Легенды Талмирии: Пепел лжи.

Утренний лес встретил путников прохладной влажностью, еще не прогретой солнцем. С ветвей древних дубов свисали нити паутины, усыпанные мельчайшими каплями росы, которые переливались в редких лучах света словно жемчужины. Воздух был густо напоен ароматами: терпкой хвоей сосен, сладковатой прелью опавших листьев, свежим дыханием мха, покрывавшего стволы деревьев зеленым бархатом. Где-то в вышине раздавался мелодичный свист иволги, а внизу, в зарослях папоротника, шуршала неведомая живность. Лес словно просыпался, наполняясь тихими звуками и едва уловимыми движениями.

Колесо телеги ударилось о камень, скрытый в высокой летней траве. Удар был глухим, но достаточно сильным, чтобы гоблина подбросило над деревянным сиденьем. Шавгар охнул, с силой вцепившись узловатыми пальцами в шершавый борт своей повозки. Кожаные ремешки, удерживающие мешок с провизией, натянулись до предела, и гоблин едва успел перехватить груз, чтобы тот не выпал на дорогу.

Путь, по которому ехала телега, лишь отдаленно напоминал дорогу. Скорее, это была давно заброшенная просека, изредка используемая лесорубами в сезон заготовки или самыми отчаянными охотниками. Она змеилась сквозь чащу древнего леса, то ныряя между вековыми дубами, то огибая густые заросли орешника. Узкая, изрытая ямами и колдобинами, она была пыткой для любого путника, но отлично подходила для тех, кто предпочитал избегать лишних глаз.

Шавгар тяжело перевел дыхание, поправляя съехавший на бок кожаный капюшон. Его морщинистое лицо с выступающим подбородком покрылось испариной. Каждый ухаб отдавался тупой болью в пояснице, заставляя гоблина кряхтеть и негромко ругаться на своем наречии. Он снова и снова проклинал дорогу, собственную жадность и необходимость экономить время, толкнувшую его на этот короткий, но рискованный маршрут.

— Древние боги, услышьте меня! — сквозь зубы процедил Шавгар, когда телегу в очередной раз тряхнуло. — Чтоб у этих деревьев корни повыдергивало!

Солнце стояло в зените, но его свет едва проникал сквозь плотную крону деревьев, отбрасывая зыбкое сияние на землю. Тени и светлые пятна складывались в узоры, похожие на древние эльфийские руны, вырезанные на стволах дубов. Воздух, густой, как старое вино, нёс терпкий запах хвои и свежий дух мха. Где-то высоко над кронами деревьев изредка перекликались птицы, но их голоса казались чужими и настороженными, словно они предпочли бы молчать в присутствии незваных гостей.

Шавгар машинально поправил старый кожаный кошель на широком поясе. Внутри глухо звякнули монеты — не так много, как хотелось бы, но достаточно, чтобы не остаться без ночлега и еды в ближайшие недели. Привычным, незаметным движением он провел рукой по груди, нащупывая под рубахой знакомый контур. Золотой перстень с неброской, но узнаваемой гильдейской печаткой висел на простом кожаном шнурке. Гоблин с облегчением выдохнул — амулет был на месте.

Этот перстень значил для Шавгара больше, чем простое украшение. Он был символом принадлежности к Торговой гильдии, знаком защиты и уважения среди купцов всех рас. В опасных ситуациях, когда приходилось договариваться с местными властями или разбойниками, печатка гильдии часто оказывалась полезнее золота и серебра. Шавгар дорожил ею больше, чем всем своим товаром, и носил спрятанной под одеждой — не из страха перед грабителями, а, чтобы не привлекать внимания тех, кто мог бы поинтересоваться, как существо его положения получило членство в гильдии.

Успокоившись, гоблин повернулся к своему спутнику, сидевшему рядом на телеге.

