Пустота. Такая пустота внутри, что даже выпитая в первом попавшемся пабе шотами бутылка виски не смогла заполнить эту звенящую пустоту. Только делала её глубже и беспросветнее.
Сегодня в огне, поглотившем постоялый двор мадам Беркли, сгорело всё моё здешнее недолгое прошлое.
Бог с ним, с имуществом,— не так много у меня его и накопилось. Никогда не страдал вещизмом, ни в той, ни в этой жизни.
Мэгги… Любили ли мы с бывшей проституткой, в одночасье ставшей хозяйкой постоялого двора вместо старшей сестры, друг друга? Вряд ли… Но у нас была тёплая, подкреплённая постелью, дружба… Если только может быть дружба между мужчиной и женщиной.
Мэгги я вполне мог назвать одним из немногих своих близких людей в этом мире. И это была настоящая потеря.
Всё остальное, сгинувшее в пламени: одежда, кроме той, что была в этот вечер на мне, деньги… Ерунда! Всё это можно легко компенсировать: у меня есть служба и источник, пусть скромного, но дохода, положение в обществе.
И у меня есть существо, которое без меня точно пропадёт…
Тоби, словно прочёл мои мысли, заворчал под стулом и высунул наружу чёрный нос-сопелку.
— Эх, старина… Одни мы с тобой остались на этом свете, — грустно произнёс я.
Пёсик внимательно посмотрел на меня умными выразительными глазами.
Всё понимает. Совсем как человек, разве что говорить не может. Или не хочет.
Надо бы поделиться едой…
Стол был пуст: пил я почти без закуски, надеясь, что так сильнее ударит по мозгам, и хоть на какое-то время душу отпустят тоска и опустошение. Результат был так себе.
Я опустил руку и погладил пёселя. Он ткнулся влажным носом в ладонь, дескать, держись, хозяин, всё перемелется, и это тоже.
— Прости, дружище. Совсем о тебе забыл.
Я принялся шарить по карманам в поисках денег.
Упс…Всего несколько пенни. Хватит на краюху хлеба, но для Тоби лучше бы мясо. Причём, сырое.
Мыслительной суетой я пытался отогнать от себя мрачные мысли о потере Мэгги и крова над головой.
Блеск мелких монет на столе привлёк внимание бармена. Он вытащил из-за стойки объемистое тело и, колыхая пузом, заспешил ко мне на коротких ногах.
— Ещё стаканчик виски, сэр? — голос у него был не столь основателен, как фигура, и постоянно срывался на фальцет.
Бармен взглядом пересчитал всё моё «богатство» на столе.
— Только этого маловато будет, мистер…
Я сунул ему под нос полицейское удостоверение.
— Фа-ми-лия! — Язык меня слушался не очень хорошо, но грозу с раскатами грома и молнией в голос мне удалось добавить.
Бармен вытянулся во фрунт, даже живот подобрал:
— Виноват, сэр! Якобс. Харви Якобс, сэр. Чего изволите?
— Так-то луч-чше, Хар-рви. Сэр изволит немного мясных обрезков для своего полицейского пса, — я многозначительно скосил глаза на Тоби.
Бармен исчез в дверях кухни.
Я бы выпил ещё — алкоголь не лечит горе и потери. Но иногда помогает о них забыть, утопить боль, страх и отчаяние в своей отраве.
Не помогло — увеличить дозу.
— Лестрейд! Вот вы где, старина!
Я обернулся к дверям паба и попытался сфокусировать взгляд.
Кому интересно я мог понадобиться?
— Ва-атсон? Что вы з-здесь де-ла-ете?
— Искал вас, инспектор. Позволите?
Я кивнул, икнул и указал на место напротив себя за столом одновременно.
Доктор присел, покосился на пустые стаканчики из-под виски на столешнице.
— Конечно, дружище. Жаль, не могу угостить…
— В таком случае, у меня для вас хорошие новости.
Ватсон выудил из кармана конверт и положил его передо мной. Конверт не был запечатан — внутри просматривались несколько купюр и россыпь монет.
— Что это?
— Деньги. Ваша доля.
Я завис. Тем более, после выпитого, думалка соображала медленно.
— Доля? Моя… доля?..
— Кажется, я именно так и сказал, — удивился доктор.
Кровь бросилась мне в лицо.
— Я не беру денег и не оказываю полицейского покровительства даже своим друзьям.
— Джордж, вы серьёзно решили, что это взятка? — Ватсон покраснел, но не от стыда, а от сдерживаемого гнева.
Я поднял руки в примирительном жесте.
— Стоп! Мистер Ватсон, прошу прощения, если превратно вас понял. Я слегка нетрезв, что простительно, как полному погорельцу. Всё, что вы видите на мне, — единственная моя собственность.
— Господь вседержитель, так вы же квартировали на сгоревшем сегодня постоялом дворе мадам Беркли!
Я мрачно кивнул.
Ватсон решительно двинул конверт ко мне по столу.
