Легенды Альферии. Книга 1

3-е число, 5-я неделя Солнцелика, 7415 год эпохи Богоизбранных

Утреннее солнце просачивалось робкими лучами, освещая город Энвел. Улицы всё ещё хранили прохладу ночи. В одном из переулков, среди мусора и грязи, лежал мужчина. Его кудрявые волосы слиплись, превратившись в спутанные комки, а лицо скрывала густая щетина, давно не знавшая лезвия. Одежда была грязной, изорванной на коленях и локтях. Этот человек, носивший имя Алексарион, теперь походил на разбитую оболочку, брошенную на произвол судьбы.

Тишину нарушили шаги. С улицы показалась группа из трёх человек – Дэниел и его подручные, Герхард и Тарин. Лидер шёл впереди: его походка была лёгкой, но в каждом шаге чувствовалась надменность. Завидев Алекса на земле, он усмехнулся, обнажив ряд безупречно белых зубов.

– Смотрите-ка, наш герой снова валяется в грязи, – весело произнёс он, бросив взгляд на свою компанию. Герхард и Тарин переглянулись и рассмеялись, подхватывая его настроение. В их глазах вспыхнул азарт – для них это было не более чем игрой, развлечением среди серых будней.

Дэниел остановился и, присев, поднял с земли небольшой камень, прикинув его на вес. Он был гладким, но с острыми краями. В его руках камень казался игрушкой, хотя предназначение для него было ясным.

– Подъём, славный рыцарь! – громко крикнул он и с размаху бросил камень.

Тот полетел в сторону Алексариона и ударил его в бок. Алекс судорожно вздрогнул, болезненно скривившись, и вырвался из затуманенного забытья. Его глаза, когда-то голубые, стали мутными и тусклыми. Они медленно сфокусировались на людях, окруживших его. Он пробормотал что-то невнятное – слова, понятные лишь ему одному.

Дэниел нахмурился, в его взгляде промелькнула тень раздражения:

– Чего ты там бормочешь, пьяница?

Он размахнулся и пнул Алексариона. Тот застонал, но не сопротивлялся, и его тело перекатилось на другой бок. В движениях Алекса не было ни силы, ни страха, только апатия. Глаза оставались полузакрытыми, а губы всё так же шептали что-то непонятное.

Дэниел презрительно скривился. Ему не нравилось это безразличие. Он поднял ногу для нового удара, уже предвкушая триумф.

Но в тот момент тишину переулка прервал рык. Из груды мусора, стоявшей неподалёку, выскочил пёс. Это был Пухнявик – преданный страж своего хозяина. Он подбежал к Алексариону и, широко расставив лапы, встал перед ним, словно живая стена, рыча и скалясь, готовый в любой момент броситься вперёд.

– Что за… – Дэниел отшатнулся, а его уверенность мгновенно испарилась. Герхард и Тарин тоже остановились, замерев на месте.

Пухнявик не отрывал взгляда от троицы, а его рычание наполняло переулок. Шерсть на загривке встала дыбом, а лапы крепко упирались в землю, не давая шанса пройти мимо.

Дэниел отступил на несколько шагов, а его лицо исказилось от злости. Он смотрел на рычащего, готового к бою пса с явным презрением. Эта шавка осмелилась встать между ним и его жертвой. Такой дерзости он не собирался терпеть. Обернувшись к своим людям, он злобно сверкнул глазами и бросил:

– Прибейте эту псину!

Подручные переглянулись и растерянно замерли. Их прежняя уверенность и веселье мгновенно испарились, уступив место страху. Пёс был хоть и худым, но крупным – мощные лапы и широкая грудь внушали опасение, а взгляд источал дикость и угрозу. Бросаться на него голыми руками казалось чистым самоубийством, от которого они всеми силами пытались увильнуть. Они стояли, не делая ни шага вперёд, а Пухнявик продолжал рычать, и его взгляд метался от одного к другому.

Дэниел, увидев их нерешительность, вспыхнул от ярости. Его глаза сузились, а губы скривились в оскале:

– Вы что, глухие? Или, может, хотите сами оказаться на его месте? Поверьте, вам будет гораздо хуже!

Герхард сглотнул, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Стараясь сохранить спокойствие, он бросил взгляд на напарника. Тарин нервно переступал с ноги на ногу, его лицо побледнело. Они знали – их лидер не шутит. Если они откажутся, он вполне мог исполнить свою угрозу. Со скрипом зубов и отчётливо слышным стуком сердца оба неохотно начали медленно обходить Пухнявика с разных сторон, держась на расстоянии и не спуская глаз с собаки.

Пёс зарычал ещё громче и напрягся, готовясь к прыжку. Пухнявик внимательно следил за каждым движением противников, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, не позволяя им подойти слишком близко. Но те продолжали медленно двигаться, выжидая подходящий момент для удара.

Тарин скользнул взглядом по куче мусора и заметил большую деревянную палку, валявшуюся у стены. Она выглядела прочной и подходящей, чтобы оглушить собаку. Он указал на неё жестом Герхарду, и тот, понимая намёк, кивнул и, протянув руку, подхватил орудие.

– Ну давайте, чего вы ждёте? – прошипел Дэниел сквозь зубы, не отрывая взгляда от пса. Он наслаждался моментом: ощущал свою власть, смаковал страх подручных и предвкушал расправу.

Герхард сжал палку в руке так, что костяшки пальцев побелели, и сделал глубокий вдох. Он боялся, но страх перед лидером оказался сильнее. Пухнявик зарычал ещё громче, бросив на него взгляд, но в этот момент Тарин отвлёк его внимание с другой стороны. Это было всего лишь мгновение – но его оказалось достаточно.

