Легенды Бендерской Крепости

Часть I. Шепот Древнего Пергамента

В сухой, пыльной тишине Бендерского крепостного архива историк Николай склонился над пергаментами. Ночь была тихой, слышался только шорох его собственных записей и далёкий, сонный гул Днестра. Ученый искал любое упоминание о первых годах строительства крепости (1538–1540 гг.), любой намек на легенду, которую старожилы называли «Белая Дама».

В османских регистрах он находил лишь сухие цифры: количество камня, расходы на известь, жалование янычарам. Сухие факты. Но под утро, когда голова уже гудела от усталости, в углу старого молдавского манускрипта, принадлежавшего священнику из села Варница, Николай нашел маргиналию. Почерк был неровным, но слова читались ясно:

«…Ибо паша (да сгинет его имя!) принес жертву и осквернил землю нашу огнем. Илинка, которую мы почитали, была замурована. Ее пепел смешан с камнем Главного Бастиона. Да не будет покоя никому, кто будет владеть этими стенами…»

Николай, вскормленный научным скептицизмом, усмехнулся: "Замурована? Пепел? Классическая европейская легенда о строительной жертве, перенесенная на нашу почву."

Он поднял глаза на настенные часы. Половина двенадцатого. Полнолуние. Усталость навалилась на него свинцовой тяжестью, и, положив голову на пожелтевший лист, он погрузился в тревожную дрёму.

Часть II. 1538 год. Проклятие Огня

Сон был мгновенным и глубоким, как падение в колодец.

Николай не видел себя; он был воздухом, холодом, запахом гари и сырой земли. Он оказался на вершине холма, где не было еще никаких стен, лишь свежевырытый, глинистый котлован фундамента.

Он видел Юсуфа-пашу — высокого, злого человека, чьи глаза горели нетерпением, и круг янычар, сжимающий кольцо. В центре толпы — столб, к которому привязана Илинка. Она была женщиной с дикими, спутанными волосами, а ее белая рубаха-визитка уже слегка тлела от жара.

Юсуф-паша произносил приказы, но его турецкая речь доносилась до Николая как глухой, бессмысленный рокот. Зато он слышал Илинку. Ее голос был не криком, а низким, гортанным напевом. Она смотрела не на пашу, а куда-то сквозь него — прямо в будущее, прямо на Николая.

"Пусть огонь мой станет последним огнем, что сожжет эти стены, но пусть дым мой станет вечным Туманом, который будет слезой Днестра! Стена, ты будешь сильна, но будешь плакать! Каждая смерть в тебе — это повторение моей смерти! Падишах придет, и падишах уйдет, но мой плач здесь останется! Я буду ждать, пока кто-то наконец не откроет мой камень!"

Николай почувствовал, как огромный, черный валун был с грохотом опущен в нишу у столба. Огонь под Илинкой разгорелся в последний раз. Ее тонкое тело сжалось, а потом…

Вместо дыма, который должен был подняться в небо, из костра вышел белый, густой, влажный Туман. Он не уходил вверх; он стелился по земле, полз по камням и обволакивал рабочих. Он был холодным и пах росой и пеплом.

Этот Туман обнял Николая. Ученый почувствовал, что теряет сознание. Последнее, что он услышал, был не плач Илинки, а тихий, мстительный шепот, идущий из земли: "Пришел? Теперь смотри."

Часть III. Пробуждение на краю

Николай резко вдохнул. Он ощутил ледяной, пронизывающий ветер, который был совсем не похож на затхлый воздух архива.

Глаза не сразу смогли сфокусироваться. Вместо стола, заваленного книгами, он увидел под ногами щербатый, поросший мхом камень. Он был один. Вокруг — черное, бездонное небо и гигантский, ярко-белый диск полной луны.

Он стоял на самом верху главной, полуразрушенной башни цитадели — самой высокой точки крепости. Его ботинки стояли всего в нескольких сантиметрах от края парапета, крошившегося временем. Под ним, в головокружительной темноте, лежала спящая крепость и мерцающий Днестр.

Как? Он помнил, как уснул в архиве, на первом ярусе. Подняться сюда в темноте без ключей и без света, во сне — невозможно.

Его взгляд опустился. По периметру древнего парапета, цепляясь за шершавый камень, вилась тонкая, призрачно-белая полоса тумана. Она не поднималась от Днестра, а выходила из самой кладки стены.

Туман тихо трещал, как догорающая ветка, и медленно, неумолимо обтекал его ноги. И прямо рядом с ухом он услышал тот же шепот, что и во сне:

«Ты... нашел... мой... камень».

Николай, парализованный ужасом и высотой, не смог ответить. Он лишь увидел, как Туман сгущается, принимая форму — не прекрасной дамы, а высокой, изможденной белой фигуры, с лицом, искаженным безмолвным, вечным плачем. Это была Илинка.

Он закрыл глаза и отшатнулся от края. В полной тишине, наедине с холодом и луной, он понял, что его исследование только что началось. И что он, Николай, стал новым хранителем проклятия, заложенного в стены Бендерской крепости.