Ликвидация цели

Где-то в тихом океане.

— Торпеды ушли, две минуты до контакта. — отчитался офицер мостика, и капитан занял свое место на рубке, перестав маячить за спинами ком состава, отвлекая внимание.

Но нервы его не отпустили, и чтобы не начать отбивать марш пальцами по подлокотнику, он начал мять в руках носовой платок, подарок от четырехлетней дочери отцу на удачу, врученный ему в тот поход, когда еще юный старлей, уходил в свой первый поход. Лоскуток ткани, что сердцу дороже всех чинов и наград, и что обычно, будучи в руках, успокаивал не хуже любой химии или водки.

Ткань, напоминающая о мире, о семье, о доме... сейчас же от этого платка на сердце напротив, стало еще неспокойней, но капитан так и не смог найти причину своей тревоги. Всё идеально, но в тоже время предчувствие все не отпускает и только набирает мощь.

Что не так с этим кораблем, прущим на всех парах прямиком сквозь необитаемые земли бурного океана? Что он везет? Почему так тревожно на душе? Почему корабль выбрал именно этот маршрут через эти пустынные воды? Через северные широты, а не южные, более комфортные для провоза транспорта, как с точки зрения безопасности — больше обитаемых портов, так и с точки зрения комфорта — океанские балкеры не предназначены для высоких широт.

— Полминуты до контакта! — отчитался офицер, а капитан продолжил думу, сжимая в руках многострадальную ткань.

Уйти глубже? Подойти ближе? В тени тонущего балкера можно спрятать и два других! Не говоря уже об и без того незаметной лотки последнего поколения. За ними наблюдают? Факт! В трёхстах милях фиксировали вражеский флот, его текущая позиция не ясна, но вряд ли они сменили курс, перестав двигаться в сторону баз на Аляске. И вряд ли над ними, в случае успешного потопления этого странного парохода, не будет кружить целого роя противолодочных стервятников.

Но не впервой! Большая глубина, малая заметность, нетипичные движатели, не дающие шумов...

— Есть контакт! Один... два... три... четыре разрыва! Все четыре попадания!

— Подтверждаю! Все торпеды попали в цель!

— Подтверждаю внутренние повреждения судна! Они... они тонут, капитан!

— Фу... — выдохнул капитан, и позволил себя расслабится.

Все его предчувствия оказались ложны, корабль тонет, и уже ничего не изменит этот факт. А в шумах, создаваемых тонущем судном, их не найти, и это такой же непреложный факт, как затопление самого корабля.

— Ложимся на обратный курс. Глубина пятьсот. Обозначим цели для удара встречающих — мы должны знать кто идет к нам в гости через Аляску!

— Так точно!

— Капитан... — оборвал общий настрой триумфа дрожащий голос главного слухача главной лодки страны. — Что-то не то...

А в следующий момент его крик ужаса и боле потонул в срежете металла и грохоте, заполонившего все отсеки подводной лотки самого совершенного проекта.

Свет погас. Полу ушел из-под ног, воздух, как показалось многим, стал жидким, вязким и тягучим... и в абсолютном мраке, сковавшем субмарину. Время словно бы замерло, и остался словно бы один, на всю планету, звук скрежета сменяемого металла. Но вот он стих, и заменился звуком совсем иным, но еще более ужасающим — звуком заполнения отсека жидкостью, водой, неудержимым валом, рвущимся внутрь, сквозь пробоину.

Очнувшиеся после первого шока люди, тут же порывались с мест, засуетились, принялись за работу. Свет включился, но тут же снова погас, оставив работать только аварийные светильники. И тусклый свет приборов, работающих от аварийной линии питания.

Вахтенные офицеры отчитались о пробоине в двух кормовых отсеках левой половины лодки, с почти мгновенным затоплением пострадавших отсеков — автоматика задраила переборки, не пусти воду дальше, спася жизнь всему экипажу, но один из двух ректоров ушел под воду целиком.

