Лебедей здесь больше нет

Я не могу назвать свою жизнь несчастливой. У меня всегда была крыша над головой и еда в холодильнике тоже имелась, но… Отчего-то жить мне не особо хотелось.

Моя мама всегда говорила, что жизнь нужно ценить, а иначе меня мог покарать Бог. Она была монашкой и часто водила меня в церковь. Мне там не нравилось. Там была чересчур странная атмосфера. Одноклассники часто надо мной подшучивали из-за набожности моей матери, но я не мог её винить за то, что она верила в Бога. Я винил её лишь за то, что она верила, что тот дарует ей долгую и счастливую жизнь, ведь ни то и ни другое она в итоге не получила…

Мой отец был пьющим человеком. Часто он приходил с работы домой, еле стоя на ногах от выпитого им алкоголя. Мама в такие моменты начинала молиться, и… иногда молитвы помогали. Отец сразу заваливался спать и просто игнорировал нас. Но чаще всего он срывался, лез с кулаками на мать, да и на меня периодически. Я пытался её защитить, но в конечном итоге просто валялся в слезах с фингалом под глазом или разбитым носом где-нибудь в углу кухни. Я ненавидел своего отца в такие моменты, но вот мама, даже после побоев, приползая ко мне на четвереньках, просила не злиться на отца. Она говорила, что он неплохой человек, что его просто портил алкоголь. Возможно, она и была права, но мне было тяжело в это поверить.

Я жил так первые одиннадцать лет своей жизни. И я действительно думал, что это совершенно нормальная жизнь, когда отец избивает жену и ребёнка. По крайней мере, мама говорила, что это нормально. И так же она говорила, что если попросить Бога о помощи, то он обязательно поможет… Она умерла от рака, когда мне исполнилось двенадцать лет. Тогда я понял, что она ошибалась. Бога нет и никогда не было. Он не дал маме счастливую жизнь, и на момент смерти ей было всего двадцать восемь лет… Вся её вера была напрасна.

Отец после этого перестал ходить на работу вовсе. Он начал не переставая пить. Тратил всё, что было, на алкоголь. Вскоре нам отключили свет, воду и газ. Я кое-как продолжал ходить в школу. Надо мной частенько насмехались одноклассники и из-за пьяницы отца, и из-за уже покойной монашки матери, даже из-за давно изношенной одежды и старого полуразорванного рюкзака. Они иногда избивали меня, и мне не особо хотелось ходить в школу, но гораздо страшнее мне было возвращаться домой. Там меня ждал он… Кулаки одноклассников не могли сравниться с огромными кулаками отца. Часто после школы я специально выбирал наиболее изощрённый маршрут, лишь бы прийти домой как можно позже.

Отец просто терпеть меня не мог, его раздражал каждый мой шаг, каждый мой вдох и выдох. Я не знал, почему так было. Был ли он плохим человеком, или его действительно портил алкоголь… Я не мог знать, что из этого было правдой, но я жутко боялся его. До смерти боялся. Он иногда душил меня, но чаще просто бил. Бил по лицу, ногам и рукам. По спине ударил лишь однажды, и удар пришёлся такой силы, что я смог подняться только на следующее утро и несколько дней после этого хромал. Мне приходилось носить одежду с длинными рукавами, чтобы люди не видели синяков на моих руках. Со временем, слушая чужие разговоры, я начал понимать, что то, как я живу, не является нормой. Я видел, как отцы забирают детей со школы, гладят их по голове и берут за руки… Мне было тяжело осознавать, что вся моя жизнь была странной, не такой, как у других людей…

Однажды, когда я делал уроки в тусклом свете свечи, ко мне подошёл отец. Я задержал дыхание от переполнившего меня страха. Луна светила достаточно ярко, чтобы я смог увидеть его глаза, полыхавшие гневом. Тогда он сказал, что вся моя жизнь была ничтожной, что само моё рождение было ошибкой… и ударил кулаком мне прямо в нос. От боли у меня заслезились глаза. Острая, режущая, она сковала всё моё тело. Как оказалось потом, нас хотели выселять, потому что мы не платили за дом, и отец просто сорвал на мне накопившуюся злость. Наверное, если бы мама была жива, она бы попросила не злиться на отца и сказала бы что-то подобное: «Он тебя любит, просто сейчас ему очень плохо». Да, так бы она и сказала, если бы только не умерла…

И вот в двенадцать лет я впервые пошёл работать. Работал я на складе, даже не работал, а просто подрабатывал. Получал копейки, но это были какие-никакие, но всё же деньги. График я выбирал сам, чтобы было удобно совмещать работу с учёбой. Я даже ещё умудрялся как-то оставаться в числе хорошистов. Единственное, что меня действительно радовало, так это то, что я возвращался домой очень поздно, и отец к этому времени уже засыпал.

После каждой моей зарплаты он напивался и крушил квартиру, а если находил меня, то избивал, пока я не терял сознание. Он забирал все мои деньги. Точнее, он думал, что все. На самом деле несколько сотен рублей я успевал припасать для себя. Покупал на них еду и откладывал немного на новую одежду.