Белокурый эльф держался на удивление прямо, несмотря на постоянную тряску. Его длинные светлые волосы были аккуратно стянуты на затылке в тугой хвост, открывая высокий лоб и заостренные уши. Тонкие черты лица хранили выражение спокойствия, граничащего с безразличием. Лишь глаза — пронзительно-зеленые, глубокие, как лесные озера — выдавали внутреннее напряжение. Эти глаза постоянно изучали пространство вокруг, улавливая каждое движение листвы, каждый треск ветки, каждую скользящую тень.

Именно эти глаза, холодные и внимательные, заставили Шавгара нанять его прошлой ночью в трактире Ду Лотэна. Несмотря на кажущуюся хрупкость, эльф производил впечатление того, кто знает эти леса, как свои пять пальцев. А еще — что было не менее важно — он согласился идти коротким путем, когда другие проводники лишь качали головами, слыша о намерениях гоблина.

Шавгар с удивлением посмотрел на эльфа. Тот сидел прямо и спокойно, хотя полчаса тому назад вел себя совершенно иначе. Гоблин вспомнил, что как только телега приблизилась к Южным воротам эльфийского городка Ду Лотэн, Белокурый Эльф, сидевший до этого молча, внезапно изменился. Словно по команде он вытащил из-под сиденья начатую бутылку с дешевым яблочным сидром, чем сильно удивил не только Шавгара, но и стражников, стоявших около ворот. Его движения внезапно стали неуклюжими, лицо расслабилось, приняв слегка отрешенное выражение пьяницы, не вполне пришедшего в себя после вчерашних возлияний. Он сделал большой глоток прямо из горлышка, несколько капель скатились по его подбородку, оставляя влажные следы на светлой одежде.

— А-а-а-аххх... — шумно выдохнул эльф, откидываясь назад и вытирая рот тыльной стороной ладони. — Как говорят орки: утро начинается не с рассвета, а с первого глотка!

Не успел Шавгар и глазом моргнуть, как его спутник затянул громким, слегка хриплым голосом какую-то незамысловатую эльфийскую застольную песню. Мелодия была простой и повторяющейся, но эльф умудрялся сбиваться даже в ней, временами переходя на фальшивые ноты. Он покачивался в такт скрипу колес, прихлопывая ладонью по колену и явно наслаждаясь собственным исполнением.

У Шавгара до сих пор в ушах стоял смех эльфов-стражников, которые были свидетелями этого. И чем дальше они удалялись от Южных ворот Ду Лотэна, тем громче смеялись эльфы.

И вот прошло всего каких-то полчаса, а его проводник, который совсем недавно был пьяным и горланил песни, теперь сидел спокойно рядом с ним на телеге. В это было просто трудно поверить.

Шавгар еще раз удивленно покосился на своего проводника. Утром в трактире эльф тоже выглядел не вполне трезвым, но, в тот момент, когда они проезжали через городские ворота, его проводник, как будто намеренно демонстрировал свое состояние, делая его почти карикатурным.

"Ну и ну," — только и подумал гоблин, качая головой, — "все эльфы со странностями. Особенно те, кто водится с такими, как я".

— До темна успеем добраться до людских поселений? — обеспокоенно спросил Шавгар. Одной рукой он держал поводья, а второй вытер пот с высокого морщинистого лба. Солнце поднималось все выше, и его лучи начинали палить нещадно, превращая дорогу в раскаленную печь. Мелкая лесная мошкара, потревоженная жарой, роилась густыми тучками и назойливо лезла в глаза, заставляя Шавгара то и дело отмахиваться и щуриться.

Белокурый Эльф на мгновение замолчал, словно переключаясь с роли пьянчуги на роль проводника, но в его взгляде все равно оставалась какая-то стеклянная муть, которая не вязалась с четким ответом:

— Если дорога нас пропустит, и никто не помешает, то к вечеру будем на месте, — его голос был чуть громче необходимого, с характерной хрипотцой эльфа, который привык перекрикивать трактирный шум. — Лес полон неожиданностей для тех, кто не смотрит по сторонам.

