В мертвой тишине заснеженного тракта внезапно ожили бубенцы. Их далекий, будто ледяной перезвон заставил часового у ворот поднять голову. Мирный звон — старинная условность, сигнал для стражей: можно опустить арбалеты, к стенам движется не враг. Стража у ворот деревни убедилась в чистых помыслах приезжих, пропуская вглубь деревни.
Повозка, запряженная усталой лошадью, скрипя, остановилась у Холмистого леса. Воздух, еще утренний и свежий, вдруг стал резко холодать. Из повозки вышел он — высокий, в темном дорожном плаще, с лицом, что казалось высеченным из бледного мрамора. Его взгляд, холодный и тяжелый, скользнул по покосившимся заборам и дымящимся трубам, будто составляя безмолвный отчет.

За ним, кутаясь в простую, но добротную шаль, появилась она. Хрупкая, с лицом, отмеченным усталостью, но с удивительно ясными глазами цвета теплого меда, Лира, она была беременна. Она неуверенно ступила на утоптанную землю, и ее взгляд с надеждой упал на опушку могучего, молчаливого леса.

Из ближайшего дома вышла женщина с коромыслом — Аграфена, местная болтушка и первая новостница.

—Кого ветром занесло? — громко спросила она, остро разглядывая чужаков.

Мужчина повернул к ней свой ледяной взор. Аграфена невольно отступила на шаг.

—Мы ищем дом, — его голос был ровным, без интонаций, как стук камешка о лед. — Старую избу лесника.

—Старую избу? — переспросила женщина. — Да она давно пустует, крыша течет, и... — она запнулась, встретившись взглядом с незнакомкой. Та смотрела на нее с тихой мольбой.

—Она нам подходит, — просто сказал мужчина.

В это время к ним подошел деревенский глава, дядя Ефим, с лицом, протертым ветрами и заботами.

—Место там нехорошее, — прямо сказал он, оглядывая высокого незнакомца. — На самой опушке. Лес там... особый. Дух-Хозяин не любит шума. А чужаков — и того меньше.

— Мы не создадим шума, — ответил незнакомец. — Меня зовут Кайлен. Это моя жена, Лира. Ей требуется покой.

— Покой? — Ефим хмыкнул. — От леса тут не бывает покоя. Он либо кормит, либо... — он не договорил, но по его взгляду было все ясно.

—Мы заплатим, — Кайлен вынул из складок плаща небольшой, но явно тяжелый кошель. — Золотом. За избу и за то, чтобы нас не тревожили.

Взгляд Ефима смягчился. Золото было редкостью.

—Ладно, — кивнул он. — Но предупреждаю, с Лесом шутки плохи. Если что случится — на нас не пеняйте.

Неловкий момент возник, когда Кайлен направился к колодцу за водой для лошади. Деревенский парень, здоровяк Грэк, преградил ему дорогу, любуясь своим отражением в начищенном топоре.

—Место занято, барчук, — проворчал он. — Своей очереди жди.

Кайлен остановился. Он не сказал ни слова. Он просто посмотрел на ведро, стоявшее у ног Грэка. Вода в нем за шипение покрылась тонким прозрачным льдом. Парень в ужасе отшатнулся.

—Колдун! — выдохнул он.

— Я просто хочу набрать воды, — снова произнес Кайлен тем же ровным тоном. — И мне не нравятся преграды.

Грэк, бледный, молча посторонился.

Лира, наблюдая за сценой, тихо вздохнула. Она подошла к Аграфене, которая с испуганным любопытством смотрела на нее.

—Простите мужа, — тихо сказала Лира. Ее голос был мягким и усталым. — Дорога была долгой. А мне... мне действительно нужен покой. Лекари сказали, что только тишина может мне помочь.

Ее искренность и тень боли на лице растрогали Аграфену больше, чем золото и лед.

—Ах, детка, да конечно, — засуетилась она. — изба у леса, говорите? Я вам и постелю, помогу хоть немного обжить ее!

Пока женщины ушли к избе, Кайлен остался разгружать повозку. Его взгляд упал на опушку. Он чувствовал его. Древнее, могучее сознание, которое уже проснулось и наблюдало. Оно было не враждебным. Оно было... настороженным. Как хищник, учуявший другого хищника на своей территории.

Пока Кайлен переносил сундук, из леса вышел старый, сгорбленный пастушок, тот, кого в деревне считали «тронутым». Он подошел почти вплотную и, не глядя на Кайлен, уставился на его руки.