Герхард взмахнул палкой и со всей силы ударил собаку. Пухнявик пронзительно взвизгнул. Его лапы подкосились, и он отлетел в сторону ящиков, которые с грохотом рухнули, накрыв его тело деревянными обломками.

На мгновение в переулке наступила тишина. Даже Дэниел замер, наблюдая за результатом атаки. Затем его губы растянулись в самодовольной ухмылке.

– Вот так, – произнёс он, наслаждаясь своей властью над ситуацией. – Теперь добейте его.

Подручные двинулись к заваленному ящиками псу. Сердца бешено стучали, гул отдавался в ушах, но Герхард и Тарин продолжали идти. Страх перед лидером гнал их вперёд, перевешивая ужас перед свирепым псом. Они почти добрались, как вдруг их ноги словно приросли к земле.

Это был Алексарион. Несмотря на измождение, он успел вцепиться в их лодыжки. Его хватка была крепкой, словно железные тиски, а в глазах горела решимость.

– Нет... не трогайте... – прохрипел он. Его голос был слабым и дрожащим, но в нём слышалась отчаянная мольба и гнев.

Тарин опешил. Внутри него вспыхнуло сомнение, смешанное со страхом. Он поднял ногу, готовясь ударить Алексариона, но на мгновение замер. Однако Дэниел не оставил времени на размышления:

– Чего вы ждёте? Кончайте с этим!

Страх снова оказался сильнее. Тарин пнул Алекса в грудь. Удар разнёсся по переулку, Алексарион согнулся пополам, а его хватка ослабла. Он рухнул обратно в грязь, лишённый сил и тяжело дыша. Болезненный кашель сотряс его тело.

Дэниел обернулся, и его взгляд скользнул по улице. Неподалёку появилась пара стражников, неспешно патрулирующих квартал. Они остановились, заметив шум в переулке, и бросили взгляды в его сторону. Очевидно, грохот и крики привлекли их внимание.

Главарь прищурился, а его губы скривились в раздражении. Проблемы со стражей ему были ни к чему. Сейчас было не время для разбирательств и выяснений. Он знал, что если они задержатся здесь ещё немного, ситуация может выйти из-под контроля. Повернувшись к своим подручным, он заметил, что они уловили перемену в его взгляде и ждали его решения.

– Уходим, – сказал Дэниел.

Он жестом указал следовать за ним. Герхард и Тарин, не смея перечить, поспешили прочь из переулка. Главарь шёл впереди – его спина была прямой, походка уверенной, словно это была сцена, где он вышел победителем.

Стражники, заметив троицу, лениво двинулись в их сторону, но те, не оборачиваясь, ускорили шаг и свернули за угол. Они остановились на мгновение, переглянулись, а затем заглянули в переулок, но увидели лишь груду перевёрнутых ящиков и мужчину, лежащего в грязи.

Пробежав взглядом, стражники не нашли никаких явных следов преступления. Посчитав это делом городских пьянчуг, они развернулись и продолжили свой путь.

Тем временем переулок снова погрузился в тишину, нарушаемую лишь хриплым дыханием Алексариона и тихим поскуливанием Пухнявика. Пёс, ещё не оправившись от удара, пытался выбраться из-под обломков ящиков. А солнечные лучи всё отчётливее освещали эту печальную картину, словно подчёркивая безысходность произошедшего.

Вскоре на улице появилась пара – староста деревни Ривердейл, Вальтер, и его жена Нилисса. Они неспешно прогуливались, беседуя о делах и повседневных заботах.

Вальтер замедлил шаг, заметив что-то странное в подворотне. Он нахмурился, прищурился, стараясь лучше разглядеть фигуру на земле, и произнёс:

– Подожди.

Супруга, поймав его взгляд, тоже остановилась. Её глаза округлились – сначала от удивления, а затем от ужаса. Она увидела лежащего на земле человека, и что-то в его облике показалось ей смутно знакомым.

– Это же Алексарион! – воскликнула Нилисса, переводя дыхание от волнения. – Нужно ему помочь!

Староста, услышав имя, нахмурился ещё больше и подошёл ближе. Внимательно осмотрев измождённое лицо и лохмотья Алекса, он почувствовал, как его сердце сжалось. Тем временем Пухнявик, вылезая из-под груды ящиков, настороженно поднял голову, заметив людей. Его шерсть была взъерошенной, а тело с трудом двигалось. Он посмотрел на них с опаской, но быстро понял, что эти люди не враги. Заскулив, пёс лизнул руку хозяина, словно пытаясь его поддержать.

– Мы не можем оставить его здесь, – произнёс Вальтер. – Нужно забрать его домой. Пусть отдохнёт и наберётся сил.

Нилисса подошла ближе к Алексариону, осторожно коснувшись его плеча. Он был в жалком состоянии: грязный, измождённый и пахнущий вином. Пухнявик поднял голову, посмотрел на них, но затем снова положил морду на лапы и заскулил.

– Он должен поесть, бедняга, – прошептала Нилисса, а в её глазах заблестели слёзы. Она не могла вынести мысли о том, сколько трудностей выпало на его долю. – На него и так столько всего свалилось...

Вальтер кивнул и подошёл ближе к Алексариону. Осторожно подхватив его, он почувствовал, насколько тот ослаб. Супруга помогла ему, поддерживая с другой стороны.

