Линии судьбы

Дорогие читатели!

Ваша поддержка в виде подписок и лайков невероятно мотивирует меня продолжать работу и выпускать больше контента. Каждый ваш отклик придаёт сил и вдохновляет на создание новых историй.

Благодарю всех, кто остаётся со мной на этом творческом пути, приятного чтения!

***

Паутина вероятностей лопнула. Фортуна вскрикнула, схватившись за виски — боль пронзила её сознание, когда привычный узор будущих событий разорвался перед внутренним взором. Там, где раньше расходились тысячи возможных путей, теперь зияла чернота. Место, где множество линий будущего обрывались.

Она подалась вперёд, щуря золотые глаза. Сквозь темноту всё же струились несколько тонких нитей — хрупкая, но всё же надежда.

В зале Вечности один за другим материализовались боги. Смерть соткалась из теней, её лицо оставалось бесстрастным, но в глазах тускнели миллиарды нитей жизни. Бог Времени явился водоворотом песчинок, его черты непрерывно менялись от юношеских к старческим. Богиня Правды вспыхнула слепящим светом, от которого все предметы обрели болезненную чёткость.

— Защита пала, — произнесла Правда, и слова эхом разнеслись по залу. — Мир Расколотых Путей на грани.

Фортуна подошла к центру зала, где парила проекция мира Расколотых Путей — мерцающая сфера, окружённая сетью тонких энергетических линий. В защитном коконе змеилась трещина, сочащаяся чёрным дымом. Фортуна провела рукой над проекцией, приближая изображение. Везде, где чёрный дым касался земли, растения увядали, превращаясь в уродливые версии самих себя.

— Скверна, — прошептал бог Времени.

— Невозможно, — возразила Правда. — Барьер должен был...

— Он пал, — отрезала Смерть. — Северные регионы уже потеряны.

— Сколько у нас времени? — Фортуна повернулась к богу Времени.

— Меньше, чем хотелось бы. Дни, возможно недели.

Смерть приблизилась к проекции, изучая искажённые нити жизни.

— Я вижу следы массовой гибели на севере, — произнесла она тихо. — Кто-то нарушил древние запреты, экспериментируя с практиками на грани хаоса. Это создало канал для скверны.

Бог Войны громыхнул доспехами, появившись последним.

— Довольно разговоров! — прогремел он, и сам зал Вечности завибрировал. — Нам нужно вмешаться немедленно!

— И ускорить распад защиты? — Фортуна покачала головой. — Иногда даже ты должен признать, что прямая атака — не лучшая стратегия.

— Тогда что остаётся? — бог Войны скрестил руки на груди. — Стоять и смотреть, как мир погибает?

— У нас есть избранники, — Фортуна провела рукой над проекцией, и в воздухе проявились смутные образы людей из разных миров. — Каждую эпоху колесо судеб поворачивается, и мы выбираем смертных проводников нашей воли.

— Избранники? — в голосе бога Войны звучало сомнение. — Многие из них даже не знают о своём предназначении. Другие никогда не покидали своих миров.

Фортуна поднесла руку к одному из образов, словно желая коснуться, но в последний момент отдёрнула пальцы.

— Я могла бы направить их судьбу, — прошептала она. — Один толчок, и выбор был бы предрешён.

— Но не станешь, — заметила Смерть. — Не так ли?

Фортуна улыбнулась уголком губ:

— Я верю, что они примут предложение сами. А моё чутьё редко подводит.

— И что мы предложим? — спросила Правда. — Они оставят свои миры, свои жизни, отправятся в чужую реальность сражаться с угрозой, которую не могут понять.

— Переход в мир Расколотых Путей даст им доступ к древним печатям, — вмешалась Смерть. — Тела практиков этих школ готовы принять наших избранников, усилив их врождённые способности.

— Но ведь это означает... — начал бог Времени.

— Смерть практиков, да, — кивнула Фортуна. — Но эта жертва уже предрешена. Скверна распространяется, и многие носители печатей уже пали. Наши избранники займут их тела, дав им новую жизнь и цель.

Бог Войны покачал головой.

В небе над миром Расколотых Путей трещина расширялась, выпуская тонкие чёрные щупальца скверны. В темноте за пределами защитного купола что-то шевельнулось — древнее, терпеливое, ждавшее этого момента тысячелетиями.

***

Феликс выключил будильник за секунду до звонка. Как всегда — точно. Его внутреннее чутьё никогда не подводило.

Солнце едва пробивалось сквозь облака, когда он распахнул окно. Город просыпался, и Феликс впитывал его утреннее дыхание. Он ощущал возможности дня с удивительной ясностью — десятки вероятных сценариев, сотни решений, каждое из которых он мог безошибочно предугадать.

