Легенда

«Спустя сотни лет эту историю будут пересказывать как старую сказку — возможно, приукрашивая и меняя детали. Такова природа легенд. Но есть и те, кто помнит, как всё начиналось, кто знает, что одно маленькое событие способно разрушить великое и создать нечто новое.»

— Йен Мудрый

ПРОЛОГ

Длинный коридор, стрельчатые окна, бледный свет пробуждающегося утра. Его вели по этому коридору крепкие высокие стражи в серых плащах. Острые камни пола кромсали и без того изуродованные, повисшие бесполезной, безвольной тряпкой крылья, волочившиеся за спиной.
В ушах звенело, казалось, он опять слышит голос Князя.
В измене Высшим повинен..
Повинен в неоднократном нарушении...
Повинен...
Самозванец, присвоивший себе... Повинен...
Приговорен.
Его втолкнули в темноту, чей-то сапог наступил на ошметок поломанного крыла, сделав боль почти что невыносимой.
В луче света, льющегося из окна в потолке темной глыбой серел жертвенник.

ПОЧТИ ТРИ ГОДА РАНЕЕ.

ГОРОД.

Сегодня было прекрасное утро, чтобы прогулять все лекции разом.

В храме Вечно Раздумывающего ещё стоял полумрак: узкие окна под самым куполом были плотно закрыты ставнями — их открывали только ближе к полудню. Сквозь дым коптящих светильников тускло вырисовывались несколько ниш с гранитными фигурами Проводников.

Йен уже третий год зубрил Канон, но всё ещё не мог отличить одно изваяние от другого. Они были почти одинаковыми: закутанные в тяжёлые плащи, с опущенными капюшонами, под которыми скрывались лица.

А ведь каждый вечер, когда ставни вновь закрывались, именно Йен зажигал масляные лампы — строго по рангу, строго по порядку. У каждой статуи — свое воззвание, которое он должен был прочесть вслух.

Он поначалу читал, а потом забросил, сократив время службы на добрую половину. Никто не проверял. А порядок Йен выучил наизусть: сначала лампа в дальнем левом углу, в закутке; потом — у выхода из Храма; затем — две ниши справа; и последняя — у центрального, самого большого изваяния.

Ничего сложного. Скучно. Совсем не то, что он себе представлял, когда поступал в Храм.

Тем временем всё шло, как положено.

На городских часах пробило ровно шесть, открылись двери у подножия алтаря, и учитель Йена — он же Старший Наставник — вывел вереницу Отрешённых.

Йен когда-то мечтал, что его тоже возьмут в ученики на сей славный путь. Ему отказали.

Как полагалось при виде Отрешённых, он опустился на колени, замирая в молчаливом почтении. Они прошли беззвучно — даже серые плащи не шелохнулись.

Наставник говорил, - при их виде положено испытывать благоговение.

Йен же холодел от смутного беспокойства. И каждый раз постыдно радовался, что его нет среди них.

Слишком уж они были пугающе безликими.

Как и предполагалось, Наставник ушёл вместе с Отрешёнными. Стояла Неделя перед Обрядом — ежегодное событие, куда допускались лишь избранные, к нему готовились с особым тщанием. Вот туда бы Йен точно хотел попасть. Хоть одним глазочком взглянуть, что за таинство открывалось Высшим. Но, как говорилося, не судьба.

Он дождался, пока в полумраке последнего прохода скроется последний Отрешённый, захлопнул надоевшую книгу, потянулся, размял пальцы — те уже изрядно ныли от бесконечной писанины. Снял с себя синий балдахин писаря, аккуратно сложил его — вещь недешёвую, портить или мять ее не хотелось.

Теперь Йен был свободен на целехонький день. В суете приготовлений до него никому не будет дела. А у Йена были свои планы — и они никак не соответствовали положенным смирению и сдержанности храмового служки.