Дом старосты располагался в районе, где поселились беженцы, в квартале людей из северного округа. Этот район, когда-то предназначенный под снос, теперь, из-за войны и решения городских властей, был вынужден принять тех, кто потерял свой дом. Забытая часть Энвела, где здания стояли призраками былых времён.

Старые облезлые и разрушающиеся дома, напоминали о том, что когда-то здесь жили в достатке. Их фасады, покрытые трещинами, казались мрачными и безжизненными. Стены накренились, словно готовились вот-вот обрушиться под тяжестью времени. Пустые оконные проёмы зияли тьмой, многие были заколочены досками, будто пытаясь скрыть внутреннее запустение. Двери скрипели на ржавых петлях, а некоторые давно сорвались с косяков и валялись.

Улицы выглядели не менее мрачно. Грязь и мусор скапливались в кучах, в тени домов текли сточные канавы, наполненные мутной, зловонной жижей. Поваленные заборы и разрушенные мостовые дополняли общую картину безнадёжности, подчёркивая запустение этого квартала.

Здесь, среди этих развалин, обитали беженцы. Люди, потерявшие всё, что у них было, теперь ютились в старых домах, стараясь приспособить их под свои нужды. Они заколачивали окна, укрепляли стены подручными материалами и пытались создать хоть какое-то подобие уюта. Дворы, окружённые заборами, были захламлены рваными одеялами, старыми ящиками и верёвками, натянутыми от стены к стене для сушки одежды. Во дворах стояли убогие сараи, а из труб вился дым.

Район был грязным и запущенным, словно мир действительно отвернулся от его обитателей. Несмотря на всю разруху, улицы были полны жизни. Это были те, кто не сдавался несмотря на всё, что с ними произошло.

Староста с женой вошли в дом и усадили Алексариона за деревянный стол. Нилисса сразу же бросилась на кухню, чтобы приготовить для него хоть что-то из остатков завтрака. Она быстро разогрела суп, нарезала хлеб и поставила на стол чашку горячего травяного чая.

Алекс принялся за еду. Он ел жадно и торопливо, будто опасаясь, что у него вот-вот отнимут тарелку. Его руки дрожали, но он не останавливался, пока не опустошил всю миску. Казалось, тепло и вкус пищи возвращали его к жизни.

После еды Вальтер отвёл Алексариона в небольшую комнату, где стояла кровать. Алекс разделся и рухнул на неё. Его тело содрогалось от усталости, но мягкость подушки и тепло одеяла стали для него настоящим спасением. Он закрыл глаза и, спустя мгновение, погрузился в глубокий сон.

Нилисса, стоя в дверях комнаты, смотрела на него, и её сердце сжималось от жалости. Она понимала, что жизнь обошлась с ним жестоко, но теперь, хотя бы на время, он был в безопасности.

Проснувшись через несколько часов, Алексарион почувствовал тяжесть во всём теле. Его мышцы ныли, как после тяжёлого рабочего дня, а голова была всё ещё затуманена. Он медленно поднялся с кровати, осматриваясь вокруг. Комната, в которой он находился, была маленькой, но чистой и уютной – так непохожей на ту заброшенную кладовку, где он обычно спал.

Одевшись и отыскав на полу свои старые ботинки, он сунул в них ноги. Не обращая внимания на боль в теле и ругаясь себе под нос, Алекс вышел из комнаты. Выйдя, он сразу заметил старосту, сидящего за столом. Вальтер, был погружённый в разбор бумаг, но когда услышал шаги, то поднял голову и посмотрел на него с одновременно строгим и заботливым взглядом.

– Садись, – произнёс он, указывая на стул напротив.

Алекс поморщился. Ему не хотелось этого разговора, но что-то в голосе старосты заставило его подчиниться. Он сел, скрестив руки на груди, и отвёл взгляд в сторону, ожидая очередных нотаций.

– Слушай, – начал Вальтер. – Ты знаешь, что я отношусь к тебе как к собственному внуку. И потому скажу прямо: если ты не возьмёшься за ум, то плохо кончишь. Это твоё саморазрушение… ты же понимаешь, к чему это приведёт.

Алексарион посмотрел на него прищурившись. Слова старосты били по его самолюбию, вызывая внутренний гнев и раздражение. Он потёр лоб, будто пытаясь успокоиться, и пробормотал:

— Да что ты понимаешь… Оставьте меня в покое.

Староста вздохнул, чувствуя, как начинает нарастать беспокойство. Он понимал, что нельзя оставлять его в таком состоянии, но и как помочь ему выбраться из этой ямы, тоже не знал.

– Только подумай о том, что я сказал, – произнёс он, вставая из-за стола. В его голосе читалось отчаяние.

Алексарион лишь недовольно буркнул себе под нос и двинулся к выходу. Вальтер следил за ним, пока тот не захлопнул дверь, а затем опустился обратно на стул и закрыл лицо руками. Этот разговор был как замкнутый круг – один и тот же, раз за разом, но ни к чему не приводящий.

Через несколько минут в комнату вошла Нилисса. Она несла кувшин с водой и сразу заметила выражение лица мужа:

– Как всё прошло?

– Как всегда, – вздохнул Вальтер, проводя рукой по лицу. – Сказал ему, что если он не возьмётся за ум, то плохо кончит. Но ты же знаешь, какой он… Наверное, опять пошёл искать, где можно выпить.

Нилисса присела рядом с мужем, взяв его руку и крепко сжав. Она знала, как сильно он заботился об Алексарионе, и видеть его в таком состоянии было невыносимо.

– Не будь к нему так строг, – сказала она, глядя ему в глаза. – Он пережил слишком многое. Всё, что он увидел, перевернуло его мир. Это уже не тот мальчик, которого мы знали раньше.

