Лекарь 5. Исход

Как описать чувство, когда слились воедино измождение после адской битвы, удовлетворение от победы, горечь потерь и тревожное ожидание следующей угрозы? Все смешалось в единый комок, приправленный нечеловеческой усталостью. Я валился с ног, пытаясь помочь всем раненым.

Когда слышал натужный крик «Лекарь!» заставлял себя не реагировать и сжимал до боли ладони, чтобы не дрожали руки. Я никогда в жизни не видел столько боли и смерти в одном месте. И радости. Ощущение блаженства после каждой спасенной жизни и давало заряд энергии не сдаваться.

– Лекарь, к раненому потребен! – крик Потапа разрезал предрассветную туманную дымку.

Я быстро вскочил, урвав несколько часов беспокойного сна, и пошел быстрым шагом на другой конец полевого лазарета. Какое счастье! Оказалось, что я был не один в неравной борьбе за жизнь и смерть ратников.

Первую ночь после взятия крепости я пережил на исходе последних сил, и только на вторые сутки с радостью обнаружил, что у меня есть помощники. В русской армии была медицинская служба и неплохо организованная.

Когда прошел первый шок после взятия крепости и отряд конников помогал свозить всех раненых, ко мне подошло несколько человек.

– Лекарь, меня Потап звать, – сказал простого вида мужчина. – На ранах стяжки кладу, воевода прислал, сказал рук не хватает. В помощь тебе.

Подумал, что кинуться от радости на шею незнакомому человеку как-то неприлично. Рядом с Потапом стояло еще несколько человек.

– Сидельцы и посошные люди прибыли, – степенно сказал Потап.

«Ну конечно, в русской армии был больничный наряд, – пронеслось в голове. – Ранник имел навыки перевязки ран и обычно сильные руки. Сидельцы выполняли роль санитаров, сидели с тяжелыми больными, давали лекарства, посошные люди носили воду, помогали переносить больных».

Появление небольшой бригады помощников было подарком. Счет раненых шел на сотни, и никакие знания химика из будущего не помогли бы. Хорошо, что Хворостинин во всех своих воинских делах не забыл про раненых и прислал целую бригаду помощников. Обязательно поблагодарю позже.

– Благодарю, Потап, – сказал я искренне. – Раненых очень много, только привозят. Нужно организовать полевой стан, места для лежачих раненых.

Посошные люди и сидельцы явно участвовали в боях в шестнадцатом веке в отличие от меня. Я даже удивился, как быстро все сориентировались и без моих команд. Прежде всего, наносили очень много еловых и сосновых веток. В лесах рядом с Ревелем такого добра было предостаточно.

Раненых размещали недалеко от стен крепости, так как подальше такое количество просто не довезли бы. Приходилось класть побольше хвойных веток, что давало защиту от холодной земли и позволяли создать хоть мягкую подстилку, чтобы не класть израненных людей прямо в снег. Тяжело раненых клали на войлок, части палаток, иногда на собственные плащи.

Показал основы посошным людям, как кипятить воду для перевязок, как кипятить инструменты. Сидельцев учил промывать раны, правильно менять повязки. Льняных полосок катастрофически не хватало, поэтому кипятили несколько раз использованные, с добавлением ивового раствора. Люди сами быстро поняли и кипятили полоски, нарезанные из ткани для палаток.

Больше половины работы удалось переложить на помощников.

– Что случилось Потап? – на ходу спросил я подходя к раннику.

– Раненый в чрево, сабля, кишка задета но вроде цела, – проговорил Потап, и оказался прав, я быстро оценил колотую рану внизу живота.

Подсознательно я пытался скрыть некоторые свои действия, и используемые зелья, чтобы не пугать людей рассказами про антибиотики и антисептики. Да и ярлык черного колдуна не очень хотелось получить.

– Железо калить надобно, рану прижигать, – проговорил Потап.

– Погоди, Потап, – сказал я, присаживаясь и раскрывая сумку. – В европейских странах есть некоторые средства уже, заразу все убивают.

Беспроигрышный вариант. Никто же не знал, что на самом деле происходило в европейских странах. С таким же успехом мог, сказать, что так делают марсиане, эффект бы таким же. Потап закивал с явным уважением.

Я открыл бутылочку с сильным обезболивающим, влил несколько капель в рот раненого, который почти потерял сознание от боли.

