– Лийка, пойдём гулять!– у окошка нарисовалась довольная физиономия Инки, моей соседки и подружки.
– Ин, я шью! – в подтверждение своих слов я сунула в окошко растянутое на пяльцах полотенце, которое мучила с самого утра. Пальцы были исколоты иголкой так, что я их уже почти не чувствовала. Никакие напёрстки не помогали. Но матушка настаивала на том, чтобы сегодняшний день я посвятила созданию своего приданого, так что деваться было некуда.
– Ну Лий, ну пойдем, а! Хочешь, я сама у тёти Уллы попрошу, а то мамка сказала, что только с тобой меня отпустит!
Я вздохнула. Вышивать я терпеть не могла, и сейчас, когда солнышко уже садилось и наступала вечерняя прохлада, гулять хотелось невозможно.
– Ну только если сама, – неуверенно протянула я, – но иди скорее, а то она скоро на дойку пойдёт!
– Ага, – радостно кивнула Инка и, взмахнув тощими косичками, опрометью бросилась к калитке, идущей в маленький огород.
Я с тоской посмотрела ей вслед. Соседка была младше на два года, и её ещё не заставляли день-деньской сидеть над вышивкой.
– Тётя Улла, – донеслось издалека, – а пустите Лийку гулять!
Ответа матери я не услышала, но судя по радостному:
– Ага, спасибо, тётя Улла, – меня отпустили.
– Лийка, – Инка кричала уже откуда-то из сеней, – бросай своё полотенце, тебя отпустили!
Но я и сама уже торопливо складывала, как назло, запутавшиеся нитки. Нужно успеть сбежать, пока маменька не передумала, а то она может ведь и другую работу задать!
Уже не надеясь распутать прокля́тые клубочки, я сунула их в полотенце, замотала в свёрток и спрятала тот подальше в сундук. Схватила частый гребень и начала переплетать косу. Инка скакала вокруг меня как кошка за солнечным зайчиком приговаривая:
– Вот это волосы! Вот это красота!
Толстая русая коса легла кольцом вокруг головы, и я быстренько натянула свой любимый синий сарафан. Тёмно-голубая ткань отлично шла мне, подчёркивая белизну кожи.
– Какая же ты краси-и-и-ивая, Лий, – завистливо протянула Инка, когда я подхватила синенькую же косынку и поспешно выбежала на крыльцо, – не удивительно, что сам сын старосты к тебе сватается!
В голосе девчонки явно слышалась зависть, а вот я от упоминания Финна как-то сникла. Он же тоже будет на гульбище, значит, придётся улыбаться ему и делать вид, что его взгляды мне нравятся. Брр! Финн был уже взрослым парнем: ему в этом году исполнилось девятнадцать, и по меркам селища он считался бы перестарком, если бы не был самым завидным женихом на несколько деревенек окрест. Отец его, герр Олаф был не только старостой, но и самым богатым человеком в окру́ге. Он держал единственную на реке мельницу и трактир на столичном тракте. Так что вместо того, чтобы жениться в семнадцать и привести в домработницу, Финн учился в городе и окончательно вернулся домой только этой весной. И сразу же положил на меня глаз. Я пыталась его сторониться, но гульбище у нас одно, поэтому приходилось или сидеть дома, или терпеть его взгляды: такие горячие и липкие, что уши от стыда гореть начинали, словно я перед ним была совсем голая. А вчера к нам герр Олаф приходил, и они с отцом о чём-то долго-долго беседовали и судя по тому, что сегодня матушка засадила меня за приданое – договорились.
Идти на гульбище резко расхотелось.
– Ин, я это, наверное, домой пойду, – сказала я, резко останавливаясь, – что-то расхотелось мне гулять!
– Ты чего? – подружка по инерции пробежала ещё несколько шагов вперёд и изумлённо обернулась, – там же все будут!– и видя, что я повернула к дому, заныла, – Ну Лиечка, ну миленькая, ну пойдём, пожалуйста! Меня же мамка только с тобой отпустила, а если узнает, что я одна была, хворостиной накажет и больше до самого Летнего дня на улицу не пустит!
До летнего дня было ещё больше трёх седмиц, и я сдалась, потому что мама у Инки и правда была женщиной суровой и вполне могла осуществить обещанное.
Мои опасения полностью оправдались: Финн присутствовал на поляне, где по вечерам собиралась сельская молодёжь, и был центром компании. Женатые парни и замужние девчонки на гульбище не ходили, так что он был здесь самым старшим, а следовательно, и авторитетным. Завидев меня, парень как-то нехорошо улыбнулся и позвал:
– Иди сюда, Лия! Я тут тебе местечко придержал, – и столкнул с бревна рядом с собой молоденького мальчишку.