– А ты думаешь, я этого не понимаю? – Вальтер поднял взгляд, и в его глазах читалась усталость. – Я знаю, что он изменился, но… я говорю всё это, потому что забочусь о нём.

– Я знаю, – отозвалась супруга, поглаживая его руку. – Но ему нужно что-то, что встряхнёт его. Что-то, что вернёт ему желание бороться. После всего, что произошло, он просто утратил веру.

Староста задумчиво взглянул в окно. Слова жены были правдой. Он видел: внутри Алексариона всё ещё теплилась искра, но что должно было случиться, чтобы разжечь её вновь?

– Не знаю, что может помочь, – снова вздохнул он нахмурившись. – После войны и того, что он там увидел... я не представляю, как ему помочь.

– Нельзя было тогда отпускать его с добровольческой армией, – грустно произнесла Нилисса. – Они ведь ушли с надеждой вернуть свою землю. Но вернулись они… совсем другими.

– Ты права, – кивнул Вальтер. – Может, если бы я настоял, чтобы он остался, всё было бы иначе. Но он был упрям – никто бы его не удержал.

– Он и сейчас всё ещё упрямый, – улыбнулась супруга. – Значит, внутри него всё-таки осталось что-то от того человека, каким он был раньше. Может, это и поможет ему найти дорогу обратно. Главное – не терять надежду.

Староста вздохнул и, проведя рукой по лицу, посмотрел на жену:

– Да кто же знал, что армия попадёт в засаду? Кто знал, что их перебьют без боя… Мы не могли предугадать, что всё так обернётся. Да и как бы мы его тогда остановили? Мы ведь пробовали всё. Он был упрям как осёл и не слушал никого. Оставалось только запереть его где-нибудь.

– Вот и надо было так поступить, – ответила Нилисса. – Запереть и не отпускать, пока бы он не передумал. Этот поход стал последним ударом, который его добил. Он потерял веру в себя после того, что случилось там.

Вальтер вздохнул и задумчиво посмотрел в окно. Он видел, как Алексарион исчезает в пелене собственного горя, и не знал, как достучаться до него, чтобы вытащить из этой тьмы.

Тем временем Алекс вышел из дома и остановился, прищурившись от яркого дневного света. Сунув руки в карманы, он угрюмо зашагал по дороге, глядя себе под ноги. В какой-то момент его взгляд зацепился за знакомую фигуру. По улице шагал невысокий гоблин, шмыгая носом. Это был Гримсток.

– О, смотри-ка, кто это! Раньше тебя можно было встретить только утром или ночью, – произнёс гоблин, но его улыбка быстро померкла, сменившись гримасой. – Да от тебя же несёт, как от бочки с брагой! Ты что, всю ночь пил, а теперь решил устроить себе прогулку?

Алексарион усмехнулся, но в его глазах по-прежнему светилась пустота. Он лишь пожал плечами, явно не собираясь оправдываться перед другом за свой внешний вид и состояние, и спросил:

– Куда направляешься?

Гоблин всё ещё морщился от запаха перегара, но смирился и пробурчал:

– К Лане иду. Подрабатываю у неё помощником. Кто-то же должен помогать ей перебирать травы и варить снадобья.

– Тогда пойду с тобой, – заявил Алекс, будто это решение не подлежало обсуждению.

Гримсток покачал головой, зная, что пытаться переубедить его будет бесполезно. Однако гоблин не удержался от предостережения:

– Ладно, пойдём. Только учти, если она тебя выгонит – сам виноват.

Алексарион кивнул, особо не прислушиваясь к словам друга. Сейчас ему просто хотелось отвлечься. Они двинулись дальше, шагая бок о бок и пробираясь через улочки. По сторонам возвышались обветшалые дома, ветхие вывески скрипели, а воздух был пропитан запахом сырости и пыли. Гримсток время от времени поглядывал на друга, но молчал, понимая, что пока тот сам не заговорит, лучше его не трогать.

Дойдя до лавки, они остановились перед входом. В отличие от других домов, этот выглядел опрятным и ухоженным. Его белёные стены ярко выделялись среди потрескавшихся и облезлых строений вокруг, а крыша казалась покрытой новой черепицей. За деревянным забором виднелся зелёный сад с аккуратными грядками лекарственных трав. Всё здесь говорило о том, что хозяйка – человек, любящий порядок и умеющий заботиться о своём доме и растениях.

Гоблин первым двинулся вперёд и открыл дверь, которая с лёгким скрипом поддалась. Внутри витал аромат сушёных трав и лекарственных настоев. Стены были уставлены полками, на которых в изобилии стояли банки, пузырьки, мешочки и аккуратно уложенные стопки трав. Здесь царила рабочая атмосфера, наполненная запахами и скрипом досок под ногами.

– Гримсток, Алексарион! – Лана повернулась к вошедшим, улыбнулась и задержала взгляд на гоблине. – Мне нужно, чтобы ты разобрал и рассортировал травы, – сказала она, передавая ему стопку коробок с сушёными растениями. Тот молча взял их и исчез за дверью.

Алекс стоял, переминаясь с ноги на ногу. В комнате запахи трав начинали слегка кружить голову. Травница повернулась к нему, оценивающе осмотрев с головы до ног. На её лице на мгновение мелькнуло недовольство, когда она заметила его усталый вид, грязную одежду и тусклые глаза, но она ничего не сказала. Вместо этого она повернулась к одной из полок, взяла небольшой пузырёк с мутной жидкостью и протянула ему.