— Холодный... — прошептал старик. — Ледяной... Он тебя чувствует. Хозяин-то. Говорит, ты тут не надолго. Говорит, скоро придешь к Нему.

И, не сказав больше ни слова, развернулся и побрел обратно в чащу.

Кайлен не ответил. Но его пальцы на мгновение сжали край сундука так, что дерево затрещало от мороза. Он не боялся угроз. Но он понял главное: его прибытие не осталось незамеченным. И тихая жизнь, о которой он мечтал для Лиры, могла закончиться, так и не начавшись. Диалог с духом леса был неизбежен.

***

Их жизнь в старой избе началась с тишины, натянутой, как струна. Кайлен работал днями напролет, не произнося ни слова. Его магия перестраивала пространство вокруг их нового дома: трещины в бревнах срастались ледяными прожилками, создавая причудливый узор; крыша покрылась изнутри инеем, который не таял и не протекал; даже воздух внутри стал кристально чистым и прохладным.

Лира пыталась наладить быт. Она развесила засушенные травы, привезенные с собой, расстелила на полу домотканые дорожки. Но ее движения были медленными, осторожными, будто она боялась потревожить хрупкое равновесие. По ночам она прислушивалась к лесу, и ей чудилось невыразимо древнее и одинокое дыхание, вторившее ровному, холодному дыханию ее мужа у нее за спиной. Дома стоял мороз, но Лира не испытывала холода, он была теплее и нежнее любого человека.

Однажды утром Аграфена, нарушая договоренность, прибежала к их крыльцу, вся в слезах.

—Дочка, Марьюшка, помирает! — всхлипывала она, хватая Лиру за руки. — Горит вся, бредит, а знахарка ничем не может помочь! Твой-то... он колдовать может? Пусть поможет!

Лира с тоской посмотрела на Кайлена, стоявшего в тени дома. Он вышел на свет. Его лицо было бесстрастным.

—Я не лекарь, — произнес он.

—Но ты же можешь! Я видела, как ты воду замораживаешь! Охлади ее, жар-то сними!

Кайлен взглянул на Лиру. В ее глазах он прочел мольбу. Молча он кивнул и последовал за Аграфеной.

В избе было душно и пахло болезнью. Девочка двух лет, вся багровая от жара, металась на кровати. Кайлен подошел, не глядя на перепуганных родителей. Он не прикоснулся к ребенку. Он просто провел рукой над ее лбом.

Мгновенно воздух вокруг кровати похолодел. На лбу и щеках девочки выступила испарина, моментально превратившаяся в легкий иней. Ее метания прекратились, дыхание из хриплого стало ровным и глубоким. Жар спал на глазах.

— Она будет спать до утра, — констатировал Кайлен. — Ее тело теперь борется с болезнью само.

Он развернулся и ушел, не дожидаясь благодарностей. Но слух о «ледяном докторе» мгновенно облетел деревню.

Вечером того же дня к их дому пришел Ефим с двумя другими мужиками. Лицо его было мрачным.

—Кайлен, выходи! — крикнул он, не решаясь переступить порог.

Маг вышел на крыльцо, безмолвный, как статуя.

—Твои штуки... они Лесу не по нраву, — начал Ефим. — Сегодня пастухи стадо пригнали — три овцы пали. Говорят, с них шерсть слезла, а кожа... почернела. Такое только от духа-Хозяина бывает. Это он гневается, что ты тут свою магию проявляешь!

— Я не касался Леса, — холодно ответил Кайлен.

—Да дело не в этом! Твое присутствие — уже нарушение! Он тебя чует! И карает за это нас!

В этот момент из леса донесся протяжный, леденящий душу вой. Не волчий. Нечеловеческий. В нем была и ярость, и боль, и древняя, всепоглощающая тоска.

Все, включая Кайлена, невольно обернулись к чаще.

—Видишь? — прошептал Ефим. — Он зовет. Или предупреждает.

Мужики, перекрестившись, поспешно ретировались. Кайлен остался стоять на крыльце, его взгляд был прикован к темнеющей линии деревьев.

Лира вышла к нему, кутаясь в шаль.

—Что это было, Кайлен?

—Это был не зов, — тихо ответил он, и в его голосе впервые прозвучали отголоски чего-то, кроме безразличия. — Это был вызов.

Он посмотрел на жену, и в его ледяных глазах вспыхнула та самая, единственная тревога — за нее.

—Он проснулся не на шутку. И теперь он будет проверять границы. Мои и свои.

