Легион Бланш

Fly the ocean in a silver plane

See the jungle when it's wet with rain

Just remember till you're home again

You belong to me

Patti Page

– Смелее, друзья мои! Встаньте так, будто вы собственноручно его сбили. Феликс, ногу на крыло. Обними Милу... Мила, не стесняйся. Дуг, ты молодчина. Вот, уже лучше! Охотники на крупную дичь!

Под бойкие команды Раймона в объективе зарождалась гармония: просека в африканских джунглях, останки самолёта, опутанные ржавыми цепями ротанга, и тут как тут – тройка легионеров на передышке.

Феликс, следуя указаниям (но и не без личного умысла), приобнял Милу за талию. Точно в одну из прорех на его бронежилете ткнулся носик укороченного русского «калашникова» с Милиного плеча.

Раймон выцеливал их в фотоаппарат, не гнушаясь использовать все таланты взводного снайпера – наверняка даже с оптикой он не проявлял такого усердия.

– А теперь улыбочку! – раздалась, наконец, финальная команда. – И скажите «републи́к дю бана́н»!

– Републик дю банан! – хором повторила тройка по ту сторону объектива, и блеснула вспышка.

Заиру, если без шуток, такое звание приходилось как нельзя кстати. Плодородная равнина, покрытая влажными вечнозелёными лесами, постоянная тёплая температура, не больше тысячи над уровнем моря – комфорт, бананы такое любят. На удалённость от побережья им, в общем-то, плевать, и потому на пути баснословных доходов от экспорта стоял один лишь транспортный фактор. Ну... и разгар гражданской войны.

Феликс, разумеется, никакого образования в области сельского хозяйства не имел. Наблюдения за бананами и прочей культурой сложились у него стихийно, как побочный эффект путешествий по Африке, Индокитаю и Центральной Америке.

– Что за штуковина, а? – ворчал себе под нос Дуг Флэнаган, разглядывая дыры от крупного калибра на фюзеляже. – Небось от англичашек?

– Лёгкий югославский штурмовик. – ответила Мила, принявшая боевое крещение на Балканах. – Галеб или Ястреб, авиафабрика СОКО. Я видела такие в Баня-Луке.

– Храбрый партизан нашел покой в пальмах и макарангах. – поэтично протянул Раймон. – Давно, судя по всему. Странно, что местные ещё не растерзали на лом.

– Думаю, он здесь что-то вроде... – Феликс по обыкновению забыл, как это будет по-английски, – ...зейенс-вюрдихь-кайт?

Мила со снисхождением усмехнулась. Игриво подпрыгнул хвост, продетый через застёжку камуфляжного кепи. Её волосы обычно были светлыми, но сейчас потемнели и слиплись от влажности.

– Достопримечательности. – безупречно, без малейшего намёка на русский акцент произнесла Мила.

Ощутив укол стыда, Феликс виновато кивнул. Ему, американцу по матери (на что ясно намекала кличка «Янки»), английский почему-то давался колоссальными усилиями. Казалось, он скорее в совершенстве овладеет русским, просто запоминая ругательства Милы – редкие, но безумно красочные.

– Сю ла ро! – распорядился Раймон. – Пора, друзья! Мятежники мсье Кабилы вот-вот останутся без патронов, тогда война окончится, а вместе с ней и наш контракт.

Ответом ему был общий угодливый хохот.

Раймон как никто другой умел обставить всё красиво. Тайно сбывать боеприпасы вражеской стороне – это, оказывается, не только сиюминутная выгода, но ещё и долгосрочная. При желании можно также впихнуть сюда поддержку туризма и борьбу с безработицей...

На дороге четвёрку наемников ожидала соотечественница сбитого штурмовика – бананово-жёлтая Юго Корал (нагло скопированная с одной из моделей Фиата). Прикатив эту развалину на базу в Кисангани, Раймон заранее предвосхитил множественные вопросы. Он искренне извинился за то, что не нашлось более подходящего транспорта для джунглей Заира, и в следующий раз пообещал угнать армейский «Хамви».

В свою защиту Раймон привёл тот факт, что машина смотрится безобидно. Мол, ну разве кто-то подумает о ней дурное? Разве она выглядит так, будто её багажник набит контрабандными патронами для антиправительственных сил?

Суровый Дуг Флэнаган тогда почесал бороду и коротко проронил «именно так и выглядит».

Сейчас Дуг, перетянув со спины висящий на ремне УЗИ, прихлопнул москита на шее и молча устроился за рулём. Раймон занял штурманское место рядом, сразу же ужалено выскочил наружу, взял что-то с крыши авто и сел обратно.

В руках у него был измятый берет с кокардой пехотного батальона «Арденнских егерей».

– Чуть не забыл. – с облегчением вздохнул Раймон. – Резист-э-мор! Скажите, я в нём как Боб Денар, правда?

