2. Бургомистр Ясонс и голуби.


История эта простая, и на благородное звание «легенды» ну никак не тянет. Тем не менее она – случилась, и не упомянуть о ней значило бы лишить старую Ригу части фольклора. И истории. Тем более, что она - вполне достоверный факт, и даже описана в хрониках.

Только вот благозвучности или чинности в ней нет ни на грош.

Бургомистр Гиртс Ясонс занимал свою должность всего три года. Больше не выдержали горожане – сместили от позора и греха подальше!

А дело было так.

При его предшественнике, бургомистре Блауманисе, в старой Риге – Вецриге, раскинувшейся между Даугавой и Ридзене, фактически и происходила вся активная «светская» жизнь жителей столицы. Тогда на пятачке между набережными этих рек располагалось не более 670 домов, и площадь перед ратушей всегда была наполнена лотками торговцев, и народ в виде покупателей, гуляющих мещан, слуг, кухарок и прочих клиентов, здесь тусовался практически всегда. А окружена площадь была зданиями Биржи, Собором, Арсеналом, зданием собственно Мэрии, и кое-какими ещё присутственными местами. И шла бойкая торговля, обсуждение насущных новостей, и прочая «светская» жизнь до заката. А поскольку после продавцов, и ежедневных «тусовок», всегда оставались какие-нибудь отбросы, объедки, или крошки, по утрам и вечерам здесь было не протолкаться и от голубей. Настолько обнаглевших, и привыкших к людям, что они и не улетали, даже когда на них чуть не наступали. Правда, они и тогда не улетали: просто отпрыгивали на шаг-другой!

Голуби, как известно, сдержанностью нравов и хорошим воспитанием не страдают, и, если что – оставляют после себя помёт, вовсе не сообразуясь с приличиями и требованиями санитарии или красоты. И бургомистр Андрис Блауманис нашёл весьма простой способ, как сделать центральную площадь города почище. Для этого он заложил в бюджет мэрии деньги на закупку зерна. И это зерно пять раз в день рассыпали муниципальные работники – непосредственно на набережной Даугавы, подальше от собственно площади.

Голуби очень быстро смекнули, что и как, и гуляющих, и торговцев и их клиентов больше не пачкали. Поскольку всегда находились на набережной, терпеливо ожидая очередного угощения.

Однако когда к власти пришёл бургомистр Гиртс Ясонс, он решил, что сумма, ежегодно выделяемая на прокорм «бесполезных» и «жирующих» обнаглевших птиц – уж слишком велика для скромного Рижского бюджета. И отменил закупку зерна и подкормку серых «нахлебников».

И что же?

Не прошло и двух дней после того, как голуби убедились, что еды им больше не дают и не дадут, и… Вернулись на площадь перед Ратушей. Со всеми вытекающими последствиями.

Ясонс, разумеется, пытался бороться с напастью: нанял мальчишек, чтоб те бегали с вениками, палками с тряпками, и прочей ерундой, и гоняли птиц. Однако те, едва взлетев с одного места, тут же опускались на другое – буквально в нескольких шагах от того, откуда их согнали. И мальчишек практически не боялись. (Ну так: привыкли же, что люди их кормят!)

Пытался Гиртс найти и другие способы, чтоб отогнать или прогнать совсем голубей с центральной площади: трещотки, обливание водой, петарды, и так далее. Но ничто не помогло. Однако просто так убивать мирных птиц, являющихся в какой-то степени символом мирной жизни и процветания столицы, не решился даже Ясонс.

И решил он тогда отлавливать голубей, варить, жарить, и кормить ими бедняков, живших в Засулауксе. (В-принципе, весьма гуманный в отношении малоимущих жителей столицы, жест.) Для этого собрали работники мэрии много сетей, профессиональных птицеловов, и принялись за дело. Однако ничего у них не вышло: голуби, хоть и не боялись их, но попадаться в сети категорически не желали! Словно сам чёрт руководил и направлял их: за целый день десять опытных профессионалов не поймали ни одного голубя, несмотря на все старания, кучу перевёрнутых лотков, брань и крики торговцев, и суматоху, словно вернулись времена столпотворения…

Бургомистр Ясонс тогда распорядился голубей оставить в покое, но кормить их – запретил. И если кого-то из торговцев ловили на том, что он потихоньку подкармливает пернатых «дармоедов», или не убрал за собой крошки и мусор – штрафовали! На немалую сумму.

Торговцы, конечно, обиделись, но постановление есть постановление.

И говорят знающие люди, что пошёл тогда старшина цеха торговцев, Вилис Лейниекс, к старому Квелесу, известному своими лекарственными настойками да приворотными зельями, и кое о чём с ним договорился. А о чём именно – неизвестно и по сей день, ибо и Вилис и Квелес хранили о сделке абсолютное молчание. А поскольку никто не присутствовал при их разговоре, никто так и не узнал его содержания, и во сколько денег обошлось Лейниексу решение проблемы.

