Леворский рассвет

На затянутом тучами небе не было видно ни единого проблеска солнца. Над тёмным лесом витала тишина. Раненый черноволосый парнишка, которому было на вид лет двадцать, медленно ковылял от одного дерева к другому, стремясь скорее выбраться из леса. Он тяжело дышал. Его ноги подкашивались. Повязка на левой руке была уже тёмно-красной от крови. Правая крепко сжимала револьвер. Во взгляде парня отражалась только пустота.

На опушке он остановился, чтобы отдышаться. Здоровой рукой парнишка потянулся к висевшей на его поясе фляжке. Он знал, что воды оставалось очень немного, но после долгого похода по лесным тропам пить хотелось страшно. Потому оставшиеся капли были им быстро допиты. Вдалеке узнавалось очертание деревеньки. Там можно найти себе помощь и кров. Хотя бы на ночь. А там будет дело видно.

Парень холодно оглянулся назад, в лес. Где-то там, в дне пути, остались лежать его товарищи, которых он не мог спасти. Небольшой отряд, который не получил помощи от других партизан, несмотря на неоднократные призывы, столкнулся с имперскими войсками и был полностью перебит. В течении недели он пытался спасти своих людей, но тщетно. Никто не помог им. А все, кого он знал многие месяцы, были убиты.

Он крепче сжал рукоятку револьвера, вспомнив о них. В глазах промелькнули огоньки злости. Его тело сильно тряхнуло. По щеке скатилась одна единственная слеза. Собранность последних месяцев улетучилась, словно её и не было. Ноги парня подкосились. Проносились многие моменты, пережитые с ними.

Здоровой рукой он потянулся к нагрудному карману, из которого достал помятую красную книжку. Из неё он когда-то впервые увидел, как пишется его имя. Партийный билет революционеров. Книжка, за обладание которой предусматривался расстрел или виселица. Теперь он в последний раз смотрел на почти стёртые буквы своего имени. Перед глазами проносился последний приказ от партийного штаба, который и привёл его отряд в ловушку. Он хотел бы спросить об этом их всех. Как только глаза опустились до символа партии, золотого молота в красном квадрате, его печаль сменилась гневом. Предательство всегда больнее ударов врага. А именно предательством он считал то, что произошло два дня назад. Вопросы переполняли его, но он не мог их задать. Но мог решиться на единственную вещь:

— Пусть считают и меня мёртвым, раз послали нас в эту мясорубку!

Партийный билет полетел на землю. Он остался раскрытым, когда паренёк уходил, потому любой лесной житель мог увидеть имя Саламара Ховица. Но для него самого, казалось, этот этап жизни был завершён. Паренёк медленно плёлся к деревне, не зная, что ждёт его дальше.