Мила, что устроилась сзади, вежливо кивнула, а Дуг дал по газам, едва Феликс захлопнул дверь. Сзади колокольным переливом звякнули патронные ящики.

– Не сворачивая до самого Бафвасенде. – подсказывал Раймон. – По пути нас будет ждать партизанская застава. А если встретится пост... то мы ищем, где проявить плёнку.

В доказательство он потряс фотоаппаратом, хранившим множество памятных моментов со всего континента – Раймон Дебре и сам в свои тридцать пять потихоньку превращался в живой памятник.

Этнический француз родом из пригорода Льежа, что в Бельгии, потомственный наёмник в третьем поколении. Его дед стоял у истоков снайперского искусства – командуя взводом бурских коммандос, он отстаивал независимость Трансвааля (разумеется, за щедрое вознаграждение).

Отец Раймона поначалу представлял совсем другой лагерь – колониальную полицию Алжира. Вскоре он устал от общества бывших врагов, ещё недавно воевавших за «Шарлемань», и в пятьдесят девятом был перекуплен повстанцами – за пару дней до речи де Голля.

Неудивительно, что Раймон Дебре пошёл по стопам предков. Его тянула Африка.

Первый опыт в контрабанде обернулся неудачей – береговая охрана обнаружила в бочках с мазутом затянутые в полиэтилен «браунинги», и Раймон провёл несколько лет в испанских тюрьмах.

Это нисколько не повредило его авантюрности. Позже Дебре отличился в Сьерра-Леоне, где возводил диктаторов на трон, а потом сам же свергал их (в общей сложности Раймон выворачивал плащ около пяти раз). После ранения в Анголе его заштопал старый полевик из «Коммандо-5».

Теперь Раймон Дебре повязан контрактом с «Белым Легионом» Заира, на службе действующего правительства Мобуту. Отличный способ утолить страсть к фотографии и воздать должное отцу и деду.

Он отрицал свои возможные связи с французской разведкой, равно как и с бельгийцем Кристианом Тавернье, фактическим основателем Легиона. По его словам, как и все прочие, записался через «Геолинк» – вербовочный пункт, замаскированный под телеком-контору.

Феликс почувствовал мягкий толчок в бок – Мила, задремавшая от лёгкой качки, припала к его плечу головой. Её волосы под кепкой промокли насквозь, над губами скопились прозрачные бусинки пота.

Она, рождённая в русских морозах, больше других страдала от африканского зноя, но никогда не жаловалась. Просто молча потела.

Все потели. Это Африка.

Не иначе как под воздействием пьянящего женского запаха, Феликс обвил Милу рукой, как лианой, и положил ладонь ей на бедро. Сквозь полусон, машинально она прикрыла её своим локтем – дескать, прикасаться можно, но только не на виду у всех.

Это было в её духе. Мила, как представитель вполне себе восточной народности, напоказ была вежлива к иностранцам вплоть до услужливости, но внутри строго соблюдала дистанцию и всегда «держала лицо».

Путь её начинался как мечта, и никто предположить не мог, что в свои двадцать восемь она окажется в этом банановом захолустье, причём по самой гнусной причине – ради денег. Пойди история слегка по-другому, Мила бы вообще не попала в Заир (разве что в партийном вертолёте для участия в развлекательном сафари).

Рожденная в семье морского офицера, в Кронштадте, колыбели Балтийского флота, Людмила Мазурова была буквально обречена на блестящую военную карьеру. Контр-адмирал Валерий Мазуров вместо сказок на ночь читал старшей дочери «Моонзунд», а свои первые шаги Мила совершила на палубе крейсера «Аврора». Перед ней были открыты двери лучших военных академий Советского Союза.

Развал страны, а вместе с ним и конец всем мечтам о спокойном будущем Мила встретила в звании лейтенанта медицинской службы. Её семья с каждым днём была всё ближе к отчаянной нужде. Отец по инерции работал бесплатно, за ставшую никому не нужной идею.

В девяносто втором в составе коллективных миротворческих сил Мила была направлена в Таджикистан, где установила ценные контакты среди зарубежных специалистов. Там же она заключила свой первый контракт и вылетела на Балканы – в охваченную войной Югославию.

Там, поговаривают, и сейчас есть работа, но Мила почему-то решила примкнуть к «Белому Легиону» – бороться с повстанцами Кабилы. Сейчас она имеет до пяти тысяч долларов в месяц, а о Родине ей напоминают, разве что, патроны знакомого калибра. И у партизан, и у правительства они очень популярны.

Шум боеприпасов в багажнике разбудил её.

– Что это? – хлопая сонными глазами, Мила завертелась на месте. – Там кто-то есть?

– Всё в порядке. – успокаивал Феликс. – Кошмар приснился?