— Тогда, Лестрейд, деньги для вас точно будут не лишние. Это половина гонорара за статью о различных группах крови в «Королевском медицинском вестнике».
— Бог мой, д-дружище, я не писал ник… никаких статей… тем более, в «Медицинский вестник», — стоило огромного труда произнести столь длинную фразу.
— Конечно… Её написал я. Но поскольку без вас этого эпохального открытия попросту бы не случилось, я счёл своим долгом поровну разделить между нами гонорар. Берите. Это ваши, честно заработанные, деньги.
— Что ж… Благодарю в-вас, к-кол-ллега.
— Не стоит благодарности. Я поступил как приличествует джентльмену.
— И всё равно, вы мне очень помогли.
Я раскрыл конверт и пересчитал деньги. Около пяти фунтов.
Да я теперь богач… Щедро платят в Королевском медицинском журнале авторам, около десяти фунтов получил Ватсон прежде чем, как решил разделить гонорар поровну[1].
У стола деликатно кашлянули. Бармен выложил на стол, аккуратно завернутую в бумагу мясную обрезь и косточки — для Тоби.
Я подвинул мистеру Якобсу те самые пенни.
— Сдач-чи н-не надо!
— Как вам угодно, сэр! — Якобс повернулся к Ватсону:
— Будете что-то заказывать, сэр?
— Нет, милейший, — улыбнулся доктор и добавил вежливо:
— Разве что украду у вас господина инспектора. Надеюсь, он не остался должен за выпитое и съеденное?
— Нет-нет, мистер, господин инспектор всё оплатил, — поспешно заявил бармен.
— В таком случае, не смею вас задерживать…
— Как будет угодно, господа… — Якобс вернулся за стойку.
Ватсон решительно встал и повернулся ко мне.
— Идёмте, Джордж.
— К-куда? — осоловело заморгал я.
— На Бейкер-стрит, конечно же. Неужели вы думаете, что я оставлю друга ночевать на улице под лондонским дождём?
Я посмотрел в окно.
— Но на ули-це су-хо…
— Вы плохо знаете Лондон, дружище. Сейчас сухо, а через полчаса вас поливает проливным дождём.
Я поделился с ним своими планами:
— Признаюсь, у меня была мысль переночевать в своём кабинете в Скотланд-Ярде. Сдвинул бы несколько стульев… К чему стеснять вас и мистера Холмса?
Ватсон сходу отмёл мои возражения:
— Миссис Хадсон постелет вам на диване в гостиной… А Холмсу будет интересно выслушать ваш рассказ о пожаре. Есть же у вас свои соображения, отчего он приключился столь неожиданно?
Соображения у меня были. Но, я ещё не решил, стоит ли ими делиться, даже с друзьями.
Впрочем, как говорят у нас в России, «одна голова хорошо, а две… три, в данном конкретном случае, лучше».
Из-за стола я выбрался не без труда. Доктору даже пришлось любезно поддержать меня, чтобы я не брякнулся, зацепившись за поводок Тоби.
Четвероногий друг посмотрел на меня трезвыми глазами и осуждающе тявкнул.
— Виноват, — пробормотал я. — Честное слово, больше не повторится…
— С кем вы разговариваете? — удивился Ватсон. — С псом?
— Да. Из собак порой выходят отличные собеседники.
— Ну-ну, — иронично хмыкнул доктор.
В кэбе меня основательно заштормило. Чудом удержался, чтобы не вывалить себе на колени содержимое собственного желудка.
Ватсон с сочувствием посмотрел на меня и сунул под нос небольшой флакончик.
— Нюхательная соль… Эта штука неплохо помогает в случаях, вроде вашего.
В ответ я только икнул. Но послушно втянул в себя эманации солей из флакончика. Острый запах нашатыря шибанул в нос и прочистил мозги.
— Ну, как?
— Словно заново родился…
— Может, ещё?
— Благодарю. На сегодня, пожалуй, хватит. Хорошего понемногу.
— Прекрасно! Узнаю прежнего Лестрейда.
— Это вряд ли, — сказал я. — Признаюсь, я и сам плохо с ним знаком.
— Это была шутка, да?
— Вроде того.
На Бейкер-стрит Тоби моментально устроился у камина и прикрыл глаза. А Холмс и Ватсон занялись приведением меня в трезвое состояние.
Ватсон растёр мне грудь и виски уксусом, а сыщик налил крепчайшего чёрного кофе, сваренного миссис Хадсон.
— Без сахара, Лестрейд!
От крепкой горечи свело скулы, но я мужественно выпил чашку до гущи.
— Напиток богов! Ещё пара капель, и у меня сердце выскочит из груди…
Джентльмены закурили: Холмс — трубку, набив её ядрёным табаком из старого полосатого носка, валявшегося на камине, Ватсон — сигарку.
— Примите наши соболезнования, дорогой Джордж, — начал Шерлок, попыхивая трубкой.