Некоторым из ближайших отсеков тоже досталось, наполовину затопив. Насосы работают, но пока там можно только плавать. Потеряно управление над машиной — хода нет, повреждены силовые кабели, проходящие через затонувший отсек.

Лопнули переборки балластных отсеков, и произошло заполнение излишнего объёма танков, с образованием крена на левый борт. Произошел разрыв трубопровода в центральном отсеке и быстрое поступление воды — насосы не справляются. Разрыв основных питающих кабелей не позволяет задействовать всю мощь системы, а работа на резервном вызвало обесточивание всей центральной части, в том числе и рубки. Большинство систем обесточено, и работают только аварийные и резервные, давая скудное представлении о текущей ситуации.

Нос почти не пострадал, пусть и тоже наполовину обесточен. Однако там наблюдается значительные деформации корпуса, вплоть до видимого перекоса конструкции. Долго они не протянут, так что экипаж спешно эвакуируется из левой части в правую и в область пусковых установок. С увеличением глубины поврежденные конструкции если не порвет, то сплющит точно.

— Краны балластных танков заклинило! Мы не можем продуть левый балласт! — добавил ко всему прочему новую ложку дёгтя вахтенный офицер.

— И не нужно — сморщился капитан — мы себя выдадим!

— Что это было? — интересуется старпом, а акустики замечают, что один из них, сидит мертвым, на своем месте.

Тот самый, самый лучший и слышащий.

— Взрыв большой мощности! Нас задело ударной волной!

— Откуда?!

— Тонущий корабль...

— До него же... что могло так поколошматить лодку на таком расстоянии?!

— Ядерный заряд — с ужасом проговорил капитан, и выронил платок.

— Свяжитесь с нашими по экстренному каналу!

— Связь отказала...

— Вся?

— Вся...

— Капитан... — обратился старший помощник к своему начальнику, что застыл на своем месте, с каменным лицом, и это каменная статуя сейчас повернулась к своему подчиненному, что еще оставался человеком.

Мгновение тишины, что тишиной как бы и не была. Шум воды, крики, и работа людей по устранению неисправностей, никак нельзя назвать тишиной, как бы не хотелось. Но для двух ответственных людей, здесь и сейчас, есть только они, и решение, которое они должно предпринять.

Лодка тонет, под ними, бесконечность океанского дна, зыбкий ил, из которого им уже не выбраться. Над ними стервятники НАТО, и их флот, на дальности дневного перехода. Они будут здесь совсем скоро! Если еще не кружат над ними, в поисках лодки. Враг взорвал ядерный заряд, что бы их потопить. Месть? Нелепая. Так и задумывалось? Возможно. Но всё это не имеет значение! Ведь у них сейчас стоит выбор: ответить? Или стерпеть?

И может на пальцах, дома, на теплом диване, все это легко, но здесь, сейчас, на лодке, что потихоньку погружается все глубже и глубже, и переборки, которым и без того досталось от подводного ядерного взрыва, уже скрепят и трещат, это решение... это решение о жизни сотен, тысяч, миллионов жизней. Решение о том, получит ли уже начавшаяся ядерная война свое развитие, или русские все простят, все забудут, все стерпят.

Пред глазами встал дом, семья, друзья, родные. Жена, дочка... её подарок. Что конечно же не совсем её, а скорее от матери, но вручила ему его дочь, провожая на пирсе. Улыбаясь, и провожая в дальний путь с пожеланием удачи, и живым вернутся домой.

Но вот пред глазами вновь встал дом. То, что от него осталось. Разрушенная гавань, разбитые улицы и пустые дома. Дочь, что так никогда и не стала взрослой. Жена... о судьбе которой капитан предпочитал не думать. Друзья, что если не были в мореходке, то либо бежали, либо погибли, давая время другим отступить.

Пред глазами встал дом, каким он его видел в последний раз. И семья, такой, какой он её запомнил.

Нет, русские больше не будут терпеть!