– Нет, мне не показалось. – Мила в этот раз не дала себя обнять. – Послушайте! Там человек!

Все с интересом притихли. Сквозь рёв мотора и стук веток о стекло действительно слышалось сдавленное мычание – такое может издавать только человек с заткнутым ртом.

– Ну, что же... – Раймон оглянулся назад с видом школьника, застуканного с сигаретой. – Он очнулся чуть раньше, чем я ожидал.

– Кто «он»? – спросил Дуг, также не посвященный в эту затею.

– Пьер Мибале Нонга. – понимая, что этот ответ мало кого удовлетворит, Раймон продолжил. – Какой-то влиятельный министр из ближайшего окружения Мобуту.

Феликс от таких подробностей забыл весь английский и смог выдавить из себя только самый глупый из множества вопросов:

– А как же патроны?

– О, патроны там тоже есть! – убеждал Раймон. – Просто их чуть меньше, чем полный багажник. Нонга оказался весьма упитанным.

– То есть, ты захватил заирского министра, и прямо сейчас мы везём его партизанам в руки? – подытожила Мила. – И пачку боеприпасов в подарок?

– Фабюлё! – воскликнул польщённый Раймон. – Именно так, мадемуазель! Похожий трюк, помнится, провернул Бешеный Майк Хоар. Я буду не хуже него.

Дуг Флэнаган сердито фыркнул – делал он это неизменно при каждом упоминании британцев.

– Хоара-таки вышибли с Сейшел. – сказал Дуг так, будто это случилось вчера, а не пятнадцать лет назад.

– Более того. – поддержал Раймон. – Я слышал, за попытку государственного переворота Хоар получил сполна... его исключили из британской ассоциации профессиональных бухгалтеров.

Над шуткой смеялись сдержанно – мысль о высокопоставленном чиновнике, что прямо сейчас трясся в багажнике Юго Корал, слегка мешала расслабиться.

– Англичашки всех поимели. – завёл свою любимую беседу Дуг. – Посмотрите-ка на нас. Лопочем на их языке, хотя кому он родной, а? Может, бельгийцу?

– Я француз. – твёрдо возразил Раймон.

– Да один хер. Или коммунистке?

– Я русская. – отозвалась Мила.

– Ну, пусть так. Немцу?

– Я наполовину американец. – по привычке ответил Феликс.

Трижды ошибшийся Дуг и не думал унывать:

– А я, так вообще по закону британский подданный. Но это по закону... а на деле – пусть выкусят.

Ирландский террорист Дуглас «Ледоруб» Флэнаган не был отпрыском знатной фамилии, как Раймон Дебре или Мила Мазурова. Одиннадцатый сын простого фермера из деревеньки на озере Лох-Ней, он вкалывал с малых лет и в итоге, как говорится, сделал себя сам.

К двадцати пяти Дуг стал видным деятелем радикальной группировки в составе партии «Шинн Фейн». Одиночка, неуживчивый от рождения, он презирал любую служебную иерархию и выполнял задачи исключительно по собственному усмотрению – но всякий раз с успешным результатом. Среди соратников его уважали и ненавидели одновременно, и как только «Ледоруб» стал приносить больше бед, чем пользы, его перевели на выездную работу.

Дуг охотился за врагами партии (в основном, англичанами) по всему свету. Он подхватил аэрофобию во время действий в Персидском Заливе, лишился пальца в высокогорьях Кашмира, а в Джибути случилось нечто такое, о чём Дуг предпочитает не распространяться.

В Заир его привёл поиск одного британского офицера, но в плане возникла срочная корректировка. Теперь Дуг просто тянул лямку в «Легионе», игнорируя тревожные слухи о возможном роспуске «Шинн Фейн».

Дуг Флэнаган, не отвлекаясь от управления машиной, отстегнул на себе подсумок и бросил назад, к Феликсу и Миле.

– Балаклавы. – коротко прокомментировал он. – Вдруг этот чёрт, которого мы сдаём партизанам, сможет выкупиться? Лучше, чтоб он нас не опознал.

Согласившись, все взяли себе по маске. Раймон примерил свою сразу же, и нашёл её очень сочетающейся с любимым оружием – ножом времён Первой Мировой. Это был подарок от деда, французский траншейный «мститель» с гравировкой «Помни Марну, бош!»

В присутствии соратника-немца Раймон стеснялся такой надписи, но Феликс, являясь немцем только наполовину, всегда отвечал на это лёгкой улыбкой.

Каждого привело сюда что-то своё. Семейный обычай. Жажда наживы. Рабочая командировка. Разумеется, и у Феликса была личная, весьма оригинальная причина.

Его отцом был гражданин ГДР Пауль Вюрмелинг, офицер госбезопасности Штази в чине хауптмана. Матерью – Сьюзен Харпер, американская шпионка из ЦРУ, расквартированная в Дрездене. При неясных обстоятельствах, защищённых грифом «секретно», между идейными врагами вспыхнули чувства – похожие на цепную ядерную реакцию, которая в итоге погубила обоих.

