Лёгкая улыбка

Наконец-то! Столько времени ушло на поиски, выбор, общение с продавцами. Столько объявлений перебывало в избранном. В конечном итоге, остались несколько вариантов. Все бритвы в приличном состоянии, учитывая возможный возраст. Как жалко становилось, когда очередной из них отправлялся в корзину.

В одном случае лезвие оказалось заполированным. На фотографиях бритва привлекала своим блестящим чистым видом. Поэтому одной из первых оказалась в избранном. Покупка почти состоялась, когда на глаза попалось видео, как раз насчет таких вот блестящих, отполированных вещиц. При такой полировке сталь портилась. Это как минимум. Ко всему прочему, за блестящей поверхностью лезвия прятались многие проблемы клинка. Коррозия, сколы, неправильная геометрия. Натолкнувшись на объявление в самом начале своих поисков, я многому научился со временем.

В другом случае продавец честно признался – режущая кромка слегка щербата. Однажды бритва попала в руки далеко не умелого точильщика. Здесь уже можно было думать, но, посоветовавшись со знакомыми, разбиравшимися в вопросе, покопавшись на соответствующих форумах, само собой оформилось решение – отказаться и от этой.

Эти два варианта оказались самыми удачными. В ленте нет-нет, а мелькали и другие. Но каждый раз с теми, или иными огрехами. Затертое клеймо, скол на пятке, та же самая коррозия, только явная. Подобные отпадали сразу – парочка кликов по фотографиям и дальше в путь, отыскивая подходящую.

Как это порою случается – объявления с нужной мне моделью однажды попросту исчезли. Сколько не искал – безрезультатно. Оставались похожие новоделы, но разве они могли сравниться с мечтой детства? Каждый раз доставая такую из футляра понимал – однозначно нет.

Удача пришла откуда не ждали. Помог Ефим.

Фима принадлежал к той редкой породе умельцев, что могли превосходно чувствовать любое режущее орудие и превосходно справлялись с заточкой абсолютно любой сложности. Ножи, садовый инструмент, топоры, маникюрные наборы – всё выходило из рук Фимы донельзя острым и долговечным. Порою он даже сетовал на свой талант: «Наточу нож, или, там ножницы маникюрные и всё – тю-тю. Могу и больше года счастливого клиента не видеть. Хотя знаю – инструмент постоянно в работе». Клиентов Ефим обычно не видел гораздо дольше, но профессиональная гордость, а может и профессиональное хвастовство, заставляли его работать на совесть. И это давало результаты – заказчиков у него всегда хватало.

Благодаря своей работе, Фима сталкивался с самыми разными людьми, видел множество редких и уникальных вещей. Среди его знакомых состояли как известные коллекционеры, так и простые люди, в закромах которых могли заваляться вполне себе интересные и необычные вещи.

- Вот. Смотри.

Фима положил на столик, между нами, деревянный футляр. Старый, потрескавшийся, с облупившейся краской. В футляре приглушённо стукнуло.

- Где взял? – я повертел футляр в руках, догадываясь о его содержимом.

- Ещё не взял – Фима неторопливо сделал глоток пива, отставил бокал в сторону и протянул руку за крупным раком, устроившимся сверху горки своих сваренных сородичей. – Это на оценку. Если предложение устроит все стороны – вполне можно сойтись в цене.

Он оторвал брюшко раку и принялся за сочное соленое мясо. Выглядел при этом Ефим Маркович словно кот, высунувший морду из крынки со сметаной в пустом хозяйском погребе. Ещё секунда и облизнётся.

Я открыл футляр. Повертев его в руках, стал всматриваться в лежащий внутри предмет. Делал это долго и тщательно. Для вида пожевал губами, заранее зная к чему придраться.

- Если бы не оправа, - я с сожалением закрыл крышку и подвинул футляр своему знакомому, - можно было бы тебя расцеловать.

- Ну и хорошо, что не лезешь со своими поцелуями, - собеседник глотнул пива, запивая рака. – Мы люди консервативных взглядов. Предпочитаем женщин. Таких, знаешь ли, пофигуристей.

Фима хохотнул, бросив быстрый взгляд в сторону проходившей мимо официантки. Девушка оказалась как раз в его вкусе – полные бёдра, стройная талия, грудь лихо натягивает форменную блузку.

- А насчёт рукояти, - продолжил он, - не торопись. Тут дело такое. Что она не аутентичная – беда малая. Присмотрись внимательно – самая настоящая резная кость.

- И что? – я хмыкнул прямо в свой бокал. По счастью тот оказался наполовину пуст.

Собеседник слегка наклонил голову и посмотрел на меня словно поверх очков.

- Уважаемый, - Ефим постарался в точности воспроизвести характерный акцент, - похоже, ви хотите сделать мне нервы. И ради чего, спрошу я вас? Молчите, я отвечу за вас. Только ради того, чтобы надуть бедного добродушного человека. Нажиться на его хорошем отношении, на его неуёмной щедрости.

- Фима, перестань. Я вижу – бритва почти в идеальном состоянии. Разве можно в такой ситуации говорить о надувательстве. Тем более тебя.

Ефим откинулся на спинку диванчика, развел плечами и покачал головой, соглашаясь с моими словами.

- Но ты ведь сам прекрасно знаешь – не было таких моделей с костяной оправой, - я не обратил внимание на пантомиму собеседника. – Или не я лично прожужжал тебе все уши такой бритвой?

- Гена, ты сам подумай – эта красавица прибыла из времён, когда штамповка только входила в моду. Кроме того, возможно именно эту бритву делали на заказ, или попросту сменили пришедшую в негодность оправу. Хочешь полного соответствия каждой бритвы из сотни – могу порекомендовать отличную китайскую компанию. Или немецкую – современную обязательно. Разница в цене окажется существенной. Но что там, что там сможешь выбрать из сотен абсолютно идентичных клинков с одинаковым оформление.

Говорил Фима с серьёзным выражением лица, уже не дурачась. Он прекрасно знал – в его руки попала вещь, которую я активно искал без малого год.

И, конечно же, этот прохвост понимал – ему удалось подцепить на крючок сразу две рыбы.

- Насчёт состояния лезвия спрашивать не стану, - вздохнул я, а Ефим одобрительно кивнул. – А вот где взял – интересно.