Я начал резать вены после второй зарплаты. Сначала просто поперёк, а потом уже и вдоль. Получались своеобразные крестики-нолики на коже. Мне не было особо больно от этого, я просто ощущал моральное удовлетворение от того, что мог дать отпор хотя бы своей коже на руках.

Вскоре я начал носить и бинты. Раны часто получались слишком глубокими, и кровь долго не останавливалась. Я боялся смерти, но ещё больше я боялся своего отца. Когда кровь не прекращала идти и после перевязки, я где-то глубоко внутри надеялся, что истеку ею и отправлюсь в мир иной. Может, я бы встретился там с мамой, ну или же хотя бы смог больше не видеть своего отца. Но раны были недостаточно глубоки, чтобы меня убило. Обычно мне просто становилось очень паршиво. Кружилась голова. Тошнило. Но я не умирал.

Наверное, узнав мою биографию, кто-то подумает, что вся моя жизнь была комком из печали и боли, но это не так. Не думайте, что у меня не было счастливых моментов в жизни. На самом деле были вещи, которые мне очень нравились. Я любил слушать музыку, особенно классическую или просто атмосферную. Погружаясь в мелодию, я ощущал, как моя духовная составляющая отрывается от физического тела и улетает в другие миры, более счастливые или же более несчастные. Это нельзя было описать словами, это просто очень волшебное ощущение… Ещё я любил наблюдать за лебедями. Я мог смотреть на них часами. На то, как они плавали, ходили по травянистому берегу, взлетали, взмахивая огромными белыми крыльями. Они были красивыми, но и в то же время воинственными птицами… Они были словно розы. Но было и ещё кое-что, что я очень любил — книги. Отец не разрешал мне трогать книги, которые стояли у нас дома, поэтому я брал их из школьной библиотеки. Читать я всегда приходил к озеру, которое я прозвал лебединым. Скрытое от чужих глаз за стенами из деревьев, оно даровало тишину и спокойствие для белоснежных птиц и меня. Дома я боялся сидеть с книгами — отцу бы это точно не понравилось, да и ещё, даже в сумерках на озере было намного светлее, чем в доме. Я даже мог почитать здесь вслух для лебедей и одинокой тишины, не боясь, что кто-то мог подслушивать. Я не знал, понимают ли птицы смысл произносимых мною слов, но я всё равно любил им читать. Мне даже иногда казалось, что им это нравится. Звучит очень смешно, но так приятно было мечтать, что эти обожаемые мною белоснежные существа могут понимать, что я им говорю.

Однажды я начал писать стихи. Просто так получилось. После школы я проходил через озеро, а в руках у меня была тетрадь и ручка. Слова сами пришли ко мне в голову. Они аккуратно постучали в дверь моей черепной коробки, и мой мозг их впустил. После этого момента я часто приходил без книг, просто приносил с собой тетрадные листы и ручку. Я писал про лебедей, про это чудесное озеро и про одинокую молчаливую тишину.

Однажды я чересчур засиделся со стихами на берегу озера. Я даже не заметил, как быстро лучи яркого солнца сменились светом поблёскивающей на водной глади Луны. Я услышал шаги, явно принадлежавшие кому-то крупного телосложения. За мной пришёл отец. Он ударил меня по лицу с такой силой, что я выронил все листы, и они распластались по берегу. Отец был в бешенстве. Он начал орать. А увидев стихи, в которых говорилось про лебедей, он рассвирепел ещё больше. Он вошёл в озеро по колено. Там, никому не мешая, плавала одна единственная лебёдушка. Отец схватил её за шею. Я в немом ужасе понял, что сейчас её жизнь в один момент могла оборваться. Он хотел сломать шею этой прекрасной птице. Я вскочил с холодной травы, вбежал в ещё более морозную воду и со всей силы оттолкнул отца в сторону. Он плюхнулся прямо в водоём, а лебедь смог улететь.

Тогда отец впервые попытался меня утопить. Я смог выбраться из его хватки и выбежать из воды, за что сильно поплатился. Он избил меня до полусмерти. Я думал, что умру, но… видимо, час моей смерти был ещё далёк, и старуха с косой отказалась сопровождать меня в загробный мир.

Я очнулся на следующее утро. Яркие рассветные лучи пробивались сквозь зелёную листву растущих вокруг деревьев. Надо мной сидел мальчик примерно моего возраста. Он с интересом разглядывал меня, будто я был каким-нибудь пришельцем. Я подумал, что он хочет сделать что-то плохое, и инстинктивно отполз подальше. Всё тело болело, и если бы он попытался меня избить или вообще сделать мне хоть что-то, я бы не смог дать отпор. Но он просто продолжал на меня смотреть.

Стихи!

Я вспомнил про листы, на которые потратил несколько последних дней, и в панике оглядел берег. Их не было нигде, и я подумал, что скорее всего они утонули…

— Не это ищешь? — вдруг спросил мальчик, протягивая мне немного заляпанные грязью тетрадные листы.

