Личный аптекарь императора. Том 4

Мужчина, который, судя по всему, был прокурором, пристально уставился на меня, ожидая ответа. Я же осознал, что это не то место, где можно юлить и выкручиваться, поэтому лучше самому признаться во всём. Единственное, что никто не должен знать, так это то, что я подселенец. После такого меня наверняка в живых не оставят.

— Ну так что, вы использовали манаросы? — повторил он свой вопрос и мельком взглянул на судей.

— Да.

— Вы знали, что вам нельзя даже прикасаться к ним, но всё равно пошли против воли государя? — с нажимом спросил он.

— Получается что так, — кивнул я.

Послышался горестный вздох. Похоже, это Дмитрий переживает за меня.

Тут я заметил, что в углу сидит парень лет двадцати и быстро стучит по клавишам пишущей машинки. Наверняка это судебный писарь. В моей империи Таринэль тоже на судах присутствовали писари. Они записывали каждое слово, произнесённое в этих стенах. Хотел бы я узнать, что там наговорили про меня Сорокины. Интересно, можно попросить почитать?

— Что конкретно вы изготавливали из них?

— Различные лекарственные средства, — пожал я плечами.

Пожалуй, всё же лучше промолчать про сыворотку «Правды», зелье «Превращения», «Пурпурного отравителя» и остальных.

— Для кого вы их делали?

— Для больных, которые обращались ко мне за помощью.

— Расскажите об этом поподробнее, — велел мужчина.

— Ну ладно. Если у вас есть время, то могу и рассказать, — пожал я плечами. — В первый раз ко мне обратился Станислав Воробьев. У его отца ухудшилось зрение, а лекари не смогли помочь. Я изготовил средство на основе манаросов, и зрение к нему вернулось. Затем к нам за помощью пришёл Авраам Давидович Коган. У его дочери началась сильнейшая аллергическая реакция на косметическое средство. Лекарские артефакты девушке не помогли, — я многозначительно посмотрел на притихших лекарей. — Зато отлично помогло моё средство. Девушка быстро поправилась…

Я рассказал про охотника и артефактора, заразившихся манаросом, про лысую девушку, купившую бальзам у Огневой, про ожоги Лены Орловой, от которых она сильно страдала, но в лечебнице Распутиных ей не смогли помочь. Короче, рассказал обо всё, о чём мог, но без вреда для себя.

— А! Чуть не забыл. Ещё из манаросов я изготовил средство от паразитов для фермера. У него погиб весь урожай, поэтому он даже зарплату не мог выплатить своим работникам. Но после обработки земли моим средством паразиты пропали, и фермер вырастил хороший урожай, — добавил я.

Судьи зашептались. Я повернулся к Диме и увидел, как тот незаметно для других поднял вверх большой палец. Ага, одобряет. Приятно.

Один из судей — мужчина с острым носом и тонкими чертами лица, подозвал прокурора и что-то шепнул тому на ухо.

— Понял, Ваша честь, — кивнул тот в ответ и повернулся ко мне. — Александр Дмитриевич, присаживайтесь.

Я сошёл с трибуны и сел рядом с отцом.

— Надеюсь, наказание для тебя не будет суровым, — вполголоса сказал отец. — И хочу сказать, что очень горжусь тобой. Ты помогал людям, а это самое главное для аптекаря. Зачем ещё нужна аптекарская способность, если не служить людям и не помогать в их бедах?

— Спасибо, отец.

Мы крепко пожали друг другу руки.

После моего выступления позвали ещё нескольких свидетелей. Один из них присутствовал при передаче Грачёвым жезла Распутину. Второй — боевой маг, рассказал, как Боткин предложил ему убить Дмитрия Филатова, но он отказался. Третий присутствовал в ту ночь в комнате наследника и знал о том, что болезнь излечима, но его запугали, поэтому не мог никому ничего рассказать.

После того как всех выслушали, судьи поднялись, и прокурор объявил.

— Суд удаляется в совещательную комнату для принятия решений! Просьба, далеко не расходиться. А лучше вообще не покидать здание суда.

Мы с Димой вышли из Зала.

— Ну наконец-то! — бросился к нам навстречу дед. — Чего там было-то? Зачем тебя, Шурик, туда звали?

— Лекари им доложили, что я использую манаросы.

— А ты что? — испуганно вытаращился на меня дед.

— Признался, что это правда и рассказал, как их использовал.

— Ой, что будет, — дед схватился за голову. — Тебя же посадят. Это всё из-за Сорокиных, да? Это они, твари, на тебя судьям накапали?

Он принялся озираться, в надежде найти их. Но Сорокины, не будь дураками, первыми улизнули из Зала и куда-то ушли.

