Тропинка, обрамлённая странными, гладкими черно-белыми стволами низкорослых деревьев, уводила в сторону. И хотя трава все ещё оставалась зелёной, деревья уже вовсю дышали осенью. Ветер тормошил золотистую листву. Та падала с лёгким шорохом, укрывала всё вокруг и превращалась в переливчатый ковёр. На траве повисли бусинки росы, а между ветками растянулись незаметные сети паутины. На древесной коре оседал едва заметный туман. Пахло сыростью и тем неуловимым ароматом, который присущ только осеннему лесу.
День выдался пасмурным. И, хотя дождь ничто не предвещало, было что-то такое в воздухе, от чего по коже пробегали мурашки. Проныра-холод пробирался за воротник, а дыхание никак не могло согреть замёрзшие пальцы. Но если в арсенале гуляющего по лесу имеется пара чудес, то это дело поправимое: ещё секунду назад по тропинке, усеянной опавшими листьями, шёл человек, а сейчас уже трусил, искрясь пушистым мехом, рыжий лис с разными глазами. Один чёрный, похожий на манящий омут, а второй – хитрый, пламенный, с искринкой где-то на дне.
Ли Ран – тот самый разноглазый лис – забрёл в эти края случайно. Сначала он просто хотел убежать подальше от горы Пэктудэган, где (как назло!) наступило время цветения ненавистных азалий. Яркий аромат, отчаянно напоминавший о брате, бросившем его ради человеческой женщины, вместо благоуханного казался удушливым и едким. Однако на Лисьем перевале, обычно служившем убежищем, этой отравы тоже оказалось полным-полно. Ли Ран почувствовал, как откуда-то из глубины души вырвалась такая жгучая ярость, что ноги сами понесли куда глаза глядят. Хотя, глядели ли глаза в это время хоть куда-нибудь – вопрос спорный.
Мчался Ли Ран днями и ночами. Бежал до тех пор, пока лапы не подкашивались от усталости. Радовался, надеясь, что провалится в забытьё и сможет заглушить боль. Да вот только от себя спрятаться невозможно, и мерзкий, ядовитый запах снова и снова настигал его. Так, обходя по дальним тропам китайских браконьеров, путая следы в монгольской степи, уставший, голодный и измождённый, очутился лис в странных и незнакомых местах.
Повсюду разливался запах влажного мха, густой, дурманящий. И в нем, острыми нотами, холодными и морозными, как заснеженные скалы, почуял лис удивительный и тонкий аромат. Потянув черным, блестящим носом воздух, Ли Ран взял след и пошёл, ведомый неизвестным благоуханием. Тропинка попетляла немного и выскочила на лесную прогалину, усыпанную белыми и синими крокусами.
Лис оцепенел, замер, опасаясь, что если хоть немного пошевелится, то раскинувшееся перед ним видение пропадёт; словно не расстилались цветы пятнистым ковром, а снились ему наяву. Он набрался смелости, нагнул голову и уткнулся мокрым носом в сердцевину приветливо раскрывшегося перед ним бутона. Аромат будоражил и манил. Хвост пустился в пляс сам собой, уши прижались, и лис заторопился в центр бело-синего покрывала.
Сдерживаться больше не было сил, да и причин не было. Прижавшись к земле, подогнув напряжённые до судороги лапы, Ли Ран подпрыгнул, словно подброшенный пружиной, и рухнул в благоухающие лепестки. Повалился на спину, посмотрел вверх, где по тяжёлому серому небу ветер гнал свинцовые тучи, и расхохотался, потому что понял — мир его перевернулся. Всё старое, безликое и болезненное осталось наверху, а здесь, совсем рядом, вокруг него, раскинулось упавшее на землю небо.
Впервые за долгие века, страстно желаемые и до зубовного скрежета ненавидимые азалии, были наконец забыты. К чёрту всё! И Ли Ёна с его человеческой избранницей, и гору, и маму, бросившую его на произвол судьбы, и Лисий перевал, и людей с кострами и факелами. Отрезано! Оторвано! Забыто! Зачем хранить в памяти такие неприятные вещи, когда вокруг бело-синяя кутерьма! Его личный рай! Место, в котором нет и никогда не будет такого страшного понятия, как "предательство".
Забывший об усталости и голоде, о безумии последних месяцев бега в неизвестность, Ли Ран, до помутнения в глазах, до боли в груди, вдохнул пьянящий аромат. Выдохнул, оставив в душе всё самое радостное, и наконец уснул.
Счастливому и довольному лису и в голову не пришло задаться вопросом – как это вдруг, среди золотой осени, встретились ему весенние цветы? Да и зачем думать про такие несущественные глупости? На самом же деле всё объяснялось очень просто: едва лис ступил на лесные мшистые земли, его боль и тоску почувствовала хозяйка здешних мест, чьё сердце тревожилось за каждую живую душу. Вот и сотворила это маленькое, но такое важное чудо, ласковая и приветливая, добрая и заботливая лесная красавица – Хозяйка тайги.
Вдоволь понежившись среди цветущих крокусов, чудесным образом окрепший и набравшийся сил, лис отряхнул пушистый мех и обнаружил, что уже наступил вечер. Он юркнул между камней, учуяв добычу, прогулялся по чаще среди душистых трав и вдоволь напился сока, капавшего из странных чёрно-белых стволов. Лес Ли Рану понравился – большой, ароматный и добрый.
Утром он с лёгкостью отыскал тропинку, которая привела его обратно к оврагу и золотому ковру. Здесь всё было иначе, без цветов и ярких запахов, но этого и не требовалось. Рай – один, он там, на тайной прогалине, на земном небе из крокусов, а здесь... здесь была красота. Броская, золотисто-рыжая, с искринкой... Редкая и диковинная красота, удивительная и пленяющая, как лисья душа.