– Скажи сидельцам подержать раненого, – сказал я и посмотрел на раненого. – Потерпи, сейчас будет больно, но поможет вылечиться.

Потап уверенным движением держал края рваной раны, я протер обильно края и сколько смог внутри льняной полоской, пропитанной антисептиком. Пытался не обращать внимание на стон раненого, которого с трудом удерживало два сильных сидельца. Так теперь нужно зашить. Антибиотик ввести прямо в рану я не мог в силу отсутствия шприцов.

Достал пропитанные антисептиком льняные нити, приготовленные Агафьей. Я даже не интересовался, чем еще пропитаны нити, кроме раствора, несколько раз убеждался, что в растворахразбиралась намного лучше меня.

– Рана небольшая, но глубокая, – проговорил я. – Нужно наложить шов.

Протер руки антисептиком из бутылочки, взял иглу.

– Видишь? – невольно я показывал все Потапу, понимая, что с таким количеством раненых и будущими сражениями лекарей должно быть намного больше. – Захватываем часть раны, потом с другой стороны, следим, чтобы внутренности не выступали за края раны. Делаем несколько стежков.

Потап внимательно смотрел и как я понял позже, очень быстро учился.

Я достал ланцет, перерезал нить. Еще раз протер рану антисептиком.

– Вот сшили, – проговорил я. – Через неделю только рубец останется.

Достал антибиотик, который старался беречь, на такое количество раненых я не рассчитывал. Да и откуда я мог знать? Я впервые находился на поле сражения. Решил, как только доберусь домой сделаю целое ведро антибиотика и столько же антисептика. Чтобы точно всем хватило.

– Видишь края раны ровно сошлись. Теперь давай наложим повязку, и пропитаем ткань льняную зельем, чтобы не было заразы никакой.

Я наложил повязку из пропитанных антисептиком льняных полосок.

Порадовало, что у Потапа был опыт в работе с ранами, сильные и уверенные руки очень помогали. Мы переходили между ранеными, оказывая необходимую помощь. Посошные люди на удивление очень быстро сооружали подстилки для раненых из веток и сукна для палаток.

Временный лазарет отказался и местом сбора последних новостей. До меня долетали обрывки фраз, по которым я выстраивал полную картину

– Неделю, слышь, еще наши в городе бьются….

– Так в каменных подклетах засели, сволочи, из каждого окна стреляют...

Значит, бои длились еще неделю. Между собой ратники называли это зачисткой, бои шли ожесточенные, отряды защитников, засевшие в каменных домах, подворотнях и подклетах, оказывали ожесточенное сопротивление.

Никто и не ожидал, что жители города сдадутся просто так. О том, что бои были самыми кровопролитными и затяжными, легко было определить по количеству раненых, которых стало в несколько раз больше. И далеко не всех я мог спасти даже с учетом подкрепления в виде больничного наряда.

Также по разговорам я определил, что в Ревеле оставили значительное количество ратников, более трех тысяч. Крепость имела важное значение, как ключевой порт на Балтике, для удержания оставили самых надежных. По правилам ротации оставили те войска, которые не участвовали в штурме, стоявшие с южной стороны, свежие силы, которые зашли в город позже.

Считать раненых не было времени, но потери исчислялись сотнями, и не было времени не то, чтобы отдохнуть, просто остановиться. Лазарет был заполнен криками, стонами. Запах крови смешался с морозной землей.

– Лекаря надобно! – на ходу прокричал сиделец, подбегая ко мне.

Мы с Потапом оставили раненого с зашитой раной на животе, и побежали за сидельцем. Когда подбежали, вначале я не увидел ничего серьезного, пока не посмотрел на руку. Раздробленный и черный указательный палец на руке выглядел совсем нехорошо, судя по всему, после удара тупым оружием. Момент лечения был упущен. Все, началась гангрена.

– Палец мертв, – проговорил я, осматривая руку. – Если мы сейчас не отсечем, гангрена пойдет дальше по руке и по всему телу.

Потап согласно кивнул, стоящие рядом ратники опустили головы.

– Как тебя зовут? – посмотрел я на раненого, совсем еще молодого парня.

– Семен, – промолвил ратник, морщась от боли.

– Семен, – повторил я, смотря прямо на парня. – Поражен всего один палец. Я понимаю, что тяжело будет управлять оружием и в хозяйстве, но выбора нет. Если я сейчас не отрежу палец, зараза пойдет дальше.