Однако результаты договора сказались сразу. Буквально на следующий день, стоило Гиртсу Ясонсу с супругой Мальвиной выйти из своей квартиры при мэрии, для традиционной утренней прогулки, как буквально налетела на них огромная стая голубей! Птицы и кружились над ними, и хлопали крыльями, и гугукали! Но настолько близко, чтоб их можно было поймать, или отогнать рукой, не приближались.

Ну и, понятное дело, делали они всё то, что испуганные голуби делают.

И так продолжалось несколько минут – до тех пор, пока Ясонс не передумал гулять, и быстро не вернулся назад: под прикрытие крыльца.

После чего он и Мальвина больше не пытались выйти «прогуляться»: голуби буквально облепили крыльцо, и их гугукающая и воркующая настырная стая заполнила окрестности парадного выхода. А вот вид у бургомистра и его супруги был… Удручающий. О чём почтенная Мальвина, рыдая, поспешила сообщить супругу, присовокупив при этом, что «стиркой тут уже ничего не исправишь!», и что придётся ему теперь «раскошелиться на новые выходные наряды!» И вообще: «какой позор! Стыдно от людей!»

Однако второй выход бургомистра, уже без супруги, произошедший через два дня, оказался ещё более унизительным. Птицы теперь словно упражнялись в меткости: сменяясь по очереди, они «бомбили» и бомбили с высоты голову бургомистра, и хотя та и была покрыта широкополой шляпой, но очень скоро с её полей капало на брусчатку площади… То самое.

Отчаявшись, на следующий день Гиртс Ясонс вышел из мэрии в сопровождении охотников. Те храбро и добросовестно пытались в парящую высоко в небе стаю попасть. Дробью. Однако ни один голубь так к ногам бургомистра и не упал – словно стая была заговорённой, заколдованной…

Так что через пару недель, чуть не разорившись на оплате услуг охотников, к тому же так ни разу и не попавших, и на стирке и замене парадного камзола, бургомистр отменил свои ежеутренние выходы «на прогулку». И гуляли они с супругой теперь только глубоким вечером: после заката солнца! И – только под зонтиком. На всякий случай.

Потому что однажды на них напали летучие мыши.

Те, правда, помётом чету мэра не «уделывали», зато порвали все драгоценные и дорогие кружевные отложные манжеты и воротники, не говоря уж о том, что поспутывали все волосы в модной и дорогой причёске.

Но бургомистр не сдавался. И его помощники рассказывали, что поклялся он страшной клятвой, упомянув даже свою жизнь, что возвращать традицию подкармливать наглых «летучих разбойников» халявным зерном – не будет ни за что!

Через пару месяцев над упрямцем не подшучивал и не прикалывался только совсем уж ленивый и трусливый. Даже почётных гостей из Даугавпилса, приехавших для заключения новых торговых договоров, Ясонс вынужден был принимать в своей крытой оранжерее, срочно пристроенной с обратной стороны к зданию мэрии. Но и то: какой-то шустрый и наглый голубь умудрился прорваться ночью и туда, притаившись до поры под стропилами, и в самый ответственный момент, при приветствии друг другом обеих делегаций, поставив Гиртсу огромную отметину. Прямо в центр обширной лысины!

Вышло ну очень неудобно: благородные гости еле сдерживали ухмылки и подколки. Где уж тут говорить о выгодных договорах!..

Словом, продержался в таких условиях наш «экономный» Ясонс целых три года. А потом его сместили. И на его место назначили почтенного Гунарса Мелдсбергиса. Сразу, первым же указом вернувшего подкормку голубиного сообщества пять раз в день. На старом месте – на набережной.

Но вот с почестями уйти на покой, и почивать на лаврах, у Ясонса не получилось: голуби продолжали преследовать его и после смещения, даже дома, и во дворе. Не выдержав такого, и презрения и насмешек других высокородных дам Риги, Мальвина ещё через год отчалила, уехав к матери, в Лиепаю. Детей она забрала с собой, хотя голуби были в какой-то степени демократичны и разборчивы: отпрысков неудачливого бургомистра никогда не трогали!

Говорят, что всё это постепенно подтачивало и здоровье и нервы пожилого мужчины, и в пятьдесят пять его разбил паралич. После чего прожил он не более пяти месяцев.

И, все это видели, и этот факт абсолютно достоверно зафиксирован, что во время похорон Гиртса, когда гроб уже опустили в могилу, первым сбросил своё «поминальное подношение» в виде огромной белой кляксы, особенно большой и матёрый голубь – размером с доброго орла!

С тех пор при даже случайном упоминании кем бы то ни было имени Гиртса Ясонса все рижане поворачивают голову к левому плечу, и смачно плюют три раза…

Кстати: тьфу-тьфу-тьфу!

Загрузка...