— Д-да. Где ты их нашёл?

Я забрал листы и прижал их к своей груди, будто они были самым дорогим, что было в моей жизни.

— Они были в гнезде у Сары.

Я непонимающе уставился на него.

— У какой Сары?

— Сара это она, — указал он на белую лебёдушку, плавающую по озёрной глади. — Если бы не она, листы могли бы утонуть в озере или же разлететься по ветру…

Я ещё сильнее вжал бумагу в свою одежду. Именно Сару я спас от отца, а она спасла мои стихи. Тогда моя уверенность насчёт того, что лебеди понимают мою речь, ещё больше окрепла. Возможно, так оно и было…

— Красивые стихи, — сказал мне мальчик. — Сам их писал?

— Да.

Я немного отвёл взгляд. Он похвалил мои стихи? Ему они правда понравились?

— Я Чарли, — сказал он, протягивая мне руку. — А ты?

— Я? Я… Питер.

Я посмотрел на его руку, тогда ещё не понимая, чего он от меня хотел.

— Почему ты так смущаешься? — вдруг спросил он. — Ты ни разу ни с кем не знакомился?

— Я… Ну… Нет.

Я думал, он посмеётся, упрекнёт меня в чём-то… но вместо этого он взял меня за руку и помог мне подняться.

— Просто пожми мне руку и скажи: «Приятно познакомиться», — проговорил он, добродушно улыбаясь. — Давай, у тебя получится.

— Э… Приятно… познакомиться.

— Неплохо.

Он улыбнулся ещё шире и отпустил мою руку.

— Почему ты весь в крови? И что ты делаешь тут в такую рань? Тебе нужна помощь?

Я смутился. Я не понимал, почему он был так добр ко мне и почему он решил мне помочь.

— Н-нет, всё… нормально.

Даже я не поверил в свои слова.

— Мне так не кажется. Может быть, отвести тебя к моей бабушке?

— Нет!

Мне вдруг стало страшно. Если мой отец узнает, что я кому-то нажаловался на него, то снова изобьёт меня… или же просто убьёт.

— Я лучше пойду домой…

Я развернулся и быстро пошёл в сторону своего дома. Эта доброта, которая так и излучалась от Чарли, меня пугала…

— Погоди, я провожу тебя.

— Не стоит…

— А я всё равно провожу.

Я остановился, когда он поравнялся со мной. Я вообще не мог его понять.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что ты весь в крови и ночевал на улице… — задумчиво пробормотал он, видимо, не понимая меня. — Вдруг с тобой что-нибудь случится?

— И что? Тебе не всё ли равно?

— Но ты же человек, а не мешок мусора. Конечно мне не всё равно, что ты можешь пострадать.

— А разве людям не должно быть всё равно на других людей?

— Хах, ты странный.

Он улыбнулся. Я подумал, что вот сейчас он точно насмехнётся надо мной, оскорбит, но вместо этого он задал вопрос:

— У тебя есть друзья?

Я отрицательно покачал головой. У меня никогда не было настоящих друзей. Я знал, что друзья это люди, которым ты нужен не для каких-то конкретных целей, а просто нужен, как человеку нужен человек. Друзья это люди, которые придут тебе на помощь, и люди, которым поможешь ты, не ожидая ничего в ответ… Я читал такое в учебниках по русскому языку и в книгах… Но мне казалось, что такого не бывает за пределами литературы.

— Теперь есть.

Он посмотрел мне прямо в глаза. Я не до конца его понял. Я просто не мог поверить, что кто-то захотел бы дружить с таким человеком, как я… С таким отбросом общества. Но он не отводил свой взгляд, и я видел пылающую в нём решимость.

— Ты хочешь со мной дружить? — пробормотал я себе под нос.

— Да. Почему это тебя так удивляет?

— Но ты же сам сказал, что я странный…

— А что в этом плохого? Ты загадочный и скромный, мне это нравится.

Загадочный и скромный? Почему-то мне стало приятно от этих слов…

Он проводил меня до дома. Весь путь я старался молчать, мне было как-то не по себе от ощущения, что у меня появился первый в жизни друг.

— Ты здесь живёшь? — удивлённо спросил он, глядя на старый покосившийся дом.

Я настолько привык к этому полуразваленному деревянному укрытию, что и не находил в нём ничего странного, но его вопрос заставил меня задуматься…

— Ну да, а что?

— Многие говорят, что здесь живёт пьяница, который убил свою жену.

Так вот, оказывается, что люди думали про нас. Ну… в чём-то эти слухи действительно сходились с реальностью.

— Ой, извини, если обидел… Теперь-то я знаю, что это обычный дом. Мне он нравится, выглядит мрачно и таинственно, — проговорил Чарли. — Ну, ещё увидимся.

— А-ага… А как мы встретимся?

— Я приду сегодня на озеро посмотреть на лебедей.