Ефим Маркович отмахнулся, словно от назойливой мухи. Я ждал. Медленно, со вкусом потягивая густое тёмное пиво, я смотрел в глаза собеседника.

Брови Фимы слегка приподнялись, а по губам пробежала ироническая улыбка.

- Гена, в мире полно людей, хранящих вещи как память. Многие из них просто-таки нуждаются в добром слове, хорошем собеседнике.

Нижние веки Фимы дрогнули, и он закончил.

- Но чаще всего они нуждаются в самой банальной из возможных в этой жизни вещей – деньгах.

Он вздохнул, махом допил оставшееся пиво.

- Серьёзно, Гена. Вещь настоящая, без проблем. Бритва в рабочем состоянии. Я проверял. Бери – брейся. Впрочем, решай сам. Но ты действительно успел прожужжать своими жалобами все уши старому точильщику ножей.

Вот оно, преимущество старых друзей. Оно подобный опытному мошеннику – легко читают тебя. Вот и мой собеседник всё понял уже в тот момент, когда я бросил взгляд на бритву, лежащую в открытом футляре.

Оценке Фимы можно спокойно доверять. Его чистоплотность вне любых сомнений. Пожалуй, на всевозможных аукционах гораздо больше рискуешь. Ну, а самое главное – наконец-то долгожданная бритва лежала на расстоянии вытянутой руки. Именно такая, какую искал – ведь суть крылась вовсе не в материале оправы.

Ефим Маркович всё понял правильно. Довольно кивнув, он сделал рукой знак той самой миловидной официантке. Под ещё один бокальчик можно и раков доесть и о подходящей цене договориться.

Разгулявшийся интерес какое-то время заставлял перелопачивать множество отечественных и зарубежных форумов, задавать один и тот же вопрос. Всегда с одинаковым результатом – второго экземпляра бритвы, похожей на мою не было.

Рукоятки, или, точнее сказать, оправы, изготавливались из самых различных материалов. В этом Фима оставался прав. В позапрошлом веке столь развитой штамповкой ещё не пользовались – каждая бритва становилась по своему уникальной. Однако именно костяных оправ, именно для таких клинков не отыскалось даже у зарубежных коллекционеров.

Скорее всего оправу действительно сменили, когда предыдущая пришла в негодность. Конечно, подобные вещи снижали стоимость бритвы на аукционах, или форумах продаж. Только ведь покупалась бритва для других целей – я действительно собирался ею бриться.

Вот уж загадка – когда подобная идея пришла в голову? Скорее всего, подобно многим самым живучим, в детстве. Увидел в одном из фильмов, то ли про войну, то ли про детективов. Режиссёр решил сделать из бритья отдельный эпизод, подталкивающий зрителя к пониманию персонажа, его характера и личности. Запомнился целый ритуал, проделанный киношным героем в фильме. Мой дед тоже иногда брал в руки опасную бритву. Не всегда, но и он проделывал похожий ритуал. Пускай выглядело это буднично – простая советская бритвы, слегка фальшивый мотивчик старой песни вместо продуманной фоновой музыки – но иногда и это завораживало малолетнего пацана.

Бритву в руки мне дед не давал – сколько не канючил. Наверное, беспокоился, что порежусь сам, или что-то порежу. И себе вред, и клинку. Тем более, что однажды я таки дал повод для подобного беспокойства. По сей день осталось напоминание о том случае.

Ну, а что запрещают, то хочется гораздо больше. Вот оно друг друга и подпитывало – интерес и запрет.

Конечно же, наступило время, когда запрет исчез. Вот тогда я и прикоснулся к миру своей мечты. Побывало в руках множество новоделов, старых бритв. Удалось сравнить, как они бреют, обзавестись всеми необходимыми навыками.

Многое стало доступным, но внутри сидел маленький такой червячок и упорно грыз. Хотелось бритву с клеймом в виде сидящего на задних лапах то ли дракона, то ли своеобразного крылатого змея. Из пасти этого существа вырывается разлетающееся во все стороны пламя. Примерно так память сохранила воспоминания о свете, блеснувшем на бритве в фильме. Реальность оказалась проще – тонкие черточки гравировки разбегались по плоской стороне эрля.

И вот наконец я нашел, что искал. В идеальном рабочем состоянии. Как сейчас принято говорить: «Гештальт закрыт».

Бритва ловила блики дневного света, проникавшего через окно в кухню. Чистое лезвие – следы коррозии или времени отсутствуют. Где-то на две трети клинка, лезвие узкое, затем расширяется в толстую спинку. В оправе сидит как следует – не заедает, не болтается. Да пользовались ли вообще ею хоть раз?

Даже геометрия идеальная. Я поднял бритву на уровень глаз, удерживая за эрль. По кромке лезвия пробежал свет. Лёгкий изгиб клинка, напоминающий слабую, чуть наметившуюся улыбку, ожил.

Моя рука потерла щёку. Придется мечте обождать – кожа гладкая, свежевыбритая. Ну ничего. Парочка дней и можно опробовать покупку в деле.

Воскресенье – идеальный день. Щетина многообещающе поскрипывает под ногтями – эдакая брутальная небритость. Можно изучить её со всех сторон в отражении, пока руки привычно взбивают помазком пену.

По телу пробегают искорки напряжения, заставляют слегка пританцовывать на месте от избытка хорошего настроения.

Бритва ждёт своего часа на полке перед зеркалом. Оправа, слегка желтоватая в свете электрической лампочки, до поры скрывает лезвие.

Такс, лицо намылил – плотное пенное покрывало скрывает щёки, подбородок, часть шеи. На этом фоне ярко выделяются губы, складывающиеся в довольную улыбку. Теперь, как бы со стороны, рука берёт бритву, замирает на секунду. Ощущения тяжести клинка и костяной оправы приятны – они дополняют друг друга. Первые секунды кость рукоятки холодит руку. Потом тепло тела быстро нагревает оправу.

Несколько проходок на ремне, закрепленном тут же. В любом случае, режущую кромку стоит направить – все эти мельчайшие зубчики, складывающиеся в тончайшее лезвие. Заодно, можно ещё раз оценить балансировку. Как она легко переворачивается через обушок! Пожалуй, если отпустить бритву, оставив её просто лежать на пальцах, она замрёт абсолютно неподвижно.