— Пусть только заявятся. Я им покажу Кузькину мать, — он хотел снять ботинок и вытащить револьвер, но Дима схватил его за руку.

— Отец, а ну прекрати! Ничем хорошим эта вражда не закончится. Надо перестать ненавидеть друг друга.

— Как же тут перестанешь, если эти твари сами постоянно нарываются? — развёл руками старик, но ботинок не снял.

Мы отошли к окну и разместились на широком подоконнике. Вскоре к нам подошла та самая секретарь и сказал, что в левом крыле здания есть буфет. Мы поблагодарили за информацию и двинулись туда. Дима ел часто, но маленькими порциями, поэтому успел проголодаться. Да и я хотел выпить чего-нибудь покрепче. Однако ничего крепче кофе в буфете не продавали. Обидно.

Перекусив бутербродами и пирожными, мы вернулись к Залу Правосудия и, как оказалось, вовремя. Судьи уже вернулись и были готовы огласить приговор для всех фигурантов дела. Как сказал мне Дима, все дела объединили в одно.

На оглашение приговора в Зал Правосудия впустили всех желающих, поэтому взволнованный дед зашёл вместе с нами.

— Ох, как-то боязно мне, — прошептал он и прижал руку к груди. — Шурик, у тебя с собой есть то зелье, вроде «Исцеления» называется?

— Нет, так что не смей помирать. Хоть здесь и много лекарей, я не уверен, что они захотят тебе помогать, — усмехнулся я.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — он покосился на ряды, которые заняли лекари.

Судьи дождались, когда наступит тишина, и один из них открыл красную папку. Распутин, Боткин и Мичурин поднялись со своих мест и прильнули к прутьям решётки, ожидая вердикта.

Судья откашлялся, обвёл присутствующих внимательным взглядом и хотел уже начать читать, но тут дверь с силой распахнулась и в Зал вошел… император. А за ним и его свита.

Все тут же поднялись.

Император прошёл через весь зал, остановился у статуи и кивнул притихшему судье.

— Продолжайте.

Тот оттянул галстук, поправил сползающий головной убор и, глубоко вздохнув, принялся читать. Его голос эхом расходился по всему помещению, отражаясь от стен и потолка:

— Судьями высшей квалификации Аксеновым Айваром Артуровичем, Долгих Борисом Прохоровичем, Колпаковым…

— Шурик, а если тебя посадят? — шёпотом спросил дед.

— И что? Посижу и выйду, — дёрнул плечом.

Я всё-таки надеялся, что здешние тюрьмы отличаются от тех, что были в моём прошлом мире. При воспоминании о темницах, по спине побежали мурашки.

— Ты так легко об этом говоришь? Тебе же придётся жить с уголовниками. А ты ещё совсем молодой. Только недавно под стол пешком ходил.

— Тише вы, — вмешался Дмитрий и строго посмотрел на деда.

Между тем судья продолжал. Он перечислили всех, кто был замешан в деле с покушением на наследника императора. Назвал обстоятельства и все подтвержденные факты. Короче, читал долго и два раза прерывался на то, чтобы попить воды, а то голос пропадал.

— … с учётом обстоятельств, установленных в судебном заседании, суд находит вину Распутина Василия Денисовича, Боткина Расмуса Артуровича и Мичурина Фёдора Игнатьевича доказанной. Руководствуясь принципами гуманизма и справедливости, а также с учетом разной степени вовлеченности в преступное деяние назначены наказания…

Все замерли, не спуская взгляда с читающего. Даже император слушал заинтересованно. Похоже, ему тоже неизвестно, что присудили предателям.

— Мичурин Фёдор Игнатьевич снимается во всех должностей и отправляется на пенсию. Его род должен назначить нового главу. Также он лишается всех государственных наград, премий и надбавок. Кроме этого, на него налагается штраф в размере полмиллиона рублей.

Мичурин опустился на скамью, закрыл лицо руками и сокрушенно покачал головой.

— Мало наказали, — недовольно пробурчал дед, неприязненно зыркнув на него.

— Боткин Расмус Артурович также снимается со всех должностей, лишается всех наград, премий и надбавок. На него налагается штраф в размере двух миллионов рублей и запрет на его род в течение ближайших двадцати лет занимать высокие государственные должности. А также его лечебницы лишаются всех государственных субсидий на десять лет.

Члены рода Боткиных недовольно загудели, но имперцы быстро навели порядок. Сам же Расмус рухнул на колени и принялся рыдать, причитая:

— Простите меня, родные. Это я во всём виноват. Простите меня.