Он улыбнулся и ушёл. По мне, так это он был странным, а не я…

Вечером я пришёл на озеро. Я не надеялся, что мог снова встретиться с тем парнем. Всё-таки он был человеком. А люди это те ещё монстры… Но когда я подошёл ближе к берегу, увидел его белые волосы, что так выделялись на фоне вечерних сумерек. Он сдержал своё слово, и от этого по телу разлилось тепло…

Весь вечер мы сидели на берегу и смотрели на лебедей. Этот день, эта встреча, эта череда простых случайностей изменили всю мою дальнейшую жизнь.

Каждый день мы встречались с ним на озере и любовались белыми птицами. Оказалось, Чарли был очень на меня похож. Он тоже любил эту тишину, скрывающую в себе одиночество. Я писал стихи и даже сочинял коротенькие рассказы, а Чарли наблюдал за моими действиями. Сначала я стеснялся такого внимания, но потом мне даже стало приятно. Ему нравилось всё, что я писал. Он часто просил дать ему почитать мои, как он выражался, — творения. Он даже просил сочинить стихотворение или какой-нибудь краткий рассказ про него, но я жутко смущался начинать писать что-либо о нём.

Начав с ним дружить, я впервые почувствовал себя таким счастливым. Одиночество, всегда обволакивающее меня толстым одеялом, превратилось в просвечивающуюся простыню. Конечно, дома меня ждали побои от вечно пьяного отца, но я готов был их терпеть, потому что знал, что скоро я снова встречусь с Чарли на берегу лебединого озера.

Так продолжалось всё лето. Днём я работал, а по вечерам встречался с ним и подолгу сидел на берегу, наслаждаясь приятным теплом.

Осенью он уехал из этой забытой всеми деревушки. Как оказалось, он приезжал сюда к бабушке только на летние каникулы. Я не хотел с ним расставаться, но он обещал, что вернётся следующим летом. И я стал его ждать.

Я снова начал ходить на учёбу, затем на работу, а затем приходил домой и делал уроки в тусклом свете, что дарила мне свеча. Времени на лебедей в будние дни у меня практически не находилось. Но по выходным я всё-таки приходил на озеро, садился на прохладную траву и любовался белыми грациозными птицами. Сидя там, я вспоминал Чарли, его добрую улыбку и его приятный голос… Часто я плакал от разлуки с ним…

Я продолжал писать стихи и даже начал сочинять рассказы подлиннее предыдущих. Иногда, когда было пасмурно, я брал с собой на озеро книгу и просто вслух читал её для лебедей, чтобы хоть как-то скрасить эти серые дни для них. Но всё-таки каждый день я вспоминал его… Чарли был моей путеводной звездой. Без него мою жизнь окутывала бескрайняя тоска.

Прошло девять месяцев, и начался июнь. В первый день лета я сразу же побежал к озеру. Меня будто бы вело туда шестое чувство. Там, на берегу, средь молодых берёз, стоял Чарли. Он, видимо, услышал мои шаги и обернулся. На его лице сразу возникла счастливая и добрая улыбка, от которой улыбнулся и я.

— А я уж думал, что ты меня забудешь, — в шутку сказал он. — Ну, не стесняйся, обними же меня. Мы так давно не виделись.

Я побежал к нему в такие долгожданные объятия. Мне стало так приятно и хорошо от одного лишь соприкосновения с ним.

Весь день мы просто гуляли по природе. Мы даже взялись за руки. Я никогда не видел, чтобы мальчики держались за руки, но мне отчего-то это нравилось. Дружба оказалась для меня лучше всего того, что радовало меня до этого.

— Почему ты режешь вены? — спросил он вдруг.

— А?

От такого неожиданного вопроса мой мозг просто не успел понять смысл сказанных им слов.

— Ну, в прошлом году я увидел бинты у тебя на руках… И иногда я замечал на них кровь. А сейчас у тебя шрамы на запястьях.

— Я…

— Ты хочешь умереть?

— Н-нет…

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Ну…

Я не смог ничего ему ответить в тот момент. Я даже не мог произнести какую-либо фразу, просто выдавливал из себя какие-то однообразные частицы и местоимения. На самом деле я и сам не знал ответа, почему и для чего делал то, что делал.

— Ничего, расскажешь, когда будешь готов, — произнёс он, крепче сжав мою руку. — А сейчас, можешь дать почитать мне свои стихи? Я знаю, ты много написал их за год.

Я сразу понял, что он перевёл тему не просто так… Он знал, что в моей жизни что-то было не так и не хотел причинять мне моральную боль, задавая неприятные вопросы.

Тогда я показал ему и стихи, и рассказы. Он молча читал их, сидя на берегу озера. Его белые волосы развевались на ветру, а голубые глаза сияли в свете заката. Я не мог поверить, что наконец-то дождался этого момента, которого ждал все девять месяцев.

— Это… — проговорил он. — Потрясающе!

— Тебе понравилось?

— Конечно! Ты должен стать писателем! Мои родители, скорее всего, знают людей из каких-нибудь известных издательств. Ты очень талантлив, я думаю, люди тобой заинтересуются.

— Я не уверен…

— Всё равно поговори со своими родителями об этом, а я поговорю со своими. Ладно?