Ну вот, ремень свободно обвис, я покрутил бритву в руках. Она действительно улыбалась. Свет пробегал от головки до хвостика, скрытого под пальцами. Сейчас мы вдвоем наслаждались предстоящим моментом. Во всяком случае, так хотелось думать, играя в почти детскую игру со взрослой игрушкой.

Лезвие коснулось кожи. На секунду руки замерли – оценивая, приноравливаясь. Потом бритва пошла вниз. С лёгким мелодичным шелестом, клинок расчищал дорожку в мыльном поле. Раз, другой – щетина исчезала, полностью. Подставляя под бритву то один участок, то другой, я думал, что одного прохода окажется достаточно. Главное – внимательно следить за всеми местами, вслушиваясь в тихое пение бритвы.

Без порезов не обошлось. То ли руки где-то дрогнули от волнения, то ли требовалось просто привыкнуть к новой бритве – наклону, балансировке, необходимой силе нажатия. В любом случае, две-три, набухшие красными каплями, черточки меркли на фоне полученного удовольствия. Гель лёг прохладной волной на кожу, смягчая и успокаивая. Парочка тонких, телесного цвета, пластыря закрыли следы порезов.

Стоило признать – бритва оказалась просто сверхострой. Ни одного волоска не осталось. Да и порезы, хоть и кровоточили, не ощущались – настолько идеально и тонко лезвие рассекло кожу.

Что же, в следующий раз станет проще – первое волнение уйдет, рука подберёт подходящий угол и силу нажатия. Ко всему надо привыкать.

Аккуратно вытерев лезвие, я сложил бритву и убрал её в футляр. Прежде чем спрятаться в оправе, клинок ещё раз сверкнул улыбкой.

Пальцы задумчиво погладили узор, вырезанный на костяной рукояти. Следовало бы присмотреться к нему получше. Теперь, когда первые эмоции прошли, можно добавить делового подхода.

Потом – я закрыл крышку и отнёс бритву в комнату. Поставил отреставрированный, замечу, своими руками, футляр чуть в стороне от остальной коллекции. Впереди предстоял целый день хорошего настроения, а чем его наполнить хватало с избытком.

В понедельник я проснулся гораздо раньше будильника. Смотреть на часы не стал – и так понятно, что в запасе море времени. Вместо этого – закрыл глаза и попытался вновь провалиться в сон. Не вышло. Где-то под веками, в верхней их части, словно вспыхивала тончайшая изогнутая линия. Эта линия, похожая на слабую, едва намеченную улыбку – всё, что осталось от сна, мгновенно забытого при пробуждении. Страха, холода, или ощущения беспомощности, как бывает при внезапном кошмаре, не было. Просто вспыхивающий в темноте узкий изгиб.

Кроме этого, сон наполнялся ещё чем-то. Каким-то странным предвкушением, трепетом ожидания. В памяти царила пустота. Сколько не напрягайся – результатов ноль. Ну и ладно. Сны не такая уж большая редкость – гоняйся ещё за каждым. Поворочавшись минут пять с боку на бок, я вновь провалился в темноту и проспал до самого звонка настырного будильника, требующего моего немедленного подъёма.

Сон исчез рывком, вместе с первыми звуками мелодии на телефоне. В голове пронеслась тревожная мысль. Быстрая и слишком смутная для понимания. Ловить подобные – даром терять время.

Я встал, отдернул штору, открыл окно. В комнату ворвался прохладный воздух, наполнил её свежестью. Самое оно для утренней зарядки.

Закончив упражнения, я в задумчивости провёл рукой по щеке – гладкая. Ну и ладно – чтобы взять бритву в руки, особый повод не нужен. Заодно можно отобрать парочку для продажи. Были такие экземпляры, на которые давненько заглядывались знакомые коллекционеры. Этим бритвам скорее всего, придётся теперь простаивать без дела. Я поймал лезвием солнечный луч, заворожённо понаблюдал, как блик скользит по едва намеченной дуге. Потом я поставил клинок перпендикулярно полу, заглянул в лезвие. Вышло словно в кино – секундный взблеск, и вот уже можно разглядеть отражение собственных глаз. Да, я ощутил, как уголки рта приподнялись вверх, заметил морщинки в уголках глаз, стоит помочь ребятам с воплощением их желаний. Не всё же оставлять только для себя.

Рука привыкла быстро. Порез случился всего один. На это раз в районе шеи. След оказался слегка изогнутым и, стоило признать, весьма чувствительным. Лезвие раскрыло кожу в складке и когда она двигалась, приходилось морщиться. Да и крови тогда прилично вытекло, как для подобного пореза. Зато после всё шло гладко.

Знакомые быстро обратили внимание на произошедшие изменения. Коллеги, из числа женщин, одобрительно поднимали вверх брови. Парочка из положивших на меня глаз даже старались потереться о мою щёку своей.

- Гена, ты просто мастер какой-то! Мне ещё не попадался парень с такой гладкой кожей! Или ты ходишь к какому-то отличному барберу?

- Нет, - я смеялся в ответ. – Всё сам, своими руками.

- Мррр, - мурлыкали они, прикасаясь своей щекой ко мне, а потом томно выдыхали прямо в ухо. – Такая нежная.

Смешно, как порою мелочи могут открыть дорогу к удаче. Нет, понятное дело – многие девушки и женщины ценят такое. Но вот настолько? Иной раз думалось – в руки попал талисман, приносящий удачу. В это верилось легко и потому, что многие обстоятельства складывались самым лучшим образом. Даже долгожданное повышение на этот раз не прошло мимо.

И конечно же при случае я не стал упускать возможности, откровенно пользуясь сложившейся ситуацией.

Когда Анжела, длинноногая блондинка с пухлыми губами и третьим размером бюстгальтера, выгнулась подо мною дугой, почти вставая на мостик, меня настигла одна странная мысль. Весь пугающий смысл которой удалось осознать лишь буднично, но сосредоточенно, снимая полный презерватив.

Очень хотелось увидеть, как из длинного, тончайшего разреза на загорелой коже шеи проступят красные капли. Их цвет станет соперничать с криком раскрытых в удовольствии губ. Потом эти натуральные, пухленькие губы начнут стремительно сдавать позиции, быстро бледнея. Зато распахнутая ниже подбородка улыбка только начнет набирать цвет, всё расширяясь, выплёскивая кровь наружу. Да, удерживая партнёршу за бёдра, хотелось насладиться видом мелькнувшей на мгновение слабой улыбки и набухающим, на месте этой улыбки, коралловым ожерельем.

