Летучий Голландец (фанфик)

Октябрь 1641 года. Индийский океан.

Корабль «Гроот Де Драх», гордость голландской Ост-Индской компании, рассекал изумрудные воды, возвращаясь в Амстердам. Его трюмы ломились от шелков, пряностей, сандалового дерева и фарфора. Но самый ценный груз находился на верхней палубе — пассажиры, те, кто мог заплатить за быстрый путь домой.

Среди них выделялась молодая пара. Анна ван Хаутен, дочь амстердамского торговца, и её жених, лейденский студент Мартин де Витт. Они казались живым воплощением голландского Возрождения: образованные, полные надежд, с лёгким загаром от индийского солнца.

Капитан Филипп Ван дер Деккен наблюдал за ними с кормы. В свои сорок пять он был воплощением морского волка: лицо, изрезанное штормами и шрамами от старой сабельной раны, пронзительные серые глаза, привыкшие всматриваться в горизонт. Он повидал всё — малайских пиратов, португальские каравеллы, мятежи экипажа. Но эта девушка... Анна. Её смех, чистый, как звон корабельного колокола, её манеру держаться с достоинством, несмотря на морскую болезнь, её способность часами говорить о живописи и поэзии...

Шторм начался не на море, а в душе капитана.

Сначала Ван дер Деккен приглашал пару к своему столу под предлогом «развеять скуку долгого плавания». Потом стал дарить Анне мелкие сувениры — кораллы, морские раковины, китайский шёлковый платок. Мартин, поглощённый своими книгами и заметками о флоре Ост-Индии, сначала не замечал. Но тревога Анны росла.

— Он смотрит на меня, Мартин, — шептала она однажды вечером в их каюте, пока за иллюминатором плескался тёмный океан. — Не как капитан на пассажирку. В его взгляде что-то... хищное.

— Полно, Анна, — отмахнулся Мартин. — Человек скучает по обществу. Он же моряк, грубоват, но честен. И мы под его защитой.

Но защита обернулась ловушкой. Однажды ночью, когда Мартин отправился на палубу подышать воздухом, Ван дер Деккен загородил ему путь у грот-мачты.

— Студент, — голос капитана звучал глухо, почти приязненно. — Ты хороший юноша. Но ты не понимаешь, что имеешь. Такая девушка... ей нужен мужчина, который знает цену жизни и смерти, а не чернильным пятнам.

Мартин попятился, увидев в глазах капитана тот же огонь, что горел в глазах матросов перед абордажем.

— Капитан, вы переходите границы, — попытался он твёрдо отстоять себя.

Ван дер Деккен только усмехнулся.

— На моём корабле нет границ, кроме тех, что я сам устанавливаю.

***

У мыса Доброй Надежды воздух сгустился, стал тяжёлым, как свинец. Небо почернело, хотя до заката было далеко. Море замерло в зловещем спокойствии.

Именно тогда капитан совершил роковой шаг. Пригласив Мартина в свою каюту «обсудить маршрут», он запер дверь. Разговор был коротким.

— Откажись от неё, — сказал Ван дер Деккен, не предлагая сесть. — Я дам тебе денег. По прибытии в Амстердам скажешь, что разлюбил.

— Вы сошли с ума, — прошептал Мартин.

— Нет, я впервые в жизни прозрел, — капитан подошёл ближе. — Я видел, как ты на корабле чихал от пыли, страдал от морской болезни, листал книги, пока она восхищалась закатами. Ты не достоин её.

Когда Мартин попытался выйти, Ван дер Деккен выхватил из-за пояса нож. Удар был быстрым, точным, выверенным годами морских сражений. Мартин даже не вскрикнул, лишь удивлённо взглянул на рукоять, торчащую из его груди, и рухнул на ковёр с вышитыми драконами.

Анна ждала Мартина у себя. Когда стук в дверь прозвучал, она бросилась открывать — и отшатнулась. На пороге стоял Ван дер Деккен, в его одежде были тёмные пятна, а в глазах горела нечеловеческая решимость.

— Где Мартин? — выдохнула она.

— Его больше нет, — ответил капитан без предисловий. — Шторм надвигается. На корабле нужен один капитан. И одна хозяйка. Будь моей женой, Анна. Я дам тебе больше, чем этот мальчик когда-либо мог. Море, весь мир будет у твоих ног.

Он говорил страстно, почти поэтично, описывая жизнь, полную богатства и власти. Но Анна слышала только одно: «Его больше нет». Она видела правду в его глазах. Видела кровь на манжете.

Без звука, с лицом, белым как парус, она отступила к иллюминатору. Глаза её были сухими — слёзы, казалось, застыли внутри.

— Жена убийцы? — её голос звучал тихо, но отчётливо. — Лучше гостья у самого Нептуна.

Она повернулась, одним движением откинула засов иллюминатора — старый, ржавый, поддавшейся внезапно, будто сама судьба помогала ей — и шагнула в проём.

— АННА! — рёв Ван дер Деккена был полон такого отчаяния, что матросы на палубе замерли.

Но было поздно. Белое платье мелькнуло в темноте и пропало в чёрной воде.

И тут море взорвалось.

Как будто сама стихия ждала этого момента. Волна, высотой с гору, обрушилась на «Гроот Де Драх». Ветер выл так, будто в нём слышались крики всех погибших в море. Небо раскололось молниями.