— Да уж, — хмыкнул гоблин, поправляя сползший мешок с товаром и подтягивая крепления. Кожаные ремни скрипнули под его пальцами. — Хорошо, что ты согласился стать моим проводником на этой тропе. Не по мне эти дебри. Для чужаков тут вдвойне опасно.

Белокурый Эльф только неопределенно хмыкнул в ответ, делая еще один глоток из бутылки. Три серебряные монеты, что Шавгар, пусть и поторговавшись для вида, честно отсчитал ему утром, приятно позвякивают в его кармане. Эльф прикрыл глаза, подставляя лицо редким солнечным лучам, пробивающимся сквозь листву.

— Нынче торговля в этих краях оживилась, — продолжал гоблин, не любивший долгих пауз в разговоре. Он говорил скорее сам с собой, чем с немногословным эльфом, просто чтобы нарушить гнетущую тишину леса. — Люди берут эльфийские травы, ткани. Эльфам тоже интересны диковинки с юга... Бывает, конечно, и глухозимье, когда сидишь на товаре неделями, но сейчас... сейчас самое время.

Шавгар не закончил свою фразу. Слова застряли в горле, словно их перехватила невидимая рука. Он резко напрягся, инстинктивно выпрямляясь и оглядываясь по сторонам. Что-то изменилось вокруг, хотя гоблин не мог бы точно сказать, что именно. Лес вдруг словно замер, наполнившись той особенной, звенящей тишиной, которая предшествует грозе или другой беде. Смолкли птицы, перестали стрекотать цикады, даже обычно шуршащий в кронах ветер затих, будто кто-то невидимый задержал дыхание, наблюдая за путниками.

Гоблин судорожно оглянулся по сторонам. За годы скитаний по опасным дорогам его чутье на неприятности отточилось до остроты бритвы. Рука Шавгара, повинуясь многолетней привычке, машинально скользнула под одежду, к рукояти спрятанного кинжала. Пальцы сомкнулись на потертой коже, обмотанной вокруг рукояти.

Краем глаза гоблин заметил, что во взгляде Белокурого Эльфа, несмотря на кажущееся опьянение, мелькнуло что-то хищное. Его спутник тоже почувствовал перемену, хотя продолжал вести себя как беспечный пьяница.

Из-за густых зарослей папоротника и поваленных деревьев, прямо на дорогу, по которой двигалась телега, неслышно шагнула фигура. Еще один лесной эльф. Он был пониже Белокурого, коренастее, с более широкими плечами. Его темные волосы были заплетены в несколько косичек, спадающих на плечи и спину, а резкие черты лица казались высеченными из камня. На подбородке у черноволосого виднелся небольшой, едва заметный, тонкий белый шрам. Грубая, поношенная кожаная броня и одежда землистых оттенков свидетельствовали о том, что этот эльф много времени проводит вне эльфийских поселений, возможно, в дикой природе или дальних походах. За спиной у черноволосого лесного эльфа виднелся лук, а на поясе висели длинный охотничий нож в простых ножнах и небольшой топорик.

Он стоял, преградив путь телеге, неподвижный, как изваяние, лишь глаза его внимательно изучали путников. В его позе не было угрозы, но и дружелюбием не веяло.

— Что за... — начал Шавгар, все еще не понимая, что происходит. Его глаза метались от появившегося эльфа к Белокурому проводнику, ища объяснений или поддержки. Но Белокурый эльф уже не смотрел на него. Его взгляд был прикован к неподвижной фигуре на дороге.

Шавгар почувствовал, как по спине пробежал холодок. Что-то было не так. Он начал поворачиваться, собираясь спросить Белокурого, знает ли тот этого странного эльфа, но вопрос замер на его губах. Ответа он не получил. И уже никогда не получит.