Анжела лежала довольная. Взгляд женщины блуждал по комнате. В её блондинистую голову даже на миг не могли прийти мысли о внезапных чувствах партнёра. Замечательно – даже подозревать о подобных вещах не стоит.

Относительно меня – возникшая фантазия оказалась слишком будничной. Знаю, звучит дико. Но в тот момент так и было. Словно на автомате вымыть руки, или почесать нос. Через секунду такое попросту забывается. Зато может остаться память о сильном возбуждении и страстном желании.

- Ты как-то похудел, знаешь ли.

Фима сделал глоток пива из пузатого бокала с прозрачной ручкой. Похожий на бочку с множеством чешуек-граней, он, словно, пришел из прошлого. Помнится, отец пил из таких с друзьями. Устроившаяся на пластиковой тарелке, наполовину разобранная, сухая тарань, способствовала погружению в воспоминания.

На расстоянии, чуть большем чем расстояние вытянутой руки, находился кадык Фимы. Хорошо очерченный, рельефный, свободный от щетины. Этот кадык ходил вверх-вниз, в такт медленным глоткам хозяина. Глаза Фима прикрыл, наслаждаясь вкусом. Поэтому и не видел моего взгляда. Пристального такого, оценивающего, решающего, как лучше сделать надрез – сверху над адамовым яблоком, или сразу под ним. Второй вариант казался предпочтительнее. В этом случае улыбка окажется шире. Вполне себе подходящая для жизнерадостного Ефима.

Сидевший напротив человек внезапно поперхнулся, закашлялся, стремительно отставляя бокал в сторону.

- Фу, чёрт! Не в то горло пошло.

Фима потёр ладонью место, всего секунду назад ставшее объектом пристального внимания. Я поспешил отпить своего пива, стремясь скрыть вспыхнувшее на миг смущение.

Приятель ещё пару раз кашлянул и шумно выдохнул.

- Нет, серьёзно, Гена. Ты действительно изменился.

- Тренировки всегда идут на пользу.

Многозначительно подвигав бровями, я подмигнул собеседнику.

- Ну, если тренер после очередного спарринга не кормит спортсмена борщом с пампушками – меняй её.

Мы одновременно хохотнули совместной шутке.

- Фима, я вот чего хотел встретиться.

- Пива попить, любовниц обсудить, с приятелем поговорить.

- И это тоже, конечно. Не всё же на работе киснуть да баб ублажать, - пиво плеснулось в бокале, оставляя на его стенках белую пену.

Пена на пиве напомнила о шелесте бритвы, об отражении в зеркале. Напомнила о быстрых всполохах на уверенно скользящем клинке.

- Ладно, - Фима вытер руки бумажной салфеткой. – Пива мы попили. Давай теперь поговорим. Любовниц оставим на закуску.

Всей правды Ефим Маркович не услышал. Да и ни к чему ему такая правда. За неё легко угодить в психушку. Если не в тюрьму. Нет, стишком многое предстояло сделать. Причём – довольно скоро. Любые возникшие затруднения были попросту лишними. Вместе с тем, узнать побольше о прошлом владельце бритвы с каждым днем становилось всё более необходимым.

- Фима пожал плечами.

- Сомневаюсь, что твоим знакомым повезёт с ним. Дед реально нуждался в деньгах. Лично он, или кто из родственников – за это ничего не скажу. Он иногда заходит ко мне – ножницы, нож поточить. Бывало, приносил и бритвы. Ту, что купил ты, он не приносил. Ни разу. Две другие, обычные советские, я частенько точил. Сталь у них слабенькая, понимаешь. Заточку плохо держат. Такие легко отыщутся на любом сайте. Состояние, правда, хорошее. Но видно – в работе постоянно. Что это значит, ты понимаешь – много за них не возьмешь.

- Ну, а вдруг повезёт, и твой знакомый знает где достать что-то похожее на мою покупку?

- Сильно сомневаюсь, Гена. Арсений Пахомович говорил – вещь трофейная. Он её с войны привёз.

Я нахмурился. Да, такую бритву с лёгкостью можно представить в руках какого-нибудь офицера Рейха. Вот, затянутые в тонкую кожу перчаток, пальцы неторопливо, намеренно растягивая каждое движение, извлекают клинок из оправы. Вертят из стороны в сторону, демонстрируя обнаженной фигуре, привязанной к стулу. Очень скоро острое лезвие займётся привычным делом. Руки в перчатках из человеческой кожи, сноровисто начнут двигаться. Человек в чёрной отутюженной форме станет вслушиваться в звук, с которым бритва рассекает плоть очередной куклы, сидящей передо…

-…мной, - слова Фимы совпали с моими, блуждающими вдалеке, мыслями, сбивая с них, - он и завёл разговор-то по случаю. Как раз принёс бритвы на заточку. Ну то, да сё. Короче. Бритва у тебя?

- Да.

- Доволен? Ещё бы уважаемый остался бы недоволен. Старый Фима всё читает по лицу.

- И всё же, - я упрямо нагнул голову. – Хочу с этим твоим Арсением Похомовичем поговорить.

- Как хочешь, - Фима достал из кармана мобильник, пробежался по телефонной книге. – Записывай номер.

Договориться с Арсением Пахомовичем удалось не сразу. Тот ссылался на занятость, на отсутствие в городе, на плохое самочувствие. Словно понимала о чём именно пойдет речь. Однако понимал он ещё одну вещь – разговора избежать не удастся. В конце концов, он согласился встретиться. В самом людном месте нашего города. Непременно днём.

Сидя на лавочке за заданием неработающего кинотеатра и глядя на взметающиеся вверх струи фонтана, мы обстоятельно побеседовали.

Молодой разведчик Арсений Бондарь действительно взял бритву как трофей. С небольшой группой других бойцов он проник в занятое немцами село. Для действующих в той местности отрядов это село представляло серьёзный интерес. Как -никак железнодорожный узел. Причём, довольно крупный – что до войны, что долгие годы после люди в этом селе жили почти исключительно с «железки». Кроме того, там обосновались СС-совцы. Что им там понадобилось, никто не знал. Потому и послали разведку. Среди СС-совцев оказалось несколько офицеров довольно высокого ранга. Вот в вещах одного из них Арсений и нашел эту бритву. Тогда ещё в новеньком футляре.