Когда Анна исчезла в чёрной пучине, в глазах Ван дер Деккена не осталось ни страсти, ни безумия. Осталась только пустота, мгновенно заполнившаяся ледяным, безразличным холодом. И тогда он почувствовал это — не гнев Океана, а его вызов.

Море не просто разбушевалось. Оно преобразовалось. Вода у мыса встала вертикальной стеной, высотой в сотню мачт. Ветер перестал быть просто ветром — это был сплошной рёв, вырывающий с корнем доски палубы. Небо и вода слились в одну крутящуюся массу, и в её центре, одинокий и обречённый, стоял «Гроот Де Драх».

И в этот миг капитан Филипп Ван дер Деккен ожил.

— Рулевые, на борт! — его голос, отточенный годами командования, прорезал хаос, как нож. — Все на шкоты! Убрать клотики, закрепить всё, что можете!

Это был не приказ отчаявшегося человека. Это была симфония выживания, партитура, написанная его волей против воли мироздания. Он не молился. Он сражался.

Он видел, как волна, способная раздавить крепость, идёт на них, и за секунду до удара поворачивал штурвал на считанные градусы, подставляя кораблю прочный борт, заставляя стихию работать на него. Он предвидел сдвиг ветра и менял паруса так, что корабль, казалось, цеплялся за сам воздух, чтобы не перевернуться. Каждая команда была безупречна. Каждое решение — молниеносно и гениально.

Шторм длился не часы. Он длился вечность. Море метало корабль, как ядро в древней катапульте, но капитан ловил его, выравнивал, заставлял скользить по водяным горам и вылетать из бездн. Дерево трещало, снасти рвались, но костяк судна, его душа, управляемая железной рукой Ван дер Деккена, оставалась невредимой. Он сражался не за жизнь. Он сражался за само право быть капитаном. За то, чтобы ни одна сила во Вселенной не смела отнять у него его корабль.

И море это признало.

Внезапно, в самый яростный момент схватки, шторм… замер. Не утих, а замер. Гигантская волна зависла над палубой, не падая. Ветер застыл, задержав в воздухе брызги и пену. В наступившей звенящей тишине из воды поднялась фигура, сотканная из морской пены и лунного света. Не Анна. Нечто большее. Древнее. Лицо, в котором отражались все бури, все затонувшие корабли и все тайны глубин.

Голос заговорил. Он звучал как скрип мачт, как шепот прибоя, как грохот подводных обвалов.

— ФИЛИПП ВАН ДЕР ДЕККЕН.

Капитан, стоя у штурвала с обветренным, искажённым напряжением лицом, не склонил головы. Он встретил взгляд существа.

— Ты призвал мою ярость. Ты пролил невинную кровь на моих водах. Море требовало твоей гибели.

Ван дер Деккен молчал. Его поза говорила сама за себя: Ты попытался. Ты не смог.

— Но ни один смертный, — продолжал Голос, — ни один смертный за тысячелетия не противостоял моему гневу так. Ты не уклонился. Ты не согнулся. Ты принял бой. Ты… почти понял меня.

В глазах морского духа мелькнуло что-то вроде удивления, смешанного с мрачным уважением.

— Смерть была бы для тебя милостью. Покой на суше — наградой, которую ты не заслужил. Но сила… сила твоя заслуживает внимания.

Волна медленно опустилась, превратившись в гладкую, неестественно тёмную воду. Ветер стих окончательно, но небо осталось свинцовым.

— Твоё наказание — твоя же сила. Твоя тюрьма — твоё царство. Ты будешь плыть. Вечно. Ты будешь бороться с моими ветрами и волнами, которые больше никогда не смогут тебя сломить, но и никогда не отпустят. Ты станешь частью моего гнева и моей мощи. Легендой для тех, кто осмелится выйти в море. Предзнаменованием и вечным доказательством: есть грань, переступив которую, даже величайшее мастерство оборачивается проклятием.

Капитан наконец заговорил, его голос был хриплым от напряжения, но твёрдым:
—А мой корабль?
—Он твой. Он будет цел, пока цела твоя воля. Но ни один порт не примет его. Ни одна бухта не даст ему покоя. Суша для тебя умрёт.

Ван дер Деккен окинул взглядом свой израненный, но непобеждённый корабль. Потом посмотрел на бескрайний, безжалостный, великолепный горизонт.

— Так тому и быть, — просто сказал он. Это был не крик отчаяния, а принятие приговора, достойного его умений. Вызов был брошен, и он его не проиграл. Он получил ничью — самую страшную из всех возможных.

— Тогда плыви, Капитан. Плыви во веки веков.

Морской дух растворился. И «Гроот Де Драх», с изодранными парусами, но с гордо поднятым флагом, плавно тронулся с места, подхваченный неестественным, ровным ветром. Он не спеша направился в открытый океан, в бесконечную гладь, что простиралась до самого края мира.

Эпилог

С тех пор «Летучий Голландец» — призрак старого «Гроот Де Драха» — бороздит воды у мыса Доброй Надежды. Иногда его видят в клубах тумана или в зелёном мерцании огней Святого Эльма. Говорят, капитан Ван дер Деккен всё ещё пытается обогнуть мыс, чтобы доставить свою проклятую душу в порт. Говорят, он ищет среди волн лицо той, которую погубил. И будет искать до скончания времён, пока море не простит того, кто не смог простить чужого счастья и нарушил древнейший закон — и моря, и человеческого сердца.