Белокурый Эльф, сидевший за его спиной, действовал молниеносно и тихо. Его движения вдруг перестали быть судорожными и неуверенными, как у закоренелого пьяницы. Словно фокусник на ярмарке, он вытащил откуда-то из-под сиденья крепкую пеньковую веревку, на конце которой уже была завязана петля. Доля секунды — и петля метко легла на шею Шавгара, затягиваясь с жуткой, неумолимой точностью.

Шавгар издал лишь короткий, сдавленный хрип — не крик, а скорее последний выдох удивления и ужаса пополам. Его выпученные глаза отразили смесь шока и отчаянной попытки понять происходящее. Тело дернулось, пытаясь освободиться от смертельной хватки, но сильные руки эльфа натянули веревку с безжалостной силой. Лицо гоблина быстро приобрело синюшный оттенок, из глаз исчезло всякое выражение, кроме финального осознания неизбежного. Пальцы, только что цепляющиеся за борт телеги, беспомощно мелькнули в воздухе, пытаясь дотянуться до шеи, ослабить давление, вернуть возможность дышать. Тщетно.

Несколько конвульсивных судорог сотрясли небольшое тело гоблина, а затем оно обмякло, тяжело повалившись на дно телеги среди мешков с товаром. Убийство было совершено. Быстро, чисто, без единой капли крови на дороге или одежде убийцы. Тишина леса, казалось, стала еще гуще, словно деревья затаили дыхание, став невольными свидетелями насилия.

— Чисто сработано, как и планировали, — глухо проговорил Черноволосый Эльф, подходя ближе и заглядывая в телегу. Его взгляд на мгновение задержался на неподвижном теле гоблина, затем скользнул к мешкам с товаром, оценивая добычу.

Белокурый Эльф отпустил веревку – теперь она просто обвивала мертвую шею Шавгара, скрытая воротником его рубахи. Он быстро огляделся по сторонам, прислушиваясь к звукам леса. Лес по-прежнему молчал, но эта тишина уже не казалась неестественной – она была тяжелой, как покрывало над только что совершенным деянием.

— Ты опоздал, — холодно бросил Белокурый, вытирая руки о штаны. Его движения были спокойными и непринужденными, словно он только что закончил обычную работу, а не лишил кого-то жизни. — Нам нужно было встретиться раньше. Любой мог оказаться на этой дороге.

— Не мог, — возразил Черноволосый, проверяя, плотно ли сидят мешки в телеге. Он обошел повозку кругом, оценивая состояние колес и лошади. — Я все рассчитал. Главное сейчас не это. Что дальше?

— Телегу и лошадь – в трясину, как и договаривались, — подтвердил Белокурый Эльф, глядя в глаза своему сообщнику. В его голосе не было ни тени сомнения или раскаяния, только деловитость. — А тело – предать земле.

— Как скажешь, — кивнул Черноволосый, запрыгивая на телегу и беря в руки поводья.

Это было их решением с самого начала, обсуждавшимся еще на этапе планирования. Болота были опасны не только тем, что в них легко увязнуть или утопить улики. Древние истории и знающие люди шептались о силе, дремлющей в топях – грязной, негативной магии, способной цепляться за плоть и кости. Никому из эльфов не хотелось рисковать тем, что спустя годы из болотных глубин выберется, поднятый негативной силой трясины, труп гоблина, который может выйти на дорогу и привлечь к себе внимание. Тогда сюда неизбежно прибудут те, кто умеет иметь дело с нежитью, и начнут копать слишком глубоко. Лес же, под властью нейтральных лесных духов, был в этом отношении безопаснее – он принимал мертвых и не выпускал их обратно в мир живых в неестественном виде.

— Дальше, как и договаривались, — Белокурый Эльф спрыгнул на землю, его движения были легкими и точными, несмотря на прежнее наигранное пьянство. Притворство, с которым он изображал пьяного, тут же слетело с него, как старая кожа. Осталась только сосредоточенность хищника, выполнившего свою задачу. — Меня видели с ним, когда выезжали из Ду Лотэна. Видели, как я садился в эту телегу. Теперь я должен вернуться назад и появиться там. Пусть наивные стражники на воротах снова увидят меня.