- Знаете, Гена, запомнилось мне, как она лежала на чёрном бархате подкладки. Я тогда почти пацаном был – только что возраст не прибавил, когда добровольцем шел. Думал ещё перчатки этого немца взять. Потом присмотрелся – кожа отличная, тонкая, но что-то с ней не так. Сам не понял. Ребята подсказали – человеческая кожа для перчаток использовалась.

Много чего интересного тогда разведка нашла. Сидевший рядом старик с несколькими наградными планками, приколотыми к борту пиджака, хорошо всё помнил, да только говорить хотел очень о малом.

Бритва так и пролежала в его вещь-мешке всю войну. То ли брезговал он ею бриться, то ли боялся. Возможно, и то и другое. После допроса того немецкого офицера – всё могло стать возможным. Подозревал Арсений для чего использовался этот клинок.

Выбросить? Над этим фронтовик думал много раз. Выбросить, обменять, просто отдать или намеренно проспорить. И ведь причина подобных мыслей крылась не в брезгливости. Нет, дед не сознается, конечно, но это и ни к чему. По его поведению всё становилось понятным.

- Решил уже. Продумал всё. А вот открою футляр - в последний раз, так сказать, взглянуть – достану бритву эту, стану рукоятку костяную в руках вертеть и мысли правильные улетучиваются.

В общем, прошел трофей с ним всю войну. Потом дома хранился, среди прочих памятных вещей. Со временем Арсений Пахомович даже забыл про него. Вспомнил случайно – в разговоре с Фимой.

Говорили мы долго, обстоятельно. Многое стало понятно из недомолвок старика, его взгляда. Эти мелочи отлично дополняли рассказ. Ну, а точку поставили слова, сказанные ветераном на прощание.

- Глупость я сделал, Гена, что бритву эту продал. Да только – назад брать не стану. Ты тоже продал бы её. Ты человек в этом деле искушенный – сможешь найти подходящего коллекционера. Такого, что экспонаты свои под стеклом держит. Любуется, а в руки не берет. Или полотняные перчатки прежде одевает. Знаю – выбросить не сможешь. Только попрошу – реже бери её в руки и, уж конечно же, не брейся этой бритвой. Никогда. Хоть и сносу ей нет. Что бы ты не делал.

Я кивнул старику, думая в этот момент о лежащей на кухонном столе в моей квартире газете «Гривна». В ней, на последних страницах, опубликовали заметку о преступлении, совершённом на прошлой неделе. Уже втором за прошедший месяц.

Интересно, читает ли Арсений Пахомович «Гривну»? Или другие газеты, если на то пошло? Наверняка – старики любят подобные вещи. Они привычны. В отличии от современных гаджетов. Хотя, и с новой техникой многие из пожилых людей находят общий язык.

Знает ли старик о случившемся? Возможно и нет. В противном случае, что-нибудь другое на прощание сказал бы.

И всё же. Глаза, смотревшие в удаляющуюся спину, превратились в две узенькие щелчки, губы сжались в тонкую, побелевшую линию.

Нет, уголки губ поползли вверх, вместе с ними приподнялась верхняя губа. Слишком он старый. На его дряблой, потемневшей коже красная улыбка, лишь слегка намеченная росчерком лезвия, станет жалкой насмешкой.

Другое дело молодые девушки. Не все конечно. Далеко не все. К выбору каждой стоило подходить со всей строгостью. Рубиновое ожерелье, набухающее тяжёлыми крупными каплями, прокладывающее себе дорожки-подвески, подойдёт только особой шее. О владелице такой шеи, с прекрасной бледной кожей, как раз и написали в газете. Жаль, фото выкладывать не стали. По этическим соображениям. Впрочем – в памяти всё отлично сохраняется. И ощущение бьющейся под пальцами жилки на шее. И стеклянеющие глаза, в которых ужас сменяется мутным безразличием. И рубиновые бусины, с каждой попыткой закричать появляющиеся из разреза. Бусины, собирающиеся вместе, стекающие вниз, на грудь.

Первой жертвой стала не женщина. Смешливый мужчина, болтавший по телефону. То ли настроение у него было хорошее, то ли собеседник оказался весёлым. Случись его разговор на пару часов раньше, или минут на десять позже, имел бы возможность смеяться до сих пор. Правда, лишился бы замечательной тонкой улыбки, расцветшей у него под кадыком почти сразу, как телефон исчез в кармане.

Чувствуя на лице прохладные капли, долетающие от фонтана, я думал.

Был ли тот беззаботный мужчина, попавшийся мне на ночных улицах города, действительно первой жертвой? Нет, сейчас речь шла даже не о жертвах того офицера СС, из вещей которого Арсений Пахомович забрал себе трофейную бритву. Сколько крови эта самая бритва пролила на руки бывшего разведчика? Сколько бы её ни было, старику удалось обуздать себя. Сомневаюсь, что за всё прошедшее время он остался бы на свободе, окажись иначе.

А причину продажи трофея теперь, можно легко. Осознавая количество оставшегося в запасе времени, живя жизнью одинокого старика, так просто становилось отпустить себя, отдаться чудесному зову, увлекающему за собой.

Я поднялся со скамейки, потянулся, подставляя открытые участки тела теплому солнцу. Пусть его. Старик совершил великий поступок. Вероятно, мне тоже придется пойти на нечто подобное. Только не сейчас. В запасе имелось достаточно времени.

Мимо прошла женщина средних лет. Взгляд зацепился за нитку кораллов, украшавшую её шею. Кораллы показались слишком крупными, лишенными утончённости.

С другой стороны, я брезгливо поморщился, после первых секунд восторга от лёгкого изящества, наступал момент гротеска. Рассеченные сосуды, не способные более сдерживать кровь, всегда выплёскивали всё больше и больше своего содержимого. Прежде чем уйти, приходилось это терпеть – дожидаясь пока жертва не перестанет дышать. При этом, внимательно следя, чтобы кровь не попала на одежду.