— А-ага.

Он заметил в моём голосе печаль. Да я и сам её услышал. Это, пусть и единственное сказанное мною слово, было пропитано ею сполна.

Через месяц Чарли принёс мне конверт. Я сразу понял, что внутри лежит книга. Не очень толстая, но и не особо худая.

— Это тебе, — с улыбкой произнёс он. — Открой.

Я открыл бумажный конверт и достал оттуда книгу. На мягкой обложке был изображён белый лебедь на пруду, а сверху красивыми золотыми буквами были написаны мои имя и фамилия.

— Что? — удивлённо воскликнул я. — Почему здесь моё имя?

— Ну а ты почитай её.

Я открыл книгу и начал читать. Это был сборник стихов. Моих стихов.

— Что?!

— Издательство оценило твои работы. Они готовы опубликовать этот сборник и ещё твои рассказы, но ты должен лично обговорить всё с ними.

— Ты серьёзно?

— Они хотят с тобой сотрудничать. Глядишь, и скоро будешь ездить на встречи со своими читателями.

— Я даже не знаю, как тебя благодарить.

На мои глаза навернулись слёзы. Я просто не верил в то, что это всё происходит со мной.

— Просто продолжай писать, — сказал он. — Ну и…

— И что?

— Можешь отблагодарить меня… поцелуем.

— Поцелуем?

— Ну, не в губы… Просто в щёчку.

На его щеках появился лёгкий румянец. Впервые я видел его таким… таким смущённым. Не задумываясь, я подошёл к нему и поцеловал его в щёчку. Вроде в этом не было ничего такого особенного, но почему-то моё сердце запылало в тот момент. Тогда я понял, что Чарли стал моим лучшим другом.

Тем летом были опубликованы все мои работы, что я написал за год, да и, получается, за всю свою жизнь. Я был нереально счастлив. Это счастье подарил мне именно Чарли…

Мои книги появились на полках магазинов, и их даже покупали. Мне доставляло огромное удовольствие, когда я видел какого-нибудь прохожего, с увлечением читающего написанный мною рассказ. Я продолжал писать, мне это очень нравилось.

— Пит, — обратился ко мне однажды Чарли, — почему ты весь в синяках?

— Наверное, споткнулся и упал…

Этот его вопрос очень меня смутил. Я не хотел рассказывать ему о своей жизни такие неприятные подробности, а он хотел их знать.

— Не ври уж, — пробурчал он. — Ты всегда ходишь с синяками.

— Ну… я по жизни неуклюжий…

— Тебя кто-то бьёт? — резко спросил он чересчур уж серьёзным тоном.

— Н-нет…

— Ясно.

Я сразу понял, что он мне не поверил.

— Я подожду, когда ты сам расскажешь. Мне ты можешь доверять.

Это был последний день лета. Вечером он уехал, пообещав вернуться следующим летом.

На следующий год мы встретились вновь. Я продолжал писать, сотрудничая с издательским агентством. Книги приносили свой доход, и я был очень благодарен, что подружился с таким человеком, как Чарли.

Одним летним вечером я сидел дома у окна и писал стихи. Это был один из немногих моментов, когда я решился заниматься этим дома. И этот раз стал огромной ошибкой, за которую я поплатился. Отец слишком неожиданно появился на пороге моей комнатушки. Он сжёг все мои работы, которые я хотел отнести в издательство… В тот злополучный вечер я наблюдал, как месяцы стараний просто сгорали, превращаясь в дым и пепел…

Тогда я убежал из дома и пришёл на берег озера. Мне было больно и обидно… Сердце разрывалось от такой несправедливости.

— Что-то случилось? — спросил меня такой приятный голос.

— Н-нет, ничего, — проговорил я сквозь слёзы.

Чарли подошёл ближе и сел рядом со мной. Он обнял меня, прижав к себе, и погладил по голове, словно я был котёнком.

— Расскажи мне, — шёпотом попросил он. — Я умею хранить секреты.

И я рассказал ему… Я больше не мог справляться с этим в одиночку. Я рассказал про смерть матери, про пьющего отца, про побои и, наконец, про сожжённые стихи. Он стал первым человеком, которому я открылся… который смог достучаться до моего сердца.

— Может, позвонить в полицию…

— Нет! Не нужно.

Я серьёзно посмотрел на него. Я прямо почувствовал, как всё моё тело сжалось в комок при одном упоминании полиции.

— Но он же тебя избивает.

— Я уже привык…

— Но…

— Послушай, если полиция приедет, она ничего ему не сделает, а он лишь ещё больше рассвирепеет. Не говори никому. Пожалуйста.

Я умоляюще на него посмотрел. Впервые я сам о чём-то его попросил… и я не знал, как он отреагирует на такое.

— Хорошо, — просто согласился он. — Спасибо, что рассказал.

Он поцеловал меня в голову и обнял ещё крепче, словно боялся, что я мог сбежать.

— Но всё-таки я бы хотел помочь тебе.

— Ты и так для меня многое сделал…

— Друзья всегда помогают друг другу, это нормально. На самом деле мы оба будем в плюсе, если ты согласишься.