— Капитан... — пробормотал старпом, все поняв по лицу своего начальника, с которым знаком уже давно, и даже слишком — Значит мы все-таки жахнем — пробормотал он все тише, и развернулся спиной к начальнику, чтобы не видеть скупой слезы шефа, прокатившейся по морщинистому лицу человека, которому нет еще и сорока.

— Каковы повреждения ракетного комплекса?

— Ракетный комплекс исправен! Мы готовы к огню, но крен...

— Заполнить правый балласт!

— Но тогда...

— А у нас есть шанс выплыть? — взглянул на матроса начальник. И подчиненный мгновенно понял, что они и так уже трупы, и если уж уходить, то лучше уж с музыкой.

— Приказ принят, балласт заполняется. Ракетная часть готовится к пуску! Шахты повреждений не имеют, целостность пусковых систем подтверждена! Пусковые шахты открыты. Готовы к пуску... запрашиваем коды... коды получены. Цель определена — пуск!

Лодка вздрогнула, а четыре ракеты улетели в даль. Проект девятьсот девяносто первой, известен в узких кругах тем, что его ракеты, могут быть запущенны в бой даже с девятисот метровой глубины, пусть их и всего четыре на борту. Они могут быть запущены, даже если лодка уже легла на грунт. Даже если над лодкой взорвали ядерную ракету!

И сейчас объект отработает своё по полной, забрав с собой на встречу с Посейдоном крупнейший флот соединённых штатов Америки. Всей гурьбой, чтобы им там, на том свете, не было скучно и одиноко.

***

Хм, погода портится... — поглядел я на ставшее неожиданно хмурым небо, ставшее темно серым от горизонта до горизонта, где лишь у самого края «купола неба» виднеется узенькое пятнышко голубых небес — быстро, и в хлам портится! Еще пару часов назад всё было ясно! А теперь вот... того и гляди дождь пойдет.

Хорошо, что мне более не надо пасти своих пташек! Отпасся, кончилась саранча. По крайней мере основной наплыв. И теперь птица, разбредясь по местности, подъедает последних выживших насекомых, ну и уплетает за милую душу зеленую травку! Теперь нам собирать это стадо... неделями! И стоит еще порадоваться, что здесь не водятся хищники.

Но мы так все и планировали! Откорм белком насекомых, догонка на том, что останется вперемешку с газоноподстрегательством, неторопливый сгон в кучи, дооткорм прошлогодними остатками зерна при надобности, и — забой! С доставкой на хранение уже готовых выпотрошенных тушек.

Правда с умерщвлением, всё увы, не столь радужно как хотелось бы. Мы просрали холодильники! Во всей этой беготне, подготовки и переброски всех видов войск, холодильные установки, просто оказались забыты где-то в неизвестности! А без холодильников мясо не заморозишь. А без заморозки — мясом не перевезешь. Так что похоже будет проще выполнить и обратную доставку птицы птицей, чем ждать пока найдут потерянное, да привезут сюда.

Хотя с другой стороны — взглянул я на ставшее уже совсем хмурым небо, без единого пятнышка чистоты — возможно нам и не стоит пока никуда торопится. Погода нелетная, сырость, а гусям то какая разница? Они водоплавающие! К ним такое не прилипает! А травы тут в волю! Пусть отъедаются.

— А облака вообще, как будь то снежные даже. А не дождевые — пробормотал я в слух, подлитая к тучам поближе — И даже граница облачности, довольно четкая, а не как обычно бывает, что и не понятно, в облаке ты уже, или еще нет.

Взглянул на землю, на белые пятнышки средь зеленого моря. Это, не гуси! Это их скопление! Маленькие стайки по пятнадцать-двадцать особей — У меня нынче уже не настолько хорошее зрение, что бы с полукилометровой высоты разглядеть одиноких гусей. Они для меня... невидимки.

А вот облако — задрал я голову к облаку — странное. У меня от него мороз по коже! — и я чутка добавил тягу, влетев в густой серый туман.

