Аркадий стоял, не шевелясь, перед матово-чёрным корпусом биорезонатора. Тонкие индукционные нити, похожие на серебристые корни, уходили внутрь гермокапсулы, где лежали обугленные фрагменты скелета и пригоршня пепла — всё, что сохранилось от гуманоидов, найденных глубоко в жерле древнего вулкана Купол Гекаты.
Миллионы лет назад этот вулкан был живым, бурлящим, дышащим чудовищем. Теперь он был лишь каменной воронкой под бледным небом Марса — и хранил внутри тайну, которая могла изменить всё понимание марсианской цивилизации.
Аркадий провёл по панели рукой, но до запуска оставалось несколько минут. Он чувствовал, как сжимается живот, как по спине бегут холодные волны.
Всё упиралось в один вопрос:
— Бросили ли древние марсиане своих сородичей в жерло живыми?
Если да — это означало либо жертвоприношение, либо жестокую казнь. Скорее жертвоприношение.
Если нет — значит, перед ним был древний и необычный ритуал погребения.
А он… он так не хотел верить в жестокость. Каждый найденный храм был полон изящества и гармонии; в каменных барельефах — тёплая лирика, почти детская мягкость; в найденных песнях — печаль.
Не могли они… не могли быть такими.
Аркадий резко выдохнул и отступил от биорезонатора.
— Не сейчас, — пробормотал он. — Я не могу ждать здесь.
Он вышел в шлюз, пробежал по коридору и оказался на смотровой платформе базы. Прозрачный купол открывал вид на равнины, уходящие в бесконечность. Марсианский день клонился к закату, солнце было маленьким, как бусина огня в холодном воздухе.
Горизонт переливался оттенками старого золота, красной меди и тусклого аметиста. Пыльные вихри мягко гуляли по каменным грядам.
Аркадий вдохнул полной грудью — воздух под куполом был искусственно увлажнён, почти земной.
— Ну почему… почему вы должны оказаться жестокими глупыми ацтеками? — тихо произнёс он, глядя в сторону далёкого вулкана. — Вы ведь творили красоту… Та маленькая часовенка на Ацидалийском взгорье... И еще одна у Фарсиды.
Он провёл пальцами по стеклу, словно пытаясь коснуться Марса.
— Позвольте мне и дальше верить в вас. Пожалуйста.
Минуты текли медленно. Но наконец сигнал с лаборатории пришёл — биорезонатор завершил анализ.
Аркадий почувствовал, как сердце ускорилось. Он почти побежал обратно.
Дверь лаборатории отъехала в сторону с лёгким шипением.
Внутри всё было так же — ровный оранжевый свет, тихое жужжание приборов, неподвижная капсула с останками. На панели биорезонатора уже горели строки результата.
Аркадий замер, боясь прочесть — словно от этого зависело не только его исследование, но и душа планеты. Нет, пожалуйста, нет!
Он сделал шаг вперёд.
Прочёл.
И закрыл глаза.
Потом — снова прочёл, уже не веря своему счастью.
Останки принадлежали существам, которые были мертвы до того, как оказались в жерле.
Биохимические показатели ясно указывали: смерть наступила задолго до падения в раскаленную магму.
Это было все-таки погребение.
Особая ритуальная форма, возможно — священная.
Но вторая строка отчёта была ещё удивительнее.
В пепле обнаружены следы органических включений: пигментированные лепестки растений. Вид: Rosa Erythraeum, марсианская роза. Известное ископаемое растение.
Аркадий выдохнул, улыбаясь так широко, что щеки заболели.
— Розы… Вы клали розы своим умершим…
Он провёл рукой по панели, словно гладил древнее открытие.
— Значит, вы были не палачи. Вы были хранители красоты. Добрые. Человечные… даже более человечные, чем мы сами в наши первобытные времена.
Он посмотрел через иллюминатор на спокойные марсианские просторы. Планета словно слушала его. Да, это было настоящее счастье.
И вдруг ему показалось, что где-то на ветру, в янтарном небе, среди красной пыли, мелькнул отблеск — будто лепесток древней розы пролетел над кратером и дюной.