Лекарь 3. Прорыв

Морозным зимним утром в свою лекарскую горницу я шел в прекрасном настроении. Радоваться чужой смерти, конечно, некрасиво, но именно это и происходило. Я вдыхал воздух полной грудью, словно все вокруг очистилось от ядовитого смога, хотя прекрасно понимал все последствия.

Весь день после темной зимней ночи, когда группа заговорщиков стояла над полыхающим телом адского лекаря, я провел дома, помогая братьям Ткачевым в расширении производства. Сил прибавилось, как минимум, втрое: я много разговаривал, шутил, казалось, что воздух стал более чистым.

Приятно было осознать, что за страшные преступления безумец понес справедливое воздаяние. Может быть, Вселенная согласна, и убийство с последующим сожжением трупа останется незамеченным? Не с моей удачей.

У дверей горницы стоял губной староста. Кто бы сомневался. Наступили морозы, на старосте была меховая шуба, подбитая овчиной.

Я вздохнул, морально готовясь к тяжелому разговору. Конечно, должны были наступить последствия убийства. В любую эпоху, независимо от того, что совершил человек, есть закон и нельзя так просто убить человека и сжечь.

Выглядел губной староста уставшим. В темно-русых волосах и короткой бороде было много седых волос, хотя староста был младше меня лет на десять. На строгом лице не было никаких эмоций, мы зашли внутрь.

Староста снял меховую шапку, сел напротив и долго на меня смотрел.

– Видал ли дьявольского лекаря? – спросил Игнат довольно спокойно.

– Да, встретил позавчера, – врать я не собирался. – Ждал на улице вечером, когда я выходил из горницы.

– Зачем зелейник-то приходил? – спросил староста.

– Думаю за своим серебряным ларцом, который мы с тобой нашли на месте сгоревшей аптеки, – вздохнул я. – Игнат, понятно, что ты – служитель закона и улики должны быть в положенном месте. Прости за нарушение процедуры, находку отдать не могу. Содержимое ларца очень опасно. Я могу тебе показать, где временно спрятан ларец, чтобы никто не пострадал.

На лице старосты промелькнула озабоченность и понимание.

– Ежели в ларце зараза таится, пусть останется при тебе, – рассудительно заявил староста. – Чего ради зелейнику чуму-то собирать?

– Как тебе объяснить Игнат, – задумчиво сказал я. – Содержимое очень опасно, но может использоваться для приготовления зелья. В серебряном ларце находятся окаменелые споры грибов, которые выживают в вечной мерзлоте. Найти такое можно только в Сибири, ну или в Антарктиде.

– Чего ради Бомелию ядовитые грибы нужны? – спросил староста.

– Понимаешь, при всех ужасных деяниях, Бомелий был гениальным алхимиком, – искренне сказал я. – Очень сложная процедура позволяла получить из грибных спор нужные элементы для вечного напитка. Упоминать другие компоненты проклятого зелья и возвращаться к зверским убийствам не хочется. Проблема в том, что без нужного оборудования и правильного хранения, грибы могут отравить огромное количество людей. Пока мы положили ларец в землю и обложили льдом. Нужно найти в записях Бомелия точный рецепт, как он содержал настолько опасное вещество.

– Так царский лекарь приходил за зельем, дабы варево бесовское приготовить? – с интересом спросил губной староста.

– И да, и нет, – снова вздохнул я. – Даже если бы он заполучил окаменелость, готовить эликсир было уже поздно. Основным элементом является кровь убитых девушек. Сложно все объяснить, но именно кровь нейтрализовала яд и позволяла использовать уникальные свойства грибных спор. Прошло слишком много времени, и процедура была нарушена. Бомелий медленно и мучительно умирал, собственно, от заражения грибами.

– Токмо зелейник не сам умер? – прищурившись посмотрел староста.

– Нет, не сам, – медленно ответил я. – Игнат, отвечать по закону я готов, если посчитаешь нужным, но не могу рассказать все, что случилось.

– Только одно мне ведать надобно, – степенно сказал староста. – Зелейник окаянный подох наконец? Да не встанет ли опять?

– О да, в этот раз Бомелий точно мертв, – усмехнулся я. – Лично проверил, он точно не встанет и никому больше не причинит вреда.