– Выпей, это поможет с похмельем, – сказала она тоном, в котором звучали и забота, и лёгкий упрёк.

Алексарион принял пузырёк и, поблагодарив её кивком, открыл крышку. Одним глотком он опрокинул жидкость в рот. Горечь тут же обожгла горло, оставив тошнотворное послевкусие. Но уже через мгновение в голове прояснилось.

– Спасибо, – пробормотал Алекс, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Лана внимательно смотрела на него. В её взгляде читалась забота, но казалось, что она пыталась проникнуть взглядом вглубь его души:

– Надеюсь, это значит, что ты взялся за ум и пришёл учиться или нормально работать, как я тебе предлагала.

Алексарион покачал головой, усмехнувшись, но его улыбка вышла горькой и кривой:

– Нет, не в этот раз. Я пришёл спросить, есть ли у тебя какая-нибудь подработка для меня.

– Ну и что мне с тобой делать? – спросила она, нахмурившись, и, не скрывая разочарования, покачала головой. – Ты приходишь ко мне опять с похмелья и снова просишь работы. И каждый раз обещаешь, что больше не будешь пить… – она вздохнула, будто приняла внутреннее решение. – Ладно, помоги мне с тяжёлой работой в саду. Нужно прополоть грядки и вскопать землю. Раз уж всё равно пришёл – пусть от тебя будет хоть какая-то польза.

Алекс кивнул, принимая её слова молча. Он знал, что Лана права. Поэтому просто развернулся и направился к двери, ведущей в сад, чувствуя, как она продолжает смотреть ему в спину.

К вечеру Алексарион закончил работу. Весь день он таскал тяжёлые мешки, копал землю, полол грядки и пересаживал растения. К этому времени каждая мышца в его теле ныла от усталости. Одежда пропиталась потом и землёй, а лицо потемнело от пыли и грязи. Но вместе с физической усталостью он ощутил и некоторое облегчение, словно работа на свежем воздухе выветрила из него хотя бы часть внутреннего гнёта.

Он выпрямился, потянулся, ощутив, как хрустнули плечи, и направился обратно в дом, чувствуя, как ноги едва передвигаются от усталости. Когда Алекс вошёл, Лана стояла за прилавком. Она подняла глаза, окинула его быстрым взглядом и кивнула.

– Закончил? – спросила она.

– Да, всё сделал, – выдохнул Алексарион.

– И что? Снова всё пропьёшь? – произнесла Лана. В её голосе слышались грусть и разочарование. Она знала, на что он способен, знала, каким человеком он был раньше, и больно было видеть, как он скатывается в эту яму снова и снова.

Алекс стоял перед ней, устремив взгляд в пол, будто пытался найти ответы в его трещинах. Он понимал, что сказать нечего. Все оправдания, которые он мог бы придумать, были пустыми – и он это знал. Лана продолжала внимательно смотреть на него, и в её взгляде смешались разочарование и сочувствие.

Тишина затянулась, и, в конце концов, вздохнув, Лана шагнула к полке, на которой стояли бутылочки с настойками. Проведя рукой по рядам склянок, она остановилась на одной, наполненной красноватой жидкостью. Взяв её, протянула ему.

– Возьми, – сказала она. – Это ягодная настойка. По крайней мере, от неё у тебя зрение не пропадёт, в отличие от той дряни, которую ты обычно пьёшь. А на то, что заработал, купи себе хотя бы хлеба.

Алексарион поднял голову и взглянул на неё, увидев в её глазах заботу, скрытую за суровым выражением лица. Он протянул руку и взял настойку:

– Спасибо.

Лана кивнула, отпуская его, и вернулась к своим делам, но, вспомнив, спросила:

– Мы собираемся завтра за травами. Сейчас в лесу стало опаснее, чем раньше. Нам бы не помешал кто-то, кто смог бы защитить нас. Может, пойдёшь с нами?

Алекс остановился у двери. Её слова тонули в гулком эхе его разума. Он знал, что она говорит искренне, что ей и правда нужна помощь. Не поворачиваясь к ней, он поднял руку с бутылкой и сделал неопределённый жест, словно махнул на прощание:

– Пожалуй, откажусь.

Лана посмотрела ему вслед и вздохнула. Её глаза на мгновение выдали разочарование, но она всё ещё надеялась, что однажды он откликнется и решит вернуться к тому, кем был когда-то.

На следующее утро Алексарион брёл по грязным улочкам, направляясь к заднему входу в таверну. Он пришёл сюда снова в надежде найти хоть какую-то работу, чтобы хватило на выпивку и забвение. Утро было прохладным, и всё вокруг казалось блёклым и унылым.

Когда он подошёл к задней двери, то заметил троих мужчин, уже стоявших там. Они явно тоже пришли сюда за работой – их руки были чёрными от грязи, а одежда потрёпанной. Заметив его, мужчины переглянулись и начали перешёптываться, а их взгляды стали настороженными и враждебными.

– Эй ты! – крикнул один из них. – Иди отсюда! Здесь тебе делать нечего!

Алекс на секунду остановился и взглянул на них. Он был раздражён и зол на весь мир, а теперь эти люди стояли между ним и возможностью хоть как-то заработать, чтобы выпить. Не отвечая, он нахмурился, наклонился и, проходя мимо, схватил с земли деревянный ящик. Его намерение было очевидным – он не собирался отступать. Его шаги ускорились, а движения стали угрожающими.

Трое мужчин напряглись. Один из них, высокий и крепкий, сделал шаг вперёд, но тут же остановился, когда из-за угла выскочил Пухнявик. Пёс подбежал к хозяину и зарычал.