Я обогнул здание кинотеатра, направляясь к остановке маршрутных автобусов. Присматриваясь к людям, оценивая их и походя выбирая самые уязвимые места, я одновременно думал о самых обыденных вещах. Следовало купить гель после бритья. Подобрать новую туалетную воду. Что-то мягкое, в чём отсутствует явная агрессия. Всегда полезно помнить о первом впечатлении. Оно способно обеспечить все условия для эстетичной работы. Может, стоило обзавестись перчатками? Достаточно тонкими, позволяющими ощущать узор оправы. К сожалению, стоило признать бесполезность таких поисков. Вряд ли удастся найти подходящие. Или они окажутся настолько дорогими, что в любом случае придётся отказаться. Ладно – ощущение резной кости в руке доставляло отдельно удовольствие.

Очередной пласт мыльной пены, смешанной с жёсткой щетиной, шлепнулся в раковину. Струя воды разбила белую субстанцию, разметала срезанные щетинки по бокам раковины, потом потянула всё к сифону. Отблеск лампочки, пойманный на секунду в ловушку, и лезвие пошло снизу вверх – от кадыка к подбородку.

Движения оставались стремительными, можно сказать – летящими. Бритва пела, скользя по коже. Этот, одновременно шелестящий и звенящий, звук чётко выделялся на фоне бегущей из крана воды.

Мысли о возможных порезах исчезли давно. Пару раз рука сама специально направляла бритву под заведомо опасным углом. Нажим становился таким, что лезвию впору было согнуться под напором, вспороть кожу. Точно также, как оно проделало это уже семь раз.

Кожа оставалась цела. Бритва раз за разом проскальзывала в мыльной пене – она ни за что не порезала бы своего хозяина.

Стоило ли проверять более дотошно?

Провести лезвием по запястью? Или, стоя перед зеркалом в ванной комнате, медленно наметить полукруг от одного уха до другого?

Заканчивая брить щёку, я смотрел на своё отражение, попутно размышляя над этими вопросами.

Существовал ли в них хотя бы намёк на мысли о самоубийстве? Вовсе нет – ни малейшего. Отрешённая уверенность в верности бритвы, в собственной избранности.

Резким, дёрганным движением я провел вдоль щеки. Любой другой клинок мог срезать кусок кожи, оставив его болтаться, обнажив сочащееся кровью мясо. Этот осуждающе зашелестел и срезал последние оставшиеся волоски.

За прошедшие полгода с бритвой действительно ничего не случилось. Ей не понадобилась заточка. Заклёпки держали идеально. Даже направлять её не стоило. Движения лезвия по ремню стали частью ритуала, не более того. Как и очередная жертва.

В первые два месяца их потребовалось четыре. По две на каждый месяц. По одной на каждые две недели. Три женщины, один мужчина. Их лица запомнились очень хорошо, до мельчайших подробностей. У мужчины брови смешно топорщились. А у одной из женщин на виске оказался маленький шрам, скрытый волосами. Остальные могли всплыть в памяти разве что благодаря фотографиям в криминальной хронике.

Потом жажда утихла. Люди превратились в подобия манекенов, или готовых полотен, требующих определенной доработки. К значительной части коллег оказались примерены и улыбки, и ожерелья. Но всепоглощающей необходимости зажать голову, потянуть её назад, открывая беззащитную шею, быстро провести бритвой по коже, удавалось избегать.

Утолив первую жажду, бритва могла терпеть. Не вечность – однажды это случилось, хватит и одного раза – но чуть-чуть. Ровно столько, сколько длилась тревога нового владельца.

И пускай вещь не способна осознавать ни причину тревоги, ни её значение, на это оставался способен я.

Немцу из СС, владевшему бритвой до старика, было гораздо проще. Вечером он мог вести допрос, украшая тело очередного пленного, или пленной, рядами изящных порезов. Утром он принимался тщательно бриться, поддерживая имидж офицера и истинного арийца.

Вновь и вновь я сомневался в том, что немец действительно оказался первым владельцем бритвы. Скорее всего, в этом я был прав. Им удалось найти друг друга. В подходящее время, в подходящем месте.

Со мной бритве тоже повезло. Внушаемость ли, толерантность ли к подобного рода вещам, а, возможно, и сидящая где-то глубоко внутри пыльного чердака сознания готовность пойти на это – стали составляющими нашего слияния.

Проще всего списать произошедшее на одержимость. Как в фильмах ужасов. Но врать не стоило – мне самому хотелось именно этого и именно этой бритвой. Чтобы потом, бреясь в одиночестве, наслаждаться пониманием жуткой истины – предмет, оборвавший жизнь человека, буднично и скучно сбривает отросшую щетину.

К сожалению – всему приходит конец.

Пускай с жертвами меня ничего не связывало, но избежать наказания становилось всё большей проблемой с каждым днём.

По городу сновали патрули. В ночное время их становилось гораздо больше. В кои-то веки стало видно работу органов правопорядка. Пройдет время, и они схватят убийцу. Как там звучало в газетах? Цирюльник, вроде бы? Я поморщился – глупое прозвище. Однако, прежде чем высказать своё отношение к газетчикам и лично к наградившему меня подобным именем, предстояло сделать одну вещь. Ту самую, что ранее сделал старик-разведчик.

Чтобы сделать это, пришлось купить левую sim-карту, завести временный аккаунт и раздобыть старый телефон. Иначе нельзя. Когда полиция доберётся до меня, а в этом сомнений не было, ничего не должно указывать на след бритвы.

Да, всё беспокойство сосредоточилось вокруг неё. Скорее всего, раньше или позже, она попадёт в вещественные доказательства, ляжет на полку хранилища и вновь уснёт. Возможно, навсегда. Такого она не заслуживала. Любая другая, но не она. С этим согласился бы кто угодно – стоило взять бритву в руки хотя бы один раз.

Кроме этой, существовала ещё одна причина продавать бритву анонимно. Стоило выбросить купленные телефон и sim-ку и я полностью терял покупателя из виду. О, эта мысль приносила огромное облегчение, вместе со сводящей судорогой мышцы яростью.

Останься новый владелец бритвы в поле зрения и постоянное осознание его рук на оправе моей красавицы, его кожи под тонким поющим лезвием, окончательно сведёт с ума. Даже больше. В один момент единственной целью станет страстное желание добраться до наглеца. Все мысли сосредоточатся на звучании лезвия по его коже, на красной линии, всё шире распахивающейся под подбородком, на крови, потоком заливающей бритву и руки. Забрать бритву, убить этого человека – вот к чему приведёт хоть маленькая ниточка, способная связать нас. А этого нельзя было допустить.