Судья продолжал:

— Все члены рода Распутиных лишаются должностей в государственных структурах с запретом занимать их на ближайшие пятьдесят лет. Лечебницы навсегда лишаются субсидий и другой государственной помощи. На род налагается штраф в размере пяти миллионов рублей. А самому Василию Денисовичу суд присудил… смертную казнь.

Повисло напряжённое молчание. Судья повернулся к императору и тот еле заметно кивнул. Он явно был доволен приговором.

Среди присутствующих кто-то тихонько заплакал. Сам же Распутин невидящим взглядом уставился на пол и ни на что не реагировал.

— Вот это правильно. Вот это я одобряю, — улыбнулся дед и потёр руки. — Всё верно присудили. Только смертью он искупит то, что натворил.

Дима ничего не сказал. Как я заметил, он вообще молчун, в отличие от старика, который, бывало, трещал без умолку.

Последовала ещё череда наказаний для тех, кто участвовал в заговоре или знал о нём и молчал. Многие лишились своих насиженных мест и прибыльных должностей. Кое-кто отделался штрафом, а несколько человек получили тюремные сроки. Как я понял, Мичурина и Боткина не посадили только из-за преклонного возраста.

Судья дождался, когда имперцы вновь восстановят тишину среди обиженных и разъярённых лекарей, которые считали наказания незаслуженными, и продолжил:

— В ходе судебных разбирательств был выявлен еще один факт нарушения, не имеющий отношения к текущим делам. Как рассказал сам Александр Дмитриевич Филатов, а правдивость его слов подтвердили имперские менталисты, он неоднократно нарушал запреты на использование манаросов и изготовление лекарственных средств.

Я с облегчением выдохнул. Ну хоть то, что я не Филатов, они не смогли выяснить. Это очень хорошо. А за нарушение запрета я как-нибудь отсижу.

— В связи с этим суд решил назначить ему наказание в виде…

— Остановись! — послышался громогласный голос, и все посмотрели на императора.

Тот двинулся к судьям и, вплотную остановившись у их стола, о чем-то зашептался с ними. Все в напряжении замерли.

— Ох-хо-хо, похоже мы попали, — покачал головой дед. — Ой, что будет?

— Хватит причитать. Император справедлив, — ответил Дима.

— Ага, знаем мы, как он справедлив. До сих пор расхлёбываем, — еле слышно ответил он.

Прошло минуты две или три, прежде чем тот самый судья, который зачитывал приговор, отошел к писаке, выбрал несколько листов текста и отдал императору.

— Что ж они там решают-то? Если этого гада Распутина помилуют, то револьвер мой вынесет свой приговор, — зло процедил сквозь зубы старик Филатов.

Император внимательно прочёл листы, отдал их судье и объявил:

— Силою, данной мне законом и престолом, объявляю, что Александр Дмитриевич Филатов прощён, а наказание отменено! Также повелеваю снять все запреты и заклинания, наложенные на род Филатовых. И приказываю вернуть всё конфискованное имущество и восстановить в правах и в должностях всех членов рода!

Лекари недовольно зашептались, а дед не сдержался и прокричал в ответ:

— Благодарим вас, Ваше Величество! Клянёмся не запятнать чести и служить Империи верой и правдой!

Он встал и низко поклонился. Мы с Димой последовали его примеру. Император с довольным видом кивнул и двинулся в сторону выхода, в сопровождении своих телохранителей.

Следом на ним ушли судьи, только через заднюю дверь. Туда же имперцы повели осужденных. К нам подошёл прокурор и предупредил, что в самое ближайшее время даст задание императорским заклинателям снять ограничение на ману. Также сказал, что мы уже сейчас можем пользоваться манаросами, а имущество нам официально вернут только завтра.

— Вы уж там поторопитесь, — ворчливо проговорил дед. — Мне надо наше родовое гнездо в порядок привести. А то пока он был под вашим надзором, о нём никто не заботился. Не удивлюсь, если там какие-нибудь бездомные поселились. Или вандалы все стены разрисовали.

— Вы можете хоть сейчас ехать в свой особняк, но документы будут готовы только завтра. Нужно всё официально оформить, подписать и заверить. На это понадобится время, — извиняющимся тоном сказал прокурор.

— Ну ладно. Если мы вам понадобимся, то временно проживаем у Евгения Ермолина. Там нас ищите.

Прокурор попрощался и довольно резво покинул Зал Правосудия. Мы же не спеша вышли из здания суда и прогулочным шагом двинулись в поисках обувного магазина. Нужно купить деду новые ботинки.

***

Весь вечер мы провели за разговорами. Лида была вне себя от счастья. Настя на радостях так затискала Шустрика, что тот переместился на чердак и сидел там, пока я его не позвал к ужину.