– Да чтоб тебя… – начал было один, но замолчал, когда другой, коренастый, бросил взгляд на свою руку, где остался шрам от прошлой встречи с собакой, и отступил на шаг назад.

– Он опять со своим псом, – выплюнул тот, вспоминая, как тот вцепился в него. – Я в это дело больше не полезу. Ну его к чёрту!

Оставшиеся двое мужчин переглянулись, и их лица приобрели решительное выражение. Казалось, они договорились без слов, что назад дороги нет. Они наклонились и схватили первые попавшиеся предметы. Один поднял длинную деревянную доску – старую и с трещинами, но всё ещё достаточно прочную, чтобы нанести сильный удар. Второй нащупал в мусорной куче ржавый металлический прут и выдернул его, отчего куски земли разлетелись в стороны. Сжимая свои импровизированные орудия, они приготовились к схватке.

Алексарион шагнул вперёд. В его глазах мелькнула тень дикого, почти первобытного гнева. В руке он сжимал деревянный ящик, а ветер подхватывал его растрёпанные волосы, развевая их.

Пухнявик, почувствовав состояние хозяина, принял боевую стойку. Он оскалил пасть, обнажая острые клыки, от которых у любого противника пошли бы мурашки по коже. Глаза пса сверкали, будто два угля – полные угрозы и неистовой решимости. Из его груди рвался рык, предупреждая врагов, что любое неосторожное движение будет встречено мгновенным нападением.

Двое мужчин напряглись, их руки крепко сжимали оружие, но они не решались сделать первый шаг. Один из них, тот, что держал доску, бросил взгляд на напарника, словно ища подтверждения своего решения. Затем его взгляд медленно вернулся к Алексу. Мужчина задержался на его лице и встретился с ним глазами.

Взгляд Алексариона был холодным и пустым, словно у человека, для которого уже ничего не имеет значения. В его глазах не было ни страха, ни сомнения – только безразличие и ледяная решимость. В этом взгляде читалось, что проломить голову ящиком ему ничего не стоит и что он готов пойти до конца, не останавливаясь перед болью или последствиями. Это был взгляд человека, для которого борьба и страдание стали привычным состоянием.

У мужчины перехватило дыхание. Ему вдруг стало не по себе. Внутри что-то дрогнуло, и доска в его руке задрожала – он вспомнил, как в прошлый раз этот парень сломал такой же ящик об голову его друга, а отломанный кусок вонзил ему в бедро. Он прикусил губу, стараясь собрать остатки мужества, но страх перед тем, что могло произойти, был сильнее.

– Да пошло оно всё… – пробормотал он себе под нос, а доска со стуком упала на землю. – Эта работа того не стоит…

Его слова прозвучали скорее как оправдание самому себе, чем как угроза. Он отступал медленно, не сводя глаз с парня и пса, словно опасаясь, что в любой момент они могут на него наброситься.

Второй мужчина остался один. Мышцы на его руках напряглись, он нахмурился, осматривая происходящее, и на лице отразился явный внутренний конфликт: стоять до конца или бежать. Но его решимость быстро иссякала при виде психа с разъярённой собакой.

– Не думай, что это сойдёт тебе с рук, – крикнул он, глядя на Алексариона с ненавистью. Затем, сплюнув на землю, развернулся и, уходя, со злостью швырнул прут. Металл с грохотом ударился о стену.

Алекс остался стоять на месте, его плечи были напряжены, а грудь тяжело поднималась и опускалась. Взгляд скользнул по спинам уходящих мужчин, и он ощутил, как по телу разливается волна адреналина. Рядом Пухнявик, наблюдая за тем, как враги уходят, начал успокаиваться. Заметив, что опасность миновала, он завилял хвостом.

– Спокойно, Пух, – пробормотал Алекс, проводя рукой по голове пса. Тот заскулил, словно отвечая на прикосновение, и прислонился к ноге хозяина.

В это время из дверей таверны вышел хозяин – крепкий мужчина. Он окинул взглядом сцену перед собой: отступивших мужчин и стоявшего в стороне Алексариона с его псом. Вздохнув, Томас покачал головой и подошёл ближе.

– Ну, я рад хотя бы тому, что в этот раз всё обошлось без крови, – сказал он. – Ещё бы одна такая выходка, и это был бы ваш последний раз.

Алекс кивнул, опуская взгляд. Однако в его глазах читалась апатия, словно происходящее его не касалось:

– Мне просто нужна работа.

Томас посмотрел на него с сомнением и прищурился:

– Ну-ну. В прошлый раз твоего пса еле оттащили от одного из них. Руку чуть ему не оторвал… И ты сам тогда был не в лучшем состоянии.

Алексарион молча стоял, глядя куда-то в пустоту. Ему не хотелось спорить или объяснять что-то – он просто ждал, когда хозяин закончит. Пёс сидел рядом, виляя хвостом и наблюдая за происходящим.

Томас выдохнул, сдавшись в попытке что-то донести. Он махнул рукой и указал на угол двора, заваленный ящиками и мешками:

– Ладно. Вот там твоя работа. Разгрузи и перетащи всё это в кладовую. Понял?

Алекс кивнул и, не теряя времени, сразу пошёл к указанному месту. Хозяин ещё мгновение смотрел ему вслед, затем, покачав головой, развернулся и вернулся в таверну.

