Легенды Чернобыля: шёпотом о Зоне

Легенды Чернобыля, которые рассказывают только шёпотом

Полесье — земля древняя, полная духов и тайн. А после той ночи в 1986-м оно стало ещё и местом, где граница между живыми и мёртвыми стёрлась навсегда. Сталкеры у костров передают эти истории шёпотом, оглядываясь на тени

1. Чёрный сталкер

В глубине Зоны, особенно в окрестностях Припяти и Янтарного озера, бродит фигура, которую боятся даже самые матёрые нелегалы. Это человек — или то, что от него осталось — в старом защитном комбинезоне «Свинец-2», чёрном от копоти и радиационной пыли. Противогаз с треснувшими стёклами скрывает лицо, а дыхание через фильтры издаёт хриплый, механический шорох. Он не носит оружие, не собирает артефакты, не грабит. Просто идёт прямо, не сворачивая, словно по невидимой тропе.Говорят, он появляется только ночью, в тумане или под дождём. Если встретишь его у заброшенных домов Припяти, он остановится, медленно поднимет руку в перчатке и укажет на север — в сторону реактора. Те сталкеры, кто осмелился последовать за указующим жестом, исчезали бесследно: ни тел, ни следов, ни эха в дозиметрах. А те, кто в панике бежал в противоположную сторону, тоже не возвращались — Зона будто наказывала за неповиновение. Некоторые шепчут, что это призрак одного из первых ликвидаторов, который так и не смог уйти, обречённый вечно вести людей к сердцу катастрофы.

2. Дети с колеса обозрения

Парк аттракционов в Припяти должен был открыться 1 мая 1986-го — к празднику. Колесо обозрения стояло готовым, ярко-жёлтым, но так и не покатало ни одного ребёнка. С той ночи оно замерло навсегда, ржавея под дождями и снегом.Но в полнолуние, когда туман стелется густой пеленой по земле, а луна висит низко, колесо начинает медленно скрипеть. Кабинки качаются, хотя ветра нет. В каждой — силуэты детей: мальчики в пионерских галстуках, девочки с бантами. Они прижимаются к стёклам, машут руками, зовут тихо, по-детски: «Дядя, покатай нас! Мы ждём так долго...» Один нелегал в 2019-м, услышав зов, полез наверх с камерой — хотел доказать друзьям, что это галлюцинации от радиации. Добрался до верхней кабинки, а там только стоптанная детская обувь 41-го размера — слишком большая для ребёнка. В каждой туфельке лежала маленькая косточка мизинца, аккуратно очищенная. Видео он так и не выложил — исчез через неделю. С тех пор сталкеры обходят парк стороной в полнолуние.

3. Рыжий лес поёт

Лес западнее реактора принял первый радиоактивный выброс — сосны покраснели за одну ночь, словно облитые кровью, и погибли стоя. Теперь это Рыжий лес: стволы голые, иголки ржавого цвета, земля пропитана цезием.Ночью здесь стоит странный гул — тысячи голосов шепчут одновременно, переплетаясь в хор. Подойдёшь ближе — и разберёшь слова: имена, фамилии, звания. Все 600 тысяч ликвидаторов, кто тушил пожар, строил саркофаг, мыл крыши. Голоса усталые, но чёткие. Иногда хор замолкает, и добавляется новое имя — того сталкера, кто только что умер в Зоне от аномалии или пули. Лес помнит всех, кого забрала радиация, и поёт их реквием ветром в мёртвых ветвях.

4. Саркофаг дышит

Каждый год, ровно 26 апреля в 01:23:47 — момент взрыва — датчики внутри старого объекта «Укрытие» фиксируют аномальный скачок давления. Будто гигантские лёгкие внутри делают глубокий вдох. Температура чуть поднимается, вентиляция сбоит. Официально объясняют тепловыми деформациями бетона и металла.Но старые работники станции знают: это не деформация. Что-то огромное, нечеловеческое шевелится под новым конфайнментом — аркой, накрывшей старый саркофаг в 2016-м. Может, слоновая нога — та самая лавовая масса топлива — всё ещё жива и пульсирует. Или реактор сам дышит, вспоминая ту ночь. После «вдоха» датчики успокаиваются, но на сутки радиационный фон внутри чуть повышается.

5. Бабушка из Копачей

Деревню Копачи после аварии решили не эвакуировать — закопать. Бульдозеры сровняли дома с землёй, похоронив всё под слоем грунта, чтобы радиация не распространялась. Но одна старуха, Мария, отказалась уезжать: «Здесь мой дом, здесь муж похоронен». Её засыпали вместе с хатой.Теперь ночью по трассе мимо бывшей деревни проезжающие видят слабый свет в окне несуществующего дома. Старуха сидит у окна, в платке, и вяжет бесконечный шарф. Если остановиться и подойти, она посмотрит добрыми глазами и скажет хриплым голосом: «Иди сюда, сынок, щи остынут. Я как раз наварила». Те, кто зашёл в дом, исчезают. Говорят, до сих пор там, на кухне, варят щи для новых гостей — вечно.

6. Зона возвращает

Зона щедра на артефакты, но жадна на жизнь. Если вынесешь оттуда что-то живое — щенка, найденного в подвале, котёнка или даже воробья, — через год-два оно вернётся. Выросшее втрое, без шерсти или перьев, кожа бледная, глаза человеческие, полные разума и злобы. Оно постучит в дверь ночью, позовёт твоим голосом и поведёт обратно в Зону — тропой, которую ты уже не сможешь покинуть. Животные Зоны мутируют не всегда внешне, но радиация меняет их душу: они становятся проводниками, возвращающими должок.

7. Последний звонок

В Припяти до сих пор стоят старые телефоны-автоматы, покрытые пылью и ржавчиной. Большинство молчит, но один — у центральной площади — раз в год, 26 апреля в 01:24, звонит сам. Если поднять трубку (а дозиметр рядом зашкаливает), услышишь молодой, испуганный голос лейтенанта пожарной части №2 Припяти: «Алло… это Земля? У нас тут четвёртый энергоблок… горит… сильно… пришлите помощь…»Это был один из первых звонков в ту ночь — от тех пожарных, кто полез на крышу без защиты и погиб от острой лучевой болезни. Потом тишина, длинные гудки. Сигнал не определяется, номер пустой. В белорусских деревнях Полесья старые люди до сих пор ставят лишнюю тарелку на стол — на случай, если кто-то из ликвидаторов найдёт дорогу домой. Но те, кто возвращается из Зоны, уже не те: глаза пустые, кожа в ожогах, и едят они уже не щи...

Зона не отпускает. Ни мёртвых, ни живых. Шёпотом, сталкер, только шёпотом...