Улица встретила его теплом и солнцем. Стоял конец весны, Город только просыпался. Узкие мостовые, расходящиеся лучами от Храмовой площади, уже просыпались. Торговые ряды оживали, а доки — те не спали никогда. Йен был готов окунуться в суету с головой. Задуманное придавало особыго вкуса его побегу.

Приближался ярмарочный месяц — фасады домов уже начали украшать флажками с гирляндами. На Рыночной площади выросли торговые лавки, растянулись пёстрые шатры балаганов. Йен глубоко вдохнул — надо было успокоить участившееся сердцебиение. Может, он и вправду сошел с ума, затевая всё это. Наставник будет бранить его за тщеславие.

Недаром мать говорила, он либо добьётся небывалых высот, либо не сносить ему кудрявой его головы.

Голова Йену была очень нужна и он боялся ее потерять. Он вообще по натуре был боязлив и совсем не задирист.

Йен решил, - до шатров доберётся позже. Самое время направиться в ремесленные ряды. Рабочий люд просыпался рано. Лавка пекаря уже открылась. Йен жадно сглотнул слюну. Он не был крепкого телосложения, а за три года на скромных харчах Храма и скудном жалованье он вовсе отощал так, что напоминал долговязую цаплю.

Йен устоял и перед булками и даже перед колбасою. Деньги у него были отложены — но, увы, не на еду.

Может, он вправду спятил…

Магазин торговца тканями располагался почти у самой Рыночной площади. Йен не заходил сюда никогда, но знал: свысока на него не посмотрят. Любого служителя Храма все обязаны привечать самым учтивым образом. Иначе нарушат Канон. Жаль только, товары от этого дешевле не становились. Зато скромная медная брошка с пером и — отличительный знак писаря — хоть в чём-то давала преимущество. Любая дверь для Йена была открыта. Ну… почти любая. До Высших ему было всё равно не добраться. Высшими только рождались. Но можно ведь дорасти до сана Наставника.

За дверью лавки доносилась суровая перебранка. Хозяин отчитывал нерадивого служку, а тот молчал в ответ. И лишь в конце осмелился огрызнуться. Звон оплеухи заставил и Йена вздрогнуть.

Он учтиво постучал. Голос лавочника тут же умолк, почти в ту же секунду дверь распахнулась.

— Милости просим, господин Служитель, — плотный торговец отвесил поклон. Цепко наметанным взглядом оглядел Йена с головы до ног, не упустил ни одной детали. Но брошь делала своё дело.

Лавка поражала воображение пестротой. Кружила голову не меньше, чем аромат колбасы минутою раньше. Хозяин цветастого изобилия был облачён под стать , - в плотные зелёные штаны, атласную рубаху и жилет из тончайшего бархата. Сам сочился жирком и улыбкой.

Зато служка — юнец, на вскидку годов восемнадцати, а значит помладше Йена года на три, — глядел совсем неприветливо. Сам был изрядно всклокочен, и явно оттрепан за ухо.

— Будьте любезны, чем можем служить вам?

Желанья служить у юнца Йен не приметил.

- Желаете обновить наряд? — торговец учтиво прощупывал почву, стараясь понять, способен ли Йен заплатить хоть за что-то.

— Хочу новый камзол. Чтобы пошили в три дня, — решительно произнёс Йен, выкладывая на прилавок туго набитый кошель с монетами. В мыслях он грустно прощался с колбасой. И с деньгами, что собирал почти весь срок службы.

Торговец просиял: перед ним оказался не праздно шатающийся оборванец.

— Конечно! У нас есть замечательные отрезы — вам будет к лицу.

Йен заметил на себе взгляд служки — быстрый, как между прочим. Но долго глазеть юнцу торговец не дал:

— Ну ты чего, не стой столбом! - он замахнулся на служку, у Йена самого все внутри скукожилось, - Неси гостю стул, да разверни отрезы. И чтоб мигом, бездельник! — досадливо шикнул толстяк.