— Соглашусь на что?

— Можешь пожить у меня остаток этого лета. Бабушка не будет против, а я уж тем более.

С тех пор я частенько ночевал у Чарли. Нам вдвоём было весело. Его бабушка мне тоже понравилась, она была доброй женщиной. Мы с Чарли часто вместе читали, и он помогал мне со стихами, подавая идеи. Спали мы в одной кровати. Меня это немного смущало, ведь я никогда не спал даже с родной матерью в одной постели. Но спать рядом с ним, рядом с единственным человеком, который делал меня счастливым и который так сильно пытался мне помочь, было приятно, несмотря на всё смущение, что я испытывал, когда случайно касался его тела.

Следующим летом я понял, что мы с Чарли более чем очень похожи. Он показал мне еле заметные шрамы, «украшающие» его запястья.

— Ты резал вены? — спросил я у него.

— Да… Я хотел умереть когда-то.

— Почему? Что случилось?

Он рассказал, что раньше его родной отец часто издевался и избивал их с матерью. Но они смогли выбраться из этого кошмара, и его родного отца посадили.

— Сейчас мама живёт с отчимом, и мы стараемся не вспоминать то время, но… Когда я впервые увидел твои руки, сразу понял, что должен тебя остановить.

Он с улыбкой посмотрел мне в глаза, дотрагиваясь взглядом до моей покоящейся в недрах плоти души.

— Может, ты этого до сих пор и не понимаешь, но ты хотел умереть… А сейчас? Ты хочешь жить дальше?

Его вопрос прозвучал отнюдь не как вопрос. Он будто бы умолял меня продолжать жить.

— Да, хочу, — ответил я правду.

— Тогда живи, — попросил он. — Мне будет очень грустно, если с тобой что-нибудь случится.

Его рука коснулась моей щеки, а моё сердце вдруг ускоренно забилось в груди. Непонятное новое чувство овладело мной. Уже потом я понял, что влюбился в него…

С новым июнем мы снова с ним встретились на берегу одинокого лебединого озера. Нам было уже по шестнадцать лет. Как же быстро летит время… Года проносились со скоростью сапсанов.

Каждый день мы с ним встречались и гуляли почти до самой ночи. Этим летом я уже не воспринимал его как простого друга… Он стал кем-то большим для меня, и я действительно боялся его потерять. Мне был приятен каждый его шаг, каждый вдох и выдох. А его взгляд… Когда он смотрел на меня, я ощущал, будто целая Вселенная взирает на меня его очами.

Лето пролетело слишком незаметно. Перед самым отъездом Чарли я схватил его за руку и притянул к себе. Что-то подсказывало мне, что нужно было сказать это именно в этот момент. Именно сейчас.

— Ты мне нравишься, — признался я ему, краснея.

— Ты мне тоже нравишься, — ответил он мне.

— Нет, ты не понял… Я тебя…

Он не дал мне договорить. Он поцеловал меня. Не в щёчку. Он поцеловал меня прямо в губы. Мне показалось, что время остановилось. Сердце забилось так быстро и так громко, что я побоялся, как бы кто-нибудь другой его не услышал. Чарли отстранился от моих губ и посмотрел мне прямо в глаза.

— Я давно уже всё понял, — с улыбкой прошептал он.

Одарив меня самым ласковым взглядом, он ушёл.

Только спустя день я понял, что он впервые не пообещал вернуться следующим летом…

Новые девять месяцев я проживал уже не так, как проживал их обычно. Я уволился с подработки и всё свободное время посвящал писательскому делу и чтению разнообразной литературы. Денег мне теперь хватало, а отец… Он стал похож на мертвеца. Пил, спал и блевал. Он практически не трогал меня, относился ко мне как к пустому месту… Но это даже к лучшему.

Утром первого дня нового лета я уже сидел на берегу лебединого озера и ждал Чарли. Меня одолевали смешанные чувства. Я боялся, что он мог не вернуться, но я пытался убедить себя, что он не дал обещания из-за забывчивости… Ещё я пребывал в волнении. Он знал о моих чувствах к нему, и мы с ним поцеловались…

Он так и не пришёл.

Я ходил на озеро каждый день, и каждый день я ждал его. Я надеялся, что вот сейчас, в самый неожиданный момент, когда я уже соберусь возвращаться домой, раздастся его такой приятный голос. Но этого не происходило…

И вот в один, как мне казалось тогда, прекрасный день, я встретил его на берегу озера. Я подумал, что это сон… Он стоял ко мне спиной. Его белые волосы колыхались от порывов ветра. Я побежал в его сторону, к нему, в его объятия… Но он повернулся ко мне без улыбки. Я сразу остановился, поняв, что что-то было не так.

— Я уж думал, ты не приедешь, — с улыбкой произнёс я. — Что-то случилось?

В его глазах отразилась боль. Что-то определённо было не так.

— Больше не жди меня, — попросил он.

Улыбка с моего лица пропала. Я вопросительно посмотрел на него, а он опустил свой взгляд в землю.