Парень немного успокоился и кивнул, понимая все, что я сказал.

«Гангрена, – лихорадочно метались мысли. – Каломель – идеальный антисептик, и немного осталось, но уже поздно. Не поможет. Нужно отрезать. В моей сумке только ланцеты, вот об ампутации я почему-то не подумал».

Потап достал острый нож и небольшую пилку. Конечно, войны были в этом веке и до меня, и все прекрасно знали, как отсекать конечности. Осмотрел нож, очень острый, невольно вздрогнул, когда посмотрел на пилку.

– Костная пилка для рассечения сустава, да, подходящий инструмент, – посмотрел на ранника. – Ты делал это раньше, Потап?

Помощник кивнул головой, но сдержано. В глазах явно метался страх. Спрашивать, что и кому он отрезал времени не было, да и не нужно было.

– Хорошо, я сам сделаю, – вздохнул я, пытаясь прокрутить в голове занятия по хирургии на третьем курсе медицинского института. – Смотри, вот повязка, держи сразу наготове, ткань уже пропитана зельем. Как только я отсеку палец, сразу подашь мне сначала вот эту бутылочку, потом ткань.

Потап выдохнул, обрадовавшись, и передал мне пилку. С помощниками мне всегда везло, и на заводе, и здесь. Посошные, двое мужчин быстро поднесли небольшую колоду из дерева с ровной поверхностью. Отлично.

– Тебе нужно выпить лекарство, – дал я пузырек Семену. – Будет больно, но я постараюсь все сделать очень быстро, хорошо?

Парень кивнул, и глотнул немного зелья. О том, что именно в этом пузырьке для тяжелораненых был добавлен опий, я решил промолчать.

Как говорится, меньше знаешь, лучше спишь.

Я обработал основание указательного пальца антисептиком, протер нож и пилку раствором. И быстрым движением рассек кожу и мышцы, до кости. Думать в такие минуты нельзя, здесь поможет только скорость. Сжав зубы, костной пилкой насколько мог быстро перепилил кость. Хвала небесам, это был палец. Даже не знаю, смог бы я распилить кость руки или ноги.

– Зелье! – коротко сказал я.

Потап был наготове и быстро дал пузырек. Я плеснул немного антисептика на рану, Семен застонал от боли, но сдержался.

– Повязку! – Потап подскочил и стал сам забинтовывать руку, довольно умело, перехватывая отсеченное место и закрепляя повязку на кисти.

– Семен, нужно еще выпить зелье! – протянул я ратнику антибиотик.

Времени и сил рассказывать всем, что такое антисептик и антибиотик, не было. Да и необходимости в этом не было. Однако я заметил, что Потап внимательно следил за всеми моими действиями и за тем, что лежит в сумке.

Как хотелось бы написать, что так мы и ходили бригадой по лазарету с несколькими сотнями раненых и чудно всех исцеляли. Не смешно.

Люди умирали быстрее, чем мы успевали подойти. Агония, боль, крики и море крови – вот какие останутся воспоминания после победной битвы.

Сразу после первого обхода начинался второй, смена повязок, новые раненые, лекарства. Пока запас еще был, но я с ужасом думал, что буду делать, когда закончится антисептик и антибиотик, и главное – льняные полоски.

После очередного обхода решил отдохнуть хоть немного. Дал ценные указания Потапу, который реально учился прямо на ходу. Сейчас все уляжется и обязательно научу ранника разным приемам, чем больше будет лекарей на войне, тем лучше. Прошелся немного в сторону леса, вдыхая морозный воздух.

Звук конских копыт услышал издалека. Когда закончится весь этот ад, обязательно вернусь к вопросу, почему я слышу и вижу на огромном расстоянии и почему совершенно не мерзну. Сейчас просто не было сил.

– Приветствую, лекарь, – по глубокому мелодичному голосу я понял, кто подъехал, резко повернулся и невольно вытянулся.

С коня спрыгнул государь царевич Иван Иванович, следом за ним спрыгнул Хворостинин. Когда приезжает начальство, всегда не к добру.

– Приветствую, государь царевич Иван Иванович, приветствую, воевода Хворостинин, – сработала привычка приветствия с университетских времен.

– За зелье твое огненное, за состав победный, врагам на погибель, земле русской на оборону, благодарность государева тебе, лекарь, – проговорил официальным тоном царевич Иван Иванович. – Служба твоя не забудется!