Йен не успел глазом моргнуть, как был усажен. Торговец разматывал отрезы, нахваливал товар, между делом выспрашивал, какой крой предпочёл бы многоуважаемый писарь.

Йен сидел, оглушённый и заворожённый. Всё в нём млело только от мысли на что он решился. А еще Йен совершенно не мог ничего выбрать. Такие ткани он отродясь не видел, а сейчас и коснуться их боялся.

Торговец быстро смекнул что к чему, в зашей отправил сбившегося с ног слугу налить почтенному гостю стаканчик вина.

Это было первой едой Йена за утро. И подействовало, как ожидалось.

— Так всё же, какого кроя желает господин новый камзол?

Йен совладал с заплетавшимся от волнения и хмеля языком:

— Хочу по новой моде. Такой, что носят при Дворце. Как у Светлейшего Князя. - выпалил он, покрываясь красными пятнами и пряча глаза.

Лицо у торговца удивленно вытянулось, Но был он человеком опытным, каких только прихотей не слышал. Быстро оправился. Служка уставился на Йена чуть не в упор. В черных глазах светилось колючее любопытство. И писарь невольно поёжился.

— Ну, опять встал, бестолочь! — прикрикнул хозяин на того. — Неси перо, бумагу и всё для мерок. - он вздохнул: - Держу этого дармоеда только по доброте сердечной. Ну и считает он неплохо, да и рисовать заказы годен...

Служка как раз появился с письменными принадлежностями, сел за бумагу. Пока торговец вертел Йена во все стороны, снимая мерки, проворно начал набрасывать эскиз. Время от времени поглядывая на обоих.

И его взгляд Йену не нравился.

— Уж не на церемонию Обряда вы готовитесь, господин писарь? — осторожно поинтересовался торговец.

Йен почувствовал, как навострил уши служка. От вина на голодный желудок кружилась голова, и всё казалось слегка зыбким. Но отступать было поздно. Да и нельзя.

— Нет, господин. Это для Ярмарки. Для состязаний в одочтениях и игре на лютне. - Йен тихо гордился собою: - Я как раз написал хвалебную оду. Полагаю, её и исполнить.

Йен вот уж месяц корпел над нею, сверял и с Высоким стилем и с самим Каноном. Господину Наставнику правда так и не решился ничего рассказать...

Торговец уважительно закивал.

Служка едва сдержал смех: по крайней мере рука с пером на миг дрогнула. А сам нахал склонился ниже. Скрывал выражение лица.

— Достойная всяческих похвал затея, — заметил торговец. — Могу лишь предположить, Князь не оставит её без внимания.

Йен кивнул. На то был и расчёт. И дерзкий план. Может, если оду сочтут достойной, всё в его жизни переменится.

- Вы не волнуйтесь. Камзол сошьем отличный, вас в нем от Высшего не отличат. - заверил Йена торговец.

Служка прыснул вголос. Тут же получил смачную затрещину от хозяина.

Наука не прошла даром, юнец обиженно засопел, но замолчал. К великому облегчению Йена.

Остаток дня пролетел незаметно. Торговец великодушно вернул два медяка. Этого хватило на целую булку. Жуя на ходу Йен сбегал на Рыночную площадь, посмотреть как идут дела. Плотники уже сколачивали помост сцены. Рядышком на столбе висел длинный список желающих поучавствовать в состязаниях.

С замирающим сердцем Йен прочел в одной из строк "Сир Йен Храбрый и его лютнист Род Великолепный". Это была конечно вольность, очень смелая. Но звучало красиво.

Предстояла ещё одна встреча — с Родом Великолепным, лучшим лютнистом королевства (так значилось в списке, хоть и мелкими буквами). Так то он был подмастерье в гончарне на самом краю Города, у берегов Ооны.