Тут же стал мокрым! До нитки! Порадовавшись, что байк воды не боится совсем, хоть в озере топи да доставай. Но вот самому быть мокрым... неприятно! Склизко, гадко... холодно. Хоть тут, в этом густом сером тумане, и нет особого ветра — я в его потоке, и двигаюсь вместе с ним, но работающие двигатели байка создают своё завихрение, и... неприятно!

А еще мой аэроцикл, изображает из себя гигантский пылесос! Стягивая весь туман с окружающего пространство в свои импеллеры, и опуская на землю после себя... настоящий ливень! Не, надо снижаться!

И я снизился, оказавшись собственно под дождем, что меня уже даже не расстроил, потому как итак уже мокрый с головы до пят. И понял, что сквозь такую плотную облачность обычному самолету ни за что не пролететь. Не без последствий для двигателей.

Дождь, залил собой степь, от горизонта до горизонта, поливая всю округу «как из ведра». Сплошная стена воды, под которой даже мне, лететь не особо приятно. Не говоря уже о иных пилотах, обычных, смертных, что заставляет задумываться об кабине для данного «байка».

Но с кабиной он станет больше, заметнее, менее манёвренным! Не приемлемо! Так что ребятам придется спасаться от непогоды путем непромокаемой одежды, а мне... завязывать летать с голой жопой и в платье.

В общем — побаловался и будет — лечу на базу! Нужно узнать, что там да как с обстановкой, нашли ли потеряшек, и каким видом транспорта планируются вывозить наших птичек из здешних почти необитаемых мест.

И я бы спросил тупо через рацию, но мои наушники опять сдохли! И красочно! Сгорев синем пламенем прямо у меня на шее, чуть не сделав меня лысым — спасла синтетическая природа моих волос.

Так что я опять привязан к коммуникациям штаба, и радуюсь, что имея под жопой байк, имею безумную свободу маневров. Могу взлететь повыше, осмотреть окружающее пространство на сколько хватит глаз, и вообще — не привязан к одной точке ногами, как это было еще совсем недавно, до того, как я освоил полеты на этой чудо машине.

Даже скорость бессмертного не даёт столько свободы как эта штукенция! И я уже начинаю жалеть, что не смогу утащить её собой в иномирье. Для меня эта штука, стала своеобразным наркотиком.

— Погода совсем испортилась, да? — сел я прямо подле штаба, и спрыгнув с аэроцикла, заскочил к укрывшимся в передвижном радиокомплексе людям.

— Вообще в хлам. — проговорил человек, с погонам полковника — Но проблема не в дожде. — кивнул он в сторону сидящих в ряд связистов, что раз за разом повторяют запросы на связь в переговорные устройства и не слышат в ответ ничего кроме помех — Связь накрылась. Совсем.

— И спутники, и длинная волна? — переспросил я, и полковник кивнул — Хм... — задумался я над этим вопросом всерьёз — Сначала сдохла спецсвязь, — взглянул я на сейф, куда убрали то, что осталось от моих наушников — потом все остальное. Что было передано последним? — взглянул я в глаза начальника штаба, сжимая булки покрепче, готовясь ломать ломики, подбирающиеся незаметненько к черному ходу.

— Да все штатно. То-то и оно. — проговорил человек в ответ, разводя руками, тоже прибывая в недоумении от происходящего.

— Странно. — озадачился я вконец, и взглянул за дверь, на непогоду — Я метнусь до Каменногорска, узнаю, могут ли они связаться с кем-нибудь по наземке. Желательно до столице сразу. Если всё нормально — вернусь через пять часов. Если через десять меня не будет, — сморщил я свой нос, стоя в дверях, в пол оборота к командиру — всех в ружье, и боевая тревога. На птицу забить — сама не подохнет, до осени её тут корма хватит.

— Есть — козырнул полковник, а я вынырнул на улицу под дождь.