Телефон завибрировал. Сообщение от Игоря: "Встреча в силе? 10:00?" Феликс улыбнулся — разумеется, глава "СтройИнвеста" на грани банкротства не будет спать по ночам.

«Жду в офисе», — набрал он, игнорируя внутренний голос, нашёптывавший, как легко сейчас выжать Игоря досуха. Феликс отмахнулся от этой мысли не из сентиментальности — просто долгосрочные связи всегда выгоднее сиюминутной наживы.

***

— Давай без предисловий, — произнёс Феликс, когда Игорь сел напротив, бледный и невыспавшийся. — Я готов выкупить твой производственный комплекс. Цена справедливая, документы готовы. — Он пододвинул папку. — И у меня есть предложение лично для тебя.

Игорь напряжённо выпрямился.

— После сделки ты возглавишь новое подразделение в моей компании. Сохранишь свою команду, но риски будут на мне.

— Почему? — Игорь сжал подлокотники кресла. — Ты мог бы просто подождать, пока я обанкрочусь.

Феликс пожал плечами:

— Мне нужны люди, знающие цену ошибкам. К тому же, — он постучал пальцем по контракту, — твои проектировщики единственные, кто угадал с местом под комплекс. Через полгода рядом начнут строить развязку.

Игорь нахмурился:

— Откуда ты...?

— Просто знаю, — отрезал Феликс. — Как знал про биткоин в 2017-м и обвал "Северстали" в 2008-м. Некоторые вещи я просто чувствую.

— Ты никогда не проигрываешь, да? — в голосе Игоря смешались зависть и облегчение.

— Никогда, — ответил Феликс, машинально потирая тонкий шрам на запястье. Почти никогда.

После подписания документов он остался один у панорамного окна своего кабинета. Тридцать второй этаж открывал вид на весь город — крошечные фигурки людей, потоки машин, блики на стёклах небоскрёбов. Феликс смотрел на этот муравейник и безошибочно чувствовал, где сейчас заключаются выгодные сделки, а где терпят крах амбициозные проекты.

В последнее время это чутьё обострилось. Иногда он просыпался ночью с абсолютной уверенностью в завтрашних котировках или с решением проблемы, которую не мог распутать днём.

Прогноз погоды обещал дождь, но Феликс чувствовал — гроза начнётся ровно в 16:23. Он никогда не носил зонт. В его мире дождь всегда начинался в момент, когда он оказывался под крышей.

***

Елена Вяземская вошла в операционную Центрального Госпиталя Нового Петербурга, где её уже ждала медицинская команда. Высокая, с безупречно прямой спиной и холодным взглядом серых глаз. Волосы строго собраны, ни единой лишней детали. Такой её видели коллеги — отстранённой, почти бездушной, идеальным хирургом.

Никто не знал, что на самом деле она видела.

Серебристые нити окружали каждого живого человека — пульсирующие, меняющие яркость, истончающиеся перед смертью. С детства Елена научилась скрывать этот дар, превратив его в "исключительную интуицию" и "безупречный клинический опыт".

Мужчина на операционном столе казался стабильным, все показатели в норме. Но серебристая нить вокруг него пульсировала неровно, с опасными затемнениями.

— Подготовьте реанимационный модуль, — сказала Елена.

— Но показатели в норме, — возразила анестезиолог.

— Немедленно, — отрезала Елена.

Через тридцать секунд сердце пациента остановилось, точно как она предвидела. Команда была готова благодаря её предупреждению. Жизнь спасена.

— Как вы узнали? — спросила позже анестезиолог.

— Микроколебания, — солгала Елена с привычной лёгкостью.

В своём кабинете она позволила себе глоток коньяка — единственная слабость, которую она допускала после успешных операций. Одиночество было ценой её дара. В университете её считали странной, слишком точной в прогнозах. "Леденящая Вяземская," — шептали интерны.

Стук в дверь. Взволнованный интерн Виктор.

— Доктор Вяземская, в приёмном странный пациент. Системы его не видят. Все показатели — пустые поля. Но он дышит, разговаривает...

В приёмном покое сидел мужчина с аристократическими чертами лица. Выглядел обычно — пока Елена не активировала свой особый взгляд.

У него не было нити жизни. Совсем.

— Здравствуйте, доктор Вяземская, — произнёс он неестественно чистым голосом. — Похоже, вы видите больше, чем ваши коллеги.

— Вы знаете, что я вижу? — её голос оставался ровным, но внутри нарастал холодный страх.