Я постарался скрыть улыбку, в адской суете с ранеными, не было времени подумать. Мы и правда пробили восточную стену так быстро только благодаря тому, что орудия заряжали кордитным порохом. Да и гранаты сыграли основную роль, завал после пролома стены разнесли очень быстро.

– Здесь не только моя заслуга, царевич Иван Иванович, – поспешил я с объяснениями. – Как известно, промысел пороховой налажен в Старице, мастера великие русские день и ночь работают на победу русской армии. Литейщик Старицкого пушечного двора великое дело сделал, нашел способ как стволы на орудиях укрепить да ручные метательные ядра сделать.

Иван Иванович кивнул, Хворостинин едва заметно усмехнулся.

– Умножить надобно промысел сего состава огненного во много крат, – деловито сказал царевич. – Скажешь, что надобно, соберем подмогу.

– Расширить производство порохового зелья можно, даже в несколько раз, – я быстро включился в обсуждение. – Нужно увеличить количество работающих людей, усилить добычу и закупки сырья, расширить цеха. В будущем, можно строить по образцу новые промыслы в других городах

– Умножение огненного состава через заведение новых дворов и сбор людей и припасов, все сотворим, – уверенно сказал Иван Иванович. – За радение твое лекарь, что даровало победу, награда государева положена.

– Служить своей стране уже большая награда, – невольно вырвалось. – Благодарю, государь царевич. Надобно и лекарское дело усилить, на такое количество раненных нужно готовить намного больше лекарств, ткань льняная для перевязок почти закончилась, помощников надо много больше.

Заставил себя заткнуться. Привык по кабинетам чиновников ходить и выбивать все нужное для кафедры. Здесь все-таки будущий государь страны стоит, и тут я со своими жалобами, того не хватает, и другое надобно.

На удивление Иван Иванович не разозлился, и внимательно слушал.

– Воеводам поручу оказать тебе всякое вспоможение в деле врачевания, – уверенно сказал царевич. – Из казны государевой золота выделим.

– Огромная благодарность, государь царевич, – сделал я легкий поклон.

Очень обрадовался. Я не собирался разбогатеть на деньги из казны, зато появлялась возможность закупит все необходимое и в нужном количестве. Я же прекрасно знал, что будут еще сражения, намного хуже настоящего.

Царевич и воевода попрощались и быстро уехали.

– Лекарь! – сколько я не пытался привыкнуть, но все равно замирал, когда слышал этот крик, особый, натужный, обычно перед самым концом.

Я почти бегом побежал на крик, узнав голос помощника.

Когда подбежал, Потап сидел рядом с ратником и держал руку на животе. Бегло осмотрел, бывалый воин, немолодой. С огнестрельной раной.

Можно было и без рентгена определить, что пуля вызвала внутреннее кровотечение. Сразу понял, что ничего я сделать уже не смогу. Мелкая дрожь сотрясала все тело раненого, вспомнил угасающие глаза Бельского.

Смерть оказывается можно понять по глазам, по потухающему блеску.

– Потап, идите помогайте другим раненым, здесь я сам справлюсь, – не знаю, как я принял очень странное решение, чисто интуитивно.

Потап явно обрадовался и ушел с посошными помогать остальным.

Я достал пузырек с опием, дал раненому отпить. Он благодарно кивнул.

– Благодарю, лекарь, – прошептал ратник. – Не страшно мне, ибо Ревель-град взяли. Так и молви государю, бились мы честно, не щадя живота своего.

С трудом удалось сдержать слезы. Я не мог себе позволить плакать над каждым убитым, но именно этот пожилой мужчина вызвал боль и гордость за непобедимый русский народ. Перед самой смертью он радовался, что смог отдать жизнь за государево дело. Пока другие смело предавали страну.

Не знаю, что мной руководило в тот момент. Я рывком снял с шеи крест, подаренный Елисеем, правой рукой сжал руку умирающего, и левой рукой приложил крест на живот, на место раны. Посмотрел прямо в глаза.

Был морозный день, может солнечный луч как-то преломился. Сначала я почувствовал жжение в левой ладони, крест страшно нагрелся, затем увидел яркий рубиновый блеск, пробежавший искрой по закрывающимся глазам.

Усталость, наверное. И не такое может померещиться.