— П-почему? Мы же ведь встретились… Ты куда-то снова уезжаешь?

— Я приехал только чтобы сказать тебе это.

— Не понимаю. Что случилось? Расскажи мне! Мы же… друзья.

— Нет! — воскликнул он. — Мы с тобой больше не друзья.

Он выпалил это с таким гневом, что у меня мурашки прошлись по коже. Я готов был поверить в его злость если бы не печаль, застывшая в его взгляде.

— Больше мы с тобой не встретимся, — сказал он. — Забудь меня.

Слёзы сами пошли из моих глаз.

— Я тебе не верю, — хотел выкрикнуть я, но голос дрогнул. — Прекрати молоть чушь! Я не верю, что ты вот так просто готов забыть всё, что между нами было!

— Прощай.

Он отвернулся и ушёл прочь от меня. Я упал на колени. Тогда я понял, что то чувство несправедливости, которое я испытал, когда отец сжигал мои стихи, было ничем по сравнению с ощущением того, что меня предали… Меня предал мой единственный друг, которого я любил всем сердцем…

Несколько дней я не выходил из дома. Мне было всё равно на отца и было больно смотреть на лебедей. А когда я попытался написать стих, вылить душу на тетрадный листок, моя рука затряслась… Я не смог написать и строчки.

Мне было больно вспоминать Чарли, но мысли были только о нём. И из головы не выходил его прощальный взгляд… Он был полон грусти… Да, было такое чувство, что он был готов заплакать…

Заставляя себя верить, что Чарли говорил мне тогда неправду, я отправился в дом его бабушки. Я не знал, чего ожидал от этого похода… Наверное, хотел чтобы Чарли был там. Мы бы с ним поговорили и даже, возможно, смогли бы помириться… Его бабушка открыла мне дверь и удивлённо посмотрела на меня своими большими старческими глазами.

— Здравствуйте… А Чарли дома?

— Милок, а ты что, не знаешь? — спросила она.

— О чём я не знаю?

— Чарли в больнице.

— Как в больнице? С ним что-то случилось?

У меня упало сердце, когда я услышал ответ.

Я нашёл ту больницу, где лежал Чарли. Я купил стандартный набор продуктов, который обычно приносят больным людям: сок, йогурты, да и фрукты, ничего другого как-то на ум и не пришло. На ресепшене мне назвали номер его палаты и сказали, как до неё дойти.

Стоя перед дверью, ведущей к нему, я испытывал давящее волнение, но отступать было нельзя. Я это понимал и поэтому вошёл к нему в палату. Там я сразу же увидел его. Чарли спал, лёжа на больничной койке с кучей подключённых к рукам приборов и капельниц. Его голову покрывало полотенце, а ужасный мертвенно-бледный оттенок кожи говорил о серьёзности его заболевания.

Я поставил пакет с продуктами на полупустую тумбочку и присел рядом с ним на стульчик. Мне было больно видеть его таким… Но теперь я точно знал, что тогда на озере он мне солгал. Он просто не хотел, чтобы я видел его таким.

Он приоткрыл глаза и удивлённо посмотрел на меня.

— Пит? Что ты… Что ты здесь делаешь?

— Я пришёл занести продукты, — указал я на белый пакет.

— Но… как ты узнал…

— Твоя бабушка мне рассказала.

— Вот оно как…

— Я знаю, что у тебя рак, — на выдохе произнёс я. — Ты из-за этого тогда сказал, что мы больше не друзья?

Он отвёл от меня взгляд, явно устыдившись.

— Извини меня, — прошептал он. — Конечно же мы друзья.

Я приходил к нему каждый день. Мы общались, смеялись, сочиняли вместе стихи и читали книги. Нам было хорошо вместе. Но ему становилось хуже… По крайней мере, точно не становилось лучше… Он пытался меня убедить, что с ним всё было и будет в порядке, но я видел, как его физическое тело постепенно умирало, а часы посещения всё укорачивались…

В один из последних летних дней я снова пришёл к нему. Он очень исхудал, а его кожа почти не отличалась от белой простыни, на которой он лежал. Мы с ним поговорили. Он произносил слова с трудом, но мне очень нравилось слушать его голос. Я погладил его по голове и взял его за руку. Она была тонкой, костлявой, чересчур холодной, да и практически неживой. Я понимал, что Чарли умирает. Я хотел навсегда запомнить его весёлым мальчиком, что озарил мою жизнь ярким светом… Я боялся, что мог забыть его… Его лицо, его улыбку, его взгляд… его запах…

— Я люблю тебя, — произнёс тогда я. — И всегда буду любить.

Он отвернулся от меня и выдернул свою руку из моей ладони.

— Забудь меня пожалуйста, — прошептал он. — У нас ничего не получится. Я ходячий мертвец.

— Не говори так…

— Дай мне побыть одному.

Он не повернул своей головы ко мне, но я знал, что, скорее всего, он плачет. Я встал и ушёл, не смея ему перечить. Я понимал… Я понимал, почему всё происходит именно так, а не иначе, но… Мне было так больно… Сердце просто разрывалось на куски.

