Лесной дух Шанти

В большом каменном городе, который люди называют Санкт-Петербургом, случилось невероятное происшествие. Из своего уютного вольера в Ленинградском зоопарке сбежала птица калао по имени Шанти. Шанти была не простая птица, а птица-носорог. На её клюве красовался величественный шлем, похожий на слиток застывшего солнечного света. Она родилась в вольере, и всё, что знала – это небо сквозь стекло вольера, расписание кормёжек и восхищённые взгляды посетителей. Но однажды старый филин из соседней клетки, переезжая в другой вольер, шепнул ей по секрету: «Там, за сеткой, есть настоящее солнце. Одно на всех».

Шанти запомнила эти слова и со временем они обернулись тоской по чему-то большему. А потом, воспользовавшись случаем, когда смотритель забыл закрыть щеколду, она выпорхнула на свободу.

Первую ночь она провела, дрожа от страха и холода, на карнизе высокого дома. Грохот машин казался ей рычанием невиданных зверей, а свет фонарей – блёклыми подделками далёких звёзд. Утром её разбудил настойчивый стук.

— Тук-тук-тук. Эй, хохлатая! Чик-чирик. Проснись, ты заняла мой карниз!

Перед ней, подпрыгивал воробей с дерзким взглядом.

— Прости, я не знала, что у карнизов есть хозяева, – вежливо сказала Шанти, расправляя крылья. – Меня зовут Шанти. Я ищу солнце.

Воробей фыркнул:

— Чик-чирик. Солнце? Так выгляни, оно вон там, за облаками. Чик-чирик. Мы, воробьи, не ищем то, что и так видно. Мы ищем крошки. Крошки – вот настоящее солнце! Чик-чирик. Правда, братва?

С ним согласилась целая стайка воробьёв, с шумом опустившаяся рядом. Они зачирикали наперебой:

— Чик-чирик. Вот именно! У булочной нам щедро насыпают!

— А в парке туристы бутерброды роняют! Чик-чирик.

— А ты, птица с большим клювом, умеешь крошки собирать? Чик-чирик.

Шанти грустно посмотрела на свой великолепный клюв, созданный для раскалывания тропических фруктов, а не для сбора хлебных крошек.

— Нет, не умею, – призналась она. – Но, может, вы знаете, где найти тишину и зелень?

— Чик-чирик. Тишина – на складах, а зелень – в капусте! – засмеялся самый маленький воробей, и вся стая с визгом умчалась на поиски нового завтрака.

Шанти вздохнула и полетела дальше. Она приземлилась на площадь, где сотни голубей важно расхаживали по брусчатке. Они казались такими мудрыми и спокойными.

— Здравствуйте, – обратилась Шанти к самому крупному голубю с радужной шеей. – Я ищу солнце и свой дом.

Голубь важно наклонил голову:

— Гурр-гууур! Дом? Весь город – наш дом! Мы – душа этого города. Мы воркуем на подоконниках, греемся на медных крышах. Солнце? Оно нужно, чтобы наши шейки переливались. Присоединяйся к нам! Главное правило – держаться стаи. Один в городе – не воин.

— Но я не знаю ваших правил, – сказала Шанти. – Я не умею ворковать и боюсь подлетать к людям.

— Тогда ты чужак, – заключил главный голубей. – А чужакам тут несладко. Удачи тебе, птица с большим клювом.

И он отвернулся, погружённый в свои важные голубиные думы.

Шанти почувствовала себя ещё более одинокой. Все эти птицы были частью этого каменного леса, у них была своя роль, своя стая. А у неё не было ничего, кроме огромного клюва и тоски по невиданному солнцу.

Отчаявшись, она заглянула в тёмный переулок, пахнущий сыростью и чем-то кислым. И там, среди мусорных баков, она увидела её. Длинную, лоснящуюся крысу с умными чёрными глазами.

— Ну и ну, кого к нам занесло ветром? – проворчала крыса, не глядя на Шанти. Она была занята разбором картонной коробки. – Местные аристократы с клювами уже по помойкам шарятся?

— Я не шарюсь, я ищу… – начала Шанти.

— Знаю, знаю, все вы что-то ищете, – перебила её крыса. – Еду, тепло, безопасность. Всё просто. Я знаю этот город снизу доверху, по его подвалам и трубам. Здесь выживает только тот, кто не брезгует. Ты слишком сильно пахнешь чистотой и тоской. Это здесь не ценится.

— Мне посоветовали держаться стаи, но я в неё не вписываюсь, – призналась Шанти.

Крыса, наконец-то, подняла на неё взгляд и странно ухмыльнулась:

— Стая? Глупости. Стая тебя выдаст, стая тебя сожрёт. Правило города: доверяй только своему носу и своим когтям. Хочешь выжить – забудь, кто ты был. Стань тенью. Как я.