— Нити жизни... Вы видите их с детства, не так ли? Редкий и ценный дар, доктор. Дар, который делает вас идеальным инструментом.

— Я не инструмент, — её голос стал твёрже. — Чего вы хотите?

— В другом мире ваш дар мог бы раскрыться полностью. Вы могли бы не просто видеть нити жизни, но и управлять ими. Продлевать их. Или обрывать.

На мгновение Елена увидела себя управляющей тысячами серебристых нитей, подчиняющихся движению её рук.

— Грядёт война между мирами. Мне нужен не инструмент, доктор Вяземская. Мне нужен чемпион.

Странное существо протянуло руку.

— Решайте — остаться здесь, притворяясь обычным врачом. Или узнать, кем вы можете стать.

— Кто вы? — спросила она.

— Посланник той, кто знает цену каждой оборвавшейся нити. Богини Смерти.

Елена сделала шаг вперёд. Одиночество длиною в жизнь, скрытый дар, бесконечная борьба со смертью — всё это вело к этому моменту.

Её пальцы коснулись его руки, и мир растворился в серебристом свечении.

***

В мастерской Михаила Старовойтова все часы показывали разное время. Это было невозможно, немыслимо — он лично настраивал каждый механизм до секунды. Но стрелки теперь двигались неравномерно, словно время потеряло привычный ритм.

Михаил провел пальцами по поверхности стола, ощущая знакомые выщербины и царапины. Дерево было теплым от солнечного света, падавшего через высокие окна мастерской. Двести семнадцать часов наполняли пространство тиканьем, ставшим частью его существования — неравномерным, сбивчивым, _неправильным_ тиканьем.

Когда-то давно его мир сделал выбор. После катастрофы Временного Разлома нация решила заморозить технологическое развитие на рубеже девятнадцатого века. Паровые машины и механические устройства стали пределом прогресса. Это был сознательный выбор стабильности против хаоса — тот же выбор, который Михаил делал каждый день, доводя до совершенства свои хронометры.

В этом году ему исполнилось сорок девять лет. Тридцать из них он провел, считая секунды чужих жизней в своей мастерской на Петроградской стороне. Медная табличка с гравировкой "М.А. Старовойтов. Хронометрист" потускнела от времени — он не менял ее с тех пор, как унаследовал дело от отца.

Михаил снял очки, потер переносицу. Головная боль, ставшая его постоянным спутником в последние недели, пульсировала за глазными яблоками. Он не мог избавиться от ощущения, что время... заболело.

— Больное время, — пробормотал он, возвращаясь к разобранным часам лорда Морозова. Уникальная модель с двойным балансом, которую никто, кроме него, не взялся бы ремонтировать во всем городе. Секундная стрелка дергалась, будто в лихорадке. Механизм был исправен — он проверил дважды, до последнего зубца, до последнего камня.

Проблема была не в часах. Проблема была во _времени_.

Тихий звон колокольчика оторвал его от размышлений. Михаил не поднял головы — в последнее время клиенты часто жаловались на сбои хронометров. И всегда уходили разочарованными, потому что ничего нельзя починить, если сама ткань времени истончается.

— Вы чувствуете это, не так ли? Изменение качества времени, — произнес голос, который звучал одновременно близко и далеко, как эхо из колодца.

Михаил поднял голову. Перед ним стоял высокий седовласый человек в безупречном сюртуке без единой складки. Ткань казалась слишком совершенной, словно соткана из лунного света.

— У вас неисправные часы? — спросил Михаил автоматически, отмечая, как неравномерно движется время вокруг незнакомца. Оно закручивалось водоворотами, словно река вокруг камня.

— Мои часы идеальны, — незнакомец улыбнулся. — А вот время... Время нет. Вы это знаете. Вы всегда это чувствовали, с детства, не так ли?

В глубине души Михаил не удивился. Часть его словно ждала этого разговора всю жизнь. Карманные часы в жилете, с гравировкой "Время — единственное, что невозможно вернуть", вдруг стали горячими, почти обжигая кожу через ткань.

— Кто вы? — спросил он, снимая очки. Без них мир казался размытым, но фигура незнакомца оставалась неестественно четкой.

— Это неважно. Важно то, что происходит. — Незнакомец указал на стену с часами. — Посмотрите на них. Что вы видите?

Михаил обернулся. Каждый циферблат на стене показывал свое время — некоторые спешили, другие отставали, третьи словно застыли. Они никогда не вели себя так. Даже в самые странные дни, когда он явственно ощущал, как плотность времени менялась, его часы оставались точными. Потому что он _заставлял_ их быть точными.