На следующий день я снова стоял перед дверью его палаты. Этой ночью я написал стихотворение… для него и про него. Он всегда хотел этого, а я всегда стеснялся.

Я так и не вошёл к нему в палату в тот день. Просто не решился. Я передал конверт с лежащим внутри тетрадным листом медсестре и попросил отдать его Чарли.

Всю ночь я не мог уснуть. Меня мучило странное ощущение, что что-то было не так. Мне было отчего-то страшно, и подсознательно я понимал, чего боялся, но пытался думать, что ничего не понимаю. Строил из себя дурачка, обманывал своё сознание до последнего.

Утром я снова пошёл к нему. Я заставил себя открыть дверь в его палату. Но когда я зашёл, койка была пуста. Я непонимающе обвёл взглядом всю комнату. Из вещей я увидел лишь конверт, который днём ранее передал медсестре. Он покоился с миром на мрачной тумбе. Выйдя в коридор, я обратился к первому же человеку в белом халате, которого увидел:

— Извините, а где пациент из этой палаты?

Мужчина взглянул на меня долгим изучающим взглядом, а затем спросил:

— А вы ему кто?

— Я его друг.

— Вчера днём пациент из этой палаты скончался. Соболезную вашей утрате.

Врач ушёл, а я, словно под гипнозом, вошёл обратно в палату, в которой ещё только вчера лежал Чарли. Тогда мой мозг просто расплавился в черепной коробке. Я понимал, что смысл слов до меня дошёл, но мой разум сам противился этому осознанию. Я упал лицом в подушку, пытаясь уловить запах Чарли, который так и ускользал из памяти… Глаза застелили слёзы, и я больше не мог контролировать свои действия.

Не знаю, сколько времени я пролежал на той койке, рыдая в её белую пелену, но когда меня окликнула медсестра, попросив покинуть палату, солнце уже клонилось к закату. Я привстал, прищурившись от его ярких оранжевых лучей. Это был последний день лета. Последний закат. Было такое ощущение, что у меня забрали всё, ради чего я жил. Я взглянул на конверт, одинокой белой птицей лежавший на тумбочке. Он так и не успел прочесть мой стих… От этого становилось ещё больнее. Если бы вчера я преодолел свою стеснительность, свою обиду, себя… я бы мог застать Чарли живым и сам бы прочитал ему эти строки, но… Из-за своего слабого и никчёмного характере я упустил свой последний шанс…

Солнце село, и лето закончилось.

Я не мог простить себя, и мне было очень противно осознавать, что это из-за меня та наша встреча оказалась последней… Я просто выпал из реальности. Мне было теперь всё равно на всё. Я не выходил из дома, питался какими-то объедками, которые находил по разным закоулкам. Я даже попытался вновь покончить с собой… Но разве мог я что-то с собой сделать, зная, что Чарли был бы против? Разве не должен я был продолжить своё существование хотя бы ради уважения к нему?

Я зажёг свечу и подставил к её огню конверт. Я решился навсегда покончить с этим.

— Прощай, Чарли, — прошептал я.

Я приблизил конверт к огню и увидел, как бок того покоричневел. Я искренне хотел сжечь последнее, что напоминало мне о Чарли, но… Меня вдруг одолела паника. Я быстро убрал конверт от свечи и приблизил его к своему лицу. Конверт не был запечатан, его кто-то открывал… Трясущимися руками я достал то, что лежало внутри. Это был мой стих, но на обратной стороне листа было написано что-то другое… почерком Чарли.

«Если ты это читаешь, то меня больше нет в живых. Прости, что не смог протянуть ещё чуть-чуть. Ты сейчас, скорее всего, расстроен, но не печалься, благодаря тебе я стал счастливым. Надеюсь, ты не отвернёшься от своих слов и будешь хотеть жить и дальше, даже если меня не будет рядом. Я нагрубил тебе только потому, что не хотел, чтобы ты видел, как твой друг медленно умирает. Пожалуйста, будь счастливым и продолжай писать, мне нравились все твои стихи и особенно последний. Как долго я ждал, пока ты осмелишься написать про меня. Ты всегда мне нравился, и мне было с тобой очень хорошо. На самом деле я влюбился в тебя с первого взгляда, и, Пит, я всегда любил тебя. Прости, что не смог сказать тебе об этом лично, но надеюсь, ты прочитаешь это письмо. Прощай. И спасибо тебе за всё.

Твой Чарли»

Прочитав это, я просто рухнул на пол. Слёзы скатились по щекам… Я чуть не сжёг это письмо… Чуть не уничтожил последние слова Чарли…

Я решил переехать из этой забытой всеми деревушки. Перед отъездом я в последний раз пришёл на берег лебединого озера, подарившего мне столько воспоминаний… Лебедей здесь больше не было, как и не было их теперь и в моём сердце. Они исчезли так же, как исчез из моей жизни Чарли.

Это было наше последнее лето вместе, больше мы не увидимся никогда.