Лепрекон

Увесистый мешок с глухим звоном опустился на стол, взметнув облако разноцветной пыли. Фея нехотя оторвалась от своих записей и подняла на посетителя взгляд своих небесно-синих глаз. Её тонкие брови недовольно сдвинулись к переносице. Куолх улыбнулся, обнажив потускневшие и помятые золотые зубы.

С горестным вздохом небесное создание выпорхнуло из-за стола и потащило мешок к каменной чаше, стоящей позади. Неловко переступая с ноги на ногу, фея подняла свою ношу к груди и перевалила её через край сосуда. Поток золотых монет с мелодичным шелестом устремился ко дну.

Куолх, не переставая улыбаться, наблюдал за тем, как длинные пальцы фейри колдуют над механизмом весов. Она была похожа на молодой тростник. Движения её гибкого, стройного тела были плавными и лёгкими. Тонкие черты острого лица, казалось, тщательно выведены резцом искусного мастера. Гладкая белоснежная кожа светилась, озаряя обитые углы небольшой конторки.

«Какое же страшилище» – с досадой подумал Куолх.

– Меньше на полфунта, – сказала фея, отвернувшись от весов. Правая сторона лица Куолха дёрнулась, словно от пощёчины. Он развёл руками и улыбнулся ещё шире. Фея закатила глаза и вышла из комнаты, но почти сразу вернулась, держа в ладони крохотный мешочек.

Куолх осторожно принял его и сразу спрятал во внутренний карман камзола. Он приподнял цилиндр на прощание, но фейри уже не смотрела на него, почти мгновенно потеряв к посетителю интерес.

Оказавшись на улице, Куолх громоподобно чихнул, выдохнув большое облако радужной пыли. Зелёный цилиндр слетел с затылка, стукнувшись о брусчатку. Куолх достал из кармана платок и вытер отчаянно слезящиеся глаза. Справившись с приступом аллергии, он сощурился на яркое полуденное солнце и стёр с обширной залысины выступивший пот. Ему хотелось, чтобы этот день как можно скорее закончился.

С кряхтением он поднял цилиндр с земли, оттряхнул его и побрёл вдоль улицы в сторону дома. Колени при каждом шаге издавали предательский хруст, заставляя хромать то на одну, то на другую сторону. Спина ныла, ухудшая и без того скверное настроение. Хоть, строго говоря, у Куолха и не было особых причин для недовольства. Сегодня он стал на шаг ближе к мечте.

Ведь всякий уважающий себя лепрекон должен мечтать о собственной радуге. Венце их жизни. Воплощении всего, что только можно себе представить, что только можно захотеть. Богатство. Власть. Сила. Нескончаемое приключение и вечное благоденствие. Счастье, что мало кому выпадает. Так говорили.

Куолх не верил во всю эту чушь. Попытки целых поколений его сородичей обрести то, о чём почти никто из них не имел ни малейшего понятия, казались ему раздражающе нелепыми. Он злился на них, за этот раздутый до абсурда миф, за их упрямство и непоколебимую верность выдуманным, пустым традициям. И, конечно же, больше всего он злился на себя. За то, что, вопреки всем своим убеждениям, он всё же являлся частью этого грандиозного обмана. Иронично, но, похоже, именно ему выпадет шанс обрести то, за что другие без колебаний отдали бы жизнь.

Изнывающий от жары и усталости Куолх свернул привычной дорогой к дверям небольшого паба. Оказавшись в тенистой прохладе заведения, лепрекон с облегчением вздохнул. Кивнув старым знакомым, он проковылял к стойке, и хозяин без слов подвинул к нему пинту холодного эля. Так же молчаливо поблагодарив его, Куолх сел на стул и, прикрыв глаза, позволил себе ненадолго раствориться в этом мгновении.

Это было его наградой за тяжёлый и бесцельный труд. Моментом, когда он мог позволить себе забыться. Когда размывалось будущее и стиралось прошлое, вкладывая настоящее в мозолистые ладони Куолха. Мигом, который принадлежал только ему, и никакие обязательства не давили на его сутулые плечи.

Лепрекон потянулся к кружке и, сделав большой глоток, обвёл паб ленивым взглядом. Всё было по-прежнему. За многие годы он изучил здесь каждую мелочь. Мог по памяти сосчитать количество досок в полу, вмятин на своей кружке и морщин на лице хозяина. Приглушенный гомон завсегдатаев напоминал шум волн, плавный и успокаивающий.