— Успеешь? — уточнил Черноволосый, поправляя одну из своих косичек, выбившуюся из-за уха.

— Пешком. Это займет время. Достаточно времени, чтобы правдоподобно объяснить мое возвращение, когда я появлюсь обратно у городских ворот или в трактире, — Белокурый слегка улыбнулся и, словно демонстрируя свои актерские способности, покачнулся, изображая легкую нетвердость походки. — Скажу, что мы не сошлись характерами, что он меня прогнал из-за моего пьяного поведения.

Черноволосый тоже улыбнулся, оценив умение напарника перевоплощаться. Его шрам на скуле слегка побелел, когда кожа натянулась.

— Ты поторопись, а я переправлю телегу с товаром через болото, — сказал он, беря под уздцы лошадь гоблина. Животное нервно переступало копытами, чувствуя запах смерти и тревогу. — Тропу через трясину я знаю. Там наша телега ждет. Перегружу все там. А потом избавлюсь от этой.

— Именно, — подтвердил Белокурый. Он быстро прошелся взглядом по товару в телеге, по телу Шавгара, по лицу Черноволосого Эльфа, словно мысленно проверяя список дел. — Главное ничего себе не оставляй. Все, что возьмешь с телеги гоблина – товар, деньги в кошеле, любые мелочи – все пойдет скупщику. Все до последней нитки. Если нас начнут искать, любая забытая вещь может стать уликой. Понял?

Черноволосый Эльф встретил его пристальный взгляд. Его лицо было спокойным, но глаза отражали понимание серьезности момента.

— Понял. Все продам. У меня есть в людском поселении надежный скупщик, который не задает лишних вопросов.

— Выручку поделим пополам, как договаривались. Через три дня у Старого Дуба. Я буду ждать, — Белокурый поправил свою одежду, стряхивая с нее пыль.

— Хорошо. Буду там, как договорились, перед закатом.

— И запомни, — Белокурый Эльф понизил голос, его зеленые глаза стали еще холоднее. В них промелькнуло что-то древнее и опасное, как отблеск кинжала в темноте. — Никому ни слова. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Клянись.

Черноволосый Эльф кивнул, его лицо стало серьезным. Он положил руку на грудь, над сердцем — жест, который среди эльфов считался нерушимой клятвой.

— Клянусь. Могила.

Белокурый Эльф еще раз оглядел место преступления, словно пытаясь убедиться, что не оставил ничего лишнего, хотя знал, что основная работа по сокрытию следов еще впереди. Затем, не прощаясь, он быстрым шагом направился обратно по дороге, в сторону Ду Лотэна. Его фигура двигалась стремительно и бесшумно, сливаясь с тенями деревьев.

Тишина, оставшаяся после ухода сообщника, казалась опасной и обманчивой.

Черноволосый Эльф дождался, пока силуэт Белокурого не растворился за изгибом дороги, сливаясь с тенями леса. Он прислушался. Тишина, пропитанная запахом хвои, казалась живой, словно лес хранил тайну их преступления. На мгновение он остался один на один с мертвым гоблином и телегой, груженной товаром, который только что стал их поживой. Глаза эльфа скользнули по мертвому телу торговца, и лёгкая дрожь пробежала по его рукам, сжимающим поводья.

Черноволосый глубоко вдохнул, стараясь унять нарастающее напряжение. Где-то вдалеке закаркала ворона, и её крик отозвался в груди пустотой. Ещё один взгляд — на неподвижное тело, на стоящую посреди лесной дороги телегу, на густые заросли кустарника. Затем, словно стряхнув с себя лишние мысли, он щёлкнул поводьями. Повозка тронулась , и эльф, не оглядываясь, направил лошадей вглубь леса.