Несколько часов спустя пот катился по лицу Алексариона. Он разгружал мешки с мукой и крупой, перекладывал ящики и сколачивал их для хранения. Его руки гудели от усталости, а мышцы ныли. Устав, он сел на землю, прислонившись к стене, чтобы перевести дух. Пухнявик улёгся рядом, положив голову на лапы, и тоже вздохнул.

Из таверны вышла молоденькая девушка-зверолюдка. Её человеческое тело сочеталось с кошачьими чертами: пушистыми ушами, торчащими из-под копны рыжих, слегка взлохмаченных волос, и длинным хвостом, который покачивался, отражая её настроение. Янтарные глаза светились любопытством и добротой. В руках она держала миску с едой и кусок хлеба.

Подойдя к Алексу, девушка опустилась рядом и протянула ему еду:

– Держи. Тебе нужно восстановить силы.

Алексарион поднял глаза и увидел, что она внимательно смотрит на него. Её уши слегка трепетали, а хвост покачивался из стороны в сторону, выдавая заинтересованность. Он кивнул и принял еду.

– Спасибо, Алисия, – поблагодарил Алекс.

Она облокотилась на стену и, не отводя глаз от него, наклонила голову:

– Ну что, как у тебя дела?

Алексарион держал в руках миску с похлёбкой, от которой поднимался горячий пар. Пёс, усевшись рядом, вилял хвостом и с нетерпением облизывался, не отводя голодных глаз от миски. Алекс усмехнулся, глядя на его предвкушающее выражение.

– Ну, как всегда, – пробормотал он, собираясь отлить часть для собаки.

Но едва он начал это делать, как Алисия вдруг вскочила на ноги. Её уши подскочили вверх, а хвост начал беспокойно дёргаться из стороны в сторону:

– Стой! Я вспомнила, что забыла. Сейчас принесу для него кости!

Она развернулась и умчалась в сторону двери таверны. Алекс проводил её взглядом, удивлённый такой реакцией. Пёс тоже повернул голову, склонив её набок, словно не понимая, что только что произошло.

Вскоре девушка вернулась, неся несколько больших костей и ещё один кусок хлеба. Она протянула всё Алексариону:

– Держи. Пухнявик это точно оценит.

Алекс на мгновение задержал на ней взгляд, а потом кивнул. Он протянул руку к костям, но затем задумался и улыбнулся:

– Если хочешь, можешь сама покормить его.

Её глаза радостно блеснули, а уши зашевелились. Она взяла одну и осторожно протянула псу. Тот мгновенно среагировал – хвост заметался из стороны в сторону, и Пух радостно подпрыгнул, схватив кость из её рук. Отступив на пару шагов, он зажал её лапами и с усердием принялся грызть.

Алисия смотрела на пса, сияя от счастья, наблюдая, как тот справляется с угощением. Она присела рядом с ним и терпеливо ждала, пока он закончит с одной костью, чтобы предложить следующую.

Алексарион, наблюдая за этим, почувствовал, как тепло от похлёбки разливается внутри, немного отодвигая навалившуюся на него усталость. Пообедав, он отложил пустую миску в сторону и посмотрел на девушку:

– Спасибо, но мне нужно снова приниматься за работу.

Она кивнула, поднимаясь на ноги. Её хвост легко взметнулся в воздухе и, извиваясь, выдавал её настроение – лёгкую грусть от расставания:

– Мой перерыв тоже закончился. До встречи, Алекс.

Он кивнул ей, наблюдая, как она направилась обратно к таверне. Её шаги были плавными, подчёркивая кошачью грацию. На пороге она обернулась, махнула ему рукой, а её уши немного склонились вперёд, выражая дружелюбие и радость. Алексарион поднял руку в ответ, а затем повернулся, возвращаясь к своим обязанностям.

Внутри таверны Алисия сразу столкнулась с хозяином. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на неё с явным подозрением, а его густые брови были приподняты.

– Ты снова подкармливала его, да? – вздохнул он.

Девушка слегка вздрогнула и нервно отвела взгляд. Инстинктивно спрятав миску за спину, она опустила плечи. Её кошачьи уши понуро опустились, а хвост замер – лишь кончик заметно подрагивал.

– Да, – произнесла она, глядя в пол. Её голос был тихим, но в нём звучала нотка упрямства.

– И? Ты что, собираешься всех кормить? – спросил Томас. – У нас тут, знаешь ли, хватает своих забот и работы. На всех еды не напасёшься.

Алисия глубоко вдохнула и подняла голову. Она встретила его взгляд, и её глаза вспыхнули решимостью, а хвост задвигался из стороны в сторону, отражая напряжение:

– Вы сами знаете, в каком он сейчас положении. И как он оказался в этом месте.

Хозяин нахмурился. Он провёл рукой по затылку, обдумывая её слова:

– Таких, как он, сейчас огромное количество. Мы что, всех будем кормить?

Алисия не дрогнула. В её глазах читалась уверенность, и она стояла перед ним, словно маленькая, но несгибаемая преграда:

– Тогда давайте вообще никому не будем помогать. Даже тем, кому можем.

Её слова повисли в воздухе, и Томас, казалось, на мгновение растерялся. Он долго молча смотрел на неё, обдумывая, как лучше ответить. Но, увидев, как та уверенно смотрит ему в глаза, он лишь покачал головой, не найдя слов. Наконец, отвернулся и, ничего больше не сказав, ушёл.

К вечеру работа была закончена, и Алексарион, весь в пыли, стоял перед хозяином таверны. Тот вручил ему заработок, и он, приняв его, попрощавшись, направился домой. Пухнявик лениво побрёл за ним.