Куолх сделал второй глоток, в томительном ожидании того благостного состояния, что обычно приходило к нему в такие моменты. Но ожидание затягивалось. Позади третий и четвёртый глоток. Вот уже полпинты, а его всё не отпускает смутная тревога и утомительное раздражение. Эль, обычно горький и терпкий, в этот раз совсем не смывает с языка мерзкую сладость волшебной пыли. Влажный прохладный воздух не прогоняет болезненный жар солнца из костей. А голоса посетителей слишком пронзительны и совсем не спокойны.

Разочарованно отставив кружку, Куолх расплатился с хозяином и направился к выходу. Этот день, похоже, уже ничто не могло спасти. Что ж, в таком случае он просто вернётся домой и постарается поскорее уснуть. Быть может сон и ночной холод принесут ему долгожданное облегчение.

Безуспешно пытаясь держаться хоть каких-то островков тени, лепрекон совершенно не следил за дорогой, и слишком поздно услышал за спиной какой-то шум. Ватага фейри, восседающих на тонконогих диковинных зверях, вихрем пронеслась мимо лепрекона, облив его грязью из невесть откуда взявшейся лужи. От неожиданности Куолх опрокинулся навзничь, растерянно вскрикнув.

Фейри рассмеялись, довольные своей выходкой. Они окружили лепрекона, потешаясь над его жалким видом. Их вожак, сын правителя этого сида, велел Куолху уйти с дороги, и впредь быть осмотрительнее. Лепрекон, пунцовый от гнева и стыда, вскочил на ноги, и открыл было рот, чтобы высказать всё, что он думает, но сдержался. Поклонившись, он отошёл в сторону, стараясь не смотреть в белоснежные лица фей. Вожак проводил его разочарованным взглядом, свистнул, и фейри, взметнув облако пыли, умчались вперёд.

Куолх снова поднял с земли грязный цилиндр и, прихрамывая, продолжил путь домой. Жилище, вырубленное внутри ствола высохшего дерева, встретило его привычной тишиной и запустением. Рассохшаяся кривая дверь давно нуждалась в ремонте. Колючий запущенный плющ затянул все стены и окна, словно паутина. Невысокий кривой заборчик скрывал за собой заросший бурьяном сад.

Лепрекон зашёл внутрь и тяжело привалился спиной к скрипящей двери. Ему очень хотелось, чтобы этот проклятый день, наконец, подошёл к концу. Однако сам день имел другое мнение на этот счёт. Внутри дома царил беспорядок, а потому Куолх не сразу приметил некоторых перемен, произошедших с внутренним убранством комнаты. Лишь когда он устало опустился на продавленный диван, со стоном вытянув ноги, его взгляд наткнулся на распахнутый настежь буфет.

Плохо помытая посуда вывалилась изнутри вместе с полкой, на которой стояла. Груда осколков лежала в мутной луже, вытекшей из пробитого кувшина с картофельным самогоном. Вокруг этого памятника домашнему хаосу вилась цепочка белых следов, ведущих от кладовой в сад.

Куолх осторожно поднялся на ноги, стараясь не скрипеть ни диваном, ни коленями, и, вооружившись тростью, заглянул в кладовую. Убедившись, что её постигло то же разорение, что и буфет, лепрекон тихо двинулся к двери, ведущей во внутренний дворик. Следы испачканных в муке маленьких босых ног уводили к дальнему концу сада, в густые заросли кустарника.

Лепрекон стал медленно приближаться к логову неведомого гостя, выставив перед собой трость, словно копьё. Когда он подошёл совсем близко, кусты вздрогнули и издали жалобный писк. Куолх собрался было ткнуть в них палкой, но в последний момент передумал. Он отвёл тяжелую ветку в сторону и с опаской заглянул внутрь.

Увиденное заставило его охнуть и отступить назад. Его голова закружилась и он, потеряв под ногами опору, рухнул на пенёк, услужливо подтянувшийся корнями поближе. Сидя, Куолх оказался на одном уровне со своим гостем. Его одежда была изодрана и покрыта липкой грязью. Чумазое лицо изодрано терновыми колючками. Покрытые ссадинами руки дрожали, сжимая кусок черствого хлеба. Несомненно, это был испуганный мальчишка. Ребёнок. Человеческое дитя.