– На костре такому колдуну гореть, окаянному! – в сердцах сказал Игнат.

– Можешь не переживать, – сказал я, пристально посмотрев старосте прямо в глаза. – В огне адский лекарь и сгорел, лично подтверждаю.

– По делам псу и воздаяние, – перекрестился староста.

Я выдохнул. Можно сказать, что пронесло, потому что убивать даже омерзительных преступников и потом сжигать, являлось преступлением. Тот факт, что стрелял сотник, никому рассказывать я не собирался.

– Надобно избавиться от нечисти, что таится в ларце серебряном, – сказал озабоченно староста.

– Все не так просто, – сосредоточенно сказал я. – В медицине много таких веществ, которые при правильном использовании могут принести много пользы. При малейшем нарушении приготовления могут навредить. Пока окаменелость с грибами в безопасности, но ненадолго. Стараюсь побыстрее найти описание, как Бомелий хранил такой ядовитый компонент.

– Ежели что приключится – извещай меня без промедления, – в глазах старосты отразилась тревога, что было оправданно.

Конечно, Игнат был прав. Оттаивание грибов-криомицетов грозило массовым заражением. Избавиться от окаменелости можно было только отвезя обратно в Сибирь. Только никто не собирался этого делать. Не мог я не думать о том, что существует призрачный шанс приготовить эликсир бессмертия.

– Игнат, все под контролем, не волнуйся, – убедительно сказал я. – Если что-то непредвиденное случиться, сразу же тебе сообщу.

Губной староста кивнул и пошел по своим делам. Я же сидел и смотрел в небольшое окно в горнице, наблюдая за вычурными узорами на стекле. С убийством вроде разобрались, теперь ждал военных, чтобы обсудить список.

– Надобно схоронить бумаги лекаря в надежное место, дабы никто не ведал, – постепенно я привыкал к тому, что Агафья возникает из ниоткуда.

– Ты же тщательно спрятала все? – возразил я.

– На место лихого злодея придет другой, горше прежнего, – сказала девушка. – Будет всячески искать грамоты лекаревы.

Все верно. Ничего нового Агафья не сказала. Просто не успел насладиться чувством победы. Конечно, могущественный орден быстро вычислит, кто убил члена, занимающего один из руководящих постов. Кроме мести, основной задачей станет и возвращение важных документов. Не хотелось думать о том, что все теперь в огромной опасности.

Правда зимой 1576 года я многого не знал и не ожидал, что окажусь в самом центре змеиного клубка, без единого права на ошибку.

– Согласен, – не стал я высказывать собственные мысли вслух. – Нужно придумать место, где бумаги точно не найдут, и перепрятать.

– Надобно сделать подложные грамоты, – проговорила Агафья.

Особый блеск в глазах девушки сложно было не заметить, точно что-то придумала. Причем обычно идеи Агафьи меня и спасали.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил я.

– Изготовим ложные письмена и положим на старом месте в горнице, – уверенно сказала девушка.

И правда туплю. Агафья права. Можно немного подстраховаться и, наоборот, открыто брать и класть бумаги в старое месте внутри балки в сенях. Тогда если даже вычислят, получат набор никому не нужных бумаг.

Я улыбнулся. Внимательно посмотрел на девушку. С самой первой встречи меня поражало то, что описать внешность Агафьи или определить возраст почти невозможно. Я даже не знал, как назвать такой феномен.

Девушка умудрялась быть везде и нигде одновременно. Времени особо не было задуматься об этом, но несколько раз ловил себя на мысли, что общаюсь с двумя или даже с тремя разными людьми. Вот сейчас передо мной стояла высокая и довольно красивая девушка, со светло-серыми глазами и русой косой. Ну может чуть старше двадцати лет. Иногда казалось, что общаюсь с невысокой девушкой с темными волосами, старше двадцати пяти.

Я помотал головой. Наверное, игра восприятия. Такое невозможно в силу законов реальности. Однако в любом виде Агафья знала слишком много.

– Прекрасная идея, Агафья, – продолжал я улыбаться. – Мы не знаем, кто приходит в горницу, и, если захотят подошлют своих в виде пациентов. Будем делать вид, что бумаги царского лекаря лежат на прежнем месте.