Едва разрешившись от бремени в роддоме Лёбтау, агент Харпер бесследно исчезла, а хауптман Вюрмелинг пережил серию неприятных допросов, после чего был выставлен из структуры с волчьим билетом.

Отец хотел назвать сына в честь горячо почитаемого Воннегута, но, учитывая ситуацию, выбрал нечто более интернациональное. Юный Феликс Вюрмелинг поначалу отвечал на кличку «Янки» кулаками, безуспешно штурмовал разведшколы по всей Республике и, получая очередной отказ, в наказание изнурял себя тренировками. Феликс по праву рождения получил своеобразный вотум недоверия – для него были закрыты двери не только в разведку, но и даже в народную полицию.

В Берлине на Феликса вышел резидент ЦРУ под позывным «Трость» – молодая привлекательная девушка в модной шляпке. Из беседы, носящей сугубо деловой характер, стало понятно, что Трость занимается вербовкой иностранных наёмников на войну в Никарагуа (что не очень-то похоже на сферу деятельности ЦРУ). Тем не менее, Феликс, прозябающий на заработках от мелкой контрабанды, согласился на первый полугодовой контракт.

Конец восемьдесят девятого он застал будучи бок-о-бок с бирманскими сепаратистами. Бранденбургские ворота вновь открылись, но «Янки» давно смирился со своим незавидным положением и даже не думал о том, чтобы попытать счастья в новой Германии. На тот момент он был уже вполне маститым наемником, прошедшим плен латинских контрас, миномёты моджахедов и мангровые топи Индокитая. Феликс искренне зауважал американский Colt CAR-15 и теперь грезил об Африке.

Вскоре ему выпала такая возможность. А работа в Заире стала третьим визитом Феликса на континент.

– Глянь-ка. – заметил Дуг. – Наши?

– Похоже на то. – встрепенулся Раймон. – Остановись поближе к ним. Только аккуратно!

Партизанская застава впереди принадлежала к тому распространённому типу, который можно повстречать и в Африке, и в Центральной Америке. Роль шлагбаума играло бревно чуть короче человеческого роста, загнанное в яму посреди дороги на половину своей длины. Такая простая конструкция препятствовала проезду, а вместе с тем при необходимости бревно легко извлекалось руками двух местных «постовых» – и для кого надо дорога становилась открытой.

Прикрытие обеспечивали две огневые точки по обе стороны от дороги: что-то вроде блиндажа из мешков справа и примитивная земляная насыпь слева. Пулемёты, как нетрудно догадаться – столь обожаемые конголезцами неприхотливые MG42, лентами которых можно пафосно обмотаться.

Место было выгодное. Дорога здесь взбирались на небольшой холм, и застава венчала самую его вершину. Пока не минуешь охранный пост – не узнаешь, что лежит за холмом.

Жёлтая «Юго Корал» мягко притормозила на склоне. Дуг не стал глушить движок – только незаметно убрал руку с рычага передач на рукоять УЗИ. Мила, выгодно прикрытая Раймоном, поудобнее перехватила АКС-74У. Феликс перевёл предохранитель своего карабина «Кольт».

Пьер Мибале Нонга из багажника, догадавшись об остановке, заголосил совсем уж яростно.

А партизаны в ожидании замерли у пулемётов.

– До чего вы все нервные. – беспечно произнёс Раймон. – Надо обозначить наши мирные намерения.

Его, уже вылезающего наружу, за руку остановил Дуг Флэнаган.

– Стоять. Что-то тут нечисто. Видишь, как засуетились?

Действительно, один из партизан-пулемётчиков с интересом оглядывался назад. Двое в форме полевых офицеров выбрались из блиндажа и скрылись за холмом.

Возвышенное положение заставы мешало разглядеть, что творится там, на противоположном склоне.

– У них незваные гости помимо нас. – подытожил Дуг. – С другой стороны.

– Ребята. – испуганно протянула Мила. – Есть что-то ещё, о чём нам надо знать?

– Нет! – теряя терпение, выкрикнул Раймон. – Никого здесь больше быть не должно!

Феликс поглядывал в окно, и последнее, что он увидел – как командир заставы в каком-то замешательстве взмахнул рукой.

Всё дальнейшее слилось в грохоте пулемётного огня – визг продырявленного металла, крики команды, треск стекла, стоны похищенного министра. Феликс дёрнулся к двери, зажмуриваясь не то от осколков, не то кляксы чужой крови, брызнувшей в глаза. Что-то раскалённое и острое успело пронзить ему живот, и Феликс мягко опустился, скорее даже провалился – обратно на тёплое сиденье.

Больше не нужно было никуда бежать.