Я остановилась. Сидеть так близко от Финна не хотелось, но если меня и вправду просватали, так осенью он меня женой возьмёт. И там не только сидеть, лежать рядом придётся! От таких мыслей заалели щёки, но я покорно подошла к парню и села рядом. Чтобы почти мгновенно гневно вскочить и, развернувшись, влепить ему пощёчину, потому что Фил ловко подхватил меня и пересадил к себе на колени, успев при этом огладить бёдра и задеть рукой грудь. Нравы у нас были строгие, и позволить такие вольности, означало прослыть по всей деревне гулящей девкой. Вот и не стерпела я, правда, почти сразу же об этом пожалев, потому что вскочивший с бревна парень был не просто зол, он был в ярости.
– Да ты что? – заорал Финн, хватая меня за плечи, – ополоумела? Я же жених твой, сговорённый! Муж будущий!
Меня затрясло. Финн был страшен и я сразу вспомнила, что после окручивания девица переходит в дом мужа, под власть мужа и тот волен распоряжаться ею по своему усмотрению. Даже убить, если заслужит! Правда, при этом приходилось возвращать родителям данное за неё приданое. А ещё мужчина мог взять вторую жену, если, конечно, он был в состоянии её обеспечить. Но семья Финна как раз в деньгах не нуждалась. А герр Олаф имел не только двух жён, но и молоденькую совсем служанку, привезённую прошлой зимой из города. На глазах вскипели злые слёзы, побежали по щекам горячими каплями, и я, рванувшись, кинулась прочь, подальше и от костра, и от смущённо молчащих подружек, и от не смеющих возразить своему предводителю парней!
Весь вечер я просидела под большой плакучей ракитницей на берегу ручейка. Идти домой, пока не стемнеет было нельзя, потому что Финн умудрился порвать мне рукав сарафана, и если я в таком виде покажусь в селище или попадусь на глаза родителям, не избежать мне порки. Какое-то время на лугу было тихо, потом снова зазвучали весёлые разговоры и смех, кто-то заиграл на дудочке и запел.
А я сидела совсем одна на выступающем из земли корне, замёрзшая, несчастная, и думала:
– Дай только Великий домой добраться, и больше я на эти гульбища до самого Летнего дня не пойду!
Наконец шум на поляне стих и я, выждав ещё немного, поднялась на затёкшие ноги и поковыляла домой. На поляне было пусто, и я почти бежала, стремясь скорее нырнуть под тёплое одеяло и согреться. Вот только стоило мне оказаться рядом с деревенским сеновалом, как ноги сами собой приросли к земле. Там кто-то был! Кто-то знакомый!
– Так значит ты меня любишь! – недовольно выговаривала кому-то девушка, – меня любишь, а её в жены хочешь?
– Да ты что, Илва, ты же знаешь, не я того хочу, отец принуждает! За неё участок хороший дают прямо рядом с нашим трактиром! Отцу он больно надобен, хочет ночевальню для путников там построить!
Я чуть не закричала, вовремя успев зажать себе рот ладошкой. Это был Финн и его подруга, с которой он гулял всё прошлое лето, а говорили они обо мне! Точно обо мне! Потому что только у отца был участок рядом с трактом!
– А зачем тогда так на неё смотришь, глазами раздеваешь? – не унималась девушка. Я заметила, что говорит она как-то странно: словно бы ей не хватало воздуха.
– А смотрю я так, потому как ты ко мне вчера не пришла, я, что же железный, что ли! – ответил парень, и за этим последовал глухой звук удара и тихий стон.
– Ну! Давай же! Помоги мне! – шептал Финн, – Илва! Давай! Ну! Вставай на коленочки!
Стон повторился, и я, не в силах заставить себя уйти и забыть всё, что здесь случилось, шагнула к краю сенника и осторожно выглянула за него.
К стене, ярко освещённой лунным светом, Финн прижимал девушку. Шнуровка на её груди была распущена и руки парня свободно шарили по её телу, останавливаясь то на холмиках груди, то на бёдрах, которые задранный почти до пояса подол совершенно не скрывал.
– А ты точно возьмёшь меня второй женой?– простонала Илва, когда парень оторвался от её губ, — точно?
– Конечно, милая, — прошептал он, чуть надавливая ей на плечи и заставляя опуститься, к его ногам. – ты же знаешь, как я люблю, когда ты это делаешь, а Лийку эту дикую пока такому научишь, не один батог сменишь!
Девушка довольно хмыкнула и потянулась к завязкам на его штанах.
Руки у меня похолодели, ноги начали подгибаться, и я ухватилась за выступающее вперёд бревно.
А Илва между тем чуть стянула мужские штаны и погладила то, что показалось из них. Финн тяжело задышал и запустил руку в рыжие волосы, прижимая её голову к своему паху. А потом девушка открыла рот и он с довольным стоном дёрнулся к ней, погружаясь почти полностью.
Меня повело, во рту стало противно и горько и начало тошнить. Великий, неужели он хочет, чтобы и я вот так же? Неужели он будет бить меня, если откажусь?
Парень, меж тем, ускорился и, запрокинув голову, довольно застонал, погрузившись, кажется, на всю длину. Илва дёрнулась, освобождаясь из его рук, и выплюнула на землю что-то белое. А Финн вдруг обернулся и посмотрел в темноту, заставляя меня дёрнуться и в ужасе отступить. Потому как мне на миг показалось, что он знает, что я всё видела!