Девушка закивала довольная, и побежала готовить зелья и лекарства.

Так, нужно купить бумаги и чернил. Я не планировал переписывать все бумаги, и отдавать редкие рецепты врагам тоже не собирался. Особенно с учетом возможности наличия процедуры выращивания экстремофильных грибов и рецепта напитка бессмертия. Подделаю несколько бумаг, положим сверху и снизу, внутри понапишу что-нибудь на современном языке.

Идея, конечно, хорошая, только были и другие важные дела. Рисунок с алхимическими символами не давал мне покоя. Знак серы точно означал кого-то, кто разбирался в пороховом деле. С учетом производства мощного кордитного пороха дело приобретало значение государственной важности.

Олово, символизирующее, скорее всего казначея, подменяющего деньги в государственной казне, тоже напрягало. Да и свинец, служащий для обозначения наемного убийцы, если Агафья права, прямо скажем не радовал.

Однако, больше всего переживаний приносил рецепт пороха. Я планировал проследить, чтобы модифицировали все орудия в стране, так как знал о провале в осаде Ревеля. Теперь был отличный шанс взять крепость.

В планах была и разработка легких доспехов с кольчужной основой и огнезащитными пластинами, тоже не хотелось, чтобы рецепт передали врагам.

Да, невесело, нужно поговорить с военным руководством.

Решил побыстрее разобрать все бумаги царского лекаря, чтобы сделать поддельные. Рецепты переписывал в свою тетрадь, которую теперь нужно придумать, где хранить. С каждым новым обгорелым листком росло чувство огромного сожаления. Я понимал, что мы избавились от порождения самого дьявола, но не мог отрицать гениальности Бомелия. Тем более, знал человека не как царского лекаря, а как самого талантливого медика двадцать первого века. Как можно было такой талант растрачивать на пустые мечты «черного солнца»? Такие знания направить бы в нужное русло. Можно было столько всего сделать, придумать столько лекарств и помочь своей стране.

– Господин лекарь, надобно идти на обед, – сказала Агафья.

– Да? – удивленно спросил я. – Надо же, засиделся тут с рецептами.

– Не всякая мудрость от всевышнего, иные знания от бесов бывают, – раздался тихий голос девушки. – Ведающие на лихо дело употребляют.

– Знаю, Агафья, – вздохнул я, привыкая постепенно к тому, что девушка неизвестным образом читает мысли.

Я сложил тетрадь, положил в лекарскую сумку, которую покупал для сражений. Через плечо носить было намного удобнее, чем чемоданчик. Завернул все бумаги в льняную ткань, и Агафья все спрятала в старом месте, пока не изготовили подделки и не решили, где прятать настоящие записи.

Однако на обед я все-таки не попал. В горницу вбежали два ратника из конного отряда князя Палецкого, которых я уже знал, сильно взволнованные.

– Во святой обители, в монастыре Старицком, старца по голове лютым ударом поразили, – быстро сказал запыхавшийся ратник. – Старец немощен, едва душа в теле пребывает, никого окромя лекаря видеть не желает!

Господи, сохрани и помилуй! Напали на Корнелия! Старик же практически все знал, да и книги редчайшие, которые пытался получить Бомелий, были в келье. Я быстро накинул кафтан, оглянулся в поисках нужных предметов или лекарств. Вроде бы все нужное было в сумке.

До монастыря лошади долетели минут за десять. Во дворе у входа в келью стоял сотник с другими ратниками, я кивнул, и вбежал внутрь.

На лавке неподвижно лежал старец. Первое, что бросилось в глаза, большая лужа крови, стекающей прямо на лавку. Я кинулся к Корнелию, дыхание слабое, но было. Так, нужно сосредоточиться и осмотреть рану. Шансы на спасение были призрачные, но я сдаваться без борьбы не собирался.

Быстро раскрыл сумку, достал полоски льняной ткани, которые служили бинтами, смочил в дистиллированном хлебном вине.