Нам позвонили с поздравлениями Савельевы, Орлов с Леной, Коган и баронесса Завьялова. А после выхода вечерних новостей, наши телефоны трещали без умолку.

Все Филатовы пребывали в приподнятом настроении, но всё равно чувствовалось небольшое напряжение. Никто не верил, что наконец-то весь этот кошмар закончился.

— А поехали к нашему особняку? — предложила Лида, когда мы сытые и довольные разместились в гостиной Ермолина.

— Поздно уже, Лидушка. Лучше завтра поутру, — взял её за руку Дима.

— Я будто сплю, — призналась она. — Будто всё, что сейчас происходит — это сон.

— Никакой это не сон. Просто закончилась темная полоса и начинается светлая.

— А как долго будет длится светлая полоса? — настороженно уточнила она.

— Никто этого знать не может. Но я надеюсь, что всю нашу оставшуюся жизнь, — Дима притянул её к себе и нежно обнял.

На следующее утро я проснулся от крика Насти. Взглянул на часы — полшестого утра.

— Полный! Он полный! — кричала она на весь дом.

Я нехотя поднялся и приоткрыл дверь спальни, в которой ночевал вместе с дедом. Тот до сих пор храпел.

Настя в своей розовой пижаме отплясывала с Шустриком на руках.

— Ты чего? — недовольно протянул я. — На часы вообще смотрела?

— Какая разница, сколько сейчас время! Он полный! Источник полный! Сняли ограничение!

Я тут же обратился к своему источнику, и довольная улыбка расползлась по моему лицу. Сестра права — источник полный. Мана теплой волной разливалась по телу. Какое же это блаженство…

— Я теперь тоже смогу поступить в академию! — она подкинула Шустрика, но тот пропал, и к ней в руки обратно не вернулся. Правильно сделал. — Буду носить студенческую форму. Участвовать в студенческих вечеринках!

— Тебе ещё целый год в гимназии учиться, — сказала с улыбкой Лида, показавшись из своей комнаты.

Вскоре проснулся весь дом. Лида помогла служанке приготовить завтрак, и мы сели за стол. Единственный, кому не было дела до ограничения по мане — это Дмитрию. Его разрушенный источник совсем не накапливал ману. Однако его это обстоятельство, похоже, не сильно огорчало, он радовался за нас.

После завтрака Лида настояла на том, чтобы поехать к особняку. Дед вызвал такси, и вскоре мы оказались у ворот дома. На нём больше не было ни цепей, ни замков.

Глубоко вздохнув, дед взялся за створку ворот и потянул на себя. Та жалобно заскрипела.

— Так и знал, что они совсем не заботились о нашем имуществе, — недовольно проговорил он.

— Это не важно. Главное — мы снова дома, — Лида двинулась в сторону особняка, раздвигая ветви разросшихся кустов.

Здесь, в отличие от сада в Торжке, росло множество манаросов. Поэтому, когда остальные зашли в дом, я прошёлся по огороженной придомовой территории. Нашел баню, беседку, несколько разрушенных оранжерей и одноэтажное каменное здание, которое являлось лабораторией. Из памяти Шурика я знал, как оно выглядит изнутри, поэтому не стал заходить.

Когда возвращался к дому вспомнил, что на суде не было артефактора. Может, его тоже убили?

Я позвонил главе тайной канцелярии Демидову.

— Слушаю.

— Роман Дмитриевич, это Александр Филатов.

— А-а, здравствуйте, Александр. Поздравляю вас с помилованием и возвращением вашему роду утраченных прав, — бодро сказал он.

— Спасибо. Всё благодаря вашему тщательному расследованию. Я хотел спросить насчёт артефактора Грачёва. Его не было на суде. Он мёртв?

— Мы этого не знаем. Не смогли его найти.

— То есть он сбежал?

— К сожалению, мы ничего о нём не знаем. Однако никто из лекарей, кого мы допрашивали, не заказывал его убийства и сам не убивал, иначе менталисты бы вытянули эту информацию. В последний раз его видел Распутин, когда выкупал артефакт, которым пытался вас убить. Он дал задание своим людям расправиться с Грачёвым, но получилось, наоборот. Артефактор убил двоих его людей и скрылся.

— Ясно, — задумчиво ответил я. — Спасибо за информацию.

Получается, что не все поплатились за то, что случилось с Филатовыми. Хм, придётся за дело взяться мне. А такой артефактор, как этот Грачёв, обязательно проявит себя. Я же постараюсь этого не пропустить, ведь мне уже знаком его эфир...