Покупатель нашелся довольно быстро. Насколько такое возможно в моих обстоятельствах. Судя по чату – новичок. Его в большей степени интересовало состояние лезвия, чем аутентичность остальных частей. Хотя, была вероятность, что он покупал бритву не для коллекции, а чтобы действительно бриться. Подобное меня более чем устраивало.

«Скажите – проходила ли бритва полировку?»

«Нет. Состояние, представленное на фото, никак с этим не связано».

«Как обстоят дела с режущей кромкой?».

«Информация, указанная в описании лота, целиком и полностью соответствует истине».

Понятное дело – в информацию о бритве включались исключительно нужные, понятные покупателю, вещи. О некоторых особенностях моей красавицы стоило умолчать.

Будущего владельца, внутри уже закипала злость на этого человека, смущало отсутствие телефона и время регистрации аккаунта продавца. Тут оставалось только развести руками. Как говорится – дело хозяйское. Правда, по переписке хорошо прослеживалась готовность покупателя приобрести товар.

Самым опасным при этом стал интерес ребят на форумах. Ещё бы! Появился второй экземпляр бритвы, подобной моей! Кое кто интересовался – уж не решил ли я продать, с таким трудом добытую, бритву?

Небольшой чат с самим собой помог внести сумятицу. Ради этого в ход пошла часть настоящей истории бритвы. Это тоже добавило интереса потенциальному покупателю.

И вот, настал день последнего бриться. Отказываться от него не было нужды. Всего-то и надо – по окончанию протереть клинок и уложить на бархатную устилку футляра. Внутри формировалась уверенность – что-то похожее случилось во время войны. Тогда бритва также досталась Арсению Пахомовичу только-только побывав в деле. Каком именно? Это не имело абсолютно никакого значения.

Лезвие словно предчувствовало разлуку. Его шелест звучал иначе. Оно словно уговаривало одуматься, оставить его. Сколько ещё предстояло совершить!

Раз или два бритва попыталась порезать. Словно, её раздражение достигло высшей точки, и она решила наказать за выказанное пренебрежение. Рука уверенно останавливала лезвие, в последний момент поправляла угол, заставляла бритву подчиняться. В конечном счёте – за прошедшее время я научился ощущать бритву, словно живое существо. Хотя, бритве удалось-таки нанести один порез. Длинный, он пересекал скулу по диагонали. Проступившая кровь сразу же потекла вниз, торя дорожки в оставшейся мыльной пене.

Усмехнувшись, я продолжил бриться. Наблюдая, как лезвие подхватывает кровь, пену и волоски щетины, я размышлял над тем подарком, что передам покупателю. Представились мельчайшие частицы крови, смешивающиеся с металлом бритвы. Кровь жертв и владельцев, впитываемая этой красавицей, этим совершенством. Она вновь и вновь будет продлять существование бритвы. А стоит очередному хозяину использовать бритву по прямому назначению – впитавшаяся кровь поможет ему осознать всю прелесть тонких улыбок и красоту кораллового ожерелья, расцветающих на нежной коже.

Вначале будут порезы при бритье, потом придут сны, далее последует чёткое осознание, жгучая, поглощающая разум, тяга.

А потом? Что будет потом?

Бритва найдет способ позаботиться о себе. В этом можно не сомневаться. Любой станет искать способ продолжить её путь, избавить от возможного заточения.

Лакированная крышка погрузила бритву во тьму. Положив футляр на компьютерный стол перед клавиатурой, я всмотрелся в тёмный экран монитора. Большая поверхность отразила чужака. По щеке этого человека стекали тёмные, едва различимые, капли. Я поднёс руку к открывшемуся порезу. В один миг пальцы испачкались в крови.

От первого пореза до последнего. Знакомый человек стремительно изменился менее чем за год. Нет, для всех окружающих он остался прежним. Разве что слегка похудел, да в глазах появился странный блеск. Изменился человек для самого себя. Теперь я нёс внутри жуткую тайну. Хотел ли я подобного? Решать такой вопрос поздно. Наслаждался ли я этим? О да! Ещё как! Возможно, только возможно, бритва просто пробудила то тёмное начало, что дремало внутри меня. Мы смогли отыскать друг друга, а теперь я готовился продолжить её путь. Мой становился короче с каждым шагом.

«…поначалу беспокоился – продавец зарегистрирован меньше месяца, успел оформить всего две сделки. Рад, что решился на покупку. Качественная упаковка, быстрая отправка. Товар полностью соответствует описанию и фотографиям…»

Читать дальше я не стал. Холодная, рассчетливая ненависть растекалась по всему телу. Ненависть к этому человеку, живущему в другом конце страны, раздвигала уголки губ в жестокой застывшей улыбке. Она теперь принадлежала ему. Возможно, сейчас его пальцы сжимают резную кость рукоятки, или проверяют балансировку клинка. Телефон жалобно скрипнул своим пластиковым корпусом, принимая на себя всю ярость сжимающихся в кулак пальцев.

Я огляделся. В этот утренний час набережная оставалась пустой. Ночные кафешки закрылись, дневные только ждали первых работников. Мимо пробежал одинокий мужчина. Теплый спортивный костюм скрывал тело, не давая возможности оценить живой холст.

Потребность осталась. Она червяком точила себе ходы в сознании. Сколько пройдет времени, прежде чем желание притупиться? Обман, обман, сладкий самообман – пропел я в мыслях, раскачиваясь всем телом из стороны в сторону. Нисколько, нисколько, нисколько – взгляд приклеился к спине удаляющегося бегуна, рука нащупала в кармане куртки дешёвую пластиковую оправу.

Это потом. Пальцы отпустили бритву-новодел, зашарили по подкладке в поисках открывашки для телефона. Вот она!

Для начала, следовало удалить все данные с этого телефона, сбросить его в ноль. Потом извлечь sim-карту.

Размахнувшись, я зашвырнул телефон в воду. Он булькнул и пошел на дно. После него пришло время sim-ки. Укрытый от уличного ветра ладонями, пластик быстро плавился, источая едкую вонь. Теперь с его помощью ничего не узнаешь. Оставались, естественно, банки данных оператора, но для этого надо знать, что искать. Остывшая оплавленная клякса полетела в воду следом за телефоном. А ведь подобно никому и в голову не придёт. Даже если начнут копать, что с того? Для чего выискивать проданные бритвы, когда в руках убийцы блестит то самое орудие преступления.