В ту ночь по краю их огорода пробежала тень, от которой трава почернела и сморщилась. Кайлен, не смыкая глаз, стоял у окна, наблюдая. Он понимал: павших овец и больного ребенка было недостаточно. Настоящая проверка была еще впереди. И договориться со стражем этого леса словами было невозможно. Нужен был язык силы. И он был готов на него перевести.

Часть 2

На следующее утро деревня проснулась от криков. Ночью что-то побывало на огородах. Не просто потоптало грядки, а выжгло землю. Полосы мертвой, черной, потрескавшейся почвы зияли, как шрамы. От запаха гнили и тлена слезились глаза.

Ефим собрал сходку на площади. Люди были напуганы и злы. Их страх перед Кайленом начал уступать место ярости.

— Довольно! — кричал Грэк, размахивая кулаком. — Из-за этого колдуна Хозяин нас сживет со свету! Выгоним их! Пусть убирается к черту со своей странной женой!

Его поддержал ропот. Даже Аграфена, которой Кайлен спас внучку, молчала, потупив взгляд.

В этот момент на площадь ступил Кайлен. Он не ждал приглашения. Его появление заставило толпу замолчать и расступиться. Он прошел к Ефиму, игнорируя враждебные взгляды.

— Это было предупреждение, — сказал Кайлен, его голос резал шум, как лезвие. — Не вам. Мне.

— Нам-то от этого не легче! — парировал Ефим. — Нам гибнуть из-за ваших разборок!

— Вы не погибнете, — отчеканил Кайлен. — Пока я здесь. Дух проверяет мою силу. Сегодня он отнял у вас урожай. Завтра попытается отнять жизни. Я не позволю.

— И что ты сделаешь? — с вызовом спросил Прохор. — Весь лес заморозишь?

Кайлен медленно повернул к нему голову.

—Если потребуется.

Он не стал слушать возражений. Он развернулся и пошел не к дому, а в сторону леса. К опушке. Люди, завороженные, поплелись за ним на почтительном расстоянии. Остановившись у границы, где живая зелень сменялась мертвой чернотой, Кайлен поднял руки. Он не произносил заклинаний. Он просто сосредоточился. Воздух задрожал. От его ступней по выжженной земле пополз иней. Но он не просто покрывал почву — он впивался в нее, как иглы. Мертвая чернота начала сжиматься, отступать под натиском живого, магического холода. Лед не убивал гниль — он вытеснял ее, замещал собой, запечатывая ядовитую магию духа.

Но Лес ответил. Из чащи, бесшумно, выплыла Тень. Та самая, что являлась по ночам. Но теперь она была плотной, почти осязаемой. Две ямы-глаза пылали тусклым зеленоватым светом. Она двинулась на Кайлена. Люди ахнули, отступая. Кайлен не шелохнулся. Когда Тень была в паре шагов, он резко выбросил вперед руку. Ледяной кинжал, возникший из ничего, вонзился в центр темной массы.

Тень не взревела. Она... завизжала. Пронзительно, тонко, как разрываемый металл. Ее форма заколебалась, и на мгновение Кайлен увидел не тьму, а переплетение гниющих корней и червей, сметенных в подобие фигуры. Ледяной кинжал почернел и рассыпался. Но Тень стала прозрачнее. Она отпрянула. Кайлен не стал преследовать. Он сделал шаг вперед, к самому краю леса, и ударил ладонью о землю. Тишину разорвал звук ломающегося стекла. От его руки во все стороны, на десятки метров вглубь чащи, ударили трещины из голубоватого льда. Деревья по краю опушки мгновенно покрылись толстой ледяной коркой. Это была не атака. Это была граница. Четкая, видимая и ощутимая. Предупреждение: «Дальше — мое».

Маг поднялся. Его дыхание было ровным, но на лбу выступили капельки пота, тут же замерзая.

—Он не перейдет эту черту, — сказал Кайлен, обращаясь к Ефиму и ошеломленной толпе. — Ваши дома и поля в безопасности. Пока вы не нарушите мою черту.

Он посмотрел на почерневшие поля.

—Земля... она не оживет, — прошептал кто-то.

—Нет, — согласился Кайлен. — Но на пепелище можно построить новое.

Он не стал ждать. Развернулся и пошел к дому, оставив позади молчаливую деревню и застывший в ярости Лес.

Вернувшись, он застал Лиру бледной, но спокойной. Она молча подала ему кружку воды. Он взял ее, и вода мгновенно покрылась инеем.

— Он сильнее, чем я думал, — тихо сказал Кайлен, глядя в окно на свою ледяную стену. — И он не отступит. Это была лишь первая проба.