Когда они оказались на улице, Алекс остановился и повернулся к псу:

– Ну что, Пух. Думаю, теперь самое время сходить за элем, как считаешь?

Пёс посмотрел на него, виляя хвостом, а в его пасти всё ещё была последняя кость. Алексарион, заметив, что пёс держит её слишком крепко, наклонил голову и спросил:

– Ты что, оставишь её на завтра? А вдруг её ночью украдут?

Пух резко остановился, а его хвост замер. Казалось, он всерьёз задумался над словами хозяина. Затем начал жадно грызть кость, словно опасаясь, что кто-то и правда придёт и украдёт его драгоценный трофей.

Дойдя до дома торговца, который всегда продавал ему эль, Алексарион остановился и взглянул на тёмное, обветшалое здание. Дом выглядел покосившимся, крыша была обвита плющом, а двери давно не крашеные. У входа висел фонарь, отбрасывающий слабый свет на запачканные каменные ступени. Запах солода и хмеля ощущался даже снаружи, привлекая любителей чего-нибудь выпить.

Алекс толкнул дверь и вошёл внутрь. Торговец, невысокий мужчина с лысеющей головой, встретил его привычным взглядом. Он стоял за прилавком, перекладывая бутылки и кувшины:

– Опять за элем? Лучше бы хлеба купил.

– Я и куплю хлеб, – ответил Алексарион. – Только жидкий.

Выйдя из лавки, он остановился и глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. Сумерки накрывали город, постепенно принося с собой холод и темноту. Подняв голову, Алекс посмотрел на небо, где уже проступали первые звёзды, и задержался на мгновение в этом молчаливом раздумье.

– Ну что, – произнёс он, бросив взгляд на пса, который стоял рядом. – Теперь можно и домой.

Пухнявик, услышав знакомое слово, поднял уши и тявкнул, словно подтверждая решение хозяина. Алексарион усмехнулся, убрал бутылку в сумку и направился в свою убогую комнатушку под лестницей, где на какое-то время сможет забыть о своих проблемах с помощью "жидкого хлеба".

Зайдя в свой чулан, Алекс остановился на мгновение и осмотрел тесное помещение. Единственная мебель здесь состояла из двух старых, покосившихся сундуков, поверх которых был брошен тюфяк, служивший ему матрасом. В углу валялась стопка грязной и порванной одежды, а на полу были разбросаны несколько пустых бутылок.

Он сбросил куртку на пол, достал бутылку эля из сумки и устало рухнул на матрас, даже не раздеваясь. Вскоре веки стали тяжёлыми, а мысли начали путаться. Сон накрыл его, словно тяжёлое одеяло, и на мгновение всё стало тихо и спокойно.

Ночью он проснулся от неприятного покалывания. Сначала Алексарион проигнорировал его, но когда ощущение превратилось в явный зуд и болезненные укусы по всей спине, он выругался и вскочил. Его руки метнулись к месту жжения, пытаясь понять, что происходит. Он посмотрел на тюфяк и начал тщательно его осматривать, переворачивая каждый уголок. Спустя несколько минут заметил маленьких, едва различимых клопов.

Интересно, они недавно появились или всегда были здесь? – подумал он. – Или, может быть, я просто раньше не замечал их, пока они не напились моей крови и не стали сильнее, чтобы я их почувствовал?

Алексарион выдохнул и с раздражением потёр места укусов. Этот матрас теперь был совершенно бесполезен. Нужно было найти замену или хотя бы место, где можно поспать без этих мучительных укусов. Он встал, схватив его и направился к выходу из барака.

На улице дул прохладный ветер. Но не успел Алекс сделать и нескольких шагов, как заметил дядю Гилберто, видимо, задержавшегося в кузнице. Увидев его, тот махнул рукой и подошёл ближе.

– Алексарион! – поздоровался он. Его взгляд скользнул по племяннику и матрасу в его руках. – Как ты, парень?

Судя по выражению лица дяди, он уже заранее знал ответ на свой вопрос. Тень неодобрения скользнула по его лицу, выдавая всё, что он думал о нынешнем образе его жизни. Он не раз говорил ему об этом, но его слова всегда оставались без ответа.

– Да вот, клопы поселились в матрасе, – пробормотал Алекс, почесав затылок. – Думаю, что теперь делать.

Гилберто взглянул на изношенный тюфяк и нахмурился. Он понимал, что должен помочь племяннику:

– С этим делом медлить нельзя. Нужно его сжечь, другого способа избавиться от этих тварей нет. А потом пойдём ко мне, у меня где-то в запасах должен быть матрас получше этого.

Алексарион знал, что дядя, несмотря на все его замечания и строгость, не оставит своего племянника в беде. Он кивнул, молча протащил свой старый матрас к огню и бросил его в пламя. Гилберто шёл впереди, хмуро молча, словно что-то обдумывая. Наконец, он прервал тишину:

– Ты с Линой-то, значит, так и не помирился?

Вопрос заставил Алекса замедлить шаг. Он на мгновение замолчал, прежде чем тяжело вздохнуть:

– Нет.

– Жаль, – отозвался дядя спустя секунду. – Она хорошая девочка. Многим помогла и продолжает помогать…

Алексарион лишь молча вздохнул, сдерживая нахлынувшие эмоции. У него не было желания говорить о ней сейчас, о том, как всё пошло не так. Он ощущал, как тяжесть старых обид и неразрешённых вопросов подступает к горлу.

Заберу матрас и сразу уйду, – промелькнуло у него в голове. Он не хотел задерживаться и снова слышать от дяди, что делает неправильно, хотя знал, что тот желает ему только добра.