Шанти с ужасом посмотрела на блестящие глаза крысы и поняла, что не хочет становиться тенью. Она хотела остаться собой, даже если это было сложно. Поблагодарив крысу за совет, Шанти улетела, чувствуя, как отчаяние подбирается к её сердцу.

Шанти летела, не разбирая пути, и в итоге она оказалась на узком карнизе под самым куполом одного из старых соборов. Там, в гнезде из переплетённых проводов и обрывков газет, сидел старый ворон. Его перышки были седыми, а чёрные глаза видели так много, что казались двумя осколками ночного неба.

— Присядь, путница, – прохрипел он, не поворачивая головы. – Твоё сердце стучит так громко, что мешает луне плыть по небу.

Шанти опустилась рядом, не в силах вымолвить и слова.

— Я видел, как ты летала, – продолжал ворон. – Ты металась между теми, кто ищет крохи, теми, кто ищет стаю, и теми, кто ищет мрак. А что ищешь ты?

— Я… я ищу солнце, – прошептала Шанти. – И свой дом. Мне сказали, что настоящее солнце – одно на всех. Но я его не чувствую. Я чувствую только холод и одиночество.

Ворон кивнул:

— Солнце, о котором ты говоришь, – оно не в небе. Оно внутри. Ты ищешь не место, а себя. Ты всю жизнь прожила в клетке, где о тебе заботились, но тебя не знали. Даже твоего имени. Шанти… это ведь не твоё настоящее имя?

— Как это? Меня всегда так звали! – удивилась птица.

— Твоё истинное имя – это твоя суть. Имя, которое даёт тебе сила твоего полёта, мудрость твоего клюва, песня твоего сердца. Ты – калао. Лесной дух. Хранитель. Твой клюв создан не для крошек, а для того, чтобы раскрывать будущее. Ты несёшь в себе семена новых лесов. А ты пытаешься стать воробьём, голубем или крысой.

Шанти замерла. Эти слова отозвались в ней чем-то древним и забытым.

— Но что же мне делать? Здесь нет моих тропических лесов!

— Создай свой, – мудро сказал ворон. – Или найди того, кто также тоскует по нему. Ты не одна в этом каменном лесу. Тебя ищут.

В эту же минуту луч настоящего, живого солнца пробился сквозь свинцовые тучи и упал на шлем Шанти. Он вспыхнул, как золотой маяк. И вдали, внизу, Шанти увидела маленькие фигурки людей с биноклями, а рядом с ними – взволнованную девушку в форме зоопарка, которая с тревогой вглядывалась в небо.

И Шанти поняла. Её дом был не в тропиках, которых она не видела, и не в вольере, где её кормили. Её дом был там, где о ней заботились. Где знали её привычки, любили её такой, какая она есть, и дали ей имя, пусть и не истинное, но с любовью. Её «лес» – это руки смотрительницы Даши, которая всегда разговаривала с ней ласково, и старый филин, что рассказывал ей сказки.

Она расправила крылья и, издав пронзительный, но уже не испуганный клич, пошла на снижение, к людям.

Возвращение было триумфальным. В газетах писали о «чудесном спасении экзотической птицы», а работники зоопарка устроили настоящий праздник. Но самое главное произошло потом.

Шанти больше не смотрела на сетку как на решётку. Она смотрела на неё как на границу между двумя мирами. А сама Шанти стала мостом между ними. Теперь, когда к её вольеру подходили люди, она не просто позировала. Шанти слушала истории, которые ворон научил её слышать. Она видела, как грустный мальчик смотрел на неё с надеждой. Как пожилая женщина, глядя на её клюв, вспоминала что-то далёкое и хорошее.

И иногда, по ночам, Шанти тихо разговаривала с голубями, сидевшими на соседней крыше, рассказывая им о том, что значит быть частью стаи, которая тебя принимает. Она кидала воробьям кусочки своих фруктов, и те, удивлённые её щедростью, уже не дразнили её, а чирикали:

— Чик-чирик. Спасибо, тебе большой клюв!

А однажды она увидела в щели у забора знакомую лоснящуюся спину.

— Ну что, лесной дух калао, – усмехнулась крыса, – нашла свой дворец?

— Нашла, – ответила Шанти. – И знаешь, я поняла, что у каждого своя правда. Твоя – в выживании. Моя – в том, чтобы дарить частичку своего тропического леса тем, кто его никогда не видел.

Крыса на секунду задумалась, а потом кивнула:

— Неглупая птица. Ладно, мне надо идти, мой сыр меня уже ждёт.

И крыса скрылась в темноте.

Шанти осталась сидеть на своей любимой ветке. Луна освещала её шлем, и он блестел уже не как золото, а как настоящий лунный камень. Она нашла своё солнце. Оно жило внутри неё. И оно светило тем сильнее, чем больше тепла она отдавала другим. Она была не просто птицей-носорогом по кличке Шанти. Она была лесным духом. Хранительницей маленького чуда в большом каменном лесу. И это была самая лучшая свобода из всех возможных.