Некоторое время лепрекон и мальчик смотрели друг на друга огромными испуганными глазами, не смея шевельнуться. Куолх никогда прежде не встречал людей. Мальчик же до сих пор не догадывался о существовании лепреконов. Уже очень давно, король народа Туата де Дананн запретил волшебным созданиям тревожить людей. Он накрыл свои владения непроницаемой завесой, и тайные сиды оказались навеки сокрыты от глаз смертных.

Потому, прежде всего человеку и лепрекону предстояло смириться с фактом их встречи. Они неотрывно изучали друг друга взглядом, подмечая каждую деталь. И чем дольше они смотрели, тем меньше становились различия, и тем больше находилось сходств. Куолх, глядя на вымазанное в грязи лицо мальчишки, будто смотрел в мутную лужу и видел самого себя.

Такой же сорванец, бегающий по улицам ещё открытого сида. Счастливый и беззаботный разбойник, днями напролёт набивающий шишки и ссадины под ярким, но тогда ещё совсем не обжигающим солнцем. Неизменно возвращающийся в уютный дом, к любящим родителям и тёплому очагу.

Мальчик смотрел на странного сморщенного карлика, и тот странным образом напоминал ему собственного отца. Тоже невысокого, склонного к полноте мужчину с буйными рыжими бакенбардами. С таким же крупным, слегка горбатым носом, ворчливым голосом и глубокими, добрыми глазами.

Глаза мальчика наполнились слезами, он зажмурился и разразился тихими рыданиями. Одна вещь объединяла их с Куолхом больше, чем всё остальное – они очень хотели, чтобы этот ужасный день закончился. Лепрекон, увидев плач ребёнка, стряхнул с себя оцепенение и крепко выругался про себя.

Он сразу всё понял. Мальчик не мог набрести на сид случайно. Его похитили. Проклятые фейри наплевали на запрет собственного короля и проникли в мир людей. В древности такое не было редкостью, и народ холмов часто завлекал в плен смертных. Но времена изменились, люди обрели силу, и теперь уже племена Дану стали вынуждены скрываться от их гнева.

И не всем из народа фей было по нраву такое положение вещей. Куолх вспомнил тех эльфов, что опрокинули его на дороге. Их громкое веселье и пышущие азартом и гневом лица. Острый взгляд их вожака, режущий лепрекона словно клинок. Куолх не позволил им развлечься. Похоже, они не простили ему этого.

«Ничего, я найду на них управу» – с гневом подумал Куолх. Он посмотрел на мальчика, испуганно вжавшегося спиной в колючие заросли.

– Но сначала… Сначала мы вернём тебя домой, – мягко проговорил лепрекон. Он протянул мальчику свою ладонь, в которой волшебным образом возникло спелое красное яблоко.

После тщательных и долгих уговоров, Куолху удалось завоевать хрупкое доверие ребёнка и убедить его вылезти из кустов. Лепрекон помог мальчику умыться и раздобыл для него еды. Пока Бриан – так звали гостя – жадно поглощал пищу, Куолх торопливо вынул одну из половиц в кладовой, и достал из потайной ниши небольшой медный горшочек.

Вынув плотно сидящую пробку, лепрекон поморщился, вдохнув облачко ненавистной волшебной пыльцы. Он достал из нагрудного кармана полученный утром мешочек и аккуратно высыпал содержимое внутрь горшка. Пыльца перетекла в сосуд, заполнив единственную оставшуюся там полость. Содержимое горшка, заполнив тот целиком, начало наполняться радужным свечением. Куолх поспешно закрыл крышку и сунул медный сосуд в котомку.

Взяв Бриана за руку, лепрекон провёл его за неприметную калитку в задней части сада, и они оказались на тенистой лесной тропе. Тропа велась меж вековых сосен и замшелых валунов, наползая на покрытый каменной крошкой горный склон. Там, на вершине горы, был тайный выход из сида. Куолх узнал о нём, гуляя однажды по склонам и увидев, как оттуда возвращаются молодые фейри.

С тех пор он часто ходил в ту сторону, но до сих пор не решался пересечь запретную границу. Однако сегодня был особый случай. Лепрекон питал слабую надежду, что похитившие ребёнка эльфы уже забыли о нём, и теперь заняты какими-то другими пакостями. Но его чаяния не сбылись.

Когда Куолх и Бриан преодолели значительную часть склона, лепрекон услышал позади лай, стук копыт и заливистый свист. Охотники фейри догнали их у самой границы леса, в считанных футах от прохода. Давешние знакомые окружили Куолха и его подопечного, удерживая разъярённых гончих на длинной привязи.

