Хитра лиса,
Зоркие глаза,
Хвостом метёт,
В дом к тебе идёт.
В ту ночь было морозно и светло, огромная луна рассыпала по снегу свой серебряный свет, она заглядывала в окна деревенских домов, освещала дворы и широкие просёлочные дороги, да ещё верхушки высоких сосен, что росли в лесу, неподалёку от деревни.
На краю леса, одиноко притулилась изба с небольшим двором, где стоял лишь маленький курятник, да амбар для хранения припасов. Из трубы лениво тянулся дым, в окне тускло горел свет. Старая нянька качала колыбель и тихонько напевала под нос, словно самой себе, песню, которую ещё её бабка пела в те времена, которых теперь уж и не припомнить.
Дом закрой, засов запри,
Ночь снаружи, мы внутри.
Колыбель качаю,
Спи же, баю-баю.
Жар живёт внутри печи,
Греет нас огонь в ночи.
Колыбель качаю,
Холод прогоняю.
Малютка вскоре уснул, и, посапывая в своём маленьком сонном мирке, чувствовал себя спокойно и защищённо. Внешний мир его не тревожил и будто бы не существовал. Старая женщина и сама уже клевала носом, поэтому не заметила, как мальчик уснул, и всё продолжала в полудрёме мурчать ему старинную мелодию, покачивая рукой колыбельку.
Бродит Дрёма по дворам,
Сны кладёт он в свой карман.
Колыбель качаю,
Дрёму подзываю.
Снов пастух и друг Луны,
Колыбель рукой качни,
Спит младенец чутко,
Успокой малютку.
Если ты поможешь мне,
Вымочу я хлеб в вине —
Угощу тебя я,
Дам пол каравая.
Со двора донёсся шум, куры в курятнике захлопали крыльями и закудахтали. Нянька вздрогнула, будто кто-то шлёпнул её хорошенько, и, всхрапнув, открыла глаза. Она даже привстала с табурета от неожиданности. Ничего не понимая спросонья, прислушалась к звукам, идущим со двора. В курятнике явно кто-то хозяйничал.
— Лиса пробралась. Воровка, — с досадой прошипела бабка, осознав, что надо бы выйти и прогнать зверя, пока не перебил всех кур.
Малыш и не думал просыпаться, его сон не так легко было нарушить. Убедившись в этом, женщина надела тулуп, валенки, и вышла в сени. На выходе она немного замешкалась, схватила старый ухват, стоявший в сенях за дверью, и вышла на мороз. «И надо же было, именно в то время как в доме нет никого, лисе пробраться!» — негодовала старушка. Но делать нечего, надо кур спасать. Быстрым шагом она направилась к курятнику, бегать то уж лет десять как не могла, ноги подводили. Уже подходя к месту, старуха поняла, что возни более не слышно, лишь тревожно кудахчут куры, да шуршат крыльями от страха. Заглянув в курятник, сразу у порога, и ещё поодаль, у стены под насестом, разглядела она пару растерзанных тушек, но остальная птица была цела, и лишь шибко напугана. Лисы нигде не было. «Видно, шаги мои спугнули» — решила бабуля, и посмотрела на снег, на котором виднелись следы валенок. Но следы эти не единственными были, увидела женщина и лисьи следы, которые вели не к забору, вон со двора, а кругом и, прямёхонько, к двери избы. Глянула бабка, а дверь-то распахнута! Громко ругаясь, бросилась старушка к избе, в сени заскочила, готовая лисицу ухватом огреть, да только не было никого в сенях — пусто уж, только след кровавый в горницу ведёт, да дверь приоткрыта.
Бабка в ужасе метнулась в избу, а как вошла, так и обомлела от страха, старая. Лиса без правого уха стояла у колыбели, держа младенца в лапах, словно и не животное она была, а человек. Миг, и потемнело в глазах у старушки, со вздохом осела она на пол, только половицы скрипнули. И была недвижима более.
А лисица обернула малютку хвостом своим пушистым, и тихонько выскользнула из избы, прихватив на кухне кусок каравая, да ещё вина в глиняном кувшине. Сложила всё это в сумку, что для хранения еды в пути, и была такова.
Малыш и не проснулся, когда она вышла в ночь, ступая мягко лапками по насту, и пошла в сторону леса.
То была Хелена, потерявшая в один вечер и мужа, и сына своих.