— Паре сорочек, брюкам и неплохим ботинкам?
— Вряд ли вы стали бы топить своё горе по ним в ирландском виски. Нет, на пожаре вы потеряли близкого. Поскольку с Тоби всё благополучно, можно сделать вывод, что…
— Ради бога, Холмс, остановитесь. Для вас эти умозаключения — способ поразмять серые клеточки мозга, а для меня потеря реальна, — попросил я.
— Действительно. Шерлок, будьте деликатны к нашему гостю, — Ватсон с укоризной посмотрел на детектива-консультанта.
— Простите меня, друзья мои, я не хотел никого уязвить или обидеть. Как мы будем искать поджигателя?
— Мы? — Я планировал заниматься расследованием в одиночку, не впутывая в эту историю посторонних.
В конце концов, это было очень личное дело.
— Дорогой Лестрейд, вам решать, но, может, нам стоит объединить усилия?
Я задумался. Терпеть не могу грузить людей собственными проблемами, предпочитая разгребать всё самому. Но здесь я, кажется, столкнулся с орешком, который мог оказаться мне одному не по зубам.
Ватсон и Холмс выжидающе смотрели на меня.
Наконец, я решился:
— Джентльмены, я буду признателен вам за любую помощь.
И я рассказал всё, что знал к этому моменту, особенно выделив профессора Мортимера, к дому которого вывел меня пёс с уникальным нюхом. Мой Тоби…
— Можно предположить, что этот Мортимер как-то связан с тем американским стрелком, из-за которого мы с вами, Лестрейд, свели наше знакомство? — Ватсон азартно хлопнул себя ладонью по колену и глянул на Холмса. — Что скажете, Шерлок?
— Прежде, чем делать выводы, хотелось бы взглянуть на письмо и конверт, — покачал головой сыщик.
— Это не сложно устроить, — заверил я. — Бумаги лежат у меня в сейфе в Скотланд-Ярде.
Холмс пыхнул несколько раз трубкой.
— Теперь расскажите о пожаре на вашем постоялом дворе.
Эмоции снова чуть было не захлестнули меня с головой. Холмс с Ватсоном деликатно ждали, пока я справлюсь с чувствами и соберусь с мыслями. Наконец я смог более-менее внятно изложить обстоятельства поджога и последующей гибели заведения мадам Беркли.
— Как?! — Ватсон был изумлён до предела. — Поджигатель-кэбмен пустил себе пулю в лоб прямо на месте преступления? Его так замучила совесть?
— Ну, это вряд ли, — хмыкнул Холмс.
Ватсон встал с кресла и принялся ходить по гостиной, зажав сигарку в пальцах, бурно жестикулируя и, не замечая, как сыплется пепел на афганский ковёр.
— Холмс, вы отрицаете возможность мгновенного умопомрачения у преступника?
— Дорогой Ватсон, я полагаю, что у человека, годами общающегося с лошадью со вздорным характером, и лондонскими пассажирами, слишком крепкие нервы, чтобы ни с того, ни с сего подвергнуться помрачению ума.
— Мне кажется, он действовал по принуждению, господа, — заметил я. — Исполнял чужую волю.
— Его опоили? Заставили шантажом? – стал прикидывать варианты Ватсон.
— Пока не знаю. Для первого необходимо вскрытие и заключение врача-патологоанатом, для второго — изучение семейных и финансовых обстоятельств самоубившегося кэбмена.
Холмс задумчиво кивал в такт моим словам.
— А больше вы ни на что не обратили внимания, любезный Джордж? — спросил он, выколотив из трубки прогоревший табак в камин.
— Обратил. Дерринджер, из которого он свёл счёты с жизнью, довольно дорогая игрушка — серебряные насечки на металлических частях, «щёчки» рукоятки из слоновой кости.
— Фабричный дерринджер обойдётся фунтов в пять-шесть, но такой, как вы описали, Джордж, это индивидуальный заказ, ручная доводка за счёт гравировки и дорогих материалов… Десять-пятнадцать фунтов. Точнее смогу сказать, когда увижу пистолет.
— Тем более, странное оружие для простого кэбмена.
Холмс напряжённо думал.
Ватсон, не желая отвлекать приятеля и сбивать его с мысли, повернулся ко мне.
— Скажите, Лестрейд, а обычными полицейскими методами можно доказать, принадлежал дерринджер кэбмену или нет?
На этот счёт у меня тоже были соображения, если быть точнее — скорее послезнания из моего времени.
Холмс пытливо взглянул на меня из-под кустистых бровей.
— Можно. С помощью отпечатков пальцев, — сказал я.
— С помощью чего?!!
— Отпечатков пальцев, — чётко и раздельно произнёс я.
[1] Гонорары в те времена были весьма неплохи. Сам Конан Дойл за шесть рассказов в «Стрэнде» о Шерлоке Холмсе получил 35 фунтов стерлингов, а за «Этюд в багровых тонах» журнал заплатил автору 25 фунтов.