Куолх как сумел закрыл мальчика руками, с нескрываемой злобой глядя в белоснежные лица охотников. Их вожак выехал вперёд и наклонился, сверкнув блестящими от азарта глазами.

– Смотрите, кого мы нашли! Нарушитель королевского закона, похититель детей, – мелодичным голосом пропел сын правителя. Его спутники звонко рассмеялись. Их высокий смех заструился по склонам, подобный пению весенних ручьёв.

– Придётся мне отвести вас к отцу, чтобы он судил твоё преступление. Похоже, Куолх Макдара, сегодня не твой счастливый день, – сказал вожак охотников, изогнув губы в изящной улыбке.

– Ты даже не представляешь… – процедил сквозь зубы Куолх. Он сжал пальцами ремешок котомки и со вздохом прикрыл глаза. Это никогда не было его мечтой. Он никогда в неё не верил. Родители положили всю жизнь на то, чтобы их сын мог овладеть тем, о чём сами они могли лишь грезить. Куолх был благодарен им за это всем сердцем. И теперь настало время отплатить добром за их самоотверженность.

– Что ты делаешь? – в недоумении спросил эльф, нахмурившись наблюдая, как лепрекон достаёт из котомки медный горшок. Вдруг его зелёные глаза широко распахнулись, он вскинул руку и закричал:

– Остановите его! – но было поздно. Куолх вынул пробку из сосуда и окатил сияющей пылью испуганного мальчика. Бриана мгновенно заволокло радужным туманом, его очертания начали стремительно таять. Вожак охотников рассмеялся.

– Я не верю… Просто не верю, что такой жалкий, сморщенный гриб как ты посмел бросить мне вызов.

– Да. Я тоже, – кивнул Куолх. В третий раз за день он скинул на землю свой цилиндр, снял камзол и засучил рукава. Лепрекон ещё раз окинул фейри долгим взглядом. Их белоснежные, стройные тела. Тонкие резные черты и холодные, чистые глаза. Их изящные бледные губы и мягкие волосы, струящиеся по плечам подобно лучам летнего солнца.

– Ну и уроды же вы, – скривился Куолх и с размаху ударил одну из гончих пустым медным горшком.

Что было дальше, Бриан не видел – разноцветный туман поглотил его целиком. Его ноги потеряли опору, и мальчик почувствовал, что падает. Он испуганно закричал и принялся размахивать руками. Радужная круговерть слилась в одно пульсирующее месиво. В горле у Бриана встал болезненный ком. Он начал задыхаться, на него навалилась ужасная слабость.

Мальчик зажмурился и сжался в клубок. Дыхание не желало к нему возвращаться, сердце гулким барабаном билось в висках. Собравшись с последними силами, Бриан распрямился и распахнул глаза, сев на собственной кровати. В его нос ударил острый и тяжелый запах лекарств. Прямо перед собой он увидел испуганные лица своих родителей.

С радостными возгласами отец и мать крепко обняли сына. Бриан почувствовал на щеке горячие слёзы матери. Спустя мгновение и его собственные глаза наполнились слезами. Он уткнулся головой в тёплые родительские плечи и на целую вечность погрузился в тепло и безопасность, которыми они его окружили.

И пока длился этот миг, дурные воспоминания стремительно покидали Бриана. Когда он, наконец, освободился из объятий, всё случившееся с ним обратилось в смутный морок, неуловимо ускользающий из памяти. Перед глазами мальчика в последний раз всплыло морщинистое грубое лицо и погрузилось в забвение, оставив после себя лишь неясное волнение в груди.

Мальчик, неожиданно слёгший от тяжелой неизвестной болезни, столь же неожиданно встал на ноги. Доктора, бессильно бившиеся за тающую на глазах жизнь Бриана, лишь изумлённо разводили руками, говоря о чуде. Счастье и радость вновь вернулись в дом Бриана.

Спустя какое-то время, вернувшись домой после долгого жаркого дня, полного юношеских забот, мальчик без сил упал в свою кровать и сразу же погрузился в крепкий сон. Во сне ему привиделась лесная тропа, вьющаяся по каменистому горному склону. Там он услышал смутно знакомый голос, зовущий его по имени. В носу у мальчика вдруг отчаянно засвербело, и он проснулся.

Его ладонь сжалась на мягком шершавом предмете, лежащем у него под подушкой. Он вытащил руку и, в неверном свете ночных огней, увидел крупный четырёхлистный клевер. Нос Бриана вновь зачесался, и он громко чихнул, выдохнув облачко радужной пыли.