Какой-то он неправильный! Этот «дождик» — взглянул я на небо, ёжась, но не от холода — вот совсем неправильный! Но не могу понять почему. — и запрыгнув на байк, неторопливо поднял машину с земли, аккуратно набирая высоту, и отводя технику прочь от скопления машин штаба.

И ты туда же! — воскликнул в душе, глядя на прилаженный у приборный панели командирский компас, стрелка которого, вместо четкого ориентира, стала показывать какую-то околёсицу, дёргаясь, как в припадке.

Стряс я его, что ли? И почему создатели байка не заложили в него хотя бы примерно-приблизительную систему ориентирования? Там же есть акселерометр! И горизонтомёр с высотомером тоже есть! Почему компас то не впихали? Ах да! Они заложили туда ориентирование по спутникам! Но их у нас больше нет, и вся эта туфта стала бесполезным балластом в системе!

Ладно, насрать! — взглянул я на щедро поливающие меня сверху облака, и на примерный маршрут, показанный дергающийся стрелкой, и взял курс уда надо, надеясь, что мимо города всё равно не пролечу, высотки новостроек должны быть видны даже сквозь дождь. Не зря же на них лампочки мигают!

Вновь взглянул на облака. И на компас — стопаньки! Обычные облака не должны гасить радиосигналы! Тем более прямую трансляцию под прямым углом! И уж тем более обычные облака не должны привлекать к себе стрелку компаса! — ужаснулся, влетев в зону облачности, и увидев, что намазанные чём-то светящимся острее компаса, начало вращаться, словно заведенная юла, а не пути указатель.

А еще, паста, которая намазана на стрелку, насколько я знаю, светится от радиации. И обычно она, светится куда слабее. — и с этой мыслью я вынырнул из облаков, и припустил к городу на максимально доступной скорости.

Радиоактивные осадки? Почему? Отчего? Что произошло?! Каковы... последствия? Или я... тупо заблуждаюсь? И мне со света в тени кажется свечение ярким? — газ в палас, и максимальная сосредоточенность на горизонт, чтобы не пропустить огни города. Из-за облачности, на земле средь дня темно, так что там уже должны гореть все фонари, свет от которых должен отражаться от облаков, давая «световую тень» на небе, которую нельзя пропустить.

А еще невозможно пропустить орущие на всю ивановскую сирены, и ревун, вещающий почему-то о «воздушной тревоге». Неужели... где тут штаб?! Где... нашел! — и я просвистел над головами офигевших солдат, врываясь в воинскую часть, прикрывающею город.

Спрыгнул с байка чуть ли не на ходу, отправив его покататься на своих подножках по скользкому асфальту, и «в три прыжка» забежал на второй этаж, в командный центр.

— Да выруби ты уже это ревун! — застал я распоряжение командующего гарнизоном в деле — Какая воздушная тревога? Не один самолет в такую погоду не взлетит!

— И не сядет. — поддержал его другой человек, что меня уже заметил, и кивком головы поприветствовал — Что с семнадцатым бортом делать будем? У них там уже топливо на пределе, а они боятся садится в такую видимость.

— Садить, что делать — скривился на это генерал и взглянул на меня, с доброй улыбкой — Какими судьбами, командующая?

— Узнать, что у вас тут происходит. Связь работает?

— Если бы. — скривился генерал еще сильнее — Только назмка, и радиоканалы километра на два.

— В Москве все нормально? А в Иркутске? Никаких проблем?

— Да там все четко. — усмехнулся мужчина — В Иркутске такая же петрушка, как у нас — облачность, гасящая радиосигналы, а вот в Москве пока как обычно — странная облачность до них еще не дошла.

— Откуда она такая вылезла? — поинтересовался я, хотя, если так подумать, сам видел откуда — с востока!

— Ползет к нам с охотского моря. А туда, так понимаю, с тихого явилось. Наблюдатели говорят, все небо заволокло от края до края! И мы вон — сморщился генерал вновь — самолет посадить не можем.

