Лесная тень

Рада была простой деревенской девочкой — единственной дочерью угрюмого, но только не для неё кузнеца Велимира. Она росла активной и любознательной, рано взяла на себя все женские обязанности по дому, была не по годам рассудительной и умела вести хозяйство получше некоторых девушек на выданье. Знала, как определить количество продуктов на месяц, сколько нужно сделать заготовок на зиму, в какой сезон запасать какие травы и ягоды, а также какие товары в этом году будут лучше всего продаваться на сельской ярмарке.

Благодаря её интуиции и умению вовремя предостеречь отца от сомнительных заказов или закупок у непроверенных поставщиков дела у них шли весьма неплохо. Изделиями отца не брезговал даже местный граф, хотя никогда бы не признался, что хочет таким образом поддержать отставного воина из своей дружины, рано потерявшего жену. Сам он ни разу не приезжал, только подсылал слуг, и те, во избежание внимания деревенских жителей, часто приходили посреди ночи за индивидуальными заказами.

Хотя, если бы спросили у Рады, она бы ответила, что в чём-чём, а в излишней доброте местного графа никто бы не обвинил. Слуги его часто прихрамывали и прятали руки и лица. Поговаривали, что юным девам лучше не попадаться на глаза ни ему самому, ни его людям. Почему? Этот вопрос Рада предпочла бы оставить без ответа. Отец всегда предупреждал её не выходить, если хоть дух почует чужих рядом с домом. С её интуицией выполнить такую просьбу было несложно — она не хотела волновать единственного дорогого ей человека.

Подружек из деревни Рада никогда серьёзно в расчёт не брала, ибо не раз видела, как легко они могли увести друг у друга женихов или хороших покупателей на ярмарке: дружба дружбой, а выгоды своей ни одна не упустит. Никому, впрочем, и в голову не приходило осуждать такое поведение — каждый сам кузнец своего счастья.

Их с батюшкой дом стоял чуть в стороне от деревушки, ближе к опушке леса. Рядом, в двадцати шагах, располагалась трепетно любимая отцом кузница — он отстроил её на сэкономленные с солдатского жалования и отставные деньги. Отец служил без малого двадцать лет в армии императора, прикреплённый к дружине местного вассала — графа Алексея Курякина. Его отец, граф Александр Курякин, был, по словам Велимира, человеком достойным и рассудительным. Однако, как это часто бывает с потомками достойных родителей, нынешний сиятельный граф ни тем, ни другим не отличался.

Но вернёмся в кузню, где в тёплый майский вечер трудился бывший воевода графской дружины, а ныне простой кузнец и ответственный родитель — Велимир.

— Папа, ты снова пропустил ужин. Я принесла поесть. Присядь, никуда твои железяки не убегут.

— Ну что ты, дочка, я же не голодаю. Обед был — чудо как хорош! Кормишь как на убой, да и всего пару часов прошло.

Тут он оглянулся к выходу и увидел, что за окнами уже темень непроглядная, и прошло никак не меньше семи часов с момента обеда. Почесал затылок и виновато улыбнулся.

— Да-да, конечно, я это всё уже сто раз слышала. Ешь давай.

— Спасибо, доченька. Помер бы без тебя с голоду.

Ну да, конечно, помер бы… А то я не вижу, как на тебя местные женщины поглядывают, да и девицы, мои ровесницы, не отстают, — подумала она, но вслух говорить не стала.

Батюшка был красив той строгой мужской красотой, от которой так млеют девицы: широкая спина едва помещалась в дверной проём, руки от постоянных нагрузок могли гнуть подковы без всяких подручных инструментов, а запястья были так широки, что Радослава думала — они крупнее её ноги в самом широком месте. Русые кудрявые волосы сейчас были стянуты в хвост на затылке. Прямой нос и упрямый взгляд карих глаз.

Покинув службу, он не перестал уделять внимание своей физической форме: каждый день делал зарядку и трижды в неделю — полноценную тренировку, к которой порой привлекал и дочь. Он делился мудростью и особыми приёмами, надеясь, что они ей не пригодятся, но считал своим долгом показать их, чтобы обезопасить единственную дочь.

Такому мужчине женщины, разумеется, благоволили, особенно на фоне местных неотёсанных чурбаков — всё больше пахарей да пастухов, у которых запястья не чета отцовским, и спины не впечатляют. Посмотришь издалека — и не отличишь: то ли паренёк, то ли девица.

Благо папина внешность внушала трепет не только девицам. Парни красавице Раде — яркой брюнетке с зелёными глазами и белой кожей — даже вслед смотреть боялись: видели, знали, как отец голыми руками подковы гнёт. Да и ей они были не интереснее скворцов на заборе: дел по дому хватало, а о замужестве в свои семнадцать лет она не задумывалась.

Как и отец, жила бобылём. Тот, конечно, давно мог бы привезти новую жену — траур по матери, погибшей от родовых осложнений, уж много лет как прошёл. Но Велимир не смотрел на других женщин — слишком он был влюблён в свою голубушку. Судя по внешности Радославы, бледной хрупкой брюнетки, он порой видел в дочери единственную значимую женщину своей жизни, и это его немного успокаивало. Если бы не она, он бы пропал в горе.

В детстве по деревне ходили слухи, что мама девочки была магиня дюже сильная: как глянет — так у простого люда кровь в жилах стынет, а ей смешно. Бред, конечно, ведь маги все благородные. Не могла мама быть из благородных. Или могла?..