— А ты? — спросила Лира, кладя свою теплую ладонь ему на ледяную руку.

— Я сделаю то, что должен, — ответил он, и в его глазах не было ни страха, ни сомнений. Лишь холодная, безжалостная решимость.

***
Тишина, установившаяся после ледяного противостояния, была обманчива. В воздухе висело напряжение, словно перед грозой. Через день к Кайлену пришел тот безумный пастух. Его глаза, обычно мутные, сейчас горели странной ясностью. Стена льда установленная магом, смогла сбросить с него помутнение рассудка от духа.

— Он не зверь и не дух природы, — прошептал старик, озираясь по сторонам. — Он Призрак. Древний. Сильный. Мор, лич не получивший физической формы.

Кайлен внимательно посмотрел на него. В системе магических координат, которую он мысленно выстраивал, это меняло многое. Нежить. Не существо плоти и духа, а сгусток негативной энергии, воля, застрявшая между мирами.

— Говори, — приказал Кайлен.

— Много зим назад, — начал дед, — здесь было королевство эльфов. Сильное, красивое. Их принц, Аэлион, был могущественным архимагом. Но он жаждал большего. Вечной жизни, власти над самой смертью. Он провел темный ритуал, пытаясь стать личем. Но что-то пошло не так. Ритуал сорвался, поглотив не только его душу, но и души всех его подданных. Лес вырос на руинах их столицы, впитав их отчаяние. А Аэлион стал... этим. Властителем Леса. Он не хранит природу — он мучает ее, подчиняя своей воле. Он ненавидит все живое, ибо сам лишен жизни. Это объясняло все. Черные полосы на полях — не порча, а Зона Разложения, аура нежити. Тени — не духи леса, а Призрачные Прислужники, порождения его воли. Гибель скота — действие Морового Вихря. Лес не гневался. Им управляла вечная, неумолимая ненависть. В ту же ночь стена Кайлена была проверена с новой силой. Из чащи выползли Дендроиды — ожившие деревья, чьи ветви были похожи на иссохшие кости, а из трещин в коре сочилась черная смола. Они молча, с методичной яростью, принялись ломать ледяной барьер. Кайлен вышел к ним. Его магия льда была малоэффективна — древесина плохо проводила холод, а негативная энергия, питающая энтов, сопротивлялась магии. Ледяные осколки впивались в них, не причиняя реального вреда.

Тогда Кайлен изменил тактику. Он не стал замораживать самих големов. Он начал замораживать пространство вокруг них. Воздух сгустился до состояния жидкого азота, земля превратилась в каток. Захваченные духами деревья, лишенные сцепления, начали падать, их неуклюжие тела ломались под собственной тяжестью.

Следующей атакой стал Ужас — невидимая волна психической энергии, исходящая от самого Властителя. Она должна была обратить в бегство всех живых. Кайлен почувствовал ледяные пальцы, сжимающие его разум, пытающиеся вселить панику. Но его собственное сердце было льдом. Он встретил атаку абсолютной, пустой пустотой своего сознания. Ужас разбился о его бесчувственность, как волна о скалу.

Он стоял, непоколебимый бастион против натиска нежити, и понимал: заклинаниям иллюзий и страха его не взять. Но это была лишь разведка. Вернувшись в дом, он нашел Лиру бледной. Она не чувствовала Ужас, но ощущала исходящую из леса волну чистого зла, от которой сжималось сердце.

— Что это было, Кайлен?

—Это был не дух, Лира. Это нежить. Древний лич, чья магия отравила эту землю.

—Лич? — ее глаза расширились от ужаса. Существа из самых мрачных легенд. Когда-то древний род к которому она принадлежала, мог на равных сражаться с этими великими существами, но сейчас таких как она, почти не осталось…

—Он силен. И он ненавидит жизнь. Наша жизнь, тепло и холод нашего дома — как факел в его царстве тьмы. Он не успокоится.

Кайлен подошел к сундуку, где хранились его самые ценные магические компоненты. Он достал несколько серебряных прутьев и начал наносить на них руны

— Его следующая атака будет иной, — сказал он, не глядя на жену. — Он проверил мою защиту и стойкость разума. Теперь он попытается нанести удар там, где я уязвим.

Он посмотрел на Лиру. И в его ледяных глазах она прочла то, чего он не произнес вслух. Его уязвимость — это она.

Властитель Леса, понял, что ледяного мага не сломить силой. Но у всякой крепости есть слабое место. И он, существо, питающееся смертью и отчаянием, знал, как лучше всего нанести удар.

Загрузка...