Я взглянул на того мужчину, что говорил об этом когда я пришел.

— Пассажирский рейс в Новосибирск. Когда они как раз взлетели, к ним эта напасть и явилась, рейс сразу завернули обратно, но дивилась вдоль фронта, они не успели сесть и у нас. Топлива у них там немного, опередить облачность они не могут.

— Самолет граждански, дозаправку в воздухе не проведешь — скривился начальник гарнизона — Связи с ними нет, объяснить, что надо садится и что полоса готова не можем. Поднимали недавно вертолёт, так чуть не лишились машины! Вода буквально залила двигатель!

— Хреново. — проговорил я, морщась и думая.

— Они садятся! — произнес в этот миг связист.

— Решились-таки, ну добро! — произнес генерал, а в этот момент заглохший ненадолго ревун, вновь ожил, вещая о воздушной тревоге — Да выруби ты его наконец!

— Я пытаюсь! — воскликнул офицер-техник, сидя пред компьютеризированной аппаратурой — Но система возражает, вещая об угрозе!

— Какой угрозе!? — крякнул генерал — Мы даже свой собственный борт сквозь эти облака не видим!

— Непо..нем... амнп... — промямлил что-то офицер, неразборчивое — ядерной — выдавил он морщась — Но предпосылок для этого нет никаких...

— И вот такая же петрушка везде, куда эти облака пришли — взглянул на меня командующий — Красноярск поднял в воздух семь истребителей для патрулирования неба над облаками, но пока не ясно, насколько их там хватит. Каждый нырок сквозь плотную облачность, дает сильный удар по двигателю, так что птичек ждет большой ремонт после такого дежурства. Ну и по докладам — все чисто. Непонятно чего эта железка — кивнул он на компьютер, отвечающий за воздушную оборону — так взъелась.

— А у вас есть дозиметр? — поинтересовался я невпопад.

— На складе все есть — улыбнулся собеседник, и я метнулся на склад за нужным.

Меня тут каждая собака в лицо знает! Так что мне не нужно никакое разрешение, чтобы получить что-то со склада. Даже ядерную боеголовку! Не говоря уж о дозиметре. Однако, получив желаемое, отличнейший новенький дозиметр, я не обнаружил никаких проблем с качеством воздуха!

Фон, завышен от идеала едва-едва, что можно считать почти нормой. Тут, все же не так давно и не так далеко уран добывали! И подобное отклонение вполне нормальное явление. Так что причина воя серен осталось не ясной, и я спрятал аппарат в мокрые складки своей одежды. Там, фиг что сейчас найдешь, и оттуда, фиг что сейчас выковыряешь, но иных карманов у меня просто нет.

Походу, какой-то массовый сбой в системе, в результате потери связи со спутниками и иными наблюдателями, связь с которыми шла через радиоканал. Еще одна херь, всплывшая только после того, как мы почти лишились всего космоса. Но с этим разберутся, а то, что подняли самолеты и держат их постоянно в небе — это правильно! Ведь иных способов наблюдения за небом у нас сейчас просто нет.

Хотя все же боюсь, что если такое дежурство продолжится, заводом производящих истребители придётся поднапрячься, увеличивая валовый оборот продукции, иначе у нас просто скоро кончатся самолеты. Не думаю, что там все столь радужно с ремонтом, если двигатель воды всё же хлебнет, и не очень понятно, как они вообще летают сквозь облака.

Надо придумать иной способ наблюдения за небом! Хотя бы аэростат на проводе запустить! — увидел я, что как раз-таки этим и занимаются люди на плацу, накачивая огромный шар гелием из баллона, и крепят к нему аппаратуру, снятую с какого-то самолета.

В общем — сами не дураки, сами справятся! — усмехнулся глядя на них, и зашагал к своему брошенному под дождем байку — А мне стоит вернутся к оставленной части, и сообщить, что все в порядке, и что это просто странная облачность. И что нужно просто подождать, и всё будет как прежде.