормально?

Похвальна наша, милый, въедливость?

Лютэний (спокойно):

Да. Въедливость рождает привередливость.

Ральфелелло (дружелюбно):

Ох, Роселеста, перестань.

Ты и Феврэния – отдали ревности сварливой дань.

Не было женщин рядом с нами никаких.

Ни перезрелых, ни – тем паче! – молодых.

Ни кривоногих, ни пучеглазых, ни… носатых!

Взашей бы я прогнал, поверь мне, их!

(В сторону):

Правда, нос у Хельгиллы рос на трёх деви́ц кудлатых!

Но полюбить её способен только псих!

Феврэния (ехидно):

Ты слишком многословен, дорогой.

Прогнал бы прочь девиц? Не сомневаюсь…

Ральфелелло (в сторону):

Хельгиллу – так и вовсе! – прогнал бы её собственной метлой!..

Мне кажется?.. иль… я в неё влюбляюсь?

Феврэния (развивая мысль):

…Ты обладаешь – возражать не стану – красотой.

Однако многие красавчики, замеченные мной,

Имеют вкус – сомнительный, дурной.

Браться обхаживать носатых, кривоногих, пучеглазых мымр!..

Не позавидуешь необеспеченным мужчинам! Быр-р-р!..

Кого приходится им от безвыходности… соблазнять?

Роселеста (подруге):

Незачем слёзы даром проливать.

Беда необеспеченных мужчин –

В низком, неблагородном их происхождении.

Что толку возвышать безмозглых дурачин?

Они живут, и жить продолжат – в разобщении.

Феврэния:

С кем?

Роселеста (спокойнее):

В разобщении со всеми.

И женщинами станут увлекаться, скажем так… не теми,

Какими увлекаться следует…

Ральфелелло (Лютэнию – тихо):

Мотай, дружок, на ус!

Лютэний (Ральфелелло – также тихо):

Нет у меня усов!

Ральфелелло (иронично):

Пардон! – нелепейший конфуз!

Роселеста (юношам):

О чём вы там щебечите? А! Сразу замолчали!

Феврэния (Роселесте):

Заметь: мужья наши мгновенно заскучали,

Едва ты о мужчинах повела беседу.

Женщины – их излюбленная тема.

Ральфелелло (фыркнув):

Внимать противно эдакому бреду!

Феврэния (мужу):

Мужчина – горечь; женщина – вкус сахарного крема!

Ральфелелло (переводя взгляд на Лютэния):

Вот с этим заявлением, дружище, не поспоришь.

Лютэний (Ральфелелло):

Естественные склонности листком крапивным не прикроешь!

Ральфелелло (в сторону):

Хотя… в определённый миг…

Когда крем сладкий приедается…

Ах, облизнулся, баловник!

Опять тебе о… горечи мечтается?

Умолкни. Себя не выдавай.

Рот лишний раз не открывай.

(Девушкам):

Мы слушаем…

Роселеста (посмеиваясь):

Нет, нам вас слушать предстоит.

А шут к вам подкативший – родовит?

Ральфелелло (стараясь не выдать беспокойства):

Шут был… да… Роселеста, мы не отрицаем!

Он нас и… перемазал…

Лютэний (быстро):

А мы его крапивой отстегаем!

Но позже.

Роселеста (Феврэнии):

Поверим жуликам?

Феврэния:

О, нет!

Ральфелелло (жалостливо):

Поверьте!

Лютэний (жене):

Непросто сориентироваться в этой круговерти.

Кто выскочит из-за спины? – попробуй, разберись!

(В сторону):

Благодаря Хельгилле мы изрядно развлеклись.

Феврэния (пристально глядя на супруга):

Шут, думается мне, не столь уж оказался глуп?

Ральфелелло (уклончиво):

Давно помада стёрта с наших губ!

Любимая, расхлябанный, бессовестный буффон

К расправе – и ужаснейшей! – приговорён!

Приговорён, замечу, лично мной!

Феврэния (с интересом):

К расправе? Ха! Забавно! И к какой?

Ральфелелло (мечтательно):

К пинку в упругий зад!

(В сторону):

Я, кстати, даром что – женат! –

Успел зад удирающей Хельгиллы рассмотреть!

Ох, как он аппетитен! Одуреть!

Нахалка им решилась, удирая, повертеть!

От вожделения бы мне не околеть!

(Вслух):

Если появится, то я ему…

Феврэния (перебивая):

Ага. Пинка дашь в зад.

Естественно! Мой муж – толедский хлыщ? – маркиз де Сад?

Роселеста (глядя на супруга):

М-да… выбор нынче небогат.

Простить измену… либо… если не было измены…

Лютэний (девушкам):

Измены?.. Вы чересчур уж подозрительны, надменны.

Ральфелелло (кивая):

Мы – верные мужья.

(В сторону):

Пусть и с помадой на губах.

(Роселесте):

Нельзя избушки на осыпающихся возводить холмах.

Забудьте о проказливых шутах.

Проделки их – дурачество; и то оно – мало!

Феврэния (обратив взор к Роселесте):

Дурачество фигляров, знаешь ли, произвело

Скверное впечатление на нас.

Роселеста (Феврэнии):

Но оправдания логичны. Давай дадим супругам шанс?

Феврэния (юношам):

Ладно, фрондёры, так и быть.

Мы с Роселестой отважимся сегодня вас простить.

Лютэний (облегчённо выдохнув):

Я думаю, нам ручки можно опустить.

Жрецы (да и Мессеры) пример всем показали.

Присутствующие богине Сехмет почести воздали.

Давай, мой Ральфелелло, обнимем жён любимых?

Ральфелелло (подкрадываясь к Феврэнии):

Я только за.

Феврэния (позволив себя обнять):

Легко прощать таких врунов болтливых!

В притворстве нет вам равных. Обнимайте.

Роселеста (прижимаясь к Лютэнию):

Ваши объятья окажутся, пожалуй, кстати.

Лютэний (счастливый):

Люблю с женою обниматься на закате!..

Торжественная церемония продолжилась.

Жрецы богиню прославляли.

Феврэния, глядя на Сехмет, ёжилась.

Её до дрожи пробирали

Грозные рыки и исходящая от пробудившегося божества опасность.

(Испуг предупреждает безучастность!).

Лютэний Роселесте объяснялся в миллионный раз в любви.

«Помилосердствуй!.. Благословение яви!» –

Жрецы взывали, стоя возле пылевой воронки.

Рыки богини были – злы, протяжны, громки.

Аббатство но́чи за плечами Сехмет простиралось.

Вращение воронки ускорялось…

Глава седьмая завершена.

Продолжение следует…

Вторая декада Октября 2024-го года