По счастью, тащиться на окраину не пришлось — гончары уже заняли уголок на Рыночной площади. Кто же захочет упустить шанс бойкой торговли на Ярмарке? Все гильдии соперничали за место поближе к центру — правдами и неправдами.

Йен нашел Рода без особого труда в одном из навесов, на самом углу площади возле уходивших в проулок рядов кожевников и кузнецов.

Товара под навесом еще не было, длинный, деревянный стол пустовал как и стойка, туда развешивали яркие размалеванные свистульки и прочую мелочь. Пятеро крепких ребят во главе с хозяином водружали возле навеса гончарный круг.

В очередной раз что-то пошло с установкой не так, хозяин смачно ругал криворуких подмастерий, подозревая, что он проклят Раздумывающим, послав ему таких помощничков. Помощнички не очень пеклись, что их бранят. Хозяин был ворчливый, но не злой.

Йен вздохнул, может работа у Рода была не зазорной, но выглядел друг вполне довольным жизнью. Приодень его почище да причеши пшеничные лохмы и вправду от какого-нибудь веснушчатого оруженосца с лютней не отличишь.

Род приветственно махнул ему широкой пятерней, вновь принялся за дело с кругом.

Йен вдруг понял, что ноги его больше никуда не снесут. Потому просто сел в тени еще пустующего чужого навеса. Небо сегодня было по-весеннему ярким. И день теплым. А голова у Йена тяжелела от дум и хмеля.

Разбудил Йена сильный хлопок по плечу. - Ну чего, писарь, здоров. - Рода улыбался широко, белозубо.

Потер руки об рубаха в пятнах глины

- Пошли, в Свиное ухо заглянем, небось ведь с утра не жрамши.

- Да, не успел. - к губой манере Рода за три года Йен попривык.

Гончар был из честных малых. Выручал не раз. И на лютне играл очень неплохо. Правда в основном непристойные песни.

- Не передумал свои куплеты читать?

- Это ода. - поправил друга Йен.- А ты?

Род хмыкнул, сплюнул набившуюся в рот дорожную пыль.

- Дык, я ж пообещал. Да и люблю я лютню. В случае чего, огребать будем вместе.

Йен вздохнул, огребать не хотелось.

- Нам бы порепетировать эту неделю. Я бы по вечерам из Храма на часок-другой уходил. Но только так, чтоб ни лишних ушей ни глаз

- Резонно. -кивнул Род, - Дык не вопрос. Знаю я одну хибару в доках, стоит пустует.

Йен встрепенулся. Ну день сегодня точно удачный.

- Точно пустует? Нас не погонят?

Род захохотал:

- Да кто, крыша там дырявая, в холод не усидишь, в дождь утопнешь. А счас самое оно. Ори, бренчи эту твою...

-Оду. - подсказал Йен.

-Ее самую. А вообще хорошь тут торчать. Жрать хочу.

Йен вздохнул. Да, Род и вправду был похож на рыцаря со старых гравюр, - ровно до того, как открывал рот. Но есть взаправду хотелось вусмерть.

•••

Уже лежа в своей крошечной келье на соломенном тюфяке,

Йен по привычке перебирал в памяти всё, что случилось за день.

Пока обстоятельства ему благоволили.

Может, и взаправду Вечно Раздумывающий — на его стороне.

Хоть бы было так.

Непонятная тревога, смешанная со страхом, встала в горле комком.

Йен смотрел в кромешную темноту, но улежать не мог.

Наощупь отыскал плотно закрытые ставни узенького окошечка — и открыл их, хоть это и было строго запрещено. Глупое правило.

Всего лишь одно из множества.

Почему столько из них не имели смысла?

На чернильном небе висела бледная луна.

Город спал, прохладный воздух приятно касался лица.

Йен тихонько извлёк из-под тюфяка измятый листок с одой.

Ещё раз вычитал её — хоть давно знал наизусть.

Всё в ней было ладно, как и положено высокому стилю.

А значит, бояться нечего.