Заметил я только когда присел у головы, чтобы обработать рану. Старец совершенно по-другому выглядел. Возникло желание вскочить и позвать остальных, так как на лавке лежал не Корнелий. Во всяком случае не тот, которого я видел несколько раз. Вместо седых и редких волос, которые выбивались из-под капюшона монашеского одеяния, с лавки свисали плотные перламутровые кудри. Приглядевшись, понял, что вижу лицо Корнелия, только в возрасте молодого мужчины, без морщин. Да что происходит-то?

– Ослаб сильно от смертельного удара, потому сокрытие и спало, – услышал я необычный звонкий голос и резко поднял голову.

Что за день сегодня? Парад чудес? Рядом с тяжело раненым старцем стояла высокая девушка невероятной красоты. Тонкая фигура, ангельские черты лица, словно вычерченные гениальным художником, лазурные глаза, переливающиеся блеском, длинные перламутровые волосы.

Ошибки быть не могло. Передо мной стояла девушка – представитель редкой северной расы. Кто-нибудь скажет мне, что вообще происходит?!

– Возьми зелье целебное, за стеной утаенное, – прозвенел голос.

Я посмотрел на стену кельи, и когда повернулся обратно, удивительной девушки уже не было, на лавке лежал тяжело раненный старец-монах.

Рассуждать о видениях времени не было, рана на голове была смертельной, и монах доживал последние минуты. Сидеть и ждать смерти не в моих правила, чтобы потом сказать себе, что сделал все, что мог.

Промыл рану, убедился, что проломлен череп. Корнелий едва слышно застонал. Так, он еще живой. Я вскочил, оглядывая стену. Явно монахи умели прятать что-то в каменных стенах, найти-то как, никто не знает?

Так, думай. Все-таки в своем времени я считался гениальным ученым. Я прощупывал взглядом каждый камень в стене, остановился на более светлом выступе. Вселенная, видимо, желала спасти Корнелия, потому что при нажатии на выступ камень ушел вглубь, и в тайнике заметил небольшой пузырек. Рассуждать и изучать что-то времени не оставалось.

Решил не разбавлять ничем, ни водой, ни спиртом. Метнулся обратно к монаху, открыл пузырек и влил несколько капель в рот. Что еще я мог сделать? По наработанной привычке ставить колбы там, где взял, встал и поставил пузырек обратно в тайник, выдвинув обратно камень с выступом.

Сегодня точно день странных явлений. Когда я повернулся, Корнелий поднимался с лавки, чтобы сесть и держался рукой за голову.

– Корнелий, – бросился я к старцу. – Вам нельзя двигаться, рана очень опасная, ложитесь, сейчас перевяжу и смажу обезболивающим.

– Не печалься, лекарь, все ладно, – проговорил монах. – Чудодейное зелье исцелило рану, токмо никому не сказывай, укрой яко тайну!

Я встал, чтобы осмотреть рану старца, не собираясь ни спорить, ни выслушивать религиозные причитания. Нет, день сегодня был не мой. Минуту я осматривал голову Корнелия, пытаясь собраться с мыслями. Лично же промывал рану, видел буквально осколки от пробитого черепа.

Ничего. Даже шрама не осталось.

– Что в пузырьке за стеной, Корнелий? – севшим голосом спросил я.

– Придет час и разум твой узрит, как сотворить питие вечное, – проговорил старец, встав с лавки и подойдя к полке с книгами.

Всю дорогу домой я прокручивал в голове странные сцены. Мозг сопротивлялся изо всех сил, и я почти убедил себя, что я безумно устал, вот и померещилось. Осталась только мысль, что я узнал голос странной девушки.

Происходило слишком много важных событий, и необычные видения ушли далеко в подсознание. Чтобы однажды вернуться.

Ночью я прокручивал в голове странные видения. Допустим, измененная внешность мне померещилась, подсознательно я причислял Корнелия к расе северных людей, вот и показалось. Голос мог быть отголоском сознания во время стресса, я метался, чтобы исцелить монаха.

Только в ране я ошибиться не мог. Нереально. У Корнелия был насмерть проломленный череп. Не заживают такие раны за минуту. И пузырек сложно отнести к видению, держал же предмет в собственных руках, и монах немного выпил. Правда, я никому не сказал, даже сотнику, что Корнелий передал мне на сохранение редчайшие записи, за которыми и пришли члены ордена.