Рано или поздно, они поймают меня. Так всегда бывает. Переезд ничего не сможет решить. Даже оставив всё здесь, главное придётся забрать – самого себя. Значит, на новом месте последует продолжение. Здесь мне были знакомы почти все улицы и переулки. Я перемещался по ним, творя свои шедевры в разных районах города. На новом месте всё станет иначе.

Понимание этого составляло часть принятого решения. Другой его частью становилось растущее желание рассказать всем о чувстве восторга, об ощущении прекрасного, о тонкостях этого искусства. Или нет – не это? Другая потребность, другая страсть удерживала здесь?

Я в задумчивости раскрыл бритву. Глядя на воду, проверял пальцем остроту лезвия, с отвращением шевелил ходящий ходуном клинок, брезгливо ощупывал слегка рифлёную рукоять.

Дешевый новодел, жить которому от силы неделю. Сразу после заточки испортилась геометрия. Новичку без разницы – он даже не заметит. У меня же это вызвало чувство гадливости.

Жаль, что коралловое ожерелье придётся наносить таким шлаком. Кожа этой женщины заслуживала большего. Возможно, не везде, но на шее и в том месте, где начиналась ложбинка пышной груди, точно.

Да, надрез необходимо сделать так, чтобы кровь потекла тонкой струйкой на грудь. Эта кровь образует изогнутую полосу прилива, расширяющуюся улыбку истинного ужаса.

Справиться ли эта игрушка? Какое это имело значение? Намеченная женщина станет последней натурщицей. После неё останется только надрывная халтура, ведущая к пропасти.

В памяти всплыли фамилия и номер почты. Наверняка, он там часто забирает посылки. Должно быть, это место находится рядом с его работой, или домом. Когда ярость и тоска станут абсолютно нестерпимыми, я отправлюсь туда.

Оправа издала дребезжащий звук, принимая со злостью закрытый клинок.

Вот поэтому следовало сделать всё, что бы ни ярость, ни тоска, ни желание прикончить этого наглеца, не смогли толкнуть меня на его поиски.

Перед тем, как в мою спину влетел полицейский, наступила абсолютная тишина. Нет, скорее это была отстранённость – звуки жили сами по себе, словно за толстым стеклом, отделившим двоих от всего остального мира. Высокий женский визг проникал в уши словно через вату. Мужской мат, в секунду ставший сиплым, а потом сменившийся жалобными причитаниями. От этого доброхота пришлось отмахнуться. Бритва-новодел вспорола кожу над его бровями. Из раны потекла кровь, залила глаза. Скорее всего, ему повезёт – выживет.

Что касается знакомой официантки из бара – она не могла кричать. В её мире, стремительно заканчивавшему своё существование, остались тишина и булькающее шипение выходящего из поврежденного горла воздуха.

Грубая работа. Я поморщился видя, что бритва слишком глубоко вошла в шею, разрубила голосовые связки и открыла слишком большую рану. Кровь хлынула потоком. Одежду мгновенно залило, а женщина продолжала стоять, не успев осознать – частый посетитель их бара, в целом, довольно милый мужчина, вот только что полоснул ей по горлу бритвой. Она ведь только хотела ответить на вскинутую в приветствии руку этого человека. Вместо этого, женщина поднесла свою ладонь к шее, где внезапно стало очень горячо и, отчего-то, влажно.

Страх нахлынул на женщину одновременно со слабостью. Как же легко это читалось на её лице. Каждое движение каждого мускула стали очень отчетливо видны. Даже расширившийся зрачок словно приблизился.

Она не падала. Ноги дрожали и подгибались, но женщина продолжала стоять. Скорее всего – мгновения растянулись во времени, и там, снаружи, за толстым стеклянным колпаком, ослепленный мужчина только отпрянул в сторону, а визжащая женщина не успела вытолкнуть из лёгких первую порцию воздуха.

Все эти мгновения я смотрел, как разрез превращается в гротескную рубиновую пасть. Вспомнился давнишний шрам, тянущийся от угла нижней челюсти под подбородком. После этого пореза дед навсегда запретил прикасаться к бритве. Он тогда похоже раскрывался, нанесённый неумелой рукой. Всей разницы между ними – женщина не сможет иногда проводить пальцами по шраму.

Вот она начала оседать. Голова дёрнулась и кровь толчком выплеснулась мне на руки. Поняв, что женщина больше не сможет оставаться на ногах я подхватил её удерживая. Глаза быстро мутнели, но в них пока находилось место отражению – гладко выбритый мужчина с пустыми глазами и алчным, заострившимся лицом. Этот мужчина упивался секундой власти над жизнью другого человека, наслаждался мерзкой чувственностью второго рта, который он смог открыть.

Потом, позади убийцы возник ещё кто-то. Я не смог определить кому нашлось место в зрачке моей последней жертвы. Судя по мощному толчку и внезапно ударившему в лицо асфальту – полицейскому. Так оно должно было быть, ибо тот поторопился вздернуть меня на ноги, грубо заламывая руку. Но на сетчатке моего глаза отпечаталось изображение крепкого белокурого мужчины в чёрной военной форме. Он одобрительно кривил губы, щуря свои голубые глаза и довольно аплодировал. Его руки обтягивали перчатки из очень тонкой кожи.

Боль в вывернутых руках отогнала этого непрошенного гостя. Потом перед глазами вспыхнули искры. До слуха долетел предупреждающий окрик. С мира мигом сорвали тот самый колпак и звуки ударили тугой волной.

Теперь всё становилось неважным, зато таким ясным и чётким, как никогда прежде. Словно после хорошо выполненной работы – можно спокойно выдохнуть.

Вокруг суетились люди. Бросив взгляд назад, уже через зарешеченное окно патрульной машины, я увидел полицейского, поднимающего с земли бритву. Хорошо. Бритва с клеймом дракона осталась среди людей. Чего хватило, или, наоборот, чего не хватило бывшему разведчику, добывшему необычный трофей, не мне судить. Я подарил бритве новую жизнь, вернул ей радость предназначения. И я же смог укрыть её от заточения.

Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем бритва позовёт своего нынешнего владельца подарить кому-то прекрасную коралловую улыбку?