— Распад, — произнес Михаил слово, которое пришло из глубины сознания. — Время... распадается?

— Не совсем, — незнакомец приблизился, и Михаил ощутил легкое головокружение. Запах озона и странный металлический привкус на языке. — Время пытается найти новый путь. Трещина в барьере между мирами расширяется. Скоро вам придется сделать выбор.

— Я часовщик, а не философ, — ответил Михаил, чувствуя, что говорит неправду. Вся его жизнь была философией времени, выраженной через хронометры. — Что за выбор?

Незнакомец коснулся разобранных часов на столе Михаила. Секундная стрелка вдруг замерла, как будто время перестало существовать в этой точке пространства.

— Сохранить привычный ход вещей, или позволить времени найти новую дорогу, — голос незнакомца стал глубже. — Вы могли бы стать больше, чем просто наблюдателем, Михаил Алексеевич. Вы могли бы стать... хранителем.

В голове Михаила промелькнули образы — хрустальные башни, воздушные корабли без паруса, люди, летящие между звезд. И темнота, пожирающая это всё. Головная боль усилилась, но вместе с ней пришло странное прояснение, словно он наконец увидел то, что всегда ощущал краем сознания.

— Я не совсем понимаю, — Михаил сглотнул, ощущая сухость в горле.

— Пока и не нужно, — незнакомец направился к двери. Его движения были слишком плавными, словно он плыл над полом. — Но знайте: вы не одиноки. Есть и другие, как вы. В других мирах. Люди, которые чувствуют... качество времени.

Колокольчик над дверью издал неестественно долгий звон. Незнакомец обернулся в последний раз:

— Скоро я вернусь, Михаил Алексеевич. Будьте готовы, когда это произойдет.

Дверь закрылась. Михаил с трудом сделал вдох, только сейчас осознав, что задерживал дыхание. В ту же секунду все часы в мастерской сошли с ума — все двести семнадцать хронометров начали бить полдень одновременно, хотя до него оставался еще час.

Звон наполнил мастерскую, отражаясь от стен, выплескиваясь в открытое окно. Михаил не пытался остановить его. Он стоял, ощущая, как время вокруг него натягивается, словно струна перед тем, как порваться, и в этой какофонии впервые за много лет он чувствовал себя... правильно.

Время текло к своему новому руслу. И, кажется, оно хотело взять его с собой.

***

Феликс вел машину одной рукой, второй отбивая ритм по рулю. Последняя сделка принесла ему больше, чем он рассчитывал — не просто деньги, а удовлетворение от идеально разыгранной партии. Когда лицо Игоря вытянулось при виде контракта, Феликс почувствовал знакомый трепет — как в детстве, когда угадывал, какую карту вытащит дядя Коля из потрепанной колоды.

Он опустил стекло. Вечерний город дышал весной — влажный асфальт после дневного дождя, цветущие липы, чей запах прорывался сквозь выхлопные газы, приглушенные басы из проезжающих мимо машин. Привычная какофония сложилась в его голове в карту возможностей. Завтра будет еще лучше. Нутром чуял.

Они с Алиной договорились встретиться в том новом ресторане у реки. Может, сегодня он наконец скажет ей... Нет, еще не время. Слишком хороший день, чтобы все усложнять.

Что-то изменилось в воздухе. Феликс это ощутил раньше, чем осознал — как пловец чувствует приближение акулы по едва заметной вибрации воды. Знакомый внутренний компас, безотказно работавший всю жизнь, вдруг сбился. Там, где секунду назад расстилалась ясная карта вероятностей, теперь зияла черная дыра.

Музыка из колонок резанула слух фальшивой нотой. Он потянулся выключить, и в этот момент боковым зрением заметил движение справа — стремительное и неестественное.

Феликс крутанул руль прежде, чем сознание успело обработать информацию. Тело среагировало быстрее разума — годы, когда каждое решение должно было приниматься мгновенно, не прошли даром. Но впервые этого оказалось недостаточно.

Он успел увидеть бок грузовика — ржавый, с облупившейся синей краской и надписью "Стройинвест". Успел подумать, почему не почувствовал его приближение. Успел удивиться, когда время замедлилось, растягивая секунды в вечность.

Визг тормозов. Феликс почувствовал странное спокойствие — как игрок, понявший, что карты сданы нечестно. Это была не его партия. Не его правила.

***

Ознакомьтесь с моей новой работой — технотриллером о секретах Системы, пожирающей миры!

VT-107 — раб-биоробот, собирающий энергию жизни из осколков мертвых миров, пока странный прибор - Резонатор не начинает